религии, языка и знаний, что ограничивает способы мышления и становится причиной того, что патриархатные постулаты усваиваются не только мужчинами, но и женщинами». В частности, в связи с критикой либерального феминизма, радикальные феминистки поставили под сомнение претензии философии и политической теории на полноту разума и его универсальность. Они утверждают, что последние базируются на мужской парадигме, которая игнорирует или обесценивает опыт и способы мышления женщин, «так что «объективность» в действительности означает субъективное восприятие мужчин». В этом контексте вся культурная и научная жизнь рассматривается как политическая арена, где следует выявить мужские предубеждения и утвердить женское знание. Например, феминистская литературная критика вскрывает патриархатные допущения и властные установки, заложенные в литературных текстах, а феминистки-историки восстанавливают женскую историю и провозглашают право женщин на знание своего прошлого. Дэйл Спендер в своей книге «Язык, созданный мужчинами» (1985) пишет, что мужской контроль над женщинами осуществляется также на уровне используемого языка, потому что язык – это не нейтральное средство общения: он выстраивает наше мышление адекватно восприятию мужчин и не включает женский опыт. Для проговаривания женского опыта в современном (патриархатном) языке просто нет слов. В контексте такого понимания положения дел с языком неудивительно, что Б. Фридан смогла описать недовольство американских домохозяек как «проблему», у которой нет названия. Поэтому обозначение их социального положения становится первым жизненно важным шагом для феминисток, пытающихся понять и изменить это положение. Такие выражения как «сексизм» или «сексуальные домогательства», не являются просто «феминистским сленгом», но содержат переопределение реальности с женской точки зрения [см. 28, 230–231]. Целый ряд радикальных феминисток, развивая дальше идеи о мужском знании и языке, попытались создать альтернативные методологии и лингвистические структуры, которые, по их мнению, не привязаны к мужской логике и предоставляют женщинам возможность достичь более высокого и полного понимания мира. Самая известная из них Мэри Дели (книги «По ту сторону Бога-Отца», «Гин / Экология»). По ее мнению, «женщины имели власть обозначать, но эта власть у них была украдена». Поэтому женщины должны бороться против обманов языка и логики – «группового изнасилования не только тел, но и умов», изобретая новые слова и лингвистические формы, а

сними открывать и новые способы бытия. Сюда входят перевертывание

сног на голову господствующих ценностей и драматическое утверждение власти Мегер, Гарпий, Фурий, Амазонок и Старых Дев, сопротивляющихся власти мужчин, летая выше и вне их понимания [см. 28, 232]. Но при всей оригинальности постановки вопроса о языке, культу-

93

ре, знании у М. Дэли было немало перехлестов, которые никак нельзя было принять: женщины абсолютно хороши, а мужчины абсолютно плохи; создадим закрытую женскую культуру, а мужская культура нам не нужна; энергию женщин надо направить исключительно на работу над собой, а не на взаимодействие с властью и т. п.

Общий вывод В. Брайсон, касающийся радикального феминизма, следующий: радикальный феминизм подрывает устои традиционной политической теории. Ее не только переписывают заново, поставив во главу угла женщин и их угнетение, но и переопределяют саму природу политики, так как разграничение общественное/частное объявляется радикальным феминизмом недействительным и утверждается, что власть присутствует в самых интимных личных отношениях. Радикальный феминизм – принципиально новая теория, и многие ее открытия скорее находятся в зачаточном состоянии, чем разработаны до конца. Следовательно, к ее предложениям следует относиться с осторожностью и критически. В частности, очень важно избегать упрощенных объяснений причин угнетения женщин и подходить к различным способам политических действий феминизма скорее как взаимно дополняющим, чем альтернативным. «Для того чтобы эти действия были эффективными, они должны опираться на реалистическую оценку власти, что позволяет анализировать структуры патриархата не как повсеместно угнетающие, а как множество арен борьбы, на которых могут существовать разные возможности и могут быть завоеваны разные преимущества. Также необходимо исследовать отношения патриархата с другими формами неравенства. В борьбе женщин есть, безусловно, собственная динамика: женщин с мужчинами разделяют гендерные интересы, но одновременно их могут объединять расовые или классовые цели» [см. 28, 238–239]. С этими выводами В. Брайсон можно согласиться.

2.5.3. Марксистский и социалистический феминизм

Современный марксистский и социалистический феминизм

Основным тезисом всех течений марксистского и социалистического феминизма является убеждение, что положение женщин нельзя рассматривать в отрыве от социально-экономических отношений и что любое значимое улучшение в их жизни требует изменения данных отношений. Сформулированные еще в начале XIX века (утопический социализм), идеи социалистического феминизма прослеживаются в последующие эпохи – вплоть до нашего времени. К этому основному положению марксизм добавил мысль о том, что общество не может измениться в результате призывов к разуму и справедливости. Необходима коллективная классовая борьба, которая может быть успешной только на определенной (достаточно высокой) стадии экономического и общественного раз-

94

вития. Из этого следует, что угнетение женщин обусловлено исторически и что оно может прекратиться только в результате социалистической революции, которая сама по себе есть продукт конкретной исторической ситуации. В интерпретации «поздних марксистов» (А. Бебель, К. Цеткин) эта идея была фактически сведена к вульгарному экономическому детерминизму. Александра Коллонтай пыталась дать более сложный анализ женскому вопросу, но ее взгляды были вскоре забыты.

Как пишет В. Брайсон, в 30-х годах прошлого века все социологи

СССР в решении женских проблем следовали официальной доктрине о том, что «женский вопрос» является продуктом капиталистического общества и, следовательно, он советской властью уже решен. Однако начиная с 60-х годов было признано, что в Советском Союзе остались еще нерешенные проблемы, касающиеся женщин. В частности, социологи приводили документальные доказательства о высоких нагрузках, переносимых женщинами, сочетавшими оплаченный труд и домашние обязанности. Эти и иные проблемы толковали как неантагонистические противоречия, разрешаемые в рамках существующей социально-экономи- ческой структуры. Позже, в эпоху «гласности» и «перестройки», женские проблемы были включены в политическую повестку дня в Советском Союзе. Но классический марксистский постулат о том, что для освобождения женщин необходимы материальная независимость и полное участие в экономике, начал все более отвергаться в пользу возрожденной идеи о значимости традиционной роли женщины в семье. В отличие от позиции классического марксизма утверждалось, что двойная нагрузка женщин не может быть снята посредством коллективного ведения хозяйства и ухода за детьми. Нужно действовать через расширение возможностей частичной занятости и гибкий рабочий график.

Явную неразработанность феминистских идей социалистического и марксистского толка в 60-е годы ХХ ст. на Западе В. Брайсон объясняет тем, что левые активистки были совершенно не готовы к критике со стороны радикальных феминисток, обвинявших действия феминисток марксистской и социалистической ориентации в сексизме и заявлявших, что их теории – это патриархатная идеология, служащая для того, чтобы скрывать реальность угнетения женщин. Те, в свою очередь, объявляли радикальный феминизм буржуазным отклонением, направленным на разобщение рабочего класса, но последние двадцать-двадцать пять лет, по мнению В. Брайсон, феминистки марксистского и социалистического направления взялись за дело и стали разрабатывать дальше социалистические и марксистские подходы к решению женских проблем. Главными темами исследования были: домашний труд, женщины и рынок труда, капитализм и патриархат, отчуждение и социальное воспроизводство.

95

Дискуссии о домашнем труде проходили в 70-х годах ХХ ст. на страницах британского журнала «Новое левое обозрение». Классический марксизм оставлял вне поля своего внимания неоплачиваемый домашний труд женщин, и это было признано феминистками-марксистками и социалистками за серьезное упущение. Однако возникли разногласия по поводу того, какое место занимает домашний труд при капитализме: является ли он формой докапиталистического производства, которая находится вне денежной экономики, или можно считать, что он имеет меновую стоимость в чисто марксистском понимании (в виде рабочей силы взрослого мужчины, продаваемой как любой предмет потребления на рынке, когда его одежда аккуратно выглажена, бутерброды положены в карман). Эти разногласия не были чисто «академическими», поскольку «значение домашнего труда при капитализме имеет отношение к виду политическогопротеста, ккоторомумогутприбегнутьженщины» [см. 28, 246].

Мнения по поводу домашнего труда разделились: часть феминисток заявляли, что поскольку домашний труд имеет цену, так же как и любые формы производительного труда, то роль домашней хозяйки не менее важна стратегически, чем роль фабричного рабочего, а дом как таковой может рассматриваться как пространство антикапиталистической борьбы, так как «женщина – рабыня оплачиваемого раба, а ее рабство обеспечивает рабство ее мужа». Исходя из этого, женщины не должны выходить на рынок труда, а ее домашний труд должен быть оплачен. В контексте таких требований домашний труд выступает как часть классовой борьбы. Международная кампания «Оплата домашнего труда» была подвергнута критике со стороны других феминисток-марксисток за то, что требование оплаты домашнего труда тем самым закрепляло его за женщинами как их обязанность и за нереалистичность таких требований. Но участники дискуссий по проблеме домашнего труда пришли к единому мнению, что домашний труд не просто является услугой конкретному мужчине, но, что он служит интересам капиталистической экономики, воспроизводя и сохраняя рабочую силу наиболее дешевым и эффективным способом, из чего, в свою очередь, следует, что мужское превосходство в семье не просто факт индивидуального патриархатного угнетения, но что оно заключено в экономических структурах [см. 28, 246– 247].

Такимобразом, делает вывод В. Брайсон, дискуссиио домашнем труде показали, что неоплачиваемая работа, исполняемая женщинами в доме, связана с экономикой в широком смысле, и объяснили, что семья в условияхкапитализма продолжает выполнятьважную экономическую, атакже идеологическую и психологическую функцию, которая должна приниматься во внимание при выработке любых стратегий социального изме-

96

нения. В результате вместо изначального предположения о том, что домашний труд не является проблемой, заслуживающей внимания, которая будет разрешена автоматически «после революции», был поставлен принципиальный вопрос о реальном экономическом положении женщин. В этих дискуссиях, однако, не ставился вопрос о том, почему домашний труд выполняется преимущественно женщинами, и не исследованы ранее существовавшие структуры или же патриархатные установки, которые создали существующую систему разделения труда. Таким образом, предположение о том, что мужчинам так же, как и капитализму, выгодно такое положение вещей, так и не было сформулировано. Подобным же образом не были осмыслены межклассовые различия в положении женщин и не была рассмотрена динамическая взаимосвязь между гендерными различиями и капиталистической экономикой, в которой потребность в домашнем обслуживании вступает в конфликт с потребностью в женском оплачиваемом труде. Последствия этого определяются не просто абстрактными «капиталистическими потребностями», но и тем, как организованная система занятости выступает в защиту «семейного заработка» мужчин, и в которой возрастают феминистские требования увеличения мужского участия в домашнем труде.

Женщины и рынок труда

Для ряда феминисток-марксисток значение женского домашнего труда определяется не тем, каким образом он интегрирует семью в капитализм, а тем, как он определяет отношение женщин к денежной экономике. Зависимость женщин от мужчин – добытчиков приводит к тому, что их зарплаты гораздо ниже в сравнении с зарплатами мужчин, поскольку работодателям нет необходимости выплачивать им полную стоимость воспроизводства их собственной рабочей силы или же воспроизводства следующего поколения. В свою очередь, заниженная оплата труда закрепляет как их экономическую зависимость в браке, так и экономическую потребность в замужестве. Эта зависимость также означает, что женщин можно сделать безработными гораздо легче, чем мужчин во время экономического спада. Отсюда и берет начало понятие «резервная армия труда», которое Маркс считал основополагающим для анализа экономического положения женщин в условиях капиталистической экономики. В соответствии с его теорией потребность капитализма в рабочей силе колеблется в соответствии с циклами экономических подъемов и спадов. Следовательно, необходимо наличие маргинальной группы работников, от которой можно избавляться во время экономического спада. И хотя Маркс не называл конкретно, что это за резервная группа, феми- нистки-марксистки считают, что наиболее подходят к ней по своему реальному положению – женщины. Но в этом случае не учитывается, что

97

относительно низкая заработная плата женщин порождает прямо противоположную тенденцию предпочтения женского труда, что мужчины работают в сферах труда, наиболее уязвимых в период спадов (фабричный труд), а также то, что существование в обществе хотя бы минимальных социальных гарантий создает условия для существования мужской безработицы.

И все же домашние обязанности женщин снижают их возможности на рынке труда. Их труд скорее, чем мужской, обозначается как «неквалифицированный». Более того, вполне правомерны утверждения, что понятие «квалификация» не только не объективно и гендерно не нейтрально, но «зачастую» является идеологической категорией, обусловленной борьбой мужчин за сохранение доминирующего положения в иерархии полов, и что мужчины нередко успешно сопротивлялись процессам «дисквалификации» и переадресовывали ее женщинам. Исходя из этого, женщинам платят меньше не просто потому, что они не имеют достаточной квалификации, но потому, что мужчины-рабочие смогли защитить свои интересы за счет женщин (не без помощи в этом профсоюзов) [см. 28, 248–249].

Двойственная система «капиталистического патриархата»

Для многих феминисток-марксисток и феминисток-социалисток взаимодействие классового и гендерного неравенств означает, что в истории существуют две динамические силы – классовая и гендерная борьба. С этих позиций, современное общество должно рассматриваться как капиталистическое и патриархатное одновременно. И хотя эти социальные системы связаны друг с другом, ни одна из этих «двойственных систем» не может быть сведена друг к другу. Данные системы усиливают друг друга, но могут и вступать в конфликт (яркий пример: потребность капитализма в женской рабочей силе и одновременно противоречащее ей патриархатное требование обеспечения индивидуального обслуживания в семье). Феминистки подчеркивают, что марксизм совершенно упускает из виду, что мужчины, так же как и капитализм, выигрывают от существующего положения вещей (в смысле уровня жизни, свободного времени и т. д.), а потому заинтересованы в поддержании женского угнетения. Поэтому падение капитализма еще не означает уничтожения эксплуатации женщин патриархатом, которая существовала и до капитализма и может существовать после него. Неслучайно бывшие социалистические общества не смогли решить проблему домашнего труда и фактического подчинения женщин мужчинам [см. более подробно 28, 251–255].

В вину традиционному марксизму ставится и факт его уклонения от анализа внеэкономических факторов угнетения женщин (социальных,

98

сексуальных, эмоциональных, физических) в таких сферах как сексуальность, родительство, семья и др. Так, Джулиет Митчелл в книге «Женщины, самая долгая революция» (1966) выделила четыре структуры, влияющие на положение современных женщин: в дополнение к структуре производства, традиционно рассматриваемой марксизмом, по ее мнению, необходимо исследовать также структуры, заложенные в семье – воспроизводство, сексуальность и социализация детей. Исходя из данных факторов, Дж. Митчелл анализирует те способы, с помощью которых женщинами усваивается их подчиненная позиция и конструируется система видимого согласия между полами. Это, в свою очередь, предполагает исследование функции бессознательного (обращение к фрейдизму), а также того, какими путями формируется идентичность взрослого человека в обществе. Ее аналитический подход приводит к выводу о необходимости автономии женских организаций; как угнетенная социальная группа, женщины должны сами бороться за свое освобождение.

Отчуждение и социальное воспроизводство

В ряде современных феминистских марксистских теорий для объяснения угнетения женщин в семье используется концепция отчуждения Маркса. Если у Маркса развивался тезис о том, что труд стал отчужденным видом деятельности, контроль над которым рабочими утрачен и перестал быть выражением человеческого творчества, то феминистки расширили эту идею, утверждая, что у женщин отчуждение происходит не только в сфере оплачиваемого труда, но также в семье и в частной жизни. Здесь подразумевается утрата контроля над сексуальностью и воспроизводством и обеспечение эмоциональной поддержки мужчинам в таких формах, которые игнорируют потребности женщин. Интимные отношения по отношению к женщине лишь формируют структуру ее угнетения в семье. В итоге, если отчуждение превращает мужчину в рабочий инструмент на производстве, то женщину – в инструмент сексуального удовольствия мужчины в семье. И личные отношения женщин не могут пониматься как свободно выбранная форма выражения собственных желаний, но как навязанные им отношения. Это отчуждение, однако, внешне не проявляется, поскольку отношения в семье не определяются деньгами, а господствующая идеология не признает, что они основаны на чем-либо, кроме любви. Мужчины выигрывают эмоционально, сексуально и экономически от такого скрытого отчуждения, следовательно, они будут всячески сопротивляться любым попыткам коммерсализации отчуждения, поскольку это будет означать финальную стадию отчуждения [см. 28, 258–259]. Воспроизводство и сексуальность традиционно игнорировались политическими теориями. Настало время ввести их в контекст марксистской исторической концепции.

99

Социалистический феминизм

Если в Америке большим влиянием пользовался либеральный и радикальный феминизм, то в Европе, где социалистические партии и профсоюзы ведут значительно более активную политическую деятельность, популярен социалистический феминизм, в котором по-прежнему доминируют социалистки-интеллектуалы среднего класса. С начала 70-х годов рассуждения левых о зарождающейся революции практически сошли на нет и сменились более прагматичным подходом, при котором предпочтение оказывалось реформе системы изнутри и коалициям «прогрессивных» групп, а не «революционному свержению капитализма» и классовой борьбе. Поэтому первоочередной задачей феминисток-социалис- ток в Британии стала критика сексизма в профсоюзах и левых партиях, кампания в поддержку лейбористской партии на выборах и организованные действия вокруг конкретных требований, относящихся к классовым, гендерным, расовым и экологическим проблемам, поскольку считалось, что эти проблемы взаимосвязаны (В. Брайсон). Этой позиции подведен итог в широко обсуждавшейся книге «За фрагментами» (1979), которая была пронизана оптимизмом в решении стоящих перед феминистками проблем. Хилари Уэнрайт, Шила Роуботтам и Линн Сигал пытались здесь переформулировать социалистическую концепцию женского вопроса, подвергнув критике элитарность, сексизм и иерархичность существующих левых организаций, и поставили вопрос о создании новых общественных организаций, которые бы могли организовать более демократическое и массовое движение против всех форм угнетения. Они также утверждали, что феминистская критика всех форм власти имеет центральное значение для социализма как движения по изменению общества и его модели в будущем. Было особо подчеркнуто, что движение за освобождение женщин есть часть процесса создания нового общества, в котором будут отсутствовать любые формы господства. Но в 80-х годах оптимизм социалисток-феминисток резко идет на убыль. Это, с одной стороны, по мнению В. Брайсон, объясняется экономическим спадом и изменением общего политического климата, другой – реакция на критику радикального и «черного» феминизма элитарности социалисток. Но несмотря на то, что социалистический феминизм находится сегодня в оборонительной позиции, его нельзя сбрасывать со счета женского движения [см. 28, 264–268].

2.5.4. Психоаналитический феминизм

Отношение к психоанализу в феминизме двойственно. С одной стороны, Бетти Фридан и Кейт Миллет резко критиковали Фрейда за биодетерминизм. Файерстоун нравился акцент на сексуальности, но она считала неверным, что Фрейд оценивал фаллос как предмет желания

100

женщин и не оценивал его как символ власти. Кроме того, она критиковала Фрейда за то, что он не увидел репрессивной функции семьи по отношению к детской сексуальности, от чего, по ее мнению, проистекают многие беды [155, 74]. Симона де Бовуар, Бетти Фридан, Кейт Миллет, Глория Стайнем обвиняли психоанализ в том, что он пытается обосновать женскую пассивность и таким образом становится одним из инструментов подавления женщин.

С другой стороны, Джулиет Митчелл, Жермина Гриер, Дороти Диннерстайн, Нэнси Чодороу полагают, что сам психоанализ можно использовать для понимания глубинных психических процессов и дают феминистскую реинтерпретацию традиционного фрейдизма. Они считают психоанализ полезным для феминизма, поскольку он обращается к бессознательному уровню психики человека и может помочь женщинам лучше понять и личностные и политические измерения их жизни. В отличие от тех, кто видит в психоанализе только инструмент подавления женщин, феминистские сторонницы Фрейда признают его важным для понимания процессов, протекающих внутри патриархатной культуры. Именно эти процессы должны изменить женщин, если они хотят избавиться от угнетения. По мнению данных феминисток, основополагающей для понимания положения женщины в обществе является концепция страха, который бессознательно испытывают все мужчины по отношению к образу матери и женской репродуктивной способности. Именно этот страх и является причиной возникновения патриархата как власти мужчин и подавления женщин.

Как подчеркивает О. А. Воронина, критика и реинтерпретация фрейдовской теории развивалась и в рамках самого психоанализа. Так, в частности, Альфред Адлер, Карен Хорни и Клара Томпсон в значительной степени отошли от фрейдовского биодетерминизма и уделяли большое внимание тому, как влияет на формирование психики человека культура. Рассматривая маскулинность, Адлер, Хорни и Томпсон говорили о мужском доминировании и, по мнению ряда феминисток, продемонстрировали политический (а не просто психоаналитический) анализ женской ситуации, чего Фрейд не делал. Во-вторых, в отличие от фрейдовской дуалистической теории развития мужской и женских психик, они предложили универсальную концепцию развития психики человека. Адлер, Хорни и Томпсон продвигали идею о том, что креативность, активность и развитие личности имеют гендерную (т. е. искусственную) основу, что не оставляло места для утверждения о существовании неизменной женской природы. Эти же мыслители считали, что самость (Я) развивается уникально и индивидуально в каждой личности и что развитие происходит из взаимодействия между природой и культурой. Для Адлера, Хорни и Томпсон не существует одного универсального, здо-

101

рового, нормального мужского Я и другого универсального, здорового и нормального Я для женщин. Наоборот, существует столь же Я (личностей), сколько людей [см. 155, 75].

Первой из книг, в которой психоанализ использовался для феминистских целей, была работа Джулиет Митчелл «Психоанализ и феминизм» (1974). С тех пор на эту тему написано множество книг и статей, прошло немало дискуссий. С одной стороны, Митчел не считает фрейдовскую теорию примитивным провозглашением лозунга «биология – это судьба». Наоборот, она полагает, что Фрейд демонстрировал, как именно социальное существо появляется из биологического. Психосексуальное развитие по Фрейду, считает она, это процесс «социальной интерпретации» биологии, а не манифестация биологической судьбы. И хотя Митчелл согласна с Фрейдом о том, что Эдипов комплекс универсален, она одной из первых реинтерпретирует его с феминистских позиций.

Еще один фрейдовский постулат, который, по мнению Митчелл, имеет большое значение – это табу инцеста. Она убеждена, что без него человеческое общество было бы невозможно. Митчелл также во многом следует идеям Леви-Стросса, который считая, что если сексуальные отношения разрешены внутри семьи, то тогда отсутствует стимул к тому, чтобы семья вышла за свои границы для создания репродуктивного альянса между собой и другими биологическими семьями, то есть для создания расширенной сети, которую мы зовем обществом (О. А. Воронина). Табу инцеста существует не потому, что «это биологически неверно, а потому, что команда к экзогамному обмену запрещает эндогамию». В настоящее время поскольку конструкция общества не зависит более от мужского обмена женщинами, постольку нет более и социальной необходимости в патриархате, считает Митчелл.

Однако патриархат существует. На чем же он основан сегодня? Ответ Митчелл ошеломляет: она утверждает, что специфическая психология женщин, продуцируемая Эдиповым комплексом и комплексом кастрации, стала существенной константой (и даже основой) патриархатного общества. Не имеет значения, где и когда живет женщина, богата или бедна, черная или белая, красивая или уродливая, «в отношении закона отца» каждая женщина имеет приблизительно тот же самый статус и функции, как и любая другая. Поскольку Митчелл была убеждена, что причины подавления женщин лежат глубоко в человеческой психике, она отвергла представления либеральных феминисток о том, что социальные реформы, нацеленные на предоставление женщинам равного места в обществе, могут быть эффективными. Право голоса, равное образование и политика позитивных действий могли бы изменить «выражение феминности», но они не могут, по ее мнению, значительно

102