Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Белкин_ Проблемы криминалистики

.pdf
Скачиваний:
30
Добавлен:
16.02.2016
Размер:
1.49 Mб
Скачать

безоговорочно исключены из арсенала следователя и работника органов дознания.

^

Это бесспорно и не нуждается в обсуждении. Ясно, что до-пустимо только правомерное психическое воздействие. Но от того, что понимать под таким воздействием, зависит и определение средств воздействия, признание законными и допустимыми или, наоборот, незаконными и аморальными тех" или иных приемов и средств воздействия. Именно поэтому проблема приобретает чрезвычайную научную и практическую остро-ту, чему способствуют и встречающиеся еще высказывания о недопустимости вообще какого-либо воздействия на проходящих по делу лиц. «Запрещение домогаться показаний обвиняе­ мого путем насилия, угроз и иных незаконных мер, -^- отмечается в Комментарии к УПК РСФСР, подготовленном ленинградскими учеными, — это недопустимость применения каких бы то ни было мер физического или психического воздействия при допросах не только обвиняемого, но и других лиц»ч° (курсив наш. — Р. Б.).

>

Общее определение воздействия на человека удачно, как нам кажется, сформулировал Н. П. Хайдуков: «Воздействие на человека есть процесс передачи информации от субъекта воздействия посредством различных методов и средств, отражение этой информации в психике данного л*ща, способной вызвать соответствующую реакцию, которая проявляется в его по-веденрш, деятельности, отношениях и состояниях, становясь 150

доступной для восприятия воздействующим посредством «обратной связи»31. Основным признаком правомерного психиче-ского воздействия признается сохранение подвергающимся воздействию свободы выбора позиции*2. К этому добавляют и наличие условий для изложения своей позиции, для ее выбо-ра33 и непротиворечив законности и нравственным принципам общества34.

«Правомерное психическое влияние, — как обоснованно замечает А. Р. Ратинов, — само по себе не диктует конкретное действие, не вымогает показание того или иного содержания, а, вмешиваясь во внутренние психические процессы, формирует Правильную позицию человека, сознательное отношение к сво-им гражданским обязанностям и лишь опосредствованно приводит его к выбору определенной линии поведения»35. Развивая эту мысль, А. В. Дулов специально Подчеркивает, что воз­ действие всегда должно строиться'так, чтобы не только сохранились, но и дополнительно создавались стимулы для активного психического участия лица, на которое оно оказывается, во всех действиях по расследованию и судебному рассмотрению уголовных дел36.

Таковы исходные положения советской судебной психоло-гии по вопросу о правомерном психическом воздействии. К этому можно еще добавить, что психическое воздействие оказывается следователем на всем протяжении производства по делу, ибо всякое общение есть воздействие, а не только при допросе, да и то не всегда, как пблагает Ю. В. Кореневский37.

Позиции противников приведенных исходных положений противоречивы. С одной стороны, они говорят об ошибочности общей концепции психического воздействия в уголовном судопроизводстве38, с другой — полагают, что, если психическое воздействие «понимается как положительное влияние на психику человека, как чзоздайие наиболее благоприятных условий для течения психических процессов, поддержания активных психических состояний и проявления положительных психических свойств личности, то такое психическое воздействие в советском уголовном судопроизводстве вполне правомерно и Ой полезно» .

Считая, что наличия свободы выбора позиции недостаточно для определения правомерности психического воздействия, И. Ф. Пантелеев полагает необходимым для свободного выбора благоприятное психическое состояние лица, на которое оказывается

воздействие, нормальное течение психических процессов, когда берут верх его положительные психические свойства40. Но что может скрываться за словами — «благоприятное психическое состояние»?

При активном противодействии установлению истины «благоприятным психическим состоянием» подозреваемого или обвиняемого будет состояние осознания своей безнаказан151

ности, бесплодности усилий следователя 'По изобличению ви-йовного и т. п. .Очевидно, такое состояние действительно обеспечивает «нормальное течение психических процессов», ибо успокаивающе действует на лицо, противодействующее следствию. Но едва ли оно будет способствовать тому, чтб возьмут верх его положительные психические свойства. Скорее нао-борот.

Вусловиях же реального изобличения, неминуемо сопровождающегося, например, эмоциональным напряжением до-прашиваемого, как раз и возникают такие благоприятные условия, когда должны взять верх его положительные психиче-ские свойства, если он их не утратил. Кстати, понятие нормального течения психических процессов имеет не абсолютное, а относительное, ситуационное значение. Течение психических процессов считается нормальным, если оно соответствует переживаемому психическому Состоянию (спокойное в условиях стресса, оно не будет нормальным). Видимо, И. Ф. Пантелеев под нормальным течением подразумевает именно спокойное, однако можно ли ожидать, что психические процессы в уело-виях следствия будут протекать во всех случаях спокойно, если даже вызов на допрос в качестве свидетеля по самому незначительному поводу приводит к заметному эмоциональному возбуждению.

Как свидетельствует следственная практика и подтверждают; психологические исследования, относительное спокойствие обвиняемый испытывает лишь после осознания своей вины и признания в ней, т. е. после разрешения конфликта. Но и тогда это спокойствие относительно, поскольку судьба его еще не решена судом, наказание не определено, и это вызывает озабоченность и тревогу Только полное безразличие к себе и окружающим как следствие ^сихлческой депрессии может быть принято за то «спокойствие», которое, очевидно, хотел бы ви-* деть в идеалу И. Ф. Пантелеев.

Итак, психическое воздействие может и должно быть правомерным. Это зависит от правомерности средств воздействия.

Вкриминалистике и судебной психологии вопрос о правомерности средств воздействия исследован достаточно подробно, сформулированы те условия (критерии) допустимости приема, средства воздействия, которые необходимы для признания его правомернымЭто:

1)

законность» т. е. соответствие средства, приема воздействия букве и

духу закона;

 

2)

избирательность воздействия, т. е. направленность воздействия

лишь на определенных лиц и нейтральность по отношению к остальным. «Необходимо, чтобы они (средства психического воздействия. — Р. Б.) давали положительный эффект только в отношении лица, скрывающего правду, препятствующего установлению истины,

— пишет А. Р. Ратинов, — и б$1ли 152

бы нейтральны в отношении незаинтересованных лиц. Образно говоря, психологические методы должны4быть подобны ле-карству, которое, действуя на больной орган, не причиняет никакого вреда здоровым частям организма»41, Оказалось, что это правильное положение очень легко вы-- дать за пропаганду

психического насилия, стоит только произвести невинную, на первый взгляд, подстановку лишь одного слова. Без первой части процитированного предложения, в изложении И. Ф. Пантелеева» мысль А. Р. ]ратинова приобретает такой вид: «По мнению ^ке некоторых авторов, «средства психического воздействия должны обладать избирательным дей­ ствием», применяться (курсив наш — Р. В.) «только в отношении лица, скрывающего правду, препятствующего установле-нию истины..,» и далее по теисту А. Р. Ратинова.

И Ф. Пантелеев также делает вывод: «Здесь мысль автора обнажена еще больше и, как это очевидно, касается таких методов, которые отнюдь не равнозначны правомерному психическому влиянию и применяются лишь в отношении недобро-совестных «больных» А кто же ставит диагноз? Тот же, кто црименяет методы психического воздействия (следователь). Почему же у автора не возникает вполне реальное предположение, что «диагноз» может быть ошибочным, что показания «недобросовестного» и есть та единственная правда, которую {может быть, сознательно или неумышленно) искажают те, кто сегодня представляется следователю «добросовестным»?»42.

Но все эти обличения бьют мимо цели, ибо А. Р. Ратинов, как легко убедиться, вовсе не предлагал применять средства психического воздействия только в отношении лица, скрывающего правду, он писал, что они должны давать положительный эффект только в отношении этого лица и быть нейтральными к другим, а это совершенно иная мысль. Следователь ставит «диащоз» с помощью средств воздействия, а вовсе не до их применения, произвольно, по своему усмотрению. Речь-то идет не об избирательном применении, а об избирательном воздействии этих средств, как раз об их «диагностическом» значении, т. е. о противоположном тому, что -И. Ф. Пантелеев приписывает А. Р. Ратинову с помощью добавления только од<-ного, но искажающего весь смысл критикуемого положения слова «применяться». Такой метод критики едва ли служи**1 выяснению истины в споре; 3) этичность. Средства психологического воздействия должны соответствовать

принципам социалистической морали, быть нравственными. «Следовать иезуитскому правилу «цель чтравдывает средства» — значит забывать, что применением^ недостойных средств можно испоганить и извратить люб^ю благородную цель, — справедливо замечают А. Ратинов ~к Ю. Зархин. — Подобно тому, как «святость» средств не делает 1*8

безнравственную цель возвышенной, так и цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель43. Приме-няя аморальные средства, мы, возможно, и сделаем шаг вперед в каком-либо отношении. Но мы можем сделать этот шаг, не прибегая к подобным средствам; используя же их, мы тут "же делаем два шага назад, деморализуя и развращая людей, снижая их активность и политическую сознательность, содействуя росту цинизма и безверия»44.

Наиболее полно этические требования, предъявляемые к тактическому приему, изложены в докторской диссертации' И. Е. Быховского. Он обоснованно считает, что тактический прием не должен унижать честь и достоинство участников расследования; не должен влиять на позицию невиновного, способствуя признанию им несуществующей вины; не должен оправдывать само совершение преступления и преуменьшать его общественную опасность; не должен способствовать оговору невиновных или обвинению виновных в большем объеме, нежели это соответствует их действительной вине; не должен основываться на неосведомленности обвиняемого или иных лиц в вопросах уголовного права и процесса; не должен способство-вать развитию у обвиняемого или иных лиц низменных по-буждений и чувств, даче ими ложных показаний, совершению иных аморальных поступков; не должен основываться на сообщении следователем заведомо ложных сведений; не должен подрывать авторитета органов прокуратуры, МВД и суда45. К этому можно добавить, что в основе тактического приема не должна лежать никакая форма неправомерного насилия.

В предыдущей главе мы указывали на две основные цели тактического решения в условиях конфликтной ситуации: формирование у противника истинного представления об обстановке и условиях, в которых ему предстоит действовать, или целей, совпадающих с целями следователя (1), и создание условий для формирования у противника ошибочных предста- • влений о тех или иных обстоятельствах дела, целях следователя и его действиях, состоянии расследования (2). Средством до-стижения второй из этих целей и является преимущественно тактическая комбинация. Рассмотрим разработанные А. Р. Ратиновым варианты этой цели46 в совокупности с высказанными в

отношении

их

критическими

замечаниями

его

оппонентов.

(

1.Формирование у подозреваемого или обвиняемого ошибочного представления об обстоятельствах, которые в действительности могли бы привести к нежелательным решениям и действиям. Имеется в виду оставление в неведении относительно имеющихся у следователя доказательств либо, наоборот, создание преувеличенного представления оф их объеме, весе и т. п.

Г. Ф. Горский и Д. П. Котов комментируют это положение

следующим образом: «Если оставление в неведении подследственного в отношении имеющихся у следователя доказательств (естественно, до выполнения требований ст.

201УПК и ознакомления обвиняемого с заключением экспертизы в порядке ст. 193 УПК) следует признать вполне допустимым, то при сдздании преувеличенного представления об объеме отдельных доказательств следователь всегда неизбежно стоит на грани лжи. Это всегда необходимо учитывать»47.

М. С. Строгович высказывается по этому поводу совершенно категорически. «НеЪ никаких сомнений в том, — пишет он, — что умышленное, намеренное «формирование ошибочного представления» у кого-либо есть обман этого лица, сообщение ему ложных сведений, а не что-либо иное. Но солгать мож^" но прямо, словами, а можно это же сделать бо^ее сложным способом, — таким образом* что слова и предложения сами по себе ложными не являются, но они так построены и даны в таком контексте, сказаны таким тоном и с такой мимикой, что тот, кому они высказаны, ложь примет за правду, а правду за' ложь. А это есть обман, ложь, Которая от того, что она подана в особо хитроумной форме, не делается допустимой; наоборот1, она приобретает особо нетерпимый, незаконный и аморальный характер» . С. Г. Любичев также считает, что «любой способ введения в заблужение фактически, является обманом, ложью, которые недопустимы в следственной работе»49.

Против такой» - оценки действий следователя обоснованно возражает В. В. Леоненко50. На наш взгляд, существенным поводом для критических замечаний послужила неудачная формулировка рассматриваемого положения. В самом деле, термин «формирование» как в этом, так и в некоторых последующих вариантах цели тактического воздействия невольно наводит на мысль о непосредственном воздействии следователя на течение психических процессов у подследственного путем введения его в заблужение. Здесь, действительно, возникает представление об обмане, лжи со стороны следователя51. Между тем, как следует из комментария к этому положению самого автора, речь здесь идет лишь о создании следователем условий для формирования у подследственного ошибочного представления. Следователь не формирует такого представления, не воздействует в этом направлении на подследственного, он лишь создает такие^ условия, при которых это формирование становится возможным, а случится это или нет — зависит целиком от подследственного, от свободно выбранной им позиции.

2.Формирование целей, попытка достижения которых по-

ставит противодействующее лицо в проигрышное положение, например намерения перепрятать похищенное имущество, что позволит захватить его с поличным.

1 Комментарий Г. Ф. Горского и Д. П. Котова: «Метод имеет 15Й

I

^

характер «психологической ловушки».. Подобное поведение следователя находится на грани провокации^ если вообще не превращается в таковую. К тому же этот метод даже при о*1ень точном соблюдении всех нравственных принципов, что весьма затруднительно ввиду самой его структуры, скорее будет относиться не к следственным, а к оперативно-розыскным. "Поэто-му данный метод, как и другие «психологические ловушки» > следует признать недопустимым с моральной точки зрения»52.

Вподтверждение своей позиции они ссылаются на мнение А. Н Васильева, считавшего, что «психологические ловушки» стоят за пределами допустимого прежде всего вследствие их сомнительности и неизбежности нарушения контакта между следователем и допрашиваемым, который почувствует себя обманутым и перестанет верить следователю53 Но А Н Васильев в этой работе пишет вовсе не о том, о чем ведет речь А. Р Ратинов, а о некоторых приемах допроса, применение которых он не отрицает совсем, а считает на грани допустимого Точно так же он относился и к «следственным хитростям», отрицая те из них, которые, имея характер «ловушки», не приводят к доказательственным результатам На наш взгляд, рассматриваемый вариант цели тактической комбинации вполне

допустим. Относительно того, что он «находится на грани провокации, если вообще не превращается в таковую», можно сказать о неправильном применении практически любого приема психического воздействия Даже простое убеждение допрашиваемого дать правдивые показания можно при известной доле скептицизма расценить как прово­ цирование признания Но криминалистическая тактика не рассчитана на «эксцесс исполнителя» и не может во всех случаях предусматривать популярную в технике «защиту от дурака» в виде, например, системы предохранителей, не позволяющей чдо невежеству или небрежности нажать спусковое устройство.

Вданном случае термин «формирование» также не вызывает у нас возражений, поскольку действия следователя направлены именно на это, активно способствуют возникновению нужных для следствия целей у противодействующего лица Г. Ф Горский и Д П Котов правы лишь в том, что достижение рассматриваемой цели

возможно скорее путем проведения не тактической, а оперативно-тактической (в нашей терминологии) комбинации. Но в их контексте получается, что последняя недопустима с моральной точки зрения, что никак нельзя признать правильным.

3 Формирование желательного следователю метода 'решения задачи и образа действий подследственного.

/

Комментарий Г Ф Горского и Д П. Котова' «Прием при правильном его применении, так, чтобы он не превратился в провокацию, может быть признан допустимым»5 С гот вариант цели типичен для рефлексивного управления.

156

1

,

Как и в предыдущем случае, мы не видим необходимости в оговорке относительно провокации.

4 Формирование у подозреваемого или обвиняемого ошибочного представления о цел#х отдельных действий следователя. ' 1 Комментарий Г. Ф. Горского и Д П. Котова" «В целом метод допустим. Однако его нельзя-

применить при первых допросах лиц в качестве подозреваемого или обвиняемого, так как им должно быть известно, в чем они подозреваются или обвиняются (ст ст 123, 148—150 УПК), т. е укрыть цель данных следственных действий недопустимо»55 ' И в данном случае правильнее говорить не о формировании, а о создании условий для

возникновения у подследственного ошибочного представления о целях следователя. Можно полностью согласиться с А М. Лариным, когда он указывает, что «в этих условиях искусство следователя состоит в том, чтобы продуманно, точно решить, какая информация, в каком объеме и в какой момент может стать известна предполагаемому преступнику и связанным с ним лицам, с таким расчетом, чтобы это не только не повредило, но и помогло достижению истины . То, что .. заинтересованные лица субъективно ошибаются, не может быть поставлено в упрек следователю над обман, поскольку исходящая От него информация была правдива»56. Сообщаемая подследственному информация оценивает--ся им свободно, в соответствии с представлениями о своих интересах и интересах следствия, его выбор ничем не стеснен

и осуществляется без всякого принуждения со стороны следователя С мнением Г. Ф Горского и Д П Котова о том, что данный метод не допустим при первых

допросах подозреваемого и обвиняемого, мы сбгласиться не можем Сообщение указанным лицам, в чем они подозреваются или обвиняются, вовсе не означает раскрытия всех целей их допроса Следователь может быть, например, заинтересован в том, чтобы у допрашиваемого возникло представление, что следствие не интересуется его соучастниками или источниками информации» необходимо^ для совершения преступления, и т п Скрывая эту цель, следо-ватель делает упор при допросе на выяснение\действий только самого подозреваемого или обвиняемого и, как правильно от­ мечает А. Р. Ратинов, не вызывая негативной реакции, достигает одновременно без'помех и подлинной цели.

Фактически вариантом рассмотренной цели является и следующая из называемых А. Р. Ратиновым: создание затруднений дЛя правильной оценки заинтересованными лицами под-^инных целей следователя. Все изложенное выше относится и к этому варианту, 5. Формирование у заинтересованных лиц ошибочного представления об осведомленности следователя относительно

1

Х$7 подлинйых целей, которые они преследуют, или о неосведомленности следователя

бтносительно ложности выдвинутых объяснений и представленных доказательств.

Г. Ф. Герский и Д. П. Котов возражений против этих вариантов цели не имеют и считают их допустимыми, правда, с той же оговоркой ^относительно возможной провокации. Мы же полагаем, что и здесь следует вести речь не о формировании ошибочных

представлений,

а

о

создании

условий

для

их

возникновения.

}

 

 

 

 

 

 

 

6. Формирование у подследственного намерения воспользоваться негодными средствами противодействия расследованию Думается, что здесь правильнее говорить либо о непротиводействии такому намерейию подследственного, либо даже о создании условий для реализации этого намерения. * Как видно из изложенного, перечисленные варианты целей тактической комбинации

предполагают определенное маневрирование следователем имеющейся у него информацией о следственной ситуации А М Ларин именно так определяет сущность «следственной хитрости», благодаря которой «возможные попытки преступника и связанных с ним лиц применить в своих целях информацию о материалах и планах расследования не достигают цели, а, напротив, служат на пользу раскрытию преступления»57.

Представляется, что все варианты целей тактической комбинации, осуществляемой в условиях конфликтной ситуации с применением рефлексивного управления, основываются на использовании следователем:

а)

фактора внезапности;

б)

неосведомленности противодействующих лиц об имеющихся

доказательствах, результатах следственных действий, намерениях следователя,

в)

предоставленной противодействующим лицам возможности выбора

решения при дефиците информации;

г)

инерционности мышления, стандартности решения про­

тиводействующим лицом возникшей перед ним задачи.

В последнее время в процессуальной и криминалистической литературе появились высказывания, ставящие под сомнение использование фактора внезапности в интересах следствия.

Критикуя внезапную постановку неожиданного для допрашиваемого вопроса, М. С. Строгович писал по поводу этого и некоторых других приемов допроса: «С точки же зрения моральной (этической) приемы допроса, основанные на предвзятом отношении к допрашиваемому и на отсутствии элементарного уважения к человеку, виновность которого еще не устано-влена, не признана, — заслуживают самого решительного

осуждения, а никак не одобрения и рекламирования»58. «Не «психологические хитрости», не «ловушки» и «захват врасплох» ., должен брать на вооружение следователь», — подд'ер158

живает М. С. Строговича И Ф. Пантелеев59. «§ти приемы (допроса. — Р. В.) должны отличаться тем, — пишет Р, Д. Раху* нов, — чтобы они не могли вьшвать со стороны допрашиваемого непродуманных ответов»60, т. е. по существу также выступает против внезапной постановки вопросов, рассчитанных именно на правдивый, а не на «продуманный» ответ.

Но использование фактора внезапности вовсе не ограничивается допросом. Более того, эта форма его использования является и не единственной, и не основной.

Прежде всего заметим, что внезапность в расследовании следует понимать как неожиданное для противодействующих лиц проведение следователем тех или иных следственных действий. Такая неожиданность в принципе выступает условием результативности многих следственных действий. ЕДва ли можно представить себе успешное осуществление задержаний с поличным, личного или иного обыска, если для лиц, против которых направлены эти действия, они не будут неожиданными, (если не вообще, то во всяком случае в избранный следователем момент).

Внезапность при производстве расследования имеет значе-ние своевременности осуществления необходимых следственных действий. Прав И. Е. Быховский, когда пишет, что «своевременно произведенный допрос предотвращает возможность сговора между обвиняемыми. Неожиданное проведение обыска пресекает действия, направленные на уничтожение доказательств, сокрытие имущества. Вовремя произведенная выемк!а гарантирует сохранность документов. Внезапность при произ­ водстве расследования достигается отнюдь не скороспелыми решениями, непродуманными действиями. Напротив, необходим хладнокровный учет всех плюсов и минусов определенного момента производства следственных действий»61. Следственная практика свидетельствует, что иногда следует поступать таким образом, чтобы исключить неожиданность проведения следственного действия для того или иного лица. И в этом как раз и может заключаться замысел тактической комбинации. Такое промедление может быть умышленно допущено даже в отношении, например, обыска, е тем чтобы подозреваемый перепрятал искомое имущество из своей квартиры, обыска в которой он ожидает, к своему соучастнику, где оно и будет затем обнаружено как поличное.

Использование фактора внезапности может служить средством сохранения следственной тайны или предупреждения отрицательных последствий ее разглашения. Так, внезапный допрос подозреваемого до того, как ему станет известно об отрицательных результатах обыска у его соучастника, позволит предупредить укрепление его негативной позиции этим обстоятельством. <•- В начале настоящего параграфа мы указывали, что допу159

стимость тактической комбинации определяется, помимо других условий, допустимостью

.составляющих ее содержание следственных действий, а также правомерностью и этичностью сочетания всех ее элементов.

Правомерность следственного действия означает наличие его правовой регламентации в законе. С правовой точки зрения резульуать! действий, не предусмотренных законом, ничтожны: фактические данные, установленные подобным путей, не могут быть доказательством.

!

При проведении оперативнот-тактичеСкой комбинаций решение о, ее допустимости требует оценки правомерности не тшш-ко следственных действий, но и входящих в ее содержание оперативно-розыскных мероприятий. Правомерность последних означает их соответствие духу закона и требованиям подзаконных актов. Подобно тому как закон дает исчерпывающий перечень допустимых следственных действий, подзаконное акты

перечисляют допустимые оперативно-розыСкйые мерЧ>-приятия и условия их осуществления. Отсутствие тз законе их регламентации вовсе не означает произвола в их выборе и порядке осуществления. «Вся работа оперативных аппаратов должна быть основана на строжайшем соблюдении социалистической законности. Это один из основополагающих прййци-пов оперативно-розыскной деятельности. Любые нарушения законности, откуда бы они ни исходили, наносят ущерб интересам народа, но они вдвойне опасны, если возникают в тех ор-ганазс, на которых лежит прямая обязанность вести борьбу за соблюдение советских законов»62.

Законность следртвенного действия и оперативно-розыскного мероприятия, образующих оперативно-тактическую комбинацию, зависит и от основания для их проведения.

Таким основанием для проведения следственных действий является акт возбуждения уголовного дела. Как исключение, до возбуждения уголовного дела может проводиться лишь осмотр места происшествия. Таким образом,-тактическая комбинация возможна лишь по возбужденному уголовному делу и только в редких случаях начинается до возбуждения уголовного дела, если ее элементом становится осмотр места происше­ ствия, по результатам которого дело возбуждается. Это бывает в тех случаях, когда Осмотр места Происшествия Служит средством реализации оперативных данных, да ц то при исюночи^ тельных обстоятельствах, поскольку обычно и в этих случаях ничто в принципе не препятствует возбуждению дела до ос-мОтра.

.Основанием для проведения оперативно-розыскны* мероприятий до возбуждений уголовного дела может служить непосредственное усмотрение органа дознаний (органа внучгрен;-нйзс дел), а после возбуждения уголовного дела и принятия' его к производству следователем -^ предложение послёдйего.-

ш - .. \, :. ..••. • • ••' .-..:

,, •

 

 

 

 

 

 

 

 

'"•

 

 

 

-

•-••'.

 

••••.'•

-

.

V

'

-

--/.

'

'• - .'

 

 

 

 

 

 

Поэтому оперативно-тактическая комбинация, как форма взай-модействия следователя и оперативного работника, может шь чинаться до возбуждения уголовного дела, азавершаться в стадии предварительного расследования либо полностью осу­ ществляться в процессе следствия по делу. При этом та часть оперативно-такти*3!ес^ой комбинации, которая осуществляется до возбуждения уголовного дела и выражается в проведении определенных оперативно-розыскных мероприятий, выполняется оперативным работником без участия следователя/ Цо по их общему замыслу.

.-,,'' Мы не видим ничего противоправного в таком сотрудниче-стве следователя и

оперативного работника, ибо совместная разработка ими плана предстоящей оперативно-тактической комбинации (а только в этом и заключаются в данном случае действия следователя до возбуждения уголовного дела) никак не противоречит процессуальному положению следователя и не означает смешения его функций с функциями органа дознания. Изложенное можно проиллюстрировать на примере ти­ пичной оперативно-тактической комбинации по захвату взяточников с поличным.

Следователь получает сообщение о том, что у заявителя определенным лицом вымогается взятка. По словам заявителя, деньги должны быть переданы им вымогателю в условленном месте условленным способом.

Полученные следователем данные еще не дают ему основания для возбуждения уголовного дела и требуют проверки. Средством такой проверки и одновременно получения оснований для возбуждения уголовного дела является следующая оперативно-тактическая комбинация.

Оперативным работником подготавливается необходимая сумма денег; все или часть купюр помечаются специальными метками или фиксируются их номера. Эти купюры передаются заявителю. За действиями заявителя и вымогателя взятки устанавливается наблюдение, с помощью которого фиксируется момент передачи денег, после чего осуществляется задержание взяткополучателя с поличным-, его личный обыск и изъятие

предмета взятки, осмотр предмета взятки для установле-ния на нем заранее образованных или зафиксированных признаков. Все оперативные мероприятия и следственные действия, объединенные единой целью — изобличением взяточнй^ ка, составляют систему, подчиненную единому замыслу, т. е. отвечающую признакам оперативно-тактической комбинации. Однако часть элементов этой комбинации осуществляется до, а другая часть — после возбуждения уголовного дела.

Для сложных тактических комбинаций, Выполняемых двумя и более следователями, и для оперативно-тактических комбинаций чрезвычайно важно точное и качественное

выполйе*

 

 

 

 

 

ние каждым участником комбинации своих обязанностей.

 

 

'

 

 

.

'

'I

 

 

 

 

 

 

.

 

 

 

 

 

 

\

• \: "

 

 

 

 

 

6

 

 

 

Зак.

 

348

лол

 

 

 

 

 

 

 

 

'

 

•:

'

' . -

•.-•••'

•.'•.-..•..• ,-•-'

'

1Ь1

 

 

Правомерность и этичность сочетания элементов татегче-1 ской комбинации в значительной степени определяются *@м, в качестве какого метода борьбы предполагают ее использовать 4 или какую роль в ней и в каком сочетании будут играть эти методы.

Мы употребляем | термин «методы борьбы», как и другие термины теории игр и праксеологии, применительно к процессу расследования, разумеется, в условном их значении и считаем необходимым еще раз подчеркнут^ это, эйэтя и допускаем, что, несмотря на эту оговорку, которая йе спасла от критики и других криминалистов, можем вызвать неудовольствие возможных оппонентов Избираемые следователем методы борьбы зависят, естественно, от тактики

противодействующих: лиц, составляющей один >из компонентов следственной ситуации Характеризуясь в целом как противодействие следствию, тактика нвдобросове-стнь!х участников следственных действий может выражаться в пассивном и активном сопротивлении усилиям следователя установить истину по делу.

Формами пассивного противодействия являются4 отказ от дачи показаний;

,, нем,отивируемое («голое») отрицание фактов «Помимо Выжидательной позиции, стремления выиграть время, оно иногда имеет своей причиной «бегство» (обвиняемого, подозреваемого) от действительности с целью облегчения неприятных переживаний»63;

/

^умолчание о фактах; неявка по вызову следственных и судебных органов;

несообщение запрашиваемых сведений и невыдача требуемых объектов (предметов, документов), неоказание помощи;

невыполнение требуемых действий и отказ от участия в следственных действиях. Активное противодействие следствию проявляется в следующих формах:

умышленная дезинформация следователя — дача ложных показаний64, обман, создание лжедоказательств путем инсценировок, фальсификации предметов и документов и т. п.; сокрытие и уничтожение нужных предметов; подстрекательство к даче ложных показаний и неповиновению следователю; прямое сопротивление следователю65;

уничтожение доказательств при ознакомлении с материалами следствия Наиболее распространены такие формы противодействия, как ложь и обман, которые, по

терминологии Б А Лефевра и Г. Л. Смоляна66, есть «обманные движения», служащие

средствами рефлексивного управления со стороны противодей162

ствующих следствию лиц. Методы же борьбы с противодействием выступают как средства рефлексивного управления со стороны, следователя.

На базе праксеологии и теории игр в криминалистике и судебной психологии67 сформулированы следующие методы борьбы:

концентрация доказательств или направленных действий в решающем столкновении с учетом наиболее уязвимых мест противодействующей стороны;

х

раздробление сил и средств противодействующей стороны, создание условий, неблагоприятных для достижения целей противной стороны и способствующих реализации планов еле-дователя,

использование сил и средств противодействующей стороны в своих целях; использование фактора внезапности; создание «резервов» сил и средств предвосхищение событий,

уклонение от столкновения в невыгодных условиях при неблагоприятном соотношении сил и средств, или метод задержки, или тактика выжидания; побуждение противной стороны к действиям в неблагоприятных для него условиях, угроза нежелательными для противной стороны действиями, сокрытие своей информации и дезинформация,

применение новых приемов и средств, неизвестных противодействующей стороне, синхронизация действий; воздействие на нравственную и эмоциональную сферу про-тиводействующей стороны,

вызывающее невыгодный для нее эффект; косвенное внушение

У криминалистов, процессуалистов и судебных психологов нет единого мнения по поводу правомерности и допустимости всех указанных методов. В ряде случаев, повторяем, отрицательную роль играет термин, которым обозначается метод, несмотря ни на какие оговорки об его условном Значении Именно таковы, например, многие критические замечания И. Ф Пантелеева в адрес авторов, употребляющих эту терминологию Говоря о ^несвойственных советскому уголовному процессу методах и не обращая внимания на условное значение критикуемых терминов, он делает акцент именно на их звучании, могущем вызвать негативную реакцию у неосведомленного об их подлинном смысле читателя Сказанное вовсе не свидетельствует о нашей безоговороч- „ ной поддержке всех

названных методов преодоления противо-действия в процессе расследования. Они, бесспорно, нуждают-

6*

163 I

си в серьезном правовом и этическом научном анализе, а те лз них, которые выдержан эту проверку, — в целенаправленной апробации практикой. Попытку такого анализа предприняли Г. Ф. Горский и Д* Л. Котов, предпослав ей слова одного из основоположников праксеологии —г Т. Котарбиньского: «Техника борьбы, как и любая техника, может применяться с пользой для людей либо использоваться им во зшо». Они обоснованно считают, что угроза противодействующей стороне нежелательными для нее действиями безнравственна, если предупреждение о применении мер процессуального принуждения делается обвиняемому или подозреваемому в связи с тем, что он не дает правдивых показаний. I

" такое предупреждение справедливо расценивается ими как психическое насилие. (Со своей стороны заметим, что напоминание в аналогичной ситуации свидетелю об уголовной ответственности за дачу ложных показаний представляется вполне