1.Поэтика и основные мотивы лирики и. Бродского

Вместе с тем анализ важнейших поэтических тем Бродского, таких как смерть (и шире — вообще утраты), время, пустота, пространство, язык (более конкретно — поэзия, искусство), свет/

тьма, позволяет высказать предположение о том, что философско-эстетической основой, на которой и при посредстве которой Бродскому удалось сплавить столь несхожие тенденции, стала в его творчестве традиция барокко: И в самом деле, начиная с ранних стихов Бродский смотрит на мир «с точки зрения смерти». Степень подлинности любой ценности

проверяется у Бродского через мысленное сопоставление со смертью: «Неужели все они мертвы, неужели это правда,/ каждый, кто любил меня, обнимал, так смеялся,/ неужели я не услышу издали крик брата,/ неужели они ушли,/ а я остался». («Июльское интермеццо», 1961); «ты имя вдруг мое шепнешь беззлобно,/ и я в могиле торопливо вздрогну» (1962); «я хотел бы чтоб меня нашли/ оставшимся навек в твоих объятьях,/ засыпанного новою золою» (1962); «Здесь, захороненный живьем,/ я в сумерках брожу

жнивьем...» (1964). Последний образ пройдет через всю поэзию Бродского: его лирический герой живет, «с тенью своей маршируя в ногу», ни на минуту не забывая о близости края, мрака, небытия, о том, что «все неустойчиво (раз и сдуло)». Именно смерть парадоксальным образом служит главным доказательством реальности бытия: «Так и смерть, растяжение жил/ — не труды и не слава поэта —/ подтверждает, что все-таки жил, делал тени Из ясного света» (1963). Образ смерти возникает у Бродского как логическое завершение мотивов боли и утрат, носящих характер универсального «вещества существования». Уже в ранней поэме «Холмы» (1962) Бродский разворачивал философскую метафору бытия как нормального перехода от страдания к смерти:

Холмы — это наши страданья.

Холмы — это наша любовь.

Холмы — это крик, рыданье,

уходят, приходят вновь.

Свет и безмерность боли,

наша тоска и страх,

наши мечты и горе,

все это — в их кустах.

Присно, вчера и ныне

по склону движемся мы.

Смерть — это только равнины.

Жизнь — холмы, холмы.

По Бродскому, способность человека принять, не прячась, вместить в сознание мрак смерти, боль утрат, боль вообще как то, из чего сделана жизнь, как ее существо — есть единственный способ преодоления мрака и боли. Вот почему лирический герой Бродского, начиная

с самых ранних стихов, напряженно вглядывается во мрак: «с недавних пор я вижу и во мраке», «Отче, дай мне поднять очи от тьмы кромешной!», «Я сижу в темноте. И она не хуже/в комнате,

чем темнота снаружи». По Бродскому, только вглядываясь в темноту, можно увидеть свет. Потому, что «то, что кажется точкой во тьме, может быть лишь одним — звездою» («Колыбельная

трескового мыса», 1975). Только помня о конечности существования, можно понять красоту жизни — и в этом смысле человек превосходит богов («Вертумн»). Неизбежность превращения в «никто, ничто» лишь усиливает сознание уникальной ценности жизни и человека, «очерк чей и через сто/тысяч лет неповторим».

Бродский даёт собственную идеальную модель бытия, которая, по его представлению, лучше рая. Важнейшие признаки – безграничность, одухотворённость, совершенство, творческая активность как основная форма жизнедеятельности, не имеющая пределов устремлённость ввысь. Этот мир иной существует в сознании поэта и является для него более важным, чем мир земной. Образные обозначения – метафоры звезды, «той страны», «там». Поэт чувствует себя подданным «той страны». В стихотворении «Сонет» (1962) лирический герой живёт одновременно в реальном и идеальном. Реальный мир характеризуется тюремной метафористикой, а идеальный мир – мир сладостно-возвышенной грёзы. Туда, в высшее измерение, и стремится душа лирического героя:

А я опять задумчиво бреду

с допроса на допрос по коридору

в ту дальнюю страну, где больше нет

ни января, ни февраля, ни марта.

Герой выходит за границы своего «я» в сферу чистого духа. Устремлённость в мир иной, когда творческое воображение сливается с трансценденцией, в образном плане воссоздаёт «Большая элегия Джону Донну». Если вспомнить слова Бродского, что литературное посвящение – это и автопортрет пишущего, то следует признать: описание надмирного полёта души Джона Донна одновременно изображает и запредельный полёт души автора произведения:

Ты птицей был и видел свой народ

повсюду, весь, взлетал над скатом крыши.

Ты видел все моря, весь дальний край.

И Ад ты зрел – в себе, а после – в яви.

Ты видел также явно светлый Рай

в печальнейшей – из всех страстей – оправе.

Ты видел: жизнь, она как остров твой.

И с Океаном этим ты встречался:

со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой.

Ты Бога облетел и вспять помчался.

Пространство стихотворения – это пространство культуры, духовности. И здесь сквозь века один поэт слышит другого поэта, в чьей муке узнаёт собственную. Сближает одного и другого оплакивание смертного удела человека. Если, по Донну, земная жизнь – ад, то Бродский уподобляет её уже идущему страшному суду, который люди умудряются проспать. Мотив беспробудного сна, которым охвачено буквально всё на земле, – сквозной. Не случайно даже живые в авторском описании не отличаются от мёртвых. Спят и добро и зло, и бог уснул – всё спит, и над землёй идёт снегопад, покрывающий землю как будто белым саваном. Единственное существо, которое, по мысли Бродского, в это время не спит, – поэт (Джон Донн), чья цель – создать идеальный мир, более прекрасный, чем все когда-либо придуманные. Пока на земле пишутся стихи, подчёркивает Бродский, жизни не суждено прекратиться.

2.Образ эпохи и нравственное взросление героя в рассказе В.Распутина «Уроки французского».

Валентин Распутин стал известен широкому кругу читателей как «деревенский» писатель. Его прежде всего интересуют не нов­шества нашей жизни, а то древнее, исконно русское, глубинное, что уходит из нашей жизни. Но помимо этого он изображал и тяготы, легшие на плечи крестьян, которые не могли не отразиться и на детских судьбах. В рассказе «Уроки французского» Распутин описывает нелегкую, полуголодную жизнь деревенского мальчишки. Его мать изо всех сил старается дать ему образование. В одиннадцать лет начинает­ся у него самостоятельная жизнь. И хотя он очень хорошо учит­ся, его постоянным спутником остается голод. Он ужасно поху­дел, так что даже мать напугалась его. Он прекрасно понимает, что ей нелегко, поэтому утаивает от нее тяготы своей жизни, старается не расстраивать ее жалобами. Он прекрасно знает цену деньгам, цену каждой посылки матери. У такого маленького, еще не окрепшего психологически человечка, тем не менее, есть жесткий внутренний стержень, который не дает ему сломиться под ударами судьбы. Гордо и стойко переносит он голод, отверга­ет помощь учительницы Лидии Михайловны. Терпит он и униже­ния со стороны игроков в «чику». Эта игра в один прекрасный момент становится его единственной надеждой на выживание. Но жестокость его сверстников заставляет его покинуть поле игры. Выручает его Лидия Михайловна. Уроки французского пере­носятся из школы к ней домой. А здесь учительница сама предла­гает мальчику играть. Она прекрасно понимает, что маленький гордец ни за что не примет ее подарки. Поэтому она дает ему возможность честно их заработать, выиграть. Именно этой мыс­лью он себя и успокаивает, беря деньги. Молодая, но уже мудрая и сметливая, она сначала подыгрывает мальчику, а потом, пони­мая, как это его обижает, прямо на его глазах начинает мошенничать. Это убеждает его в честности заработанных им денег. «Я тут же напрочь забыл, что всего вчера Лидия Михайловна пыталась подыграть мне, и следил только за тем, чтобы она меня не обманула. Ну и ну! Лидия Михайловна, называется». Таким образом, уроки французского станут уроками добро­ты, великодушия, хотя и не оцененными, не понятыми. Печален финал произведения. Лидия Михайловна уволена и уезжает на родину. Но даже там она не забывает о своем ученике, посылает ему посылку с макаронами, а на дне лежат, как догадывается мальчик, три яблока. Грусть проскальзывает в заключительных строках: мальчик видел их раньше только на картинке. Распутин задумывается о судьбах детей, принявших на свои хрупкие плечи тяжелое бремя эпохи переворотов, войн и рево­люций Но, тем не менее, есть на свете доброта, способная пре­одолеть все трудности. Вера в светлый идеал доброты — харак­терная особенность произведений Распутина.

БИЛЕТ № 28