- •1.Общая характеристика литературной ситуации 70-х – начала 80-х годов. Дифференцированность литературно-идеологического процесса.
- •2.Образы поэтов в цикле а. Галича «Литераторские мостки»
- •2.Игровой историзм в рассказе в.Пьецуха «Центрально-Ермолаевская война» (или «Попугайчик» Вик. Ерофеева – по выбору студента).
- •2.Жизнь и игра в рассказе т. Толстой «Факир».
- •2. Лирический гротеск в стихотворении о.Чухонцева «Двойник».
- •2.Лирический образ Родины в стихотворениях н. Рубцова «Тихая моя Родина». Николай Рубцов
- •2. Характеристика особенностей поэтики романа в. Войновича «Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина».
- •1. Социально-философская концепция и особенности поэтики романов ч. Айтматова (на примере «Буранного полустанка» или «Плахи»).
- •2. Гротеск в поэзии а. Галича. Образ лирического героя.
- •2. А. Еременко. «в густых металлургических лесах». Дайте характеристику художественной тенденции, которая выражена в этом тексте.
- •1.Постмодернизм в русской поэзии 1970-90-х годов: эстетические принципы и основные течения.
- •2.Психологическая эволюция героини рассказа л. Петрушевской «Свой круг».
- •1.Творчество в. Маканина: формирование и развитие художественной философии и поэтики.
- •2.Трагикомедия а. Вампилова «Двадцать минут с ангелом»: конфликт и его развитие.
- •1.Проза ф. Искандера. Общая характеристика романа «Сандро из Чегема». Раскрыть особенности поэтики писателя на примере 2-3 новелл.
- •2. Поэтика прозы «новой волны» (на примере произведений т. Толстой., в. Пьецуха, Вик. Ерофеева, в. Сорокина, е. Попова – одного из авторов по выбору студента).
- •1.Основные мотивы и поэтика лирики в. Высоцкого.
- •2.Конфликт и характер главного героя в рассказе в. Маканина «Антилидер».
- •1. Поэтика драматургии а. Вампилова, ее новаторство.
- •2. Художественное своеобразие «документальных» рассказов в. Тендрякова («Параня», «Хлеб для собаки», «Пара гнедых»).
- •2. Система характеров, конфликт и его воплощение в драме а. Вампилова «Утиная охота».
- •2. Философский сюжет рассказа в. Распутина «Век живи – век люби».
- •1.Мутации реалистической традиции во второй половине 1980-1990-х годов: от «чернухи» к «неосентиментализму».
- •2.Повесть б. Хазанова «Час короля»: характеристика идейно-стилевого своеобразия.
- •1.Поэтика и художественная концепция поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки».
- •2.Кодекс нравственных заповедей в цикле а. Жигулина «Сгоревшая тетрадь».
- •1.Поэтика и основные мотивы лирики и. Бродского
- •1.Эстетические принципы и.Бродского. (На материале «Нобелевской лекции» и художественных текстов).
- •2.Рассказ в.Шукшина «Верую!». (Аспект анализа – по выбору студента).
- •1.«Пушкинский дом» а. Битова (или романы Саши Соколова) , характеристика идейно-эстетического своеобразия.
- •2.Поэзия необарокко в свете художественных тенденций 1980-1990-х годов (и. Жданов, е. Шварц, а. Еременко - на выбор).
- •1.Культурная атмосфера и литературный процесс в «постсоветский» период (1985-1999 .Г.Г).
- •2.Поэзия д.А. Пригова в свете художественных тенденций 1970-90-х годов. (На анализе текстов).
- •1.Мутации социалистического реализма в 1970-е годы: новые версии «народной эпопеи».
- •1.«Интеллектуальная тенденция» в литературе 1970-х годов: ее жанровые и стилевые характеристики.
2. Характеристика особенностей поэтики романа в. Войновича «Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина».
Эпическая модель мира лежит и в основе дилогии Владимира Войновича (р. 1932) "Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина" (состоящей из двух книг "Лицо неприкосновенное", 1963-1970, и "Претендент на престол", 1979), которую сам автор обозначил как "роман-анекдот в пяти частях". Исследователями отмечена тесная связь романа Войновича прежде всего с традициями карнавального юмора и волшебной сказки*79.
О карнавальной традиции напоминают многие черты "Чонкина" и в первую очередь постоянно повторяющийся ритуал увенчания-развенчания. Он легко прослеживается на судьбе самого Чонкина, которого сначала награждают орденом за преданность воинскому долгу (охранял никому не нужный самолет, отбивая атаки "превосходящих сил противника" - районного НКВД и целого полка, присланного для борьбы с "Бандой Чонкина") но тут же лишают награды и арестовывают.
Карнавальные "перевертыши" в романе Войновича целиком относятся к сфере власти. Парадоксальность его художественной концепции состоит в том, что карнавальной неустойчивостью в его изображении обладает именно официальная сталинская культура, тогда как классический карнавал, как известно, противопоставлен официальной серьезности). Это карнавал тоталитарного произвола, в котором народ по мере сил старается не принимать участия. Глубоко характерна сцена, когда редактор районной партийной газеты впервые при свете дня возвращается домой и попадает на барахолку ("хитрый рынок"):
Люди, которых видел Ермолкин сейчас, слишком уж оторвались от изображаемой в газетах прекрасной действительности. Они не были краснощеки и не пели веселых песен. Худые, калеченные, рваные с голодным и вороватым блеском в глазах, они торговали чем ни попадя: табаком, хлебом, кругами жмыха, собаками и кошками, старыми кальсонами, ржавыми гвоздями, курами, пшенной кашей в деревянных мисках и всяческой ерундой.
Ермолкин получает предсказание на будущее от ученого попугая, ему предлагают купить "дуру" - т. е. противотанковое ружье, наконец, к нему пристает проститутка. Ошарашенный Ермолкин возмущенно отказывается: "Я коммунист! - добавил он и стукнул себя кулаком во впалую грудь".
Травестирующее снижение, оплевывание, непочтительность к властям, площадное слово - все это черты карнавальной свободы, состояния, полностью отсутствующего в круговерти официальных развенчаний-увенчаний. Столкновение различных стилевых пластов: пародийно-цитатного, воспроизводящего поток сознания советского журналиста ("делать с него жизнь, подражать во всех начинаниях", "решительный отпор этой враждебной вылазке", "погрязли в частнособственнических настроениях"), и максимально натуралистического передает еще одно важное отличие между народом на площади и официозным карнавалом. Все метаморфозы и перевертыши в официальном мире опираются на власть слова. Оговорка, опечатка, невинная фразочка типа "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день" (сказанная по поводу начала войны), шутка вождя все может сыграть роковую роль. Ослышка ("Чонкин со своей бандой" вместо "Чонкин со своей бабой") дает толчок для фантастических событий, в которые оказываются вовлечены тысячи людей. Деревенское прозвище "князь" и в самом деле превращает Чонкина в князя Голицына. Фантомность официозного мира, неустойчивость всего и вся как раз и объясняется тем, что он стоит не на земле, а на словах. Кстати, именно поэтому единственному последовательному врагу советской власти "латинскому шпиону" Запятаеву для того, чтобы нанести наибольший вред, "проникнув в партийно-советское руководство" необходимо прежде всего освоить невероятный советский язык ("Ну, такие слова, как силисиский-комунисиский, я более или менее освоил и произносил бегло, но когда дело доходило до хыгемонии прилитырата, я потел, я вывихивал язык и плакал от бессилия").
Что же касается народного мира, то он весь основан на жизни тела - на простых, не возвышенных, нормальных и естественных потребностях. О том же Чонкине один из представителей власти снисходительно думает: "Вот жил-был маленький человечек. Ничего от жизни не требовал, кроме куска хлеба, крыши над головой и бабы под боком. Впрочем, ничего плохого не делал". Но, по Войновичу, этого вполне достаточно для нормальной человеческой жизни - и именно этого люди, зависящие от карнавальной власти Слова, оказываются трагически лишены.
Поэтому есть существенная разница между превращениями Чонкина и других персонажей романа. Все, кроме Чонкина и Нюры, стремятся как-то подстроиться под изменения внешних обстоятельств, мимикрировать, иными словами. Именно поэтому, кстати, через весь роман проходит иронический "дарвинистический" мотив: люди превращаются в лошадей, а трудившийся всю жизнь мерин переходит в человеческое состояние и даже умирает с заявлением о приеме в партию под подковой. Что же касается Чонкина, то изменяется отношение людей и власти к нему, он же сам никаким изменениям не подвержен. Характерно, что даже в тот момент, когда все уверены в том, что перед ними замаскированный князь Голицын, он нисколько не меняется.
Однако роль Чонкина не ограничивается неучастием в социальном карнавале. Как и фольклорный дурак, он буквально выполняет данные ему инструкции, не умея сообразоваться с ситуацией. Ему сказали, что "часовой есть лицо неприкосновенное" и он со всей старательностью "берет в плен" полный состав районного НКВД и не без успеха сражается с целым полком. Неуместность чонкинских реакций вызывает череду комических последствий. Самое главное из этих последствий состоит в том, что в столкновении с Чонкиным, который единственный на социальном карнавале не носит никакой маски ("дурак" - это не маска, а его сущность), его партнеры вынуждены действовать не по правилам демагогической/карнавальной игры, а по-настоящему - т. е. без маски. Тут и выясняется, что преданный коммунист Миляга сам не видит никаких отличий между собой и вражиной-гестаповцем, доблестный генерал Дрынов блестяще демонстрирует способность "из всех возможных решений всегда выбирать самое глупое", арестованный Чонкиным Свинцов вдруг вспоминает о своей мужицкой сущности и сначала с наслаждением работает, убирая картошку, а потом - в конце романа - отпускает приговоренного к расстрелу Чонкина подобру-поздорову. Даже председатель колхоза Голубев - под косвенным влиянием Чонкина - бросает партбилет на стол партийного руководства и уходит спокойно ждать, когда его арестуют.
Фольклористы утверждают, что "сказочный дурак может позволить себе игру в никчемность, может разрешить временно считать себя за дурака. . . он ощущает себя настолько сильным, что может позволить себе казаться слабым"*81. Чонкин себя сильным не ощущает, но его силу чувствуют другие. Его сила - в прочности естественной нормы и в иммунитете ко всему, что выходит за пределы материально-телесных интересов.
Но сила героя оборачивается слабостью романной конструкции
В романе Войновича нет и не может быть взаимодействия между средой и характером центрального героя: конфликт между Иваном-дураком, представляющим естественную норму жизни, и карнавалом советских мнимостей поэтому может быть только статичным - дурак не способен изменить мир (он может только спровоцировать цепную реакцию абсурда), мир не в состоянии изменить дурака. Вот почему сюжет "Чонкина" распадается на цепь полне самодостаточных эпизодов, несколько однообразно (такова "универсальность" гротеска у Войновича) раскрывающих "наборотную" логику советского карнавального мира. Каждый из этих эпизодов может существовать как отдельный рассказ, и большую часть из них легко "вынуть" из романа, не нанеся никакого ущерба ни фабуле, ни сюжету. Во второй книге искусственность конструкции становится еще очевиднее: вся сюжетная линия с мнимым князем Голицыным выглядит неуклюже и натянуто. Характерно, что во второй книге Чонкину фактически нечего делать (он бессловесно сидит в тюрьме), и даже Нюра исчезает со страниц романа после тщетных попыток увидеться с Ваней. В конечном счете вторая книга не завершает роман фабульно - немцы входят в Красное, Чонкин отпущен на свободу, неясно, что с Нюрой, но роману некуда продолжаться сюжетно, так как центральный конфликт между Чонкиным и системой государственного абсурда полностью исчерпан автором еще в первой книге.
БИЛЕТ № 14