Противоречия схоластики: опасность подражания древним

Не менее трудными были противоречия духа схоластики, которые также были чреваты кризисами.

Этот дух был рациональным, но, основываясь на античной мысли, не всегда умел от нее отойти, перенести проблемы из уже не существующего исторического контекста в контекст актуальный. Даже Фома Аквинский нередко остается пленником Аристотеля. Все же было некое противоречие в том, что для разъяснения христианства, для его приспособления к нуждам времени прибегали к учениям, предшествующим самому христианству.

Примеров тому можно привести сколько угодно. Возьмем всего лишь три из них.

Как мы пытались показать выше, для университетских мэтров с того момента, как сами они стали тружениками, не было ничего важнее проблемы труда. Но для древних труд был, прежде всего, ручным и презренным трудом раба, эксплуатацией которого жили античные общества. Фома Аквинский перенимает у Аристотеля теорию рабского труда, а Рютблф, беднейший из поэтов-школяров, гордо восклицает: «Я

не из тех, кто работает руками». Схоластика не сумела определить место физического труда, и это — наиболее серьезный ее грех, поскольку, обособляя привилегированный труд интеллектуала, отделяя его от других участников городской стройки, она тем самым подрывала фундамент университетского существования.

В ремесле, требующем смелости и страстной пытливости ума, интеллектуал, хотя и должен был уметь умерять свои порывы, все равно ничего не выигрывал, заимствуя у древних мораль посредственности, ту «meden agan» греков, из которой извлек свою aurea mediocritas Гораций. Интеллектуалы проповедовали именно мораль золотой середины, признак обуржуазивания и мелкого самоотречения. Кто ни на что не претендует, —читаем мывРоманеоРозе, — притом, чтоемуесть, начтожитьсодня на день, тотдовольствуется своим доходом инедумает, что ему чего-то не хватает... Золотая середина носит имя достаточности: в ней пребывает изобилие добродетелей. Так сужаетсягоризонт, так гибнут праведные порывы.

ВдинамичноммиреXIII века, вунисонскоторымсхоластика

98

исполняла свою партию, она не сумела отойти от античной теории искусства как подражания природе, не смогла признать творчеством человеческий труд и стесняла его.

Искусство не производит столь истинных форм, — пишет тот же Жан де Мен. — На коленях перед Природой, внимая ей, искусство выпрашивает у нее и получает, подобно нищему или вору, лишенному знания и власти, но старательно ей подражающему в том, чему она хочет его научить, — ухватывать действительность посредством изображений. Искусство наблюдает за работой Природы, ибо желало бы сотворить нечто подобное, и подражает ей, обезьянничает, но его гений слишком слаб, чтобы создавать живое, каким бы простымонониказалось... Увы, вотискусство, пожелавшее быть фотографией!

Соблазны натурализма

Схоластика искала связь между Богом и Природой; но натурализм интеллектуалов мог развиваться в различных направлениях. В университетах по-прежнему жила вольная традиция голи-ардов. В ней стало меньше агрессивности, зато больше уверенности. Природа и Гений не стонут у Жана де Мена в отличие от Алана Лилльского. Вторая часть Романа о Розе представляет собой гимн неисчерпаемому плодородию Природы, страстный призыв безоговорочно подчиниться ее законам, необузданной сексуальности. Брак при этом трактуется грубо. Налагаемые им ограничения клеймятся как противоестественные и едва ли не равные содомии.

Супружество есть связь презренная... Природа не так глупа, чтобы создавать Маротту для одного лишь Робишона или Робишона только для Маротты, Агнессы или Перетты; она создала нас, несомневайтесь, ребята, всехдлявсех...

А вот и совсем раблезианское вдохновение: Ради Бога,

сеньоры, остерегайтесь подражать людям добропорядочным, но прилежно следуйте натуре; я прощаю вам все ваши грехи с условием, что вы хорошенько послужите делу Природы. Будьте проворней белки и легче птицы, пошевеливайтесь, не волыньте, не топчитесь на месте, не знайте ни холодности, ни оцепенения, пускайте в дело все ваши инструменты. Трудитесь во имя Господне, бароны,

99

восстанавливайте ваши линьяжи. Задерите платье, чтоб вас обдуло ветерком, или, коли понравится, разденьтесь догола, но так, чтоб не было ни слишком жарко, ни слишком холодно; беритесь обеими руками за рукояти вашего плуга... Дальнейшее описывается, не взирая на приличия.

Бьющая через край витальность бросает вызов врагу — Смерти. Но человек всегда возрождается подобно птице Феникс. От косы Костлявой можно увернуться. Хотя Смерть и пожирает Феникса, он все равно жив, пусть она пожрет его тысячу раз. Сей Феникс есть общая форма, наложенная Природой на индивидов; целиком она исчезла бы лишь в том случае, если бы не позволяла жить кому-то другому. У всех существ вселенной имеется одна и та же привилегия: пока остается хоть один экземпляр, весь вид будет жить в нем и не будет подвластен смерти... Какое место остается христианскому духу? Memento quia pulvis es et in pulverem reverteris, в этом вызове, который Природа бросает Смерти, в эпопее постоянно возрождающегося человечества, в витализме а 1а Дидро?

Этот натурализм мог развиться в общественную теорию в духе Руссо. В своем описании золотого века и последовавшего за ним века железного Жан де Мен объявил злом всякую социальную иерархию, любой социальный порядок, который пришел на смену счастью первобытного равенства, не знавшего частной собственности. С тех пор хижинам нужен охранник, который хватал бы преступников и выслушивал бы в суде жалобщиков. Авторитет его никто не осмелится оспаривать после того, как они собрались и выбрали его. Они избрали из своих рядов самого коренастого, кряжистого, сильного, какого только смогли найти, и сделали его князем и господином. Он поклялся охранять справедливость и защищать их жилища, если каждый станет давать ему из своих средств на жизнь, с чем все они согласились. Он долго исполнял свои обязанности. Но полное хитрости ворье сбивалось вместе, завидев его одного, и не раз колотило его, приходя что-нибудь украсть. Тогда пришлось снова собрать народ и обложить каждого данью, чтобы государь мог содержать вооруженных помощников. Все ограничили себя, дабы платить ему подати и налоги, и отдали ему широкие полномочия. Так произошли короли, князья земные: мы знаем это по писаниям древних, поведавших нам о событиях давнего прошлого.

100