горе. Теперь среди наций первенство было за чехами, а все члены университета должны были приносить присягу на верность богемской короне. Немцы покидают Пражский университет и основывают собственный в Лейпциге. Это важная дата средневековой истории: рождается национальный университет, интеллектуальный мир отливается в политические формы.

Путь, который вел к интеграции Парижского университета в национальную монархию, был полон превратностей.

Париж: величие и слабость университетской политики

Из-за отъезда множества англичан во время Столетней войны и немцев в период Великой схизмы Парижский университет по своему составу становится все более французским. По крайней мере, со времени правления Филиппа Красивого он играет значительную политическую роль. Карл V называл его старшей дочерью Короля. Университет официально представлен на национальных соборах французской церкви, на ассамблее Генеральных штатов. Он выступает как посредник во время борьбы двора с парижанами, возглавляемыми Этьеном Марселем, во время восстания майотенов; подпись представителя университета стоит под договором в Труа.

Престиж университета огромен. Это объясняется не только числом студентов и преподавателей, но и окончивших его магистров, которые занимают первостепенные должности по всей Франции и за ее пределами, сохраняя с университетом тесные связи.

Вместе с тем он связан и с папским престолом. К тому же все авиньонские папы — французы, они явно покровительствуют университету, притягивают его к себе щедрыми дарами. Каждый год в Авиньонский дворец направляется rotulus nominandorum, свиток с именами мэтров, за которых университет нижайше просит папу о кормлении или о церковном бенефиции. Университет был не только старшей дочерью Короля, но и первой школой Церкви, играя роль международного арбитра в богословских вопросах.

Схизма поколебала это равновесие. Поначалу университет

134

встал на сторону Авиньонского папы, но затем, устав от возрастающего лихоимства папы, озаботившись восстановлением единства церкви, он оставляет решение за королем Франции, а сам неустанно призывает к соборному воссоединению, дабы положить конец расколу путем отречения соперничавших первосвященников. Одновременно университет отстаивает верховенство собора над папой, относительную независимость национальной церкви от святого престола, то есть галликанство. Но если первое требование подняло престиж университета в христианском мире, то второе привело к охлаждению в отношениях с папством и к растущему влиянию на него монархии.

Казалось, был достигнут полный успех. Собор в Констанце, где университет сыграл роль лидера, освящает этот триумф. Кстати, на нем обозначились любопытные позиции части университетских мэтров. Как это показал Э. Ф. Джекоб1, английские мэтры неожиданно принимают сторону папства по вопросу о назначении бенефициев: их заботят собственные интересы, а папская сторона неплохо обслуживала таковые.

Но Базельский собор, на котором мэтры играли лишь незначительную роль, заканчивается полной победой папства. Тем временем разыгрывается уже сугубо французский кризис, сильно подорвавший позиции Парижского университета.

К прочим неприятностям правления Карла VI добавляется восстание кабошьенов в Париже, а затем, при разделе страны между англичанами и французами, Париж становится столицей английского королевства. Конечно, университет не сразу перешел на сторону бургундцев, да и перешедшие составляли лишь часть его. Герцог опирался на нищенствующие ордена, с которыми университет традиционно не ладил. Университет осудил и подверг преследованию Жана Пти, апологета убийства герцога Орлеанского. В момент взятия города англичанами многие мэтры покинули Париж, находились в окружении дофина и составляли административный костяк его королевства в Бурже, либо обживали новый университет в Пуатье.

Но те, кто остался в Париже, обургундилисъ и подчинились воле англичан. Самым известным эпизодом этого английского периода Парижского университета были его действия против

1 Bulletin of the John Rylanils Library, 1946.

135

Жанны д'Арк. Заявляя о своей к ней враждебности (вопреки Жерсону), университет хотел не только угодить иностранному хозяину. Он следовал при этом и за народным мнением, которое было чрезвычайно враждебно к Орлеанской деве, свидетельством чему можно считать хотя бы Парижского Буржуа. Это показывает, насколько самодовольные интеллектуалы были не способны выйти из своей ученой гробницы, столкнувшись с героической наивностью, с простодушным неведением Жанны. Известно, что университет руководил направленным против нее процессом и с нескрываемым удовлетворением сообщил о ее осуждении английскому королю.

Пепел костра в Руане запятнал престиж университета. Отвоевав Париж, Карл VII, а за ним и Людовик XI с недоверием относятся к «коллаборационисту», хотя университет стоял на стороне их галликанской политики и решительно поддержал прагматическую санкцию.

В 1437 году король лишает университет налоговых привилегий и принуждает внести свой вклад в повышение подати для отвоевания Монтере. В 1445 году у него отнята судебная привилегия, университет становится подвластным решениям парламента. Король поддерживает реорганизацию университета, осуществляемую папским легатом, кардиналом д'Этутвилем, в 1452 году. В 1470 году Людовик XI обязывает мэтров и студентов из Бургундии присягать ему на верность. Наконец, в 1499 году университет теряет право на забастовку. Отныне он в руках короля.

Что стало с духом образования на протяжении всех этих сражений? Образование претерпело двоякую эволюцию, которая позволит нам лучше понять отношения между схоластикой и гуманизмом, разглядеть нюансы в этой оппозиции, проследить передачу факела разума на переходе от одного периода к другому.

Склероз схоластики

Несмотря на интересные попытки обновления, несмотря на построения Николая Кузанского, желавшего совместить традицию с новыми потребностями, схоластика чахнет. К тому же она не перестает терзать саму себя. По одну сторону стоят старые, каковыми теперь оказываются выдохшиеся в своих умствовани-

136

ях аристотелики и томисты. По другую сторону помещаются новые — под стягом оккамовского номинализма. Но они с головой ушли в изучение формальной логики, в бесконечные разглагольствования по поводу значения слов, в искусственные деления и подразделения — в то, что называется терминизмом. В 1474 году старые получают от Людовика XI запрет на преподавание, а за ним следует эдикт от 1481 года, налагающий запрет и на их книги. Самыми активными были последователи Дунса Скота, которые безуспешно пытались сочетать все более впадающий в пустословие критицизм с волюнтаристическим фидеизмом, становящимся у них все более туманным. Они станут любимым объектом нападок Эразма и Рабле, которые обрушат на них иронию и сарказм, сделав прототипами всей схоластики скотистов. Рабле причешет всех схоластов под одну гребенку и занесет их в шутливый каталог: его, как известно, листает в библиотеке Сен-Викторского аббатства юный Пантагрюэль. В нем перемешаны и осмеяны Фома Брико, зело хитроумный толкователь номиналистов, Пьер Татерэ, глава парижских скотистов после 1490 года, Пьер Крокар, обновитель томистского преподавания, известные оккамисты: Ноэль Бедье, Джон Майр (Майор), Жак Эльмен.

Над этим пустословием смеется и Вийон, рассеянное ухо которого лучше прочих расслышало на лекциях в Сорбонне лишь пустые переливы словес.

Пока я в добром настроенье Предуказанья составлял, Как и всегда, к богослуженью Вечерний колокол призвал. Он о спасении вещал, Что предрекает Анжелюс, И я писание прервал,

Решивши тут же: помолюсь. Вдруг что-то сделалось со мной, Сознанье разом мне затмило, Но было не вино виной; То Дама-Память все взмутила

Ивновь в укладке разместила

Снабором средств необходимых,

137