19. Право налево

— Всё, что делается вокруг нас — нереально.

Собака оторвалась от монитора и обратилась в пространство.

— «Ложки не существует»? — уточнил я.

— Не, не в этом смысле. Реальность, как таковая, безусловно есть. Но наполнение этой реальности, причём, не физическое, а именно взаимодействия объектов внутри реальности — нереальны.

— Ничего не понял,— я замотал головой и, ища поддержку, посмотрел на кошку.

Та среагировала мгновенно:

— Меня не впутывайте в это. Сегодня футбол. Он — реален.

— Поясню,— сжалилась собака.— Всё, что мы делаем — бесполезно и никому не надо.

— Как-то слишком просто и потому примитивно.

— Всё подчиняется закону сохранения энергии, отсюда и простота.

— Ну и как к этому относятся человеческие реакции? Они же выше и сложнее обычных физических законов...

— Ерунду сказал.

— Я психологию имел в виду... — нашёлся я.

— Опять глупости несёшь... Данная область вообще не изучена, а все попытки это сделать заканчиваются тем, что ученые объясняют свои личные комплексы придуманными теориями, подгоняя факты под конкретную биологическую модель — эго.

— Интересная точка зрения...

— Ничего интересного! Обычное наблюдение. Вся беда в том, что теорию эволюции постоянно смешивают с моралью, совестью и прочими дополнительными дивайсами нервной системы примата.

— Жрать не дам,— на всякий случай припугнул я.

— Примат — это не оскорбление. Так же как и упоминание о национальной или расовой принадлежности.

— Ага, поди объясни это негру в Гарлеме.

— А я туда и не поеду К тому же их такими болезненно-ограниченными делает их же собственная государственная машина. Быдлом удобнее управлять. Но тот, кто управляет...

Я перебил:

— Кто ими управляет? У них там сплошные уличные банды!

— Ну и что? Главари управляют гопниками, а сами сотрудничают с полицией и так далее до самого верха. Всё очень грамотно. Ты просто недослушал, важно — кто ими управляет!

— Но ведь, говорят, что они там тупые все!

— Ты больше слушай, что говорят... Америка правит миром, так кто же после этого тупой? Как у них говорят: «Если ты такой умный, то где твоя большая машина?». Пойми, ты, наконец, что управлять можно не только порядком, но и хаосом. И он, в свою очередь, таковым является только с определенной точки зрения. Какая-нибудь гипотетическая амеба, лишенная морали, наоборот, увидела бы в подобной системе абсолютное иерархическое совершенство. А если учесть, что западное общество выходит корнями из римской империи, то и методы, с помощью которых они будут добиваться доминирования, уже давно известны.

— А я думал, что порядок — это самое главное. Как у муравьев.

— Как у муравьев тоже неплохо.

— В президенты тебя надо.

— Не, не смогу.

— Почему?

— Либеральная общественность будет против. А я страсть как боюсь травли в демократической прессе.

— С чего бы это?

— А я не такая, как они. Я — за власть народа, а либеральная обще ственность— первый враг демократии. Сразу уточню— имеется в виду демократия в том значении, в котором она была когда-то придумана в Афинах. То есть средство, с помощью которого... а не цель, ради которой... Улавливаешь разницу? Люди очень часто грешат множественным толкованием одних и тех же слов. От этого и проблемы. Но вернёмся к частностям — все либералы считают, что их мнение, и это мнение меньшинства, прошу заметить, имеет больший вес, чем мнение народа, который почему-то и к явному неудовольствию либеральной общественности всегда является мнением большинства.

— Ну и в чем же тогда дело? Раз их всё равно меньшинство? Народ, уверен, будет за тебя!

— Программы у меня нет, тезисов апрельских. Да и опыта публичных выступлений тоже. Так что не искушай. Прошу, как человек человека. Тут уже кошка не выдержала:

— Вы сейчас договоритесь до зияющих высот. Давайте, лучше на более реальные темы — например, про скорейший ужин.

— А что у нас на ужин? — сразу же переключился я.

— У «нас»? — с издёвкой переспросили сразу обе.

— Да, у нас!

— Сосиски.

Тут раздался спасительный звонок в дверь.

Открываю. Стоит сосед — судя по выражению лица, размышляющий с чего бы начать беседу.

Вежливо здороваюсь и не менее вежливо жду начала диалога.

— Соль кончилась.

Я аж вздрогнул. Но спортсмен этого не заметил, так как внимательно! разглядывал свои ботинки.

— У меня имеется запас. С некоторых пор.

— Такая ситуация — мясо почти готово, а тут вдруг соль. Я не могу без соли есть. Говорят, вроде, от стероидов тупится вкус. Хотя ничего подобного, сейчас химия чудеса делает. Вот из вас,— он критично окинул взглядом мою фигуру,— за год можно разрядника сделать.

«Как у него мысли скачут, прямо конкуром».

— Не, спасибо, высокие результаты не греют.

Я удалился на кухню.

— Чё там у нас? На олимпиаду зовут?

— На хуяду.

Прошипел я, роясь в шкафу. Ага, вот эта соль йобаная.

— Ему открывашка к коробке не нужна?

— Хуиндрблиндрдашка!!!

— Вот.

Я протянул пачку.

— Много! Удивился сосед.

То ему мало, то много... Пачка соли смотрелась у него в ладони как спичечный коробок.

— У меня ещё есть,— пришлось успокоить. Правда, он и не особо волновался.

— Я отсыплю пару горстей.

— Слушайте,— меня подутомило это солевое противостояние,— пачка соли — не такая большая потеря для моего бюджета. К тому же, я повторяю — имею необходимый запас.

— Запасы — это хорошо. Запасы — это... — он нихуево призадумался, глядя куда-то в свои спортивные высоты.— Это логистика,— наконец, сформировал он свои мысли вслух.

«Ни хера себе»,—я посмотрел на него с опаской:

— Есть что-то общее...

Закрыв дверь, на всякий случай посмотрел в глазок. Потом вернулся на кухню. Чтобы отвлечься, спросил о чем-то кошку.

— Футбол. Извини.

И она замерла перед экраном. Я перевел взгляд на собаку:

— А ты, что, тоже предательски сбежишь за книги?

— Нет. Могу поддержать беседу.

— Давай, поддерживай...

— Как сосед наш?

— Нормально наверное... Чего ему будет? Лбом КрАЗ остановит и не поморщится.

— Метафорично! — похвалила собака.

— Не только же ты у нас кладезь знаний. Хотя некоторые твои идеи переворачивают мое представление об окружающей действительности.

— Например?

— О том, что управлять можно и порядком, и беспорядком.

— Идея, мягко говоря, не нова. В известном смысле она перекликается со знаменитым «Разделяй и властвуй» — основной идеей человеческой политики на сегодняшний день.

— Не сомневаюсь. А что думаешь о геополитике?

— В политике и в гео и в негео всё просто — тот, кто сильнее, делает то, что ему надо.

— А остальные?

— Либо поддакивают и получают возможность урвать что-то, как шакалы у тигра, либо обиженно уходят в сторону и помимо пролёта мимо кормушки, на них ещё все пальцем показывают и дразнятся.

— Здорово объясняешь!

— Наша беда в том, что в потенциале мы, Россия в смысле, вроде как умнее. А когда доходит до конкретных шагов и действий — постоянно лажаем. Из-за этого «потенциала» все проблемы. Нас надо постоянно отвлекать от возможности развития, чтобы мы, не дай бог, не стартанули. Чтобы этого не допустить применяются простые, как «колумбово яйцо», методы, например: нам постоянно говорят о том, что сейчас в первую очередь мы должны сфокусировать все усилия на подрастающем поколении или ещё чего-нибудь...

— А разве это не главное?

— Главное, но ты смотришь тактически, а стратегия этой аферы такова, что подрастающее поколение подрастает всегда.

— Не понял...

— Надо не это. Надо людей, которые за родину живота не пожалеют, а уж они позаботятся о правильном воспитании, но главное, сделают это в контексте множества других задач. Понял?

— Не совсем...

— Нас заставляют катить Сизифов камень. Мы начинаем не с того, точнее нам сужают рамки задачи, и из-за этого сужения решение становится невыполнимым! Так нам вбивают в головы, что мы сами ничего не можем. Но вернёмся к первоначальной мысли. Чтобы поддерживать в нас иллюзию неполноценности, нам надо постоянно об этом напоминать, вот тут всевозможные шестёрки (тут, конечно, очень пригодились наши «братья-славяне» и прочие бывшие друзья) нас задирают по поводу и без. Ну а мы в лучшей своей манере вместо тонкого, «гроссмейстерского» хода — рубим с плеча. И заканчивается всё это вполне конкретным мордобоем.

— С амерами?

— Нет. Те, как всегда, пожертвуют пешками. Это для них естественно.

— Понятно. Ну, а сама как думаешь, что надо людям, чтобы жить хорошо?

— На Руси? — хохотнула собака.

— Да везде. От Севильи, так сказать, до Гренады.

— Это в Испании, значит? — уточнила она с ухмылкой (я уже различаю ухмылку у собаки!).

— Не умничай.

— В первую очередь, надо отменить выборы правительства, президентов и прочей шушеры.

— Как это? Отменить...

— А так) Сама идея выборов базируется не на том.

— А что надо?

— Сейчас дойдём и до этого. Но сначала я про то, что не надо, расскажу.

Вот смотри, кого выбирают? Того, кто популярнее. А что такое популярность? Слово латинское, а к нам пришло из французского языка в значении — «народный». Конкретно в нашем, русском, варианте значит — «любимый народом». А там, где появляется любовь, кончается логика. Моё мнение, что любая руководящая должность — это работа. Сам посуди, что получается: на работу, где требуется высококвалифицированный специалист, приходит какой-нибудь актер или спортсмен, вон,—собака махнула мордой в сторону квартиры нашего нового соседа,—типа такого.

— А откуда специалистов брать?

— Оттуда брать... Вот теперь о том, что надо. Чем была хороша династийная монархия? Как раз тем, что с младых ногтей была возможность выращивать мегауправленца. Но тут одно «но» — монарх должен иметь право на тиранию, это предохранительный клапан данной системы! Когда это право было отобрано, и тут, кстати, сыграла роль «просвящённая Европа», всё накрылось медным тазом. Ну и Николашка, конечно, тот ещё фрукт попался! Но идея не умерла, и потом её здорово сапгрейдили большевики и конкретно Сталин. Можно по-разному относиться к тем средствам, которыми они к этому пришли, но оспорить очевидное невозможно — они вывели целую систему по производству людей, которые могли бы управлять процессом. Любым! Вот такие институты и нужны, и из таких людей, и только из них, Должны производиться будущие начальники различных уровней.

И не на основе выборов, а на основе экзаменов и опыта предыдущей работы. Первая страна, которая до этого дочухает, совершит шаг вперед. Похожая ситуация произошла именно у нас в СССР в тридцатых И это целиком и полностью заслуга Сталина. Смеявшиеся над нашими технологиями немцы, на которых работала вся «просвещенная Европа» (!), в сорок первом году были в шоке от наших тридцатьчетверок и КВ. Они не могли даже предположить, что мы способны совершить такой технологический скачок, а дальше была победа в войне, водородная бомба, первый спутник, Гагарин и много ещё всего остального.

— То есть это заслуги системы?

— Системы и генетического фундамента нации, на котором эта система заработала.

— А почему в результате просрали то всё?

— После смерти Сталина прекратилась селекция управленцев, своеобразный естественный отбор, и логичная деградация верхушки закончилась Горбачёвым. Любая система несовершенна, отсюда и революции, а могли бы просто вводить «предохранительные клапаны».

— Террор в смысле?

— Да почему сразу террор? Для каждого конкретного случая существует своё уникальное решение. Тут как в шахматах — иногда жертвуешь фигуру, а иногда делаешь рокировку.

— Ас исторической точки зрения? Тоже всё так?

— История — это точка зрения одного времени на другое. А точка зрения — вещь предвзятая.

— Ты — очень умная собака...

Из комнаты раздались крики.

— О! Наши забили! Пойду тоже смотреть.

Я посидел ещё, обдумывая сказанное собакой. Почему же мы, люди, не замечаем такие очевидные вещи?

Мои размышления прервал звонок в дверь. Кого же там ещё несёт?

Оказалось, что это Анатолий или, как говорит кошка, «Голик, положи хуй на столик». — Едем? — вместо приветствия спросил он.

— Куда?

— В баню! Все собрались уже.

— Вы бы хоть предупредили. Телефон изобрели как раз для таких вот моментов. Да и не пью я больше.

— Ну, больше всё равно никто не нальёт. А звонить не стали, потому что хотели, чтобы сюрприз был.

Перспектива открывалась заманчивая. Во-первых, давно уже не виделись, с последней поездки за грибами, а во-вторых, Марины всё равно не было. Да и давненько я что-то не встречался со старыми корешами.

— Вы, пиздец, дайте хоть полчаса на сборы.

— Ждём внизу, в тачке.

Я судорожно стал собираться. Судя по тому, что кошка вышла из комнаты, в матче начался перерыв. Постояв и посмотрев на меня пару секунд, изрекла:

— Ибо слаб человек...

И потом уже добавила более сердечным тоном:

— Гондоны возьми.

Я решил не отвечать. Но всё равно долго молчать не смог:

— Где полотенце?

— В шкафу, где же ещё? — и уже вышедшей из комнаты собаке. — Люди в шкафах хранят полотенца или ещё по веткам развешивают?

Та кивнула:

— Уже в шкафах.

— Жаль, времени нет у меня, а не то бы я вам устроил эволюционную катастрофу.

Ещё раз проверил, всё ли я захватил и махнул зверью рукой:

— Не скучайте! Звоните, если чего...

Открываю дверь и нос к носу сталкиваюсь с соседом-спортсменом. Тот даже не моргнул.

«Чего же ему ещё надо?», — думаю.

— Уходите?

— Убегаю.

— Я соль возвращаю, спасибо.

И пачку протягивает. Половину где-то отсыпал, успел я заметить.

— Сейчас некогда, вы потом занесёте как-нибудь. Пускай у вас полежит. Или если вы заняты будете, жене своей скажите — пусть она вернёт.

При упоминании о жене спортсмен сжал губы. Ревнует, значит! Вот, где у него слабое место!

— Ну, ладно... — промямлил он.

А сам стоит, загораживает проход. Я протиснулся, как перс через Фер-1 мопилы. Дверь закрыл и дунул по лестнице, лифт не стал ждать, чтобы он мне эту соль с собой не всучил. Нахуя мне в бане соль?

На улице вся банда курила у машины.

— Ну, тебя ждать, как в чистом поле срать.

— Это что за параллель такая? — не понял я.

— А хуй знает, просто в рифму,—объяснил Толик.

Толик всю жизнь, сколько я его знаю, был жутким матюжником и умудрялся любое предложение, даже если состояло оно из трех слов, так! нашпиговать непечатными словами, что иногда я думал, что это у него! просто дар божий. Помню один его рассказ, про то, как он всей семьей! ходил за грибами. Начал он его так:

— Пошли как-то в лес. Теща, блядь, жена, блядь и я, ёбаный в рот... Далее всё в таком же стиле.

В машине все заговорили сразу, и первые несколько минут стоял дикий гвалт. Наконец, я не выдержал:

— Слушайте, кто-нибудь чего-нибудь понимает? Я, например, ни хуя не слышу, потому что все сразу орут.

Кое-как беседа перешла в человеческий формат. Слово взял Толик:

— Пиздец, я хуею с баб! У меня сейчас живет одна подруга — ебала вся округа. Так она жрать не может приготовить! Буквально ни хуя! Даже хлеб пожарить не может, сожжёт к ебеням и сковородку ещё испортит. У меня — антипригарная, так она её ножом так располосует, как будто на коньках по ней каталась! Там же, блядь, написано для таких, как она — устриц маринованных — «Не соскребать ножом!» Она хуярит и хуярит, уже четвертую сковородку на помойку отнёс! Я ей говорю как-то: «Ты хоть книгу почитай что ли, передачу посмотри, сейчас их до хуя по телику.». Всё — бестолку...

— Ну и зачем тебе такая спутница жизни?

— Да прибилась, как кошка.

— Вот сколько себя помню, у тебя что ни баба, так караул!

— Судьба такая, еби её в бога душу мать.

После Толика слово взял Михаил.

— Мы тут пока тебя ждали, всё про баб разговаривали. Готовили себя морально, типа индульгенция от душевных мук в свете грядущих измен. Толик вон про жратву, а у меня — другой вариант. С работы приду, помоюсь, там, хындыр-мындыр, в кровати говорю своей: «Давай, чё-как.»... А она мне: «Я устала». А я не устал? Ну и слово за слово, происходит напряжение обстановки — Сектор Газа отдыхает. В конце концов, она мне открытым текстом: — «Хуй тебе». Да хуй-то у меня, вроде как есть, говорю. Странно, только, что он тебе ненужен ...»

— Вадик, а ты как? — спрашиваю у Вадима, сосредоточенно рулившего и слушавшего нас в пол-уха.

— А у меня всё— нормалёк,— как всегда флегматично отвечал он.— Жена в порядке. Я, в основном, по командировкам мотаюсь. Видимся за месяц неделю. Так толком и не привыкли ещё друг к другу. Зато она за мной, как за каменной стеной. Даже не знает, что дорого, что дёшево в магазинах.

— Заебись устроилась! Леха, а ты как?

— Развелся уже и, вроде, как опять собираюсь жениться. Первый раз не попал. Надеюсь, что сейчас наверняка.

— Оптимист.

— А ты, значит, не веришь в истинные чувства? — спросил я Толика.

— Все последнее «хорошее» во мне убили антибиотики,— заржал он в ответ.

Потом Толян опять завёл свою шарманку про «все бабы — дуры», Мишка вторил ему, но несколько странно, а именно: «дуры и бляди», а «бляди», потому что «не дают».

Я крепко задумался над этим. И не в контексте алогизма сказанного, а просто эта фраза, как катализатор, долбанула мне по мозгам. Сейчас приедут девчонки, красивые, чуткие, хоть женись сразу. Но всё это обман, это, как опен джи эль с тридээфиксом в одном флаконе. Подмена реальности. Вот интересно Марина... Смогла бы она так сделать? И почему-то я был уверен, что нет. И тут я понял, что больше не имею права на всё это. Повзрослел я или постарел или может поглупел? Появилось во мне что-то другое, то, что раньше, конечно, тоже было, но где-то глубоко. И вот теперь вылезло, и что-то надо с этим делать... Причём срочно...

Так за разговорами мы подъехали на место. Вадик заглушил авто. Это был как раз тот район, где я познакомился с кошкой и собакой.

— Ты-то как насчет бабья? — поинтересовался Вадик.

— Да даже не знаю, как-то не хочется даже, — осторожно начал я.

— А меня тоже заебало. Одно и то же всё время, и нихуища не меняется. — потом повернулся к Мишке, который уже заказывал по телефону женский пол. — Мне блондинку желательно...

И тут я понял, что реально, а что не реально. Почему-то все оправдания, которые я пытался придумать, неизменно упирались во взгляд Марининых глаз. Да и как бы это дико не звучало, было стыдно перед животными.

Как бы тактично свалить отсюда?

И тут у меня зазвонил телефон.

— Ну, как дела?

— Так себе.

— Вот по этому и отвлекаю,— и кошка продолжала.— Распорядись с умом этим звонком.

И повесила трубку.

— Чё там у тебя?

— Вот что мужики, у меня очень срочное дело — надо ехать. Вы уж извините.

— Да ты чё? Неужели такой срочняк? Лёха, ну ё-моё...

— Буквально «жизнь и смерть.»

— Смотри, завтра расскажем, если, конечно, помнить будем,— загоготал Мишка.

Я поймал тачку и поехал к себе.

— Что-то случилось? — спросил водитель, посмотрев на меня.

— Не успело случиться...

Так получилось, что мне никто не перезвонил. Видимо, погуляли они всё-таки капитально! А может, забыли в запарке. Может, просто некогда было, хотя это одно и тоже. И тут позвонил Зайцев. «Поехали,— говорит,— за грибами на дачу к Сереге, а то он уже три года зовёт» И я, конечно же, согласился. Надо было отвлечься от угрюмых мыслей — и грибы собирать я любил, опять же полезно для здоровья, если в меру, конечно. А выпить мне захотелось очень сильно. Договорились на утро, я ему напомнил, чтобы компас взял, а то я в тех местах не был ни разу. «Не ссы,— говорит.— Я ориентированием занимался пять лет, не заблудишься!» «Ну, ты может и не заблудишься, а мне всё-таки захвати.» Короче, утром он должен заехать ни свет ни заря, заберём по дороге Сенцова Серёгу — и под Выборг. Там грибов — тьма. Много и разных.

«Может, действительно, чего-нибудь соберём»,— подумал. По крайней мере, взял только одну бутылку. Потом подумал ещё и взял фляжку, чтобы наверняка. В лесу за добавкой не сбегаешь. Достал с вечера сапоги с антресолей, корзинку приготовил. Спать лёг пораньше.

— Ты из огня, да в полымя, — намекнула кошка.

— В лесу никаких баб не будет, только грибы.

— Тебе виднее. Вернёшься когда?

— Завтра буду, к обеду.

— Энцефалит не подцепи.

— Я же сказал — никаких баб!

— Энцефалит, в смысле — энцефалит.

В пять Зайцев уже был под окнами. Начал издалека:

— Я вот, знаешь, чего думаю? Может, всё это зря?

— Чего зря? — я спросонья страсть как не люблю такие ребусы.

Он помолчал, воткнул передачу и философски изрёк.

— Да всё и зря.

Так мы и поехали.

Сенцов уже ждал с банкой джина в руке.

— Уже? — спрашиваю.

— Так, и две во лбу,— он заржал.— Вы б ещё дольше ехали!

— Тебе только повод дай.

— Опыт семейной жизни. У меня даже в туалете заначка есть. Но это уже на совсем крайний случай.

Дальше я за кемарил под разговоры о футболе.

Дача оказалась вполне приличной: печка, парнички, баня, удобства на улице. Когда я проснулся, Сенцов уже уснул. Для него грибы закончились. Я же твёрдо решил хоть чего-нибудь найти. Взял компас и честно ходил по лесу три часа. Насобирал почти корзину, тут зазвонил телефон. Звонил Заяц:

— Ты где?

— Ё6 твою мать, в лесу, где же ещё!

— Я, типа, тоже. Только вот не знаю куда идти.

— А ты сориентируйся,—съязвил я.

— Вот тебе и звоню. Не знаешь в какой стороне эта блядская дача?

— Если еблищем к солнцу встанешь, то от меня направо, почти на девяносто градусов.

— «Еблище» сейчас на даче массу давит.

— Там и встретимся! Звони, если чего.

Через сорок минут опять звонок.

— Чё-то я не дойду никак.

— А ты далеко упиздовал?

— Порядочно...

— Ручей перешёл?

— Ручья не было, канава была, я в неё наебнулся — весь в говне каком-то по пояс, и грибы проебал.

Я припомнил, что канава была, а ручей стало быть начинался где-то между нашими маршрутами.

— Короче,— говорю,— дальше иди, там садоводство большое — не промажешь. Не выйдешь к домам, так на дорогу наткнёшься.

— Иду — иду, как водяной за пивом.

Я уже выходил к домам, когда он в третий раз позвонил.

— Вышел на дорогу, в какую сторону идти?

— Если ручей не переходил, тогда направо.

— А если переходил?

— Тогда — мудак!

— Печку растопите, обсохнуть мне надо.

Было очень забавно видеть его появление: действительно, водяной — весь в тине, в листьях каких то. Лягушки в его корзинке были бы уместнее. Мы, тем временем, растопили печку, пропустили по стопарю, подготовили закуску. Первым делом «водяной» налил стопку и тут же, держа в руке корзинку, выпил.

— Я в рот ебал эти грибы.

Мы, молча, смаковали момент — всё-таки пять лет ориентирования.

— Вы что, сволочи, молчите?

Он отошёл к печке, поставил корзинку на лавку и присев на неё же, стал стягивать сапоги, при этом напрягался так, что на лбу выступили капли пота.

— Ну и молчите, дураки вонючие!

— Да мы вот думаем... Кому назад рулить? Ты же сейчас с горя нажрёшься!

Далее само собой родилось решение, что ехать назад надо завтра с утра «как проспимся», то есть к вечеру. Я прилёг на топчан, прикрыл глаза, до меня доносились голоса, звон посуды. Незаметно я уснул. Когда проснулся, была уже ночь. В доме все спали. Я осторожно, почти бесшумно, вышел на крыльцо. Звёзды усыпали небо, было тихо и обалденно хорошо. Закурив сигарету, я прислушался к тишине. Вдалеке простучала электричка, последнее эхо растворилось в лесу, и опять всё смолкло. Сигарета медленно тлела меж пальцев. Я подумал, что никогда никто не сможет передать этот момент с помощью букв и слов. На крыльцо вышел Серёга:

— Блин, встал поссать,— как бы оправдываясь, сказал он.

«Ну всё,—думаю,— конец романтике. Вот она — правда жизни!»

Он, переваливаясь, скрылся в темноте. Были слышны чертыхания, когда он сбивался с тропинки. Наконец, скрипнула невидимая для меня дверца — дошёл. Я затушил хабарик в консервной банке, приспособленной под пепельницу. Серега вернулся, повеселевший, встал рядом, достал сигарету, прикурил от бензиновой зажигалки, которую всегда носил с собой, сильно затянулся.

— Жаль, что всё выжрали,— выдохнул он с дымом, обращаясь больше к звёздам, чем ко мне.

— У меня ещё фляжка есть,—так же глядя куда-то наверх, ответил я. — Как раз для таких моментов.

— Неси, обстановка больно поэтическая.

— Тогда сочини пока какую-нибудь закусь.

— Рука — к перу, перо — к бумаге!

Он аккуратно положил сигарету в банку-пепельницу, в доме он не курил, и первым бросился к дверям.

— Следопыта будем будить?

— Пусть спит — ему завтра за руль.

Я поспотыкался о сапоги, рюкзаки, корзинки и не говорящую кошку, пока глаза не настроились на новое освещение. Наконец, нашел фляжку. Почти пол-литра. Вынес на крыльцо. Там уже колдовал хозяин, на широких перилах эргономично разместилась тарелка с торопливо нарезанным хлебом, открытая банка шпрот и какой-то, ядовитого цвета, лимонад. Как говаривал один мой знакомый: «Начал запивать — бросай пить». Я всегда запиваю. Говорят, это вредно для желудка, тем более, если запиваешь чем-нибудь газированным. Увлеклись медициной — одно расстройство от неё.

Я налил «по пятьдесят». Мы, молча, выпили. Я, естественно, запил лимонадом. В голове мелькнула робкая мысль, что, может быть, я всё-таки не алкоголик. Серёга закурил новую сигарету:

— Вот скажи, как по-твоему, есть жизнь на других планетах?

— Если сейчас нет, то к концу фляжки появится.

— Нет, я серьёзно. Ведь если там всё так бесконечно расширяется, в пространстве и времени, то где же тогда Бог живёт?

— Есть, наверное, какая-то у него секретная точка дислокации, а светиться среди грешников ему, я думаю, понта нету. Опять же и свои не поймут.

— Ангелы что ли?

— Ну, типа того...

— А инопланетяне грешники?

— Погоди, мы ещё не доказали их существования,— говорю, показывая на фляжку.

— Ну тебя! Вечно всё обхаешь,— Серега обиженно замолчал. Стало слышно, как не говорящая кошка что-то остервенело чесала.

— Вряд ли Бог на Земле,— ответил я, наконец.— Его один раз здесь уже распяли, и теперь он где-то там, в своих измерениях, ждёт, пока мы все нагрешим, чтобы вкатить нам на всю катушку.

— А инопланетяне?

— А хуй их знает. Скорее всего, есть, слишком уж обидно было бы, если бы мы одни так мудохались.

— Я вот тоже думаю, что есть они где-то там, смотрят на нас в свои иллюминаторы.

— Делать им больше нечего! Мы же только-только друг друга жрать перестали, а некоторые до сих пор не брезгуют.

— Не такие уж мы и серые! Дрозофил уже спариваем... Выделяем ДНК... Ж* '«'-г, • •: •

— С кем спариваем?

— С другими мухами. Мамонтов хотим клонировать, и они на нас так же смотрят, как на эксперимент.

— Давай-ка лучше жахнем.

Когда фляжка опустела, я решил отправиться спать. Теология вкупе с инопланетным разумом не была моим коньком.

— Хорошо,— Серёгу понесло на разговоры.— А вот почему у нас коммунизм не построили?

Я вспомнил о собаке: «Её бы сейчас, она б живо всё объяснила».

— Тебе честно ответить, что думаю?

— Нуда...

— Из-за предательства.

Я замолчал, не хотелось дальше говорить. Нашёл взглядом Полярную звезду, попытался представить себе расстояние до неё.

— Пойду я спать, Серёга, глаза слипаются.

— Но Бог-то есть? — спросил он, когда я уже входил на веранду.

— А он тебе нужен?

— Нужен. Чтобы хоть какая-то справедливость была.

— Ну и делай так, чтобы он был.

Я закрыл дверь и в темноте наступил на не говорящую кошку.