21. Родня

Необычно рано проснулся. Марина чему-то улыбалась во сне. Глянул на прикроватный будильник. Ёпэрэсэтэ! Полшестого. Неприятные ассоциации... Чтобы отвлечься накинул халат и выполз на балкон. Дождь накрапывал, тихо шурша в начинающих желтеть листьях. Внизу ртутью поблёскивали лужи. Слышался звук шагов — кто-то торопился к станции метро, срезая путь через двор. Не спится же кому-то в такую рань! Я живу высоковато, на двенадцатом этаже, в связи с этим видимость отличная. Можно, в случае чего, корректировать огонь батарей или любоваться пейзажем, в зависимости от потребностей современного общества. На моё счастье умею и то, и другое — так что при любом раскладе не пропаду. Но тревожило не это,— непонятно с какого болта, началась утренняя бессонница. И ещё на законных выходных! Так я стоял, пока не озяб. Так же можно и простуду схватить, в погоне за внутренней гармонией. Сразу подумал о горячем кофе, засосало под ложечкой — захотелось немедленно что-нибудь съесть. Осторожно, чтобы не шуметь, пробрался на кухню. Крался как диверсант через границу Тихо-тихо приоткрыл дверцу главного идола этого святилища — холодильника. Достал колбаску, сыр, ветчину. Повернулся к столу, чтобы всё разложить. В дверном проёме — две зевающие морды, разумеется, от них не скрыться.

— Что-то рановато сегодня... — бормочет кошка.

— Зачем разбудил? Я сегодня в три часа ночи уснула! — возмущается собака.

— Я разбудил?

— Конечно, ты. Грохотал, как бульдозер.

— Я был тих, как мышь под веником! — шепотом стал оправдываться я.— Сами припёрлись, утилизаторы ходячие!

— Мы рабы инстинктов. Доказано академиком Павловым. И шептать необязательно— нас разбудил уже, а Марина, как убитая спит.

— Вы — рабы желудков.

— Жрать давай!

— Проявляйте хоть каплю уважения ктому, кто вас приручил. Я несу большую ответственность...

— Перед кем и куда?

— Перед совестью и по жизни.

— У тебя вместо совести — эгоизм.

— Ау вас желудочный сок.

— А нас больше!

Я аж дар речи потерял от таких заявлений. Совсем обнаглели! Может, их в профилактических целях подержать на строгой диете недельку? Пока я собирался с мыслями, чтобы достойно ответить, собака нанесла превентивный удар:

— Ну, хватит уже фальшивого драматизма. Раз спать не даёшь, хоть кормить не забывай.

— Атебе кто мешал, как все люди, вовремя спать ложиться?

— Мне? — переспрашивает собака, чтобы выиграть время.

— Тебе-тебе.

— В отличие от некоторых,— продолжает она тут же, многозначительно ухмыляясь,— я максимально использую свободное время для самообразования.

— Я в курсе.

— А вот о чём ты, видимо, «не в курсе», так это о том, что у меня через две недели экзамены, и так как я — лучшая студентка на потоке, то ниже задранной планки опуститься не имею права. Отсюда и недосыл.

— Так что давай,— вставила свои «пять копеек» кошка,— накрывай поляну, и не стой на пути у науки. Прогресс не остановить.

— Словесный понос тоже.— нашёлся я, и тут же спохватился. — Позвольте, по официальным документам — на потоке лучший студент, а не студентка. И этот человек, заметьте — человек, я!

— Человек, значит... — задумалась собака.— Ну, что ж, это звучит гордо, но тогда учти, человек! То, что в бумагах стоит твоя фамилия, не больше, чем досадная формальность для обхода понятно каких трудностей, и на твоём месте я бы не права качала, а испытывала чувства глубокой благодарности и даже уважения.

— Слушайте, вы уже совсем оторвались от реальности в своих диалогах, платоны хуевы! — взорвалась кошка и, недовольно размахивая хвостом, запрыгнула на стул. Деловито распотрошила завёрнутую в бумагу колбасу и скептически принюхалась.

— Ближе к насущному моменту нужно быть, — скуксила она недовольную морду.— Не, колбасу не буду — ветчину давай, она посвежее. Пришлось положить перед ней ещё один бумажный свёрток.

— Колбасу, получается, мне? — ехидным голосом осведомился я.

— А есть другие кандидатуры?—как ни в чём не бывало отвечала кошка. Испортили такое утро!

Но дальше меня ждало ещё большее испытание. Началось оно, как и весь пердюмонокль в этом доме, со звонка в дверь. Может, отвинтить этот звонок к едрене — фене?

Оказалось — телеграмма. Читать не стал, потому как не мне, а Марине. Отнёс бумажку в спальню. Положил рядом с ней на тумбочку. Потом прилёг рядом, пригрелся и... уснул.

Проснулся от того, что Марина толкает меня в бок. Спросонья ни хуя понять не могу.

— Чё такое?

— Это откуда телеграмма?

— Я утром получил, со сранья.

— Родители в гости собрались...

— Какие родители?

— Мои!

— Ну и куда их девать?

— Поживут пару недель в моей квартире, в музеи сходят.

— Музеи тоже у тебя в квартире?

— Дурак! В Эрмитаж сходят!

— Удачно, там как раз распродажа...

После того, как Марина ушла на работу, на кухне разгорелся диспут.

— Старпёров нам не надо!— кошка сразу обозначила свою позицию. — Свобода и ниепёт!

— Действительно, зачем нам лишние едоки? — поддержала её собака.

— Да вы вдвоём за неделю жрёте больше, чем мы с Мариной за месяц! — я попытался пойти в контратаку.—Кто под Новый год всю колбасу сожрал? Пушкин?

— Хуюшкин!

И кошка ушла в комнату.

— А ты что? Тоже, значит, боишься отощать, блокадница?

— Ну, как сказать, тут ведь не только еда, а в большей степени проблемы комфорта.

— То есть попиздеть не получится?

— Опять же таки и этот фактор.

— При Марине умудряетесь же как-то сдерживаться?

— Это до поры, до времени. Когда-нибудь и с ней случится «пдыщ».

— Слова-то такие откуда?

— Интернет — источник знаний...

— Да вас же кроме футбола и мормышек ваших ни хера не волнует? Ну разве что ты со своей наукой исключение...

— Уверен? А еда?

И собака тоже гордо покинула кухню.

Пошёл на работу злой как черт. На площадке встретился с соседкой.

— Здравствуйте! — радостная такая.

Я тоже поздоровался. Всё-таки Санкт- Петербург за окном.

Пару слов об их семье. Муж у неё — спортсмен: то ли боксёр, то ли борец — не помню. Здоровенный, как книжный шкаф. Как-то (лифт был сломан) встретились на лестнице: я из магазина сумки пёр, пыхтя и потея, а он как палубный истребитель на форсаже мимо просвистел с двумя рулонами линолеума. Я тогда ещё охуел. Потом тоже как-то видел его во дворе: они с женой холодильник купили невъебенный (видимо, жрёт он, как бомбардировщик), грузчики понятное дело — «до подъезда». А ему — похуй пыль, обхватил его, как трелевочник и поволок к себе.

Теперь о соседке. Ничё так. Марину всё доёбывала, как, мол, у нас совместная жизнь получилась?

Чего-то она ей отгрузила такое, что теперь, когда соседка меня увидит — всё время улыбается. Естественно, когда мужа рядом нет. Тот с ней, видимо, строг.

А, вот ещё, важная деталь, она — блондинка. Причём, такая, что в гараж только через автосервис въезжает.

— Мой уже ушёл, а у меня лампочка перегорела...

Вот чего она хочет? Попросить меня лампочку заменить или сообщить, к что мужа нет?

— Ну? — я вопросительно смотрю на неё, ожидаю чего-нибудь более конкретного.

— Вы можете поменять?

— Мужа?

Она испугалась:

— Нет, зачем?

— Ну не знаю, на еде сэкономите...

Смотрит на меня, ни хуя не понимает, шучу я или нет.

— Ладно, где ваша лампочка?

— Там, на потолке.

«Ясень-плесень,—думаю,— что не в голове у тебя лампочка».

Прошёл за ней в квартиру, попытался снять ботинки, но соседка запротестовала.

— У нас всё равно домработница убирает!

Ещё один мазок к портрету.

— Подождите, я лестницу принесу.

И пошёл к себе за стремянкой. Животные уже в дверях встречают.

— У неё муж боксёр! — заботливо напоминает кошка.

— Знаю.

— Не боксёр, а борец! — Поправляет собака.

— Не важно, кто он, главное, чтобы последствий не было...

Тут я уже не вытерпел:

— Лампочка у неё перегорела!!!

— Слышали... — кошка, закатив глаза, отвечает.

Я не стал ввязываться, взял лестницу из чулана и пошёл к соседке.

— Ой, я не знаю, где у нас лампочки хранятся, — вдруг она вспомнила. «Конечно! — думаю про себя.—Откуда тебе знать?»

Возвращаюсь к себе за лампочками.

— Чё, гондоны забыл? — кошка подъёбывает.

— Хуй забыл!!!

Иду опять к соседке. Молча залезаю (на стремянку), выкручиваю старую, вкручиваю новую лампочку. Эта дура свет не выключила, и мне по глазам как уебёт сто пятьдесят ватт. Стою и сам на себя злюсь. Тоже ведь, мудило — мог бы и проверить! А этой — хоть ссы в глаза — всё божья роса.

— Ой, как теперь светло!

Я думал, она сейчас в ладоши захлопает. В дверях уже спрашиваю:

— А муж у вас боксёр?

— Нет. Он борьбой занимается!

— «Классик» или «вольник»?

— Не знаю, спрошу у него...

— Ну, до свиданья, тогда.

И я вышел. Пока ставил стремянку, подошла кошка.

— Ну, так «классик» или «вольник»?

— Тебе-то что?

— Интересуюсь в целях безопасности.

— Сплюнь.

На работу я почти не опоздал.

На следующий день, вечером, мы с Мариной поехали на вокзал. Встретили её родителей, проехались по городу с обзорной экскурсией. «Это Аврора, это Невский проспект», и так далее... Я старался не вникать в беседу. Сплошные «лючки и парнички». Садоводы, блядь.

Дома родственнички недовольно покосились на животных.

— А что это у вас? — с претензией спросил Маринин отец.— Кошки-собаки в доме?

Кошка отпустила ему полный презрения взгляд и ушла, даже не обнюхивая.

«Ну, теперь пиздец тебе дедушка»,— подумал я.

— Вы в моей квартире будете жить, а мы — здесь. Животные вам не помешают,— попыталась загладить потенциальный конфликт Марина.

— Всё равно, не дело! — упорствовал старик.

Мать Марины укоризненно посмотрела на мужа, но промолчала.

За семейным ужином животные демонстративно отсутствовали. Я извинился перед всеми и прошёл в комнату.

— Ну, чё вы как не родные? — шёпотом спрашиваю у них.

— Боюсь вступить в дискуссию, — Собака серьёзно отвечает.

— О чём с ними можно говорить? — кошку понесло. — «Животные — не дело»! Ишь, блин, деловой!

— Ладно, потерпите пару недель, Марина ведь тоже переживает.

— Потерпеть мы, конечно, потерпим,— примирительно заверила собака.— Но пускай этот поборник чистоты не провоцирует.

— Попробую объяснить,— пообещал я им.

Вернувшись к столу и прослушав получасовую лекцию о том, что «всё уже не так», я начал клевать носом. Потом вспомнил, что обещал «своим» урегулировать вопрос.

— Иван Иваныч (забыл сказать, что Маринин отец — Иван Иванович, а мать — Екатерина Ивановна), я по поводу животных... Они у меня очень чистоплотные и умные. Всё понимают,— я выделил голосом слово «всё», чтобы надавить на подсознание, но Иваныч только закряхтел недовольно, как будто я ему на мозоль надавил. Екатерина Ивановна ответила за него:

— Ваня у нас очень категоричен, а я животных люблю. Раз они у вас такие умные, вы им скажите, что со мной можно дружить, — и она засмеялась над своей шуткой.

Из коридора раздалась ободрительная возня, явно там живо обсуждали подслушанное.

Ну, вроде как порядок с этим вопросом.

Оставив Марину с роднёй, я решил покемарить в кресле. В комнате уже работал телик Кошка смотрела футбол. Правда, в одиночестве. Собака лежала у батареи на полу и читала «Старик и море», привычно переворачивая страницы языком.

— Молодец, не провалил миссию,— подбодрила меня кошка, не отрываясь от экрана.

— Но дед всё равно потенциально опасен...— задумчиво сообщила собака.

— Ну, мы его, если что, перевоспитаем! — заверила кошка и тут же заорала.— Куда ты пас даёшь?! Я, выпив валерьянки, хвостом точнее отпасую!

Марина что-то крикнула из кухни, и я вернулся.

— Слушай, у нас на завтра совсем еды нет, не съездишь?

— Давай.

Я оделся, проверил ключи и деньги. Раз вечер пропал, хоть прокачусь перед сном.

На лестнице столкнулся с выходящим из лифта соседом — борцом. Мы поздоровались по спортивному— кивками, как приветствуют друг друга каратисты перед боем. Не хватало только «Хаджиме».

Ездил я часа два. Вернулся, думая, что все уже собираются спать. Но не тупо было. В прихожей меня встретила Марина с тряпкой в руке.

— Что стряслось? — подозрительно спросил я.

— Потоп! — и она умчалась в туалет.

Быстро раздевшись, я ворвался в комнату. Там сидели: Екатерина Ивановна —явно чем-то расстроенная, Иван Иванович —подозрительно-испуганный, кошка — сияющее-ликующая.

Я взглядом показал ей «на выход», надеясь, что это останется незамеченным. Та, не спеша, встала и, выгнув спину, продефилировала в коридор. Я, чтобы ускорить процесс, поддал ей под зад ногой. В спальне уже Сидела собака, уныло смотря в окно.

— Ну, что тут у вас? Оставил на два часа...

— Пенсия сральник сломала.

— То есть как это? — я не понял даже сначала о чём речь.

— Расколол бачок и толчок, мудило, — продолжала кошка.—Хорошо ещё посрать не успел!

— Иван Иванович? Чем?!

— Да уж не хуем, старенький ведь! Полез проверять, какой у тебя инструмент в шкафчике, ну и выронил разводной ключ.

— Ебическая сила!

— Эпическая, так культурнее,— поправила меня собака и оптимистично подытожила.— Всё ещё только начинается...

— Сидите здесь, от греха...

Я бросился в туалет на подмогу Марине. Совместными усилиями мы собрали всю воду в таз.

— Как же угораздило папу твоего? — со злорадством начал я, когда авария была ликвидирована.

Марина расстроено махнула рукой, и я решил больше её не пытать, а примирительно чмокнул в щеку.

— Не расстраивайся и объясни им, что мы теперь в твою квартиру «до ветра» будем ходить. Только заостри внимание, что животные тоже приучены к человеческим удобствам.

— Хорошо, и спасибо, что не злишься.

Пока я возился с тряпками, тазами и «не злился», Марина по-тихому переправила семейство к себе. Когда я вынес осколки на помойку, стало уже совсем темно и мы, наконец, сели на кухне пить чай.

— Надолго они? — как бы невзначай спросил я у Марины.

Кошка с собакой навострили уши.

— Я думаю на пару недель. Может, меньше.

И посидев ещё немного, она пошла в ванную. Потом ушла собака, и мы с кошкой остались вдвоём.

— У Марины в шкафчике над унитазом ничего тяжёлого нет? А то мы с завтрашнего дня запросто можем начать во двор срать ходить.

Я тяжело вздохнул и отправился спать.

Утром меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Открываю и вижу соседа. Стоим, смотрим друг на друга. Тот, наконец, решил поздороваться:

— Я — «вольник»...

Сказал бы сразу: «Я — пиздец».

— ?

— За лампочку спасибо.

А у самого желваки играют.

— А-а а,— протянул я.— Пожалуйста. Перегорит — обращайтесь!

— А чё, так уж часто перегорают?

— Естественно, это ж обычная лампочка. Если хотите, поменяйте на современные, скрученные такие, как внутриматочная спираль. Те — вечные, как Федя Костров.

— А кто это? — не понял сосед.

— Фидель Кастро. Вождь кубинского народа.

Бляха-муха, зря я про эту спираль. Напрягся богатырь.

— Хо-ро-шо,— по складам отвечает. Получилось, как у Маяковского. Соседка выглядывает. Глаза уставшие — не выспалась, похоже. Ревнивый муж, наверное, всю ночь её в партер ставил. За лампочку мстил. Не помню как уже, но закончили мы этот разговор, и я пошёл чистить зубы.

— Чего этот компрачикос хотел? — кошка спрашивает.

— А хуй его знает... Наверное, чтобы я его с «классиком» ненароком не спутал.

— Не забудь сегодня сантехнику купить.

— Шла бы ты телик зырить!

— Там профилактика, по всем каналам только «бой муравьев».

— Кроссворд тогда отгадывайте.

— А вот это мысль!

И она удалилась.

Пока я собирался, собака вызвала сантехника на завтра. На сегодня все «короли говна и пара» были уже заняты.

— Неужели ко всем родственники приехали? — вслух подумала собака. Успев перехватить кружку кофе, я заглянул в комнату попрощаться. Пиздобратия и вправду разгадывала кроссворд. Я быстро пробежал глазами вопросы — охуеть! Половина про рыбалку, половина про футбол! Один вопрос ваще ебанутый «Что объединяет рыбалку и футбол?»

На работе пришлось задержаться, и в магазин сантехники я ворвался перед закрытием.

— Унитаз нужен.

— Какой?

Не знаю, что хотел продавец: повыёбываться или он так шутил...

— Чтобы срать! — рявкнул я.

После всех проблем дома, ещё и на работе мозгоклюи заебали. Этот ещё тут. Хохмач, бля!

— Какой фирмы? — видимо, всё-таки продавец не шутил и не выёбывался, но меня уже понесло.

— Bang&Olofsen!

— Нет таких!

— Тогда вон тот и всю требуху, которая может понадобиться.

Вечером, когда, как говорится, «ничто не предвещало беды», Иван Иванович полез в конкретную залупу. Проблема всплыла при попытке сходить всем табором в толчок.

— Зверей на улицу! — безапелляционно заявил он.

Я взглянул на Марину, та жестом попросила меня подождать минут пять и удалилась на проработку.

— Дело принимает серьёзный оборот, мы же не ангелы, в конце концов,— напомнила мне собака.

Кошка была более лаконична:

— Команчи будут мстить!

Меня вдруг как-то резко это всё заебало, и я решительно направился в Маринину квартиру.

— Ни кошек, ни собак! — пенс разорялся, аж на лестничной площадке было слышно.

Я вошёл, за мной гурьбой скакала группа поддержки, как пехота за танковым клином.

Марина с красными от расстройства глазами беспомощно развела руками.

— Попробуй ты убеди...

И ушла в нашу квартиру.

— Дедушка,— начал я вежливо,— Вы лишили нас санузла и теперь узурпировали запасной!

— Речь не о вас, а об этих! — дед махнул рукой на «команчей».

— Они члены нашей семьи, такие же, как и вы. Не надо устраивать скандала из ничего.

Дед разнервничался и схватился за стакан с водой.

Я хотел ещё что-то аргументированно изложить в устной форме, но меня опередили:

— А я ща ему в галоши насру, вот тогда по-другому запоёт.

Это могла сказать только кошка.

Дед как стоял, так и ёбнулся прямо со стаканом. Хорошо Екатерина Ивановна была в самой дальней комнате!

— Стакан не выронил — старой закалки человек,— восхитилась собака.

А я бросился за нашатырём, хорошо запас есть, но на лестнице меня ждал «вольник».

— Такая нормально?

«Что ж тебе-то от меня надо?»,— в сердцах подумал я.

— Какая «такая»?

— Лампочка.

Я осознал, что всё это он произносит, крутя у меня перед носом этой ёбаной лампочкой. Как будто мне в глаз её хочет вкрутить!

Пока я думал, что ему .ответить, бежавшая «вторым темпом» кошка на ходу бросила:

— С дороги, «протеин». Понаебут же уродов!

Интересно, сколько же он весил? Потому что, когда он плашмя пизданулся об пол, дом ходуном заходил. Лежит как покойник со свечкой, только вместо свечки — лампочка. Хули говорить— хайтек.

Я реально удивился, что лампочка при этом не разбилась, наверное, произведена по последней хитровыебаной технологии. Надо будет таких же купить что ли?

Тут же вспомнил, что совсем забыл об отдающем концы Иваныче. Найдя нашатырь и открыв его, набегу отлил немножко (нашатыря) в ноздрю «вольнику». Он подскочил, как ракета из шахты и, ошалело крутя головой, ломанулся к себе.

«Хуй с ним, объясню потом, что глюки из-за анаболиков», — думал я, приводя в чувство старика.

Тот, открыв глаза, долго молчал.

— Чего-нибудь скажите уже! Сиси не мните... — попросил я.

— Это правда?

— Что «это»?

— Она говорит?

— Вы о чём?

— О кошке, мне показалось, что она мне обещала в калоши насрать.

— Если не пустите в туалет, то вполне возможно, что вы угадали её желаний.

— Пускай идут...

И дед, кряхтя, удалился.

Всё это время Марина была на балконе.

— Ну, как там? — с тревогой спросила она. — Что-то так грохнуло, я испугалась даже!

— Наши победили, — успокоил её я.

— Как всегда?

— Как всегда!