23. Марина

— Подождите, подождите, подождите! — поднял я обе руки сразу, чтобы защитить себя от мощной словесной атаки.

Кошка и собака замолчали и недовольно засопели.

Пользуясь очередным отсутствием Марины, животные начали приводить в исполнение очередной дьявольский план, созревший в их мохнатых мордах. На этот раз по их авторитетному мнению совершенно необходимо было обзавестись домиком на природе, чтобы озеро поближе, место тихое и, разумеется, лес без конца и края за околицей.

— Вы хоть знаете, что такое «околица»?

— Зубы не заговаривай, нам нужна загородная вилла, будем жить по примеру римской знати.

— Виноград тоже будете возделывать?

— В нашем климате заменим его картошкой.

— На всякий случай напоминаю, что рабство отменено.

— Рабство отменено в смысле эксплуатации человека человеком, а у нас другой коленкор. Наши условия — людей поменьше и чтобы рядом озеро было или река. Ну, вобщем, чтобы рыбу можно было ловить. И экология чтобы была на уровне.

— На каком уровне?

— На горизонтальном. А учитывая то, что ты ленивый, как дохлый лев.

— Раз ленивый, то не дождётесь... И не ленивый, а спокойный. Не передёргивайте!

— Сам же спасибо скажешь!

— Это ещё бабушка напополам произнесла. Вам палец дай — по локоть отхватите руку.

— Мы из тебя всего за несколько лет человека сделали! Теперь в качестве компенсации за безвозвратно загубленные нервные клетки хотим заслуженную награду в виде приусадебного хозяйства. Хотим достойно встретить старость.

— А я с вами выходит только морально и физически обновлялся? То есть с моей стороны никаких психических затрат? Все тяготы были на ваших хрупких плечах?

— Вроде того...

— Ну, знаете... Завещание тоже на вас составлять?

— О таком повороте событий мы, по правде говоря, ещё не думали, но за свежую идею — спасибо.

В лоб их не взять... Я решил поменять тактику:

— Хорошо, подумаю над вашим предложением, только для начала с Мариной посоветуюсь.

И чтобы не наговорить лишнего, спросил:

— Как насчёт развеяться?

В городской черте мы практически не гуляли, всегда ездили на природу. В основном, на залив. Хотя в последнее время и это стало проблематично — слишком много машин на дорогах. То есть то, что машин много это, конечно, хорошо — больше обеспеченных людей, здоровее общество. Но вот отсутствие положенной для такого автопарка дорожной сети сильно осложняло дело. Как всегда власти запаздывали в решении проблем насущных. Впрочем, наверняка, у них были более важные задачи.

Но сегодня мы на редкость удачно доехали до места. Я неторопливо ел шашлык в каком-то прибрежном ресторанчике, пока зверьё носилось по пляжу. Кроме меня никого не было, да и весь персонал ресторанчика состоял из повара и официантки с табличкой «Наташа» на груди. Засмотревшись на залив, я и не заметил, как официантка подошла ко мне — слишком бесшумно она передвигалась. Спросила, не желаю ли я чего-нибудь ещё, я отрицательно качнул головой.

— Давно у вас кошка с собакой живут?

— Порядочно...

— Прям, как друзья настоящие. Вон идут,— она показала рукой в их сторону.

На фоне солнца звери брели вдоль береговой кромки и явно о чём-то спорили.

— Как будто разговаривают меж собой! — восхищённо заметила официантка.

— Вполне вероятно,— честно признал я.

— Я вам не надоедаю разговорами? — опомнилась Наташа.

— Нет, не беспокойтесь. Я люблю с людьми поговорить.

— А то сегодня народу почти никого. Даже заскучала! На выходных носишься, как электровеник, думаешь: «Да сколько же вас? Что вас жены дома не кормят?». А сегодня как-то... и непривычно даже.

— У вас животные есть дома?

— У меня? Только муж,— она засмеялась.— Это наш ресторан, я — официантка, а он — повар.

— Давно уже так работаете?

— Лет семь. Я сама рядом живу, местная, а муж — питерский. Продали это квартиру, на эти деньги и поднялись. Начинали с ларька, потом — кафешка у дороги, и вот, наконец, этот ресторанчик.

— Хлопотно?

— Хлопотно, конечно. Сами понимаете, всякое случается. Сейчас поспокойнее стало, раньше нервотрепки было больше. А работаем

хорошо. К нам, в основном, люди, если один раз приедут, то потом с удовольствием возвращаются. Готовим мы вкусно, продукты всегда свежие. Живём летом почти всё время тут, а зимой рядом — в моей квартире, отсюда на машине двадцать минут.

— Бизнес зимой как?

— Зимой, конечно, не так, как летом. Но у нас постоянных клиентов хватает, чтобы зиму пережить, — она опять засмеялась.

Весёлый, жизнерадостный человек.

— Я тоже к вам стараюсь заезжать, если мимо еду,— мне очень захотелось сказать ей что-нибудь, что, наверняка, её обрадует.

— А я вас помню, вы у нас один такой с котом и собакой.

— Кошкой,— поправил я.

— Только вы редко бываете.

— Скоро может буду чаще. Решил вот себе домик за городом купить, правда, ещё не знаю где.

— Тут много продают, но, в основном, их агентства сразу перекупают и свою цену ставят, сейчас все как с ума посходили с этой недвижимостью. Но если хотите, я поспрашиваю.

— Был бы очень признателен.

— А мне-то от этого прямая выгода — будете у нас чаще появляться.

Я оставил ей телефон для связи. Мы пожелали друг другу всего хорошего, и она ушла.

Подошли животные. Собака запрыгнула на стул напротив, кошка тоже последовала ее примеру и свернулась калачиком на стуле справа от меня, «Со стороны — убойное зрелище», — подумал я. Собака протяжно зевнула. Кошка понюхала воздух;

— Что-то я проголодалась.

— Для вас меню нет.

— Не жмотись! Наверняка колбаса у них водится.

— Да не жмотюсь! Но как ты это себе представляешь? «Дайте мне, пожалуйста, колбасы для моей кошки?»

— А я, значит, не участвую в пиршестве? — обиженно подняла голову с лап собака.

— Ещё нелегче...

Я пошёл к стойке, выполненной из брёвен, покрытых бесцветным лаком.

— У вас не будет колбасы или ещё чего-нибудь, чтобы животных покормить?

— Конечно, будет!

Мне навалили полную тарелку всевозможных колбасных и мясных обрезков, Наташа проявила такой энтузиазм, что пришлось даже уговаривать остановиться.

— Всё бесплатно! — крикнула она мне вслед. — За счёт заведения!

— Ого! Вот это подгон! — оценивающе кивнула кошка.

— Да, и качество на высоте,— понюхав воздух, поддержала собака.

— Я тут поговорил с официанткой— она местная, сказала, что поспрошает насчет дачного домика.

— Молодец, не теряешь времени даром.

— Конечно, заслуга-то в этом, естественно, только ваша. Я — слепое орудие в ваших лапах.

— Дай поесть спокойно! В смысле, без сарказма. Мы тебе не мешали, между прочим.

— Ещё какие замечания будут?

— Сообщим в своё время.

Я дал кошке лёгкую затрещину, чтобы не наглела, и продолжил любоваться видами. Когда тарелка опустела, откуда-то сверху, где по заве Рениям различных религий находится рай, на наш столик снизошла всепримиряющая благодать и спокойствие. Кошка умиротворённо Дремала, собака спала, я тоже чувствовал, что ещё чуть-чуть и отключусь. Хоть и очень не хотелось, но пора было ехать домой.

— Подъём, банда! Нас ждут великие дела! — попробовал я всколыхнуть всеобщее сонное царство. Царство реагировало предсказуемо: потягиваниями и ворчанием. Не торопясь, добрели до машины. Ехали очень плавно и аккуратно.

— Что-то меня так поднакрыло,— сказала кошка.

Собака согласилась с ней, и (редкий случай!) я тоже был согласен. Дома всеобщее оцепенение только усилилось. Все двигались по квартире как в замедленной съёмке. Казалось, что если подбросить в воздух ботинок, то он опустится на пол, как воздушный шарик Даже воздух был какой-то густой как перед грозой.

Лениво зазвонил телефон:

— Алло, у аппарата...— лениво сняла трубку кошка по громкой связи.

— Кто это? — испуганно-удивлённый Маринин голос.

Ёб твою мать! Как же сразу всё ускорилось!

— Какого хера! — я, шипя, ворвался в комнату.

Кошка сидела с оторопело глупым видом, понимая, что сморозила злокачественную хуйню. Собака в кресле обхватила голову лапами и качала головой как бы говоря: «Всё — приплыли».

— Н-А-Х-У-Я! — одними губами произнёс я, в отчаянье глядя на кошку. Та сидела, как прибитая, и только хвост нервно барабанил по спинке кресла.

— Кто это говорит? Лёша, я слышу, что телефон на громкой связи, кто там у тебя? — голос Марины не оставлял никаких шансов.

— Мариш, привет,— я схватил трубку с базы и отрубил проклятый интерком, пытаясь при этом говорить самым невинным голосом.

— Здравствуй,— ледяной тон Марины явно не предвещал ничего хорошего.— Ещё раз спрашиваю, кто там у тебя?

«Что бы придумать, что бы придумать?»,—Я лихорадочно искал выход, как присыпанный шахтёр. В поисках поддержки и от отчаяния, посмотрел на животных, но те разводили лапами и всем своим видом констатировали полный провал нашей конспирации. Вот ведь опалились так по нелепому!

— Леша, у тебя там женский голос. Что ты молчишь, кто это?

— Мариш, всё хорошо. Это не то, о чём ты думаешь! — горячо затараторил я.

— А о чём я по-твоему сейчас думаю?

— Не знаю...

— Да нет, знаешь прекрасно! Как ты мог?

— Я клянусь тебе, что я всё объясню, когда приедешь.

— Я прилечу завтра утром. Можешь не встречать, поговорим вечером, но сразу предупреждаю — разговор будет очень короткий.

И она повесила трубку. Я присел на стул и уставился в пространство. Животные тоже молчали. Кошка — виновато, собака — удрученно.

— Ну, что делать будем? — наконец, нарушил молчание я.

— Такой был вечер... Ну, почему в мире нет золотой середины? Всегда какие-то крайности во всём? — сокрушенно произнесла собака.

— Сейчас не время причитать, надо разруливать,— ожила кошка.

— Ты уже разрулила, практически в три приёма через двойную сплошную!

— Ну, обосралась, с кем не бывает? Зато надо по максимуму использовать это в нашу пользу!

— Что бы ты не сказал, Марина ни во что не поверит. Поверит она только в одно.

— Во что?

— Вправду.

— Мне тоже так кажется.

— Значит, ждём Марину и во всём признаёмся?

Животные синхронно кивнули головами.

— Я бы на твоём месте обязательно её завтра встретил, только не надо все эти цветы и прочее. Это ещё больше её заведёт. Просто встреть, желательно без лишних разговоров, и сразу домой. Тут мы выступим с концертом самодеятельным, и всё само собой разрешится.

— Встретить-то я её, ясень пень, встречу. Но как бы она меня там не прибила...

— А ты не провоцируй!

— А ты не учи!

— Не лайтесь! — рявкнула собака.

Все разбрелись по своим углам и замолчали. Я в очередной раз представил, на какой иррациональной хуйне держится мир. Странно, что атомной войны до сих пор не случилось. Тут бытовуху то не знаешь, как наладить, а в масштабах государств?

О чём я думаю?! Какие, в пизду, государства? Как же мне хотелось сейчас объяснить Марине всю правду, чтобы не мучалась она, не гоняла эти думки по голове. Уж она-то прекрасно знает, что я был за человек! О чём ей ещё думать, услышав у меня женский голос? Это мне расплата за блядство моё беспросветное. Но только вот она-то здесь при чём? Неправильно. Несправедливо. Как бы сказал мой сосед — неспортивно.

Очень сильно захотелось выпить. Я пошёл на кухню и налил себе пятьдесят грамм коньяку. Вышел на балкон и, глядя в ночное небо, начал, не спеша, пить. Через пару минут пришла собака и села справа. Потом появилась кошка и запрыгнула на зимние колеса с другой стороны. Если бы я был режиссером и снимал кино, то сейчас бы камера показывала нас на этом одиноком балконе, а потом начала бы, ускоряясь всё быстрее и быстрее, удаляться в космос так, как это я видел множество раз в различных фильмах, и всё бы закончилось картинкой одинокой маленькой планеты в бесконечном космосе.

Мы долго стояли, не произнося ни слова, и такая сквозила в нашем молчании тоска, что хоть на Луну вой.

— Где будем Марине признаваться в наших грехах? — решил я нарушить тишину, потому что молчание становилось совсем уж невыносимым

— На кухне надо, — отозвалась собака.

— Почему именно на кухне?

— Там для хозяйки своя территория, Марине там подсознательно спокойнее.

— Хорошая идея.

— Во сколько она завтра будет?

— В обед ждите нас. Если я, конечно, выживу.

— Ты уж постарайся, а то будет как у Ромео и Джульетты.

— Надеюсь, до таких страстей вряд ли дойдёт.

Мы помолчали ещё немного. Наконец, собака ушла, напомнив что «утро вечера мудренее». Следом за ней тихо, как тень, исчезла кошка. Я опять остался один. Коньяк почти закончился, и я допил остатки залпом. Больше пить не следовало. Алкоголь полезен только в малых дозах. Окинув взглядом свой двор, задумался о хрупкости счастья. Не одну тысячу лет люди задаются эти вопросом. Куда мне со своим рылом? Я посмотрел на хлам, валяющийся на балконе. Увидел старую пыжиковую шапку.

Шапка эта появилась у меня, когда мне было лет семнадцать, причём, я её ни разу не надевал, было это так.

Я пересаживался в метро на Техноложке. Чтобы пересесть с Кировско--выборгской линии на Московско-петроградскую в другом направлении нужно подняться по довольно крутым ступеням. Вот после этого подъёма, явно забравшего последние силы, и лежал «рыбак- зимник». Раскинув руки, без варежек и ноги в унтах. Прям как морская звезда. Варежки он потерял раньше, наверное, в электричке. А сейчас рядом валялся ящик с уловом, льдобур и пыжиковая шапка. Рыбак безмятежно спал. Ему всё было похуй: веселящиеся прохожие, склонившиеся над ним менты, сочувствующие старушки. До сих пор помню один из комментариев: «Давно, наверное, лежит... Вон как храпит, рыба бы не стухла...»

Менты методично и буднично шмонали по карманам. Наверное, искали хоть какие-то документы. Вдруг один подпрыгнул и заорал. С ужасом взглянув на свою руку, он увидел торчащий из пальца крючок. Стоя рядом и проходящие мимо люди заулыбались — мелочь, а приятно. Рыбак тоже улыбался во сне. Может быть ему снился невьебенный судак или хорошая поклёвка. Ничего, кроме крючка, не найдя, менты решили перетащить его в обезьянник, чтобы выпотрошить в домашней обстановке. Двое подцепили рыбака под руки и поволокли к эскалатору, третий страж порядка, взвалив на себя пахнущую рыбой и водкой амуницию, поплёлся следом. Унты волочились по полу, оставляя мокрые следы. На месте осталась только пыжиковая шапка. Не знаю почему, но я решил её взять себе. Вот такой вот сувенир из детства. Спасибо тебе, неизвестный рыбак, затерявшийся во времени и пространстве! Твоя шапка отвлекла меня от грустных дум.

По двору торопились возвращающиеся с поздних посиделок люди — метро закрывалось через тридцать минут. Где-то в соседнем доме выясняла отношение молодая семейная пара. Тоже ищут счастья...

Я ещё раз окинул взглядом двор и решил последовать примеру собаки — уснуть.

Скажу сразу — утро не добавило оптимизма. Собирался я в мрачных думах.

— Мы приберём всё, чтобы сияло,— попробовала поднять настроение собака.

— Как приедете, сразу веди её на кухню,— ещё раз напутствовала кошка.

— Может, ей всё-таки переодеться в домашнее? — засомневался я.

— А если она не будет? Может, она хочет зайти, рубануть с порога и к себе...

— Это вполне вероятно. Надо придумать что-то, чтобы ей надо было на кухню зайти.

— Предложить ей блинов испечь, типа в последний раз? — съязвил я.

— Принимаются только конструктивные идеи.

— Вы думайте пока, а я поеду, если что — звоните на трубу, не стесняйтесь. Сейчас уже не до игр в «рыцарей плаща и кинжала.»

— Присядем на дорожку, напомнила собака, когда я уже собирался выходить.

Мы сели рядком, как птички на проводе. Судя по нашим лицам, по проводу этому бежал электрический ток высокого напряжения. Выждали секунд двадцать.

— Ну, с Богом,— выдохнула кошка.

В ожидании Марины я места себе не находил. Столько лет я жил, не зная, что рядом со мной, буквально в нескольких метрах, живёт человек, который станет для меня самым родным на всём белом свете и что вот так запросто — по глупости — я могу её потерять. Упустить как птицу счастья, которую почти держал в руках. Я клял себя последними словами за глупость, неискренность, короче, за всё то, что казалось мне причиной возможной катастрофы.

Женский голос объявил, что рейс, на котором прилетает Марина, заходит на посадку.

Потянулась вечность. Я стоял и смотрел на двери, откуда должна была появиться она.

Пошли первые пассажиры. Марины не было. Хлынул основной людской поток и где-то посередине я, наконец увидел её. Красивая, с плотно сомкнутыми губами, она шла как будто отдельно от толпы. Я дёрнулся ей навстречу:

— Марин, я здесь.

Она замерла, ещё плотнее сжала губы и ничего не сказала. Мы забрали багаж и, не произнося ни слова более, направились на стоянку. Стараясь соблюдать инструкции, данные мне животными, я молчал. От этого становилось совсем невмоготу. Но делать нечего, план для того и придумывается, чтобы его соблюдать. Однако первой тишину нарушила Марина:

— Ну, а ты что молчишь?

— Не хочу задеть тебя ненароком.

— Задеть? Да ещё и ненароком?! Какая чуткость...

Я представил собаку. Чтобы она ответила на это?

— Марина, любые твои умозаключения неверны, потому что исходят из ложных предпосылок. Поэтому сейчас нам лучше доехать до дома, там ты сразу всё поймёшь.

— Сразу, значит? — саркастически уточнила Марина.

Я вспомнил обычную человеческую реакцию на говорящих кошек и собак:

— Ну, может не сразу... Но сама того не подозревая, ты спровоцировала «момент истины». Так что пути назад уже нет.

— Ещё бы «на перёд» ты уже себе путь нашел...

— Марина, я тебя очень прошу, не надо распаляться. Я клянусь, ты для меня — самый любимый человек. Что-либо добавить мне сейчас нечего, ты всё равно находишься в плену своих фантазий.

— Выходит женский голос в трубке, да ещё в таком хозяйском тоне, это фантазии?

— Ещё раз говорю, дома ты всё поймёшь. Только потерпи и не пори сейчас горячку.

— Поверь мне, я — разумная женщина и очень много могу тебе простить, но есть вещи, которые прощать нельзя. Если бы ты не удержался и гульнул где-то на стороне, то даже на это я смогла бы закрыть глаза, хотя мне было бы очень больно. Но пустить в наш дом какую-то шалаву — это чересчур. Дом — это всё, что у нас есть, это самое дорогое, что есть у человека. Наверное, ты ещё не готов к тому, чтобы это осознать.

— Я готов, и уже давно не такой, каким был раньше. И, я тебя умоляю, пожалуйста, Мариша, не спеши с выводами!

— Да как мне не спешить?! Как не спешить?! Ты что, ты не понимаешь, что этому нет никаких объяснений?! — и она заплакала, но не навзрыд, как обычно плачут доведенные жизнью женщины, а сдерживаясь какими-то неимоверными усилиями. Как будто слёзы, прежде чем выйти из неё на свет Божий, должны были пробить бетонную стену.

Я не мог видеть, как она страдала, но и сказать ей, что она разговаривала с кошкой, я тоже не мог! Это был бы полный финиш!

— Марина, не плачь, дома тебя ждут ответы на многие вопросы.

— Не утруждай себя придумыванием небылиц.

— Клянусь, я не замарал себя в тех грехах, которые ты мне приписываешь.

— Я очень устала, у меня была тяжёлая командировка. Давай, доедем молча?

В гробовом молчании мы ехали минут сорок. Во время движения это ещё не так напрягало, но в пробке просто рвало мозг. К счастью, всему приходит конец, закончился и этот «путь на Голгофу». Мы поднялись на лифте. В прихожей я помог Марине раздеться.

— Пойдём на кухню,— я сразу взял быка за рога.

— Я вымою сначала руки? — ледяным голосом ответила Марина.

— Идиот...— прошипела кошка, когда Марина скрылась за дверью, и сама юркнула на кухню.

«Кругом обложили»,— подумал я.

Наконец, Марина вышла и прошла туда, куда я её минуту назад зазывал. Я двинул следом.

— Садись на стул,— попросил я.

— Нет, я постою. Долго это не продлится, уверяю тебя.

— И всё-таки сядь, это очень важно.

— Хорошо,— сказала она, присаживаясь,— раз важно...

Итак, мизансцена была такова: посреди кухни на стуле— Марина, перед ней сидят собака с кошкой, я — позади на лихом коне, то есть на лёгкой измене и кислых щах

Животные молчат, только нервно переминаются. Марина с безразличным видом разглядывает стены. Я корчил страшные морды животным, те не реагировали.

— Ну? — наконец, не выдержал я.

Марина удивлённо проследила мой взгляд, и, увидев кому адресован вопрос, не выдержала:

— Если тебе нечего сказать, то зачем устраивать весь этот цирк? Чудес не бывает! — сказала она, повернувшись ко мне.

— Бывают,— наконец, произнесла собака.

— Нет, не бывает, дорогой,— всё также глядя на меня, отчеканила Марина, и тут же сообразив, что это сказал не я, широко открыла глаза.

— Кто это сказал? — тихо спросила она, боясь обернуться.

Я глазами показал ей на животных.

Нечеловеческим усилием Марина собралась с духом и резко обернулась.

Кошка нажала на лежащую перед ней на полу трубку телефона:

— Алло, у аппарата...

Марина сидела неподвижно, выпучив глаза. Собака метнулась за стаканом воды. Марина приняла стакан из её лап, как будто это был комок гремучих змей. Тут я решил взять слово:

— Видишь ли, дорогая, всё это время мы скрывали от тебя одну маленькую тайну, которая чуть было не привела к самым роковым последствиям. Но уж коли случилось то, что всё равно случилось бы рано или поздно, то теперь ты знаешь всю правду...

Тут кошка закончила за меня:

— Мы умеем разговаривать.

Собака тоже не захотела оставаться в стороне:

— И не просто разговаривать, как попугаи, а ещё и думать, читать и многое другое, что не свойственно животным в человеческом понимании.

— Телевизор смотреть,— вставила кошка.

— Я с ума схожу... — тихо пролепетала Марина.

— Ты знаешь, я тоже иногда от всего этого почти ехал крышей. Не переживай, теперь станет намного легче.

Когда Марина немного отошла, я спросил:

— Теперь я надеюсь, ты поняла, кто ответил тебе по телефону?

Марина, молча, показала пальцем на кошку. Та кивнула, сияя как начищенный пятак.

— Наши разногласия в прошлом? — продолжал уточнять ситуацию я.

— Да. Извини меня за всё, но такого я никак не могла представить.

— Это ты меня извини. Мы все так боялись за твою психику, вот и дотянули до кризиса.

— Так всегда бывает. Это как в экономике,— напомнила собака.

— Да-да-да... — всё ещё с некоторой оторопью согласилась Марина и для убедительности закивала головой.

— Мы пойдём к телику, а то сегодня Зенит... — сказала кошка.

Я кивнул.

— Представляешь,—выходя, кошка объясняла собаке,—теперь можно совершенно спокойно кричать «го-о-ол!» Я даже не верю до сих пор...

— «Гол» спокойно не кричат,— поправляла её собака.

— Так и я как раз об этом!

Я сидел и смотрел, как Марина отхлёбывала воду из заботливо поданного собакой стакана. Мне казалось, что вот так сидеть и смотреть на неё я способен всю оставшуюся жизнь.

— Ну, как ощущение? — спросил я.

Марина отреагировала не сразу, а когда заговорила, то отвечала медленно, обдумывая каждое слово:

— Непонятная смесь счастья и сна...

— Тогда давай выкинем будильник...