9. Работа

И опять началась прежняя жизнь. Свобода выбора и передвижений! Ночные приключения и знакомства. Короче, началось то, что в русском языке называется ёмким словом — блядство. Многие находят такой образ жизни недостойным нормального человека. Старинная, веками проверенная мудрость гласит: «Излишества никогда не доводят до хорошего». Тут спорить, разумеется нечего. Но, чёрт побери, как же те, кто ратуют за такой образ жизни, внутренне мечтают прожить хотя бы один денёк как я. Вечером — жорево, ночью — порево, утром — серево. Чем не модель национальной идеи, упорно отыскиваемой в последнее время? Да почему только национальной? Межнациональной! От Северного до Южного полюсов, все народности и племена, все национальности и меньшинства — все, все хотят этого!

И это, естественно, мы всего лишь люди.

Но по-русски это всё равно называется блядство.

Я даже спорт отодвинул на неопределённое время. Но с оговоркой — поклялся светлой памятью барона Пьера де Кубертена, что при первой возможности вернусь в спортзал. Осталось дело за малым — дождаться этой самой возможности.

Однако было в моей жизни нечто более неудобное — работа. Её от. двинуть никакой возможности не было. Это был вынужденный компромисс на жизненном пути и, в отличие от брака, этот союз человека и работы разрушить было практически невозможно. Наверняка, каждый попадал в ситуацию, когда приходилось выбирать между работой и собой. И всегда побеждала работа, которая в подавляющем большинстве случаев воспринимается как каторга! Существует, конечно, незначительный процент людей, для которых работа — это часть их натуры и вне её они себя не мыслят. Я же всё время относился к ней как просто к способу заработать хоть какую-то независимость от обстоятельств. Работа давала деньги. На деньги покупалась свобода. Так было и будет во все века. Вот и вся демократия.

Но по-русски это всё равно называется блядство.

Я бы даже так обрисовал исходные понятия — «противостояние человека и работы». Именно так и никак иначе. Скольких людей эта самая работа, которую Маркс называл «трудом» (суть дела это не меняет), что называется «вгоняла в гроб»?

Но, справедливости ради, надо заметить, что работа тоже бывает разной: для выживания и для обогащения. Причём обогащаются люди определённого склада, ну а выживает за счёт работы тоже вполне определённый контингент. Выживают неудачники, как принято считать по западным меркам. И этим самым своим выживанием создают материальные блага, которыми во всю пользуются более ушлые представители рода человеческого.

В далёком будущем население планеты будет делиться не по нациям, а именно по этому признаку. Будет черта, за которой ты «никто». Она, конечно, есть и сейчас, но это стыдятся признать. Её именуют «чертой бедности», «средний класс», или ещё как-нибудь — неважно. Но в будущем религией окончательно и уже «навек, бесповоротно», станет бизнес, а он не признаёт эмоций. И все окажутся в глубокой жопе.

Но по-русски это всё равно будет называться блядство.

Такие идеи в начале рабочего дня постоянно сверлят мою голову. Так бы продолжалось и дальше, но вездесущая работа пролезает даже в святая святых — мои мысли. Сейчас она материализовалась в телефонный звонок.

— Да?

— Алексей Николаевич? Это Сергеев. Я бы хотел к вам подойти по личному вопросу...

— Поличному? — машинально переспросил я.—Ну, давай после полудня.

— Спасибо!

Потом позвонили ещё три человека, и всем нужно было «поличному». Что за ерунда? Неужели в массах пошла какая-то движуха, о которой я ничего не знаю. Одно можно сказать точна разговоры пойдут про деньги, про зарплаты или премиальные или ещё про что-нибудь, что так или иначе связано с деньгами. Короче, про блядство... Но почему же все сразу? Чтобы раньше времени не гадать, я опять погрузился в свои мысли. С бодуна я всегда думаю много.

Вот недаром же люди делятся на тех, кто идёт вперёд, и тех, кто, наоборот, не стремится ни к чему. Что заставляет первых изобретать, творить, не спать ночами, а вторых, соответственно, сидеть на больничных, «отбывать номера», филонить и просто забивать на всё? Почему кто-то из нас является двигателем, а кто-то якорем? И ведь последних подавляющее большинство, да что греха таить, я и сам такой. Ну, может, разве что мне повезло больше чем другим: попал в струю и теперь не особо напрягаюсь. А если бы всё пошло по-другому в моей жизни? Хотя... Что значит по-другому? Все мои шаги — вполне сознательные. Я знал, что надо учиться, дружить с хорошими людьми, больше слушать и делать, меньше говорить. Но это скорее всего моя натура, и потому для меня это естественно. Хотя есть и у меня «ахиллесова пята» — бабы и алкоголь. Но до сих пор как-то удаётся мне балансировать и не скатываться в какую-либо сторону.

Опять звонок. На этот раз Яна:

— Черкасов жаждет общения, хочет на следующий месяц объёмы знать.

— Спасибо, Яна, соединяй.

Поговорив с Черкасовым — огромным по размерам мужчиной, с удивительно неподходящим для его внешности голосом и рассказав ему сказку про объёмы, которых ещё никто в глаза не видел, я опять погрузился в размышления.

Где-то читал, что мозг наших предков начал расти после того, как они стали жрать в больших количествах галлюциногенные грибы. Потом их попёрло так, что до сих пор нас ещё вставляет иногда. Интересная теория, знал про неё Маркс или нет? Муравьи ведь тоже пашут от зари до зари, однако разум у них не появляется... Правда, и наркоту они тоже не жрут. Или, может их просто не торкает?

Да что муравьи... Сколько раз слышал от людей, что они на своих работах тупеют. Охранники, например, стоят по двенадцать часов и им даже книжки читать нельзя. Поневоле крыша съедет в сторону примата. С наркотиками этими тоже непонятно. Я бы запретил, причём, жестко. Вплоть до расстрела. Можно и гуманно— наркоманов лишать гражданства: пиздуй в Голландию, садись на пособие и, пожалуйста,— всё тебе бесплатно. И никого убивать не надо будет, никаких мафиозных наркоструктур. Иди — шыряйся. Но только в пределах периметра. А к нам доступ закрыть наглухо. Цинично, наверное, с первого взгляда, зато, по-моему, это единственный способ разобраться с проблемой.

Опять звонок. На этот раз Москва — столица нашей Родины. В Москве всегда всё лучше знают. Там всегда готовы дать совет и пожурить, если надо. Могут даже совсем запугать, пообещав приехать и разобраться на месте. Все эти разборки заканчиваются только пьянками. Но на этот раз там просто уточняли объёмы на следующий месяц. Что им всем дались сегодня эти объёмы? Так бывает частенько: один тебя спросит про что-нибудь, потом другой. И ты уже начинаешь думать, что всё это неспроста, что есть глубокая и пока невидимая связь. А потом оказывается, что всё это — совпадения и ни хрена более.

Про Москву подумалось. Не знаю, как у вас, а у нас очень любят всякие отчёты. В Москве, особенно: Чтобы филиалы, значит, им эти отчёты слали, а они уж там будут видеть всю картину. Идея, конечно же, правильная, более того — логически необходимая. Но если вы осуществляете стратегическое управление, а именно это они и должны делать по законам нашей конторы, на кой чёрт им лезть в нашу тактику? Понятно, что там боятся возникновения мафии или, выражаясь по-русски, «как бы чё не спиздили». Да только вот они же сами в этих отчётах путаются. И ничего уже понять не могут.

Опять звонок.

— Да?

— Это я! Кошка.

— Чего стряслось?

— Не забудь жратвы — почти неделю на подножном корму. Ты до дому когда планируешь добраться?

Бляха-муха! Я ж дома уже дней пять не ночевал!

— Ждите сегодня и спасибо, что про харчи напомнили...

— Ну бывай!

Вот возьмём кошку. Ей конкретно — на всё насрать. Она не работает, смотрит целый день телик... Одним словом, хорошо живёт. Или собака... Та вечно что-то читает, занимается самообразованием. Тоже, при- мо скажем, живёт неплохо. И я. Живу, в принципе, заебись, но в отличие от них не делаю ваще ни хуя. Работа, разумеется, не в счёт. Сами видите, чем я на работе занимаюсь. Спорт забросил, жену просрал, никаких интересов жизненных, наподобие хобби. Слово тоже мне придумали— хобби. Не то «хобот», не то «хоббит». А вот интересно у кого хуй больше был — у мамонта или у слона? Помню, в зоологическом музее в детстве видел слона, у него ещё собаки хуй сожрали. Или нет? Не, не слон это был—мамонт. И не с хуем, а с хоботом. В смысле, хобот ему сожрали собаки. Хотя, наверняка, полярники с голодухи схавали, а свалили на собак. Неплохо так «суп из мамонтятинки»... Хотя, наверняка, хуёвый суп. Опять звонок прервал мои мысли.

Сразу же жрать захотелось. И чего я дурак не поехал на обед? Всегда так, сначала сморозишь хуйню, потом думаешь — зачем?

В дверь сначала постучал, а потом протиснулся Сергеев. Как он так протискивается? Я не раз видел, как он не открывает дверь, а оставляет себе небольшую щель, в которую потом пролезает. Как змея. Выглядит всё это жалобно — Акакий Акакиевич ни дать ни взять. Я глянул на часы, оказалось, что уже почти полвторого. Нихрена себе я размышлял, прямо Спиноза.

— Ну, вползай уж. Что там у тебя? — я подбодрил Сергеева, который процентов на восемьдесят уже находился в кабинете.

— Алексей Николаевич... — начал тот.

— Садись.

Я указал на стул.

— Спасибо! Я о чём... Алексей Николаевич, вы ни за что не догадаетесь по какому я вопросу.

Точно, змей! Нет, чтобы прямо сказать, зачем пришёл. Вечно что-то крутят-мутят, слухи-сплетни распускают. Всё оттого, что много свободного времени на работе, вот и занимаются всякой ерундой. Сериалов насмотрятся и начинают потом внедрять на производстве передовые методы взаимоотношений.

— Про объёмы?

Я ляпнул первое, что пришло в голову. Не зря же мне все с утра мозг ебут этими объёмами.

— Про объёмы? — протянул Сергеев. Явно его выбила из седла моя проницательность. Я же сразу постарался изобразить всё понимающую рожу.

— Ну и что с объёмами?

— Так, это... Растут!

— Ну?

— У нас в этом месяце,— он достал из кармана пиджака сложенную вчетверо бумажку и, развернув, принялся читать,— на двадцать процентов выросли объёмы!

— На двадцать?— переспросил я, понимая, куда он клонит. Если и следующие ходоки по этому вопросу, то, значит, сговорились.

— Я всё подсчитал,— заверил Сергеев.

— Ну хорошо, пусть будет двадцать,—согласился я.

К тому же объёмы выросли не на двадцать, а на двадцать два процента. Невнимательно считал, аналитик хренов.

—А в следующем месяце ещё на тридцать процентов вырастут объёмы!

— Ну и дальше что? — я прикинулся шлангом.

— Итого получается около пятидесяти процентов, и это без тенденции к снижению!

Во чешет, сукин сын!

— Так это хорошо — больше денег контора заработает.

— Вот тут как раз к сути и подходим,— лицо Сергеева приняло плутовато озабоченный вид.

Я ждал, когда он это, наконец, произнесёт.

— Алексей Николаевич,— начал Сергеев, понизив голос, как бы боясь, что нас могут подслушать враги,— зарплата-то не растёт...

Лирическое отступление. Дело в том, что этот бизнес мне когда-то свалился на голову в лице моего старого друга Витьки. Теперь он, конечно Виктор Александрович. А когда-то давно, в армии, мы были молоды»*, и зелёными духами, вместе переносившими все тяготы армейской службы. Так получилось, что из новобранцев мы оказались вдвоём и на почве этого конкретно сдружились. Это к вопросу о том, что, среди прочего, армия даёт человеку. После дембеля продолжили поддерживать отношения. Правда, Витька был москвич, а я из Питера. Как-то на гое он пропал у меня из виду, а потом объявился и предложил взять пол себя небольшую фирмочку. У меня было некоторое количество денег на тот момент, небольшое, но достаточное, чтобы войти к Витьке в долю. Так мы и завертели всю эту карусель. Стоял он на столице плотно, с серьёзными людьми. И за пару лет контора так поднялась, что Витью и сотоварищи полностью перешли на западный манер ведения бизнеса — набрали топ-менеджеров и прочей модной пижни. Сами отошли от дел, но периодически поёбывали обладателей красных дипломов за неудачные решения. Я же продолжал рулить, ничего особо не меняя. Естественно, были у меня толковые ребята, но отдать им полноту власти я не рискнул, не столько из-за недоверия, а просто, чтобы люди не испортились. То, что я являюсь акционером питерского филиала, знало только несколько человек в Москве. Для всех своих подчинённых, я был обычный директор, которого, как они думали, можно так же уволить» и их. Я не разочаровывал их в этих фантазиях.

И вот теперь, змей — Сергеев в своё рабочее время, когда он должен отрабатывать зарплату, которую плачу ему я, приносит мне свой помятый тетрадный листок, написанный опять же в рабочее время, и просит поднять ему зарплату! Вот вкратце вся ситуация.

— Не растёт...

Повторил Сергеев и развёл ручками в стороны.

— А с чего ей спрашивается расти, у тебя что «сделка»?

— Нет...

— Ну и в чём вопрос тогда? Работать не хочешь?

— Нет, что вы! Я боюсь, как бы мы не начали торопиться и ошибаться!

Ух ты, какой заботливый.

— Качество ведь сейчас во всём мире выходит на первый план,— продолжал змей.

— Вот что. Пока у тебя будет возможность высчитывать наши объёмы, которые, кстати, ты высчитал неправильно, в течение своего рабочего дня, значит, есть ещё резерв.

И скажи следующим, кто собирался меня посетить, что если они по этому же поводу, то пускай сразу оглобли заворачивают. У меня нет времени по пять раз на дню слушать, что денег не хватает.

— Извините.

— А если будешь продолжать развивать свои антирабочие настроения, заставлю тебя в Power Point презентацию по творчеству Марка А врелия забабахать. И буду требовать, чтобы получилось ненавязчиво, но убедительно, одним словом... корпоративненько.

Сергеев выскользнул из кабинета гораздо быстрее, чем заполз в него.

Всё-таки все люди одинаковые. Все хотят денег побольше и работать поменьше. Я не рассердился на Сергеева, на его месте я бы, наверное, тоже пытался как-нибудь повлиять на ситуацию. Но получилось так, как получилось. Надо ли кого-то винить, что я — начальник, а он — подчинённый? Разумеется, нет! Но и повышения он не получит. А это уже его личная заслуга. Я опять задумался.

Вот ситуация из жизни — дорожная пробка. Все стоят как люди, но всегда найдутся самые умные, которые начинают вылезать на встречку и переть по ней. Это— потенциальные революционеры. Пускай дураки стоят, я же не такой! В результате пробка, которая хоть как-то, но двигалась, встаёт колом. И дебилы, в конце концов, упираются во встречный поток! Теперь они начинают влезать, бибикая и делая страшные глаза. При этом они ещё и очень недовольны. Ну, с недовольством понятно — естественная реакция. Не себя же любимого признать идиотом, другие есть. Вот так устроен человек Думает, что он умнее всех, а ничего подобного.

Заглянула Яна и положила мне на стол бумаги на подпись.

Вот она, например, молодец-девчонка. Знает несколько языков, умная и не карьеристка. Я от неё никогда ни сплетен не слышал, сидит себе, работает. Вот такие, как она, могут рассчитывать на карьеру, по крайней мере, у меня. Но это я так думаю, потому что доверчивый и глупый, а надо по-другому... Надо по-западному! Как в бизнес-школах учат. Или как в конторах с иностранным капиталом. Там, например, начальник под себя умного подчинённого ни в жисть не возьмёт, потому что будет бояться, что тот его подсидит. Это у них развито на генном уровне! Если умный — значит подсидит! В результате наверху, в руководящем аппарате, собирается такая шушера — мама не горюй! Подонки и скоты. И если нормальный человек оказывается в этом гадюжнике. то «тушите свет». Работа превращается в форменный ад, и, в конечном итоге, это болото его отторгает. Повезёт ещё, если без подстав. Знаю кучу примеров такого корпоративного братства через букву «л». Но, слава Богу, сам не попадал в такой переплёт, а то бы морду набил кому- нибудь. В такой ситуации решение вопроса «вручную» единственное, если можно так выразиться.

Судя по тому, что до конца рабочего дня больше меня никто не тревожил, народ понял бесперспективность кавалерийских наскок» Значит, надо ждать флангового удара. Тут несколько вариантов: могут побухтеть и потом успокоиться, могут продолжить работать спустя рукава, и, наконец, могут накатать подмётное письмецо кому-нибудь в Москву. Первый вариант меня устраивал. Второй устраивал даже больше первого, так как кто-нибудь в погоне за рекордом «нихуя-неделания», наверняка бы напортачил, а за это пришлось бы его публично выебать, и всё бы завертелось как раньше. Вариант третий был самым неприятным, потому что пришлось бы уволить храбреца, решившегося на открытый бунт. Но так как он требовал взятия на себя большой ответственности и смелости в написании письма, то третий вариант был самым маловероятным. От меня требовалось подождать с недельку и, если ничего не произойдет, подарить от лица фирмы какой-нибудь бонус. Вот и вся наука управления персоналом.

Я глянул на часы — рабочий день закончился. Надо было посидеть для приличия ещё с полчасика, начальник всё-таки, и затем уже двигать до хаты. В дверь постучали. Это оказалась Яна.

— Алексей Николаевич, можно я вас отвлеку минут на пять?

— Разумеется!

— У меня вот какое дело...

«Только бы не ты,— думаю,— с идеями про объёмы и зарплаты». Но высшие силы не позволили мне разочароваться в своём лучшем работнике.

— Я хочу поступать в институт, на второе высшее, но боюсь мне трудно будет совмещать с работой, особенно, когда надо будет экзамены сдавать.

— Собираешься увольняться?

— Боже упаси! Где я себе ещё такого начальника найду! — лукаво улыбнулась она.

Умеет льстить, ничего не скажешь!

— Ну и что предлагаешь?

— Может, вы мне подскажете, как быть?

И смотрит как зайчик.

— Тебя, Яна, надо дипломатом в страны с непростыми отношениями направлять, тогда у нас куча проблем пропадёт. А с учебой не волнуйся. Главное, предупреждай заранее, когда тебе надо, всё утрясём.

— Ас бухгалтерией как?

— Не надо ничего! Считай это поощрением за хорошую работу.

— Спасибо!

Яна расплылась в улыбке.

— До свидания! — и упорхнула.

Сразу ощутил прилив положительных эмоций, а заодно и опять задумался. Сколько человеку надо для счастья? Всего лишь, чтобы кто-то ценил его. Это ведь так важно — быть кому-то нужным. Чтобы кто-то ждал дома, пускай хоть и, как у меня, два вечно недовольных волосатых создания на четырёх ногах.

И тут я подумал, а пугает ли меня одиночество? Тщательно обдумав этот вопрос, понял, что, по-настоящему одному мне быть не приходилось. Но не приходилось по одной простой причине — одиночества я всё-таки боюсь. Боюсь быть действительно один. (Это оставило во мне непонятное чувство. Прожив уже половину жизни, я вроде как что-то не успел, причём такое, что лежало буквально в двух шагах Можно ведь корить себя, что не забрался на Эверест, не покорил Южный полюс, не дал денег на храм Христа Спасителя, но это всё было не то.) Задумался я настолько сильно, что только придя домой, вспомнил про сосиски. На вопрос кошки, где же еда, я только недовольно хмыкнул и молча отправился в магазин. Естественно, в одиночестве.