5курс / Проблемы правоведения / Юоидические лица / Суворов Н

Нужно заметить, что Гирке различает индивидуальное, социальное и публичное право, и это различие следует иметь в виду, чтобы понять нижеизлагаемый анализ прав и обязанностей корпорации и корпоративных отношений. Индивидуальное право есть то право, которое ставит людей - носителей воли как отдельные единицы во взаимные отношения, все равно, будут ли этими единицами индивиды или человеческие союзы, поскольку последние находятся в одинаковом положении с индивидами. Отношение совместного существования друг подле друга (Nebenord-nung) - вот основа, на которой покоится индивидуальное право; исходная точка его - несвязанность субъектов. Социальное право есть то, которое регулирует отношения людей - носителей воли как общественных существ. Тут люди трактуются как члены целого, союз людей - как целое, или опять как член высшего союзного целого. Властвование и подчинение (Ueber- und Unterordnung) - вот основа, на которой покоится социальное право; исходная точка его - связанность субъектов. По римскому представлению, говорит Гирке, противоположность индивидуального и социального права покрывается делением права на jus publicum et privatum: первое есть право populi romani, последнее - право singulorum. А так как общество в юридическом смысле совпадает с государством, то не существует никакого частного права, которое не было бы индивидуальным, и никакого социального права, которое не было бы государственным. По германскому же и вообще по современному юридическому воззрению общество не исчерпывается в государстве, а выражается в разных общениях с особой жизненной целью: в семье, в церкви, в общине, в корпорации, в международном союзе, так что существует бесконечно разнообразное социальное право, которое не есть государственное право. Но государство как союз суверенный, указывает этому социальному праву не одинаковое положение, смотря по ценности его для его собственной жизни, или вооружая социальное право такими же или подобными средствами власти, какими располагает государственное право, или оставляя его в положении просто индивидуального права, не облеченного никаким высшим авторитетом. Отсюда следует, что от положительного права зависит проведение границ между частным и публичным правами, в середине между которыми лежит социальное право. В настоящее время частное право есть всякое индивидуальное право и, кроме того, то социальное право, которое не включено государством в публичное право, следовательно сюда подойдет и семейственное право, и право товарищества, и корпоративное право частных союзов. Публичное право есть все государственное право, т. е. касающееся государства как целого и членов его - все равно индивиды это или союзы, - и, сверх того, то социальное право, которое по причине качества регулируемого им общения признано за публичное, следовательно церковное право, право общин, право публичных корпораций и международное право[282].

Теперь нам понятнее будет анализ прав и обязанностей корпорации и корпоративных отношений. Права и обязанности корпорации троякого рода:

1) Внутренне-корпоративные (gemeinheitliche) - это корпоративная власть над членами, предписывающая, принуждающая, наказывающая и надзирающая, - власть, коренящаяся в юридически признанном господстве социального целого над его членами и органами. Поскольку корпорация принадлежит к публичному праву, ее права и обязанности означенной категории трактуются как публичные права и обязанности по аналогии с верховными правами и обязанностями государства. Поскольку, напротив, корпорация признана лишь в качестве частноправовой формации, все такие внутренне-корпоративные права имеют ранг частного права и образуют особый класс частных прав власти[283]. 2) Членные права и обязанности (gliedmässige). Для каждой корпорации членные права и обязанности вытекают из ее вчленения в государство, а для многих корпораций - из вчленения в другой союз. Отчасти они имеют одинаковое качество с правами и обязанностями, вытекающими для индивидов из подобного вчленения. Так, по отношению к государству и для союзных лиц, и для индивидов существуют одинаковая обязанность повиновения и одинаковое право на защиту, часто одинаковая государственная и общинная податная обязанность, а с другой стороны - одинаковое публичное право голоса, одинаковые публичные права, связанные с землевладением. Но возможны и такие членные права и обязанности корпорации, которые могут принадлежать только союзному лицу или даже только союзному лицу особо квалифицированному. Они вытекают из подчинения всякой корпорации государственному над корпорациями верховенству (Corpora-tionshoheit) и из особой связи между публичной корпорацией и государством, а равным образом из связи между более широкой и более тесной членной корпорацией. Принадлежат ли права и обязанности этой категории к публичному или к частному праву, решается единственно смотря по качеству членного союза. Все членные права и обязанности, коренящиеся в государственном или в другом публичном союзе, суть публичные, даже если субъект их есть корпорация частного права. Напротив, членные права и обязанности в частноправовой корпорации стоят на почве частного права, хотя бы субъектом их была публичная корпорация, община или даже само государство (в качестве, напр., акционера, пайщика в горном деле, члена ферейна). 3) Индивидуальные права и обязанности - это те, которые принадлежат корпорации как самостоятельному лицу, поставленному в ряд с другими лицами, каковы в особенности имущественные права[284].

Между корпорацией и вчлененными в нее лицами Гирке также различает троякого рода отношения: 1) Внекорпоративные отношения, - тут действует чистое индивидуальное право; отношение между корпорацией и членом такое же, как между корпорацией и всяким третьим. 2) Чистокорпоративные отношения - тут действует чистое социальное право, которое в публичных союзах возвышается на степень публичного права; это чистые отношения сочленства (reine Mitgliedschaftsverhältnisse), устанавливаемые приобретением сочленства или особо квалифицированного членного положения (органа, администратора) и прекращающиеся с потерей такового. С внешней стороны они являются составными частями корпоративной юридической сферы, с внутренней - входят в область господства корпоративной власти и следовательно подлежат распоряжению союзного лица, что не мешает им быть действительно юридическими отношениями: корпоративный жизненный порядок потому именно, что он есть порядок юридический, устанавливает не только между членами, но и между каждым членом и целым отношение взаимности, выражающееся во взаимных правах и обязанностях, для которых возможна и юридическая защита, причем к судебной власти прибегают, конечно, не раньше, как исчерпаны будут средства помощи, указываемые в уставе корпорации. В публичных корпорациях споры между корпорацией и ее членом разбираются не ординарным судом, а административной юстицией; частным же корпорациям открыт путь гражданского процесса, напр., по иску на признание сочленства, на отмену постановления об исключении, на предоставление права голоса или юридически обоснованного органного положения. 3) Отношения корпоративно-особного права (verh. d. körper-schaftlichen Sonderrechts): в германском праве, говорит Гирке, развилось множество смешанных отношений, лежащих частью внутри, частью вне корпоративной сферы. Тут корпорация и ее члены в одно и то же время состоят и в отношениях собирательного лица к членным лицам, и в самостоятельных отношениях обособленных лиц, так что переплетаются социальное право с индивидуальным, а в публичных корпорациях - публичное с частным. Общий признак всех этих отношений - двусторонность их существа, в силу которой они в одно и то же время принадлежат и к членным, и к индивидуальным сферам их субъектов: от свободных Sonderrechtsver-hältnisse они отличаются корпоративной связанностью, а от чисто членных отношений - индивидуально-правовой самостоятельностью[285].

Не следя далее за изложением мыслей Гирке о mitgliedschaftliche Sonderrechtsverhältnisse, так как тут почтенный цивилист перестает уже говорить удобопонятным языком, перейдем теперь к изложению его взглядов на другой вид союзных лиц - Anstalten с примыкающими к ним Stiftungen, иначе заведения, фонды или капиталы, вообще институты. И корпорации, и институты суть союзные лица, имеющие душу и тело, так что в союзных лицах того и другого рода мы имеем дело не с бестелесною, а с воплощенною волей. Но корпорация есть союз с личностью, происходящей из самой корпорации; душа ее есть единая общая воля, тело - союзный организм. Институт же есть союз с личностью, насажденною в него извне: душа его есть единая учредительная воля, тело - тот органический строй (Einrichtung), в силу которого люди не перестают служить этой воле[286]. Или, как в другом месте выразился Гирке, зерном личности института служит не имманентная ей общая воля, а трансцедентная учредительная воля, которую органы лишь развивают, а изменить не могут[287]. Подобно тому, как между корпорациями различаются публичные и частные, и институты могут быть публичными и частными, и с помощью этого именно различия Гирке думает провести точные границы между понятиями, которые обозначаются немецкими терминами и [288]. Anstalt есть публичный институт, социальное право которого образует составную часть публичного порядка в вышеразъясненном смысле. Смотря по источнику происхождения насажденной в институте публичной воли, различают государственные, церковные, общинные, корпоративные институты, - вообще возможно, как говорит Гирке, ответвление (Abzweigung) публичной Anstalt от любой публичной корпорации (напр. сословно-корпоративные банки и заведения для призрения)[289]. Stiftung есть такой признанный в качестве союзного лица институт, социальное право которого в своем зерне принадлежит к частному праву[290]. Но возникновение института, равно как и образование корпорации, хотя бы им предшествовали договорные соглашения и сделки частного права, во всяком случае не суть процессы частного права, а суть творческие процессы социального права, которые не могут быть подчинены правилам индивидуального права[291].

Взгляды Гирке не остались без влияния на немецкую науку, и даже те из ученых, которые иронизируют над увлечениями Гирке, должны были принять во внимание его рассуждения. Но и другие ранее изложенные учения также принимались в соображение в новейших конструкциях юридического лица. Рассмотрим важнейшие из этих конструкций, оставляя за собой право сделать в конце этой главы общую оценку разных конструкций и изложить наши собственные замечания.

Под заметным влиянием теории Гирке, но также с заметным соображением взглядов Иеринга, а равно приверженцев целевого имущества, составил свою теорию Карлова.

Карлова[292] не одобряет идеи бессубъектных или безличных прав, бессубъектного или безличного имущества и решительно одобряет мысль Иеринга, который выдвинул момент интереса, пользы, а с другой стороны, столь же решительно не сходится и с Иерингом в том, будто юридическое лицо не имеет интересов и будто пользование должно быть включено в понятие личности. Ничто, пустота, vacuum на месте лица не удовлетворяет, говорит Карлова, нашей мыслительной способности, которая требует чего-либо такого, в чем имущество могло бы находить для себя центральный и опорный пункт. Опорным пунктом для самостоятельного целевого имущества может быть не любая цель, а лишь такая, которая может предъявить претензию быть самоцелью и, в качестве таковой, признается объективным правом. Не все интересы, которые могут и должны быть преследуемы в человеческой жизни и для преследования которых требуются также и экономические средства, совпадают с индивидуальными интересами отдельных людей. Где существует человеческое общежитие, там образуются и общие интересы и потребности, требующие своего удовлетворения экономическими средствами. Такие человеческие общие интересы более узкого и более широкого и самого разнообразного характера заслуживают быть признанными, при известных предположениях, за самоцели, или за имущественные центры с таким же правом, как и отдельный человек с его индивидуальными интересами признается за имущественный центр. С этой точки зрения нет надобности делать, подобно Бринцу, различие между имуществами, принадлежащими лицу и цели, так как за субъект прав и имуществ всегда принимается (значит и по отношению к имуществу индивидуального лица) центр человеческих интересов, все равно, телесный или нетелесный. Общие интересы, признаваемые за самоцель, и суть юридические лица. Из этого следует, что нельзя включать понятие пользования в определение понятия личности, как это сделали Иеринг и Беккер: способен к пользованию только одаренный сознанием и чувствующий телесный индивид; напротив, центром интересов не отдельный только человек может быть, а существуют и не-телесные центры интересов[293].

Таким образом, из сказанного вытекало бы, что юридическое лицо есть безличный центр интересов, настолько безличный, что даже и естественный человек не сам по себе есть юридический субъект, а поскольку он есть центр свойственных и принадлежащих ему интересов. Далее, однако, начинается довольно неожиданное сближение Карловы с Гирке. Говоря о нетелесных центрах интересов, продолжает Карлова, нужно различать корпоративное и институтное имущество, а не смешивать их, подобно Бринцу, для которого и то и другое суть одинаково целевые имущества. Корпорация возникает вследствие того, что отдельный человек имеет и такие интересы, которые ведут его за пределы его ограниченной индивидуальной личности к соединению с другими: тем самым ему ставятся задачи, которых он своими отдельными силами не может разрешить[294]. Но общие человеческие интересы могут вступать в жизнь в качестве самоцелей и имущественных центров и таким образом, что не множество лиц является носителем связующих их, объединяющих человеческих интересов, - они могут быть созданы государственным или общинным актом, а также актом отдельного частного лица или нескольких таких частных лиц. Человеческий общий интерес, намеченный основателем института в акте учреждения, напр., попечение о больных в пределах определенного округа или о больных определенной категории, воспитание глухонемых и т. п. есть нечто установленное и признанное как самоцель, как центр интересов. В институтах носителем прав является не отдельное физическое лицо и не союз людей, а сама учредительная воля, которая и проявляется в институте, действует именно постольку, поскольку она, раз проявившись, произвела непрерывающийся эффект и как бы окаменела. Собственно же говоря, то, что продолжает действовать, - это общечеловеческий интерес, призванный к жизни в качестве самоцели и ставший по воле учредителя центром интересов. Что учредительный акт продолжает жить, - это можно сказать только в том же смысле, в каком отец продолжает жить в своем сыне, рождающее - в порожденном. Затем всякий центр интересов, если только не желают превратить его в нечто парящее в воздухе, в нечто нереальное, должен опираться на какие-нибудь средства власти, могущие стать основой, зерном для удовлетворения интересов. Физическому лицу эти средства даны с самого рождения в его духовных и телесных дарах, хотя вначале эти дары находятся еще в неразвитом состоянии. Корпорация имеет эти средства мощи с самого ее основания в составляющих ее людях. Что же касается институтов, то одной воли учредителя еще недостаточно для того, чтобы доставить институту эти средства; требуется, напротив, чтобы учредитель или несколько учредителей посредством вкладов составили имущество и этот призываемый учредительным актом к жизни центр интересов поставили в качестве опорного пункта для его мощи[295]. С точки зрения Карловы, и лежачее наследство должно обсуживаться как круг интересов, переживающий индивида. Человек имеет права и имущество не только сам для себя как отдельное существо, но и для жены, для детей: единство продолжающихся интересов наследодателя и есть тот субъект, который держит имущество до вступления наследника[296].

Карлова вслед за Гирке не считает возможным рассматривать как частноправовые сделки то решение участвующих, которое призывает корпорацию к жизни, а равно и тот учредительный акт, которым призывается к жизни институт. Основывающий корпорацию акт воли есть акт автономии учредителей. Простая частноправовая сделка не может основать объективного права и не может создать юридического субъекта; автономический акт может это сделать под контролем государства[297]. В отношении к институту нужно сказать то же самое. Воля учредителя направляется на то, чтобы определенные, означенные им человеческие интересы существовали как самоцель, как центр самостоятельного имущества, следовательно как юридический субъект. Таково содержание этого акта, выходящее из пределов содержания всяких частноправовых сделок, даже имеющих наибольшее значение и наибольший объем[298]. Поэтому и основание самостоятельного частного института есть акт автономии, который ввиду служения общечеловеческим интересам признается, при известных предположениях, и за отдельным человеком. Но между тем как causa efficiens при возникновении корпорации есть исключительно воля соединяющихся лиц, контролируемая лишь государством, causa efficiens институтной личности не исключительно, а только главным образом, principaliter, есть воля учредителя, в качестве же придаточного содействующего фактора является государственная власть, одобрение которой требуется не только для признания за институтом юридической личности, но и для фактического вступления его в жизнь[299].

Карлова присоединяется к Гирке и в том отношении, что поддерживает различие между органом и представителем, - различие, о котором, как говорит Карлова, учебники пандектов ничего не знают. Представительство устанавливается для лица, по своей природе способного к хотению и действованию, хотя бы волеспособность этого лица находилась еще в неразвитом состоянии или была парализована душевной болезнью. Дети и безумные не ко всякому действованию неспособны. К таким действиям, которые не имеют юридического значения, как, напр., благодарность, поздравления, приглашение на праздник, они способны, не неспособны и к осуществлению прав, напр., сервитутного. Напротив, корпорации и институты неспособны ко всякому непосредственному действованию. Даже и такие действия, которые не имеют юридического значения, могут быть предпринимаемы корпорациями и институтами только через орган. Орган не только лишь действует во имя лица: в пределах отведенной ему компетенции он заменяет юридическое лицо, существует вместо него, так что предпринятый им акт воли принадлежит юридическому лицу[300]. Органом юридического лица может быть только человек или корпорация, собрание, учреждение, которые своей волей, своим действованием в пределах указанной сферы выражают волю юридического лица. Но органом юридического лица не может считаться отдельный член, подающий голос в собрании, воля которого выражает волю юридического лица. Обнаруживающаяся в подаче голоса воля члена есть всегда только его воля, содействующая установлению той воли, которая принимается за волю юридического лица; даже и частицей воли юридического лица она не считается, ибо ведь член меньшинства точно так же подает свой голос, как член большинства, а между тем противное большинству мнение меньшинства очевидно не есть составной элемент воли юридического лица. Воля юридического лица, устанавливаемая решением большинства, есть воля единства, отличного от суммы членов[301]. Наконец, Карлова решительно согласен с Гирке и в том, что юридические лица могут быть оскорбляемы. Интересы, признанные юридическим порядком за самоцель, имеют также притязание и на уважение к себе. По-видимому, в отношении к таким самоцелям нельзя говорить об уважении и неуважении, так как неуважение должно быть чувствуемо, а к чувствованию способно только физическое лицо, но это возражение теряет силу, как скоро мы будем различать понятие органа от понятия представителя. Орган, в пределах круга его компетенции, существует вместо юридического лица, - ему и принадлежит решение вопроса о том, должна ли быть преследуема обида, нанесенная юридическому лицу, или нет[302]. Сообразно с вышесказанным, Карлова признает и деликтоспособность юридических лиц, хотя и не в столь широком объеме, в каком защищает ее Гирке[303].

К <центру интересов> Карловы близко стоят воззрения Колера и Шлоссмана. Обоими названными учеными имеются в виду главным образом институты. Колер держится того мнения, что субъект для института необходим, - цели одной, о которой говорил Бринц, недостаточно. Стоит только представить себе случай, говорит Колер, когда вещь нуждается в обороне, в помощи, и мы убедимся, что юридическая жизнь не может пробавляться бессубъектными имуществами; по меньшей мере хоть цель да нужно возвести в субъект. И так как таковая потребность существует всегда, то нет никакой фикции, если мы категорию юридического лица принимаем как постоянный фактор юридического развития. Юридическое лицо не только мыслится как существующее, но и действительно существует при наличности соответственных предположений. Учение о юридических лицах нередко затемняется неправильным представлением, будто лицо есть нечто другое, чем юридический субъект, будто лицо должно быть одаренным разумом существом. На самом деле лицо в праве есть, конечно, разумная формация (eine Vernunftsbildung), как выражение всеобщего, действующего в юридической жизни разума, но нет надобности, чтобы оно было разумным центром, одаренным нервами и сознанием[304]. По мнению Шлоссмана, юридическая личность означает, что существует такая юридическая формация, к которой, как к лицу, приурочиваются и хозяйственные, и юридические отношения, - формация, которая в силу своей организации способна функционировать, подобно лицу, в хозяйственных и юридических отношениях. А это значит, в частности: 1) что существует имущество, доход с которого, а смотря по обстоятельствам и субстанция которого могут быть употребляемы на достижение цели, 2) что существует имущество, которое, с одной стороны, путем юридических сделок, заключаемых органами, может быть умножаемо и умаляемо, а с другой стороны, составляет объект удовлетворения для третьих[305].

Аффольтер, имеющий в виду главным образом т. н. открытые торговые товарищества, рассуждает[306], что юридическое лицо не есть нечто телесное, осязаемое, но оно, без сомнения, есть нечто (ein Ding - некоторая штука?), нечто такое, что существует. Субъективные права могут принадлежать не одним только людям, а и таким Dingen без фингирования за последними качеств физических лиц. Признанием существования таких правоспособных <нечто> не подрывается тот принцип, что всякое право существует ради людей. Не воля вообще и не увековеченная воля учредителя составляет субстанцию юридического лица. Говоря положительно, субстанцию юридического лица составляют факты: воля учредителя как явление во времени, наличность имущества, возможность и дозволенность цели, достаточное число лиц, внесение в торговые книги, а факты не суть кто-либо фиктивное. Существенные черты римской universitatis personarum (независимость существования от изменения личного состава и неответственность индивидов за долги союза) не суть необходимые предположения существования юридического лица вообще: юридическим лицом может быть и не universitas, а союз с ограниченной изменяемостью членов и с субсидиарной ответственностью индивидов, и только благодаря ошибочному мнению, будто бы качества universitatis должны быть в наличности для того, чтобы союз мог быть признан за юридическое лицо, мог игнорироваться наш современный общественный строй, - из римского права заимствовали только шаблоны, а не мысль. Применяя это рассуждение к открытому торговому товариществу, Аффольтер находит, что субъект его не есть фикция, а с другой стороны, не имеет какой-либо особой воли, ибо воля его есть не что иное, как признанная по договору воля товарищей, - самостоятельность же этого субъекта обнаруживается в недопустимости зачета между требованиями и долгами товарищества и отдельного товарища в заключении договоров между товариществом и товарищем с возможностью взаимных ролей верителя и должника, в ответственности вступающего вновь члена по прежним обязательствам товарищества, в том, что конкурс над товариществом не есть конкурс над товарищами, и что погасительная давность для требования к товариществу может наступить позднее, чем для ответственности товарищей по платежу.

Буркгард[307] желает распространить понятие юридического лица на все вообще возможные субъекты прав, в том числе и на естественного человека, потому что и естественное лицо не само по себе, а только благодаря юридическому порядку имеет правоспособность, и притом же не всякий естественный человек имеет таковую правоспособность. Субстрат для личности в юридическом смысле, <не в смысле естествоведения>, как выражается Буркгард, <а в смысле правоведения>[308], поскольку дело идет о естественном человеке, есть человек сам. Но каков же должен быть субстрат для личности, которая не есть лицо в естественном смысле? Вопрос этот разрешается юридическим порядком или объективным правом с соображением всевозможных жизненных формаций и потребностей оборота. Нет таких субстратов, которым бы an sich принадлежала юридическая личность, как равно нет такого субстрата, который не мог бы быть признан юридической личностью. Юридический порядок может и мертвых признавать продолжающими жить, может и по истечении столетий воскрешать их к новой жизни, признавая землю, движимость и проч. собственностью святого, кости которого давным-давно истлели, может богов облекать юридической личностью и заставлять их заключать договоры устами жрецов, может даже животных и неодушевленные части природы делать лицом, может давать юридическое бытие понятиям, как добродетель, красота, распутство, бедность. Законодатель не имеет надобности подчиняться определенным схемам: там, где потребности оборота требуют признания юридической личности, законодатель не должен отказывать в ней из-за схематических предписаний.

Различные основные формы юридической личности должны быть выводимы из потребностей оборота, из целесообразности. Конечная цель индивида есть самосохранение и саморазвитие: эгоизм, как бы ни вооружались против него моралисты, говорит Буркгард[309], есть закон жизни. Всякий в конце концов стремится к своей пользе, разница только в том, в чем каждый видит пользу для себя, - в приобретении ли средств для удовлетворения своих физических желаний, в славе, в авторитете и власти, в удовольствиях разумной жизни или в спасении души для вечного блаженства вместо гееннского огня. Признанием юридической личности выражается, что известные интересы в принципе признаются юридическим порядком, что юридический порядок ничего не имеет против того процесса, путем которого они стремятся реализоваться, напротив, даже свои собственные учреждения ставит на служение им. Интересы, потребности имеет прежде всего отдельный человек, лицо в физическом смысле; индивидуалистическая точка зрения и есть натурально исходный пункт юридического мышления людей. Но индивид сам по себе, один, предоставленный лишь своим собственным слабым силам, стоит беспомощным пред лицом природы и других людей. Зато его силы и безопасность исполински возрастают, если он соединяется с другими индивидами, если, из расчета или по внутреннему влечению, ставит для своего естественного эгоизма границы, научается принимать во внимание интересы других людей, служить их интересам, с тем чтобы они помогали его собственным интересам. Так образуется ассоциация в обширном смысле, а вместе с ней образуется представление об интересах такого рода, которые не суть интересы какого-нибудь индивида в особенности, но удовлетворением которых удовлетворяется и его собственный интерес. Этим высшим социальным интересам, образовавшимся возле и сверх индивидуальных интересов, мы невольно приписываем в наших мыслях самостоятельное существование, да они в самом деле имеют таковое не в большей и не в меньшей степени, чем всякая идея, напр., идея чести, благотворительности, благодарности. Всякая такая идея есть реальная сила, которая представляется отрешенной от всякой человеческой индивидуальности, за которую тысячи людей готовы бороться, которая ежедневно одерживает победы и требует жертв. Потребность усвоять идеям реальное существование так велика, что и наш язык не в состоянии говорить о них иначе, как олицетворяя их: мы говорим, что честь требует, целомудрие оскорбляется, благотворительность призывается, долг повелевает, добродетель торжествует, порок наказывается и проч.