*20. Элементы «трагедии рока» в пьесе ю. О’Нила «Страсти под вязами».

Надо заметить, что понимание трагедии и трагического «пессимизма», которое есть в высказываниях драматурга, сложилось также не без влияния Ницше. В своей книге «Рождение трагедии из духа музыки» Ницше утверждал светлость бездны трагического отчаяния, открывающееся в произведениях трагических поэтов. Создание трагедии стало для О’Нила его главной творческой задачей.

В отличие от «морского цикла» в созданных вслед за ним в первой половине 20-х годов «трагедиях личности», относящихся к первому периоду творчества O’Нила, вплоть до «Любви по вязами» (1924), средством воплощения трагического становится сфера индивидуального сознания.

Перенос центра тяжести на индивидуальное сознание порождает изменение структуры драмы. Из массы, какою трактован человек в «морском цикле», выделяется протагонист. Трагедия утрачивает черты всеобщности, превращаясь в его, протагониста, трагедию, хотя сам он – при всей индивидуализации образа – представляет в трагическом конфликте всех, кто испытывает давление со стороны враждебного человеку мира или становится его жертвой.

Главная роль в построении образа героя в этот период принадлежит внутреннему монологу.

Вместе с выделением протагониста в трагедии O’Нила происходит еще одно изменение: появляется антагонист, отсутствующий в «морском цикле». Но его нет среди персонажей о’ниловских пьес. Драматург не создал образа злодея, к которому бы восходили пружины трагического действия.

Своеобразие драматургического видения O’Нила заключается в том, что антагонист вообще не человек, не личность. Антагонист – это среда, это враждебный человеку окружающий мир, действительность Америки ХХ в.

В таком решении проявилась большая художественная смелость, раскрывавшая особую масштабность его художественному мышлению, необходимую для трагического писателя.

Перекличка с классической античной трагедией, которая, в свою очередь, являясь переработкой мифов, также сохраняла прочную связь с фольклором. В этом плане ближе всего трагедия стоит к мифам о Федре и Медее. Однако она отнюдь не была современной драматической обработкой древнего мифа. Это реалистическая пьеса, воссоздающая американскую действительность во всей полноте ее трагического бытия, раздираемую противоречиями, которые уходят корнями в социальную природу американского общества. Античные мотивы, обнаруживающиеся в глубине ее художественной структуры, выявляют универсальность, присущую пьесе в трактовке человеческих отношений, а также выступают одним из средств поэтического осмысления материала.

Сюжетный узел стянут вокруг фермы. Центральная коллизия пьесы — борьба за ферму, за обладание землей, превращающая в злейших врагов отца, сыновей и их молодую мачеху. Она искажает, истинное содержание характеров героев, их душ, помыслов и стремлений настолько, что они перестают воспринимать друг друга и даже самих себя как людей, подчиняясь лишь голому расчету.

Однако центральная коллизия пьесы имеет несколько уровней. Глубоко втянутые в этот конфликт персонажи оказываются в то же время связаны сложнейшими отношениями, в запутанном клубке которых тесно переплелись алчность и вожделение, любовь и ненависть, месть и обман, кровосмесительные желания и детоубийство.

На более глубоком уровне конфликт предстает как противостояние материнского и отцовского божества. Первое из них представляет животворящие силы природы, мощь земли, одновременно матери и кормилицы, второе — деятельное начало, энергию творения как преобразующего акта. В пьесе материнское начало олицетворяют склонившиеся над фермой вязы, а также покойная мать Эбина.