Эхо валютных войн

В начале 2013 года министр финансов Японии Таро Асо посе­тил с визитом ряд стран Азии, в ходе которого сделал ряд важных заявлений, касающихся как вопросов геополитики, так и финан­совой сферы. Говоря о падении курса японской валюты, Асо за­мечает: корректура сильного, с его точки зрения, курса иены «яв­ляется важнейшим приоритетом для того, чтобы вновь обеспе­чить рост экономики Японии». По свидетельству западной печа­ти, одной только новой риторики в Токио было достаточно для того, чтобы за несколько недель понизить курс национальной ва­люты более чем на 10%.»³⁵. И действительно, курс иены по отно­шению к доллару тут же упал до низшей отметки за предшество­вавшие два с половиной года – 88,41. Многие аналитики на вос­токе и на западе заговорили о возврате к практике валютных войн.

Оказавшись в эпицентре финансово-экономического кризиса, развитые страны, не смущаясь собственных недавних требований о предоставлении возможности рынкам без вмешательства госу­дарства решать судьбу сильных и слабых акторов, стали усилен­но проводить политику снижения курсов национальных валют, с тем, чтобы повысить конкурентоспособность своей продукции на внешних рынках, а заодно обесценить стоимость внешнего долга, сделанного в этой валюте. Последнее в основном, правда, отно­сится к доллару и его эмитенту. В этом же направлении действу­ют и так называемые количественные смягчения, проводимые в годы кризиса рядом стран Запада.

При этом последние не устают обвинять новые восходящие развивающиеся государства и, прежде всего Китай, в «валютном манипулировании» и поддержании необоснованно низкого курса национальных валют. Почти все «старые» экономические держа­вы оказались вовлеченными в валютную войну, что неизбежно втягивает в этот водоворот и другие нации, прежде всего страны с развивающейся экономикой и открытыми рынками капиталов. Министр финансов Бразилии Гвидо Мантега еще в сентябре 2010 г. настоятельно предупреждал о последствиях подобного рода борьбы всех против всех. Ситуация такова: если одна валюта ста­новится дешевле, то другая должна неизбежно подорожать. Сразу же после этого заявления реал на треть прибавил в стоимости по отношению к доллару. Ориентированная на экспорт экономика страны сильно пострадала от этого, и экономический рост за­медлился. В конечном итоге Бразилия отреагировала, обложив свои ценные бумаги специальным налогом³⁶.

Другие государства прибегли к валютному контролю, ограни­чивающему свободный поток капитала, что сужает возможности выхода мировой экономики из кризиса.

С другой стороны, ни текущие валютные войны, ни сам кри­зис не привели к радикальной утрате долларом своих позиций. Более того, поскольку, несмотря ни на что, США остаются самой развитой, диверсифицированной и крупной экономикой мира, их валюта по определению в условиях кризиса становится привлекательней других, играя для многих инвесторов роль инструмента последней инстанции.

Индивидуальные и коллективные попытки восходящих эконо­мик хотя бы частично занять это место пока что успехом не увен­чались. Страны БРИКС делают на этом пути некоторые шаги, но углубление мирового кризиса заставляет их быть предельно осто­рожными и двигаться вперед крайне медленно. На IV Cаммите БРИКС в Индии (март 2012 г.) Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР подписали соглашение о предоставлении взаимных креди­тов в национальных валютах, что в перспективе может снизить их зависимость от доллара и евро³⁷.

Описанная выше ситуация, конечно, дает лишь самое общее представление о процессах финансовой дифференциации и кон­солидации в развивающемся мире. В то же время она задает об­щие рамки нарратива³⁸. Внутри же очерченного периметра суще­ствует огромное число конкретных сложных вопросов ва­лютно-финансового развития государств Азии, Африки и Ла­тинской Америки разной степени значимости и актуальности.

Финансово развивающийся мир интегрирован еще очень сла­бо. Но отрицать, что «процесс уже пошел» было бы так же невер­но. Причем динамизм и нарастающая сила этого процесса более, чем очевидны. У развивающихся стран при всех трудностях и не­равномерности их развития, разных потенциалах впервые со вре­мен деколонизации середины прошлого века появилась возмож­ность консолидации значительных собственных или привлечен­ных средств, которыми они могут распоряжаться по своему усмотрению, исходя из собственного видения приоритетов разви­тия и эффективности вложений.

Впервые капиталопотоки глобальной значимости по своим объемам стали перемещаться не только между развитыми и раз­вивающимися странными, но во все возрастающей степени вну­три развивающегося мира. Этому способствовали процессы ин­тернационализации и глобализации активности корпораций раз­вивающихся стран, особенно стран БРИКС, рост и глобальная экспансия так называемых суверенных фондов, кризисные явле­ния в финансовом секторе развитого мира, вступление в фазу зре­лости институциональных инвесторов (инвестиционные и пен­сионные фонды, страховые компании) в странах Азии, Африки и Латинской Америки.

На сегодняшний день БРИКС выступает как провозвестник и проводник реформы существующей модели мирового экономиче­ского развития. Его линия вписывается в вектор, который некогда называли «антиимпериалистическим». Потому-то так трудно из­бавиться от невольных параллелей и ассоциаций со схожими по конфигурации не жестко структурированными объединениями прошлого, вроде Движения неприсоединения.

Видимо, это же ощущает и Запад, почему и проводит ис­подволь политику «сдерживания» БРИКС. Такая политика ведет­ся по двум главным направлениям: а) препятствования консоли­дации объединения в практически действующую силу мирового значения и б) создания альтернативных, более «правильных» и «совершенных» объединений/группировок.

На практике это проявляется: в регулярном противопоставле­нии внутри БРИКС двух «крупнейших демократий» мира (Индии и Бразилии) двум «крупнейшим диктатурам» (КНР и РФ); пропо­ведями о том, что Россия незаслуженно занимает среди лидеров место, доставшееся ей случайно, благодаря благоприятной нефтя­ной конъюнктуре; и, наконец, что само объединение ничего се­рьезного из себя не представляет – является-де политической фикцией, необходимой Китаю и России для удовлетворения их геополитических амбиций и т.д.

Стремление отделить КНР и РФ от точек глобального влияния и роста лежит в основе проекта конструирования более «про­двинутого» объединения, альтернативного БРИКС. Без России и Китая оно будет не столь громоздким, но зато может демонстри­ровать в силу своей компактности и благоприятного отношения к нему Запада успех модели развития, сохраняющей за «старыми игроками» доминирующих позиций в мировой экономике.

Если применительно к России такой вариант развития собы­тий, учитывая наши сегодняшние сложности, представить, в об­щем, не трудно, то для «выбивания из седла» Китая необходимы действительно креативные решения. Страшным сном хозяев су­ществующего мирового порядка является перспектива того, что экономика КНР обгонит экономику США. Под этим понимается не только абсолютное превышение Китаем объемов ВВП Соеди­ненных Штатов по стоимости, но и качественный рост, включаю­щий инновации и рост производительности труда. Задача не до­пустить такого сценария развития является, следовательно, не только экономической, но и идеолого-политической.

Можно предположить, что в течение ближайшего десятилетия начнется новый этап консолидации финансовых позиций разви­вающихся рынков. Она проявится по трем направлениям: вы­растет доля мировых финансовых активов, принадлежащих этим странам; число стран нетто-дебиторов и нетто-кредиторов станет примерно равным; изменится структура инвестиций – от менее рискованных и краткосрочных к более рискованным и долгосроч­ным. Если первое десятилетие ХХI века ознаменовалось беспре­цедентным ростом мощи быстро растущих развивающихся эко­номик в области мировой торговли, то ближайшие 10-15 лет ста­нут временем невиданного до сих пор укрепления их финансовых позиций в мире.