Naumkin_V_-_Islam_i_musulmane_kultura_i_politika_2008

ний России с Хиджазом, которые рассматривались также и в качестве «главного проводника политического влияния».

Консулу поручалось устанавливать и поддерживать наилучшие сношения с местными властями, чтобы обеспечить наилучшие условия для отстаивания порученных ему интересов.

Однако Ибрагимову не удалось развернуть работу в Хиджазе. Первый консул Российской империи в Хиджазе скончался во время совершения хаджжа 10 июля 1891 г. Ходили слухи, что он был ранен во время нападения на него, но они не подтверждены официальными данными.

Отправившись к месту назначения, Ибрагимов уже в Египте, через который лежал его путь в Джидду, начал вести представительскую и информационную работу. В Александрии консул был представлен хедиву, который «высказал много лестного по поводу назначения мусульманина» на пост консула. Ибрагимов сообщал, что, по мнению хедива, для паломников путь на Медину через порт Ямбу крайне опасен и неудобен по своей продолжительности и отсутствию воды»13. Хедив подбивал консула убедить мекканского шерифа перенести место высадки паломников из Ямбу в Рабу, на середине пути между Джиддой и Ямбу, о чем хедив уже ходатайствовал перед шерифом, хотя и безуспешно.

Консул прибыл в Джидду на пароходе хедивской компании под российским консульским флагом и был особо тронут приемом, ок а- занным ему российскими подданными, «которые по восточному обычаю, подходили, подавали мне обе руки разом и сейчас же гладили себе лицо ладонями в знак великого ко мне уважения»14. Сам дипломатический церемониал того времени представляет сегодня немалый интерес. По прибытию консул имел непродолжительную беседу в канцелярии с представителем каймакама Джидды, который от имени начальника предложил Ибрагимову верховую лошадь. Удушающий июньский зной не смущал консула: «Я, одетый в белое военного покроя пальто и белую фуражку, совершил свой первый выезд в город верхом, мерным шагом, в предшествии кавасов ото всех консульств (а они встречали российского консула в порту – В.И.), которые были одеты в парадную форму и имели в руках медные булавы»15. Сидевшие у лавок торговцы и жители

13АВП РИ, фонд Политархив, оп. 482, д. 771, л. 2.

14Цит. док., л. 4.

15Цит. док., л. 4 об.

548

приветствовали дипломата «вставанием и прикладыванием руки к голове».

На квартире Ибрагимов сразу же ведет прием визитеров, которым объявляет о своем намерении отправиться на поклонение в Мекку. К нему тотчас же явились человек десять векилей, предложивших «записаться в любое общество для путешествия в Мекку». Консул поясняет, что векилями называются «вожаки, которые делят массу прибывших пилигримов по национальностям и сопровождают их в Мекку». Паломники находятся в полной их власти и «подвергаются с их стороны всевозможным поборам». Естественно, консул отказывается от их услуг.

Вскоре Ибрагимов принят каймакамом Джидды Хуршидомпашой и получает поздравительные телеграммы от вали Хиджаза Исмаила Хакки-паши и мекканского шерифа. Кроме того, он получает повестки из местного «коммерческого трибунала» о разбирательстве различных тяжб с участием российских подданных и приглашением присутствовать при этом сотрудников консульства. Ибрагимов также знакомится и общается с консулами других зарубежных государств в Джидде. Ибрагимов пишет, что оказанный ему прием и его торжественный въезд в Джидду «беспримерно для всех консулов верхом» доставили местному населению «случай убедиться в могуществе России» и даже породили «в их среде мнение, что Русский Белый Царь есть самый старший из всех царей на земном шаре»16. Консул испрашивал у начальства разрешение устроить в связи с его приездом угощение для всех русских подданных .

Сообщая о приближении праздника курбан-байрам (‘ид альадха), консул писал, что на него в Мекку собирается до 130 тысяч человек. Уже в первых депешах консул анализирует проблемы паломников из Российской империи, многие из которых выбирают связанный с тяжелыми лишениями путь через Афганистан, Пешавар и Индию, являясь иногда с просроченными паспортами «или просто без всяких видов».

В дипломатической переписке того периода содержались интересные данные о работорговле в Хиджазе. Секретарь консульства Никитников в донесении от 12 января 1892 г. информировал о том, что полгода назад в Джидде, вслед за запрещением торговли невольниками, был создан особый суд для рассмотрения дел об освобождении уже проданных рабов. Однако местные власти негласно перепро-

16 Цит. док., л. 7.об.

549

давали освобожденных судом рабов «в свою пользу»17. Наряду с другими злоупотреблениями и взяточничеством властей это вызывало сильное недовольство среди арабских племен. Секретарь консульства делал вывод, что запрещение рабства, не искореняя этого зла, наносит ущерб лишь бедуинам, промышлявшим работорговлей.

Недовольные бедуины даже повредили телеграфный кабель, идущий на Суаким, и телеграфные провода между Джиддой, Меккой и Таифом, а также стали активно грабить караваны. Власти выслали войска для патрулирования дороги между Меккой и Джиддой и усилили гарнизон Джидды.

Похоже, что дипломат еще не очень хорошо разобрался в местных реалиях. Он, в частности, информирует о недовольстве местного населения шерифом Джидды, «отличающимся несправедливым и жестоким характером»18, при этом неизвестно, имеет ли он в виду шерифа Хиджаза, живущего в основном в Мекке, или каймакама Джидды. Как бы то ни было, об этом должностном лице говорилось, что он пользуется «несколькими ловкими людьми, производящими, по его же указаниям, грабежи, и делит с ними добычу».

Объектом внимания консульства, естественно, были назначения и перемещения среди главных должных лиц вилайета. Управляющий консульством, т.е. временно исполнявший обязанности консула Брандт доводил до сведения императорского посла, что 5 ноября 1894 г. временно исполнявший обязанности каймакама Джидды сдал эту должность новому каймакаму Мехмеду Асафу-эфенди, являвшемуся креатурой вали Хиджаза Хасана Хильми-паши19. Асафэфенди заявил, что многое хочет сделать для улучшения условий жизни в Джидде. Он решил продлить начатую недавно набережную, которая использовалась для высадки паломников.

10 февраля 1895 г. Брандт сообщал о прибытии в Джидду из Мекки 20 января Хильми-паши по возвращении из хаджжа. Местное население поздравляло пашу с недавним производством его в чин мушира (маршала). Брандт рассказывал о встречах с Хильми - пашой, в том числе и визите последнего в императорское консульство, о праздновании дня рождения султана. Брандт отмечал, что новый вали в лучшую сторону отличался от его прежнего, Ахмеда

17АВП РИ, ф. Политархив, оп.482. д. 771, л. 20.

18Цит. док., л. 21.

19АВП РИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 771, л. 40.

550

Ратиб-паши, который по приезде в Джидду даже не отдал визита консулам и «оставлял без всякого внимания справедливые их требования» Брандт выражал надежду, что, если добрые намерения Хильми-паши не будут парализованы мекканским шерифом и другими лицами, заинтересованными в эксплуатации паломников, консульство получит возможность покровительствовать русским подданным, совершающим паломничество20.

Служба в Джидде для некоторых российских дипломатов складывалась драматически, 18 мая 1895 г. на управляющего консульством Брандта и группу сотрудников других консульств во время прогулки на пали бедуины. Брандт получил легкое огнестрельное ранение в лицо, врач английского консульства был убит, другие ранены или контужены. Брандта отправили лечиться в Суэц. Власти считали, что нападавшие, которым удалось скрыться, таким образом выражали свое недовольство мероприятиями карантинных властей против холеры. Местное население думало, что те «выпускают из пузырьков лекарство и производят окуривание, от чего мрут бедуины и хаджи»21. Испытывая ненависть к врагам, бедуины разрушили в Мекке «помещение и заключавшийся в нем дезинфекционный аппарат и искали карантинных врачей, скрывшихся в меккских крепостцах». Консульство сообщало также, что этим событиям предшествовало недовольство местных торговцев и бедуинов запретом на продажу на рынке арбузов и дынь, «сопровождавшееся насилием над меккскими врачами»22.

В то же время консульство полагало, что, если причиной нападения было стремление отомстить врагам, то логичнее было бы совершать его не на дипломатов (среди которых был лишь один врач), а на группу врачей, которые обычно, как и дипломаты, также собирались вместе, но в другом месте. Поэтому выдвигалась версия о том, что причиной нападения было «желание враждебных шерифу лиц доставить ему неприятности». Секретарь Никитников сетовал на отсутствие достоверной информации, называя тому привычную для российских чиновников за рубежом во все времена причину: «Обыкновенные сведения и те неохотно сообщаются близкостоящими к Консульству лицами вследствие незначительно-

20АВП РИ, ф. Политархив,оп. 482, д. 771, л. 47 об.

21Донесение секретаря консульства от 5 июня 1895 г. АВП РИ, ф. Политархив, оп.

482, д. 771, л. 51 об.

22 Цит. док., л. 53.

551

сти получаемого содержания» и «вследствие боязни каких -либо других для себя последствий»23.

Помимо этого, драгоман Ишаев сообщал, будто он слышал, что эмир Ибн Рашид «послал в Медину своих старшин с требованием от вали изгнания из святой земли всех неверных»24. Драгоман рассказал также о нападении местных жителей на больницу: они разломали аптеку, ценные вещи и посуду унесли, а больных вытащили за ноги. Кроме того, как информировал Ишаев, «неблагонамеренные лица» после нападения на консулов стали распространять среди паломников слуху «о возможности неполучения депозитов из консульства», и только после переговоров с «ташкентскими старшинами» переводчику удалось уговорить их не забирать сданные ими туда деньги.

Данные сообщения свидетельствуют об интригах против российского консульства, в которых принимали активное участие, в частности, выходцы из мусульманских областей Российской имп е- рии, прежде всего Средней Азии, ставшие турецкими подданными.

Турецкие власти увидели в нападении на консулов симптом арабской мятежности и решили проучить бедуинов испытанным способом. Они арестовали более трехсот бедуинов из племени харб, в том числе одного из главных шейхов. Помимо этого всем купцам Хиджаза запретили продавать бедуинам рис, муку и другие продукты в пределах городской черты. Консульство, информируя об этом посольство в Константинополе, замечало, что неожиданный арест бедуинов и запрещение продажи продовольственных продуктов объяснялось «желанием властей иметь на случай заложников и совместно с голодом побудить бедуинов к выдаче виновных в нападении лиц»25.

Однако предпринятые меры не снизили напряженности в отношениях между бедуинами и турецкими властями. В Джидде повысились цены на продовольствие, топливо и на наем верблюдов. Консульство сообщало, что бедуины, жившие в окрестностях Ребу, «потребовали очищения турками этого города», из-за чего туда было направлено подкрепление, при этом усилены мекканский и джиддинский гарнизоны.

23Цит. док., л. 53 об.

24Донесение от 14 июня 1895 г. АВП РИ, ф.Политархив, оп. 482, д. 771, л. 57.

25Донесение от 27 ноября 1895 г. АВП РИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 771, л. 60 об.

552

Положение в Хиджазе в тот период оценивалось как опасное для турок, а вражда бедуинов, как считало консульство, приобрела более острый характер, возросло и их недовольство шерифом.

В 1900 г. российский консул фон Циммерман сообщал о нехватке воды в Джидде и о «неудаче попыток устроить здесь правильное водоснабжение ввиду противодействия владетелей цистерн»26. В отсутствие Циммермана в июне 1901 г. управляющий консульством титулярный советник Тухолка писал послу в Константинополь, что Джидда снабжается водой прежде всего из цистерн, владельцы которых во время хаджжа «бессовестно обирают паломников, пуская воду по очень дорогой цене»27. При этом из-за плохого состояния цистерн вода была недостаточно чиста.

Однако цистерны наполнялись только в сезон дождей. В засушливое время воду, сообщал Тухолка, добывали также из небольших колодцев, или ям, называемых «хуфра», которые рыли за городом, на расстоянии одного-полутора часов пути, поскольку только в окрестностях Джидды подпочвенная вода имелась в достаточном количестве. Рытье ям и доставка воды требовала немало усилий, поэтому эта вода стоила очень дорого.

Но даже в дождливые годы воды паломникам не хватало. В сезон хаджжа, предшествовавший составлению записки Тухолки, дождей было немного. Вода продавалась по 15 франков за тонну и была «дурного качества»28. Запас воды, пополняемый из пригородных хуфр, в то время был только в четырех цистернах. В следующем году праздник разговенья приходился на март, а дожди в Джидде выпадали обычно в ноябре и декабре, поэтому паломников ожидало еще большее безводье.

Ранее, сообщал российский дипломат, Джидда снабжалась водой из водопровода «Хамидийе», из водоема, находившегося на расстоянии 2-х часов пути от города. Однако в 1901 г. из водопровода не поступило ни капли воды, во-первых, потому что он был испорчен, во-вторых, потому что уровень воды в водоеме был недостаточно высок.

Тухолка информировал о том, что в конце 1900 г. было прорыто четыре артезианских колодца системы «Нортон», но спустя девять месяцев два были уже неисправны, а два еле работали. Ди-

26Цит. док., л. 61 об.

278 июня 1901 г. АВП РИ, ф.Политархив, оп. 482, д. 775, л. 7.

28Цит. док., л. 8.

553

пломат замечал, что этот путь мог быть перспективен, если поставлять трубы большего диаметра и хорошие помпы, и преимущ е- ством его было то, что источники водоснабжения находились внутри самого города.

Интересно, что российский дипломат в своем сообщении послу давал рекомендации турецким властям: «Казалось бы желательным, чтобы турецкое правительство озаботилось обеспечением Джидды водою»29. Тухолка даже пытался убедить английского и французского консулов вместе с ним побуждать турок «к устройству в Джидде правильного водоснабжения», но безуспешно, поскольку те считали, что любое улучшение условий хаджжа было не в интересах европейских держав, и полагали необходимым «пользоваться всяким случаем для его запрещения или ограничения». Выступая против такого весьма циничного подхода, Тухолка в присущей дипломатам того времени осторожной манере делал вывод: «Мне кажется, что запрещение или ограничение хаджжа по причине недостатков и злоупотреблений в водоснабжении Джидды представляет много неудобств»30. За этими рассуждениями прослеживалась политическая позиция самого Тухолки, имевшего собственный взгляд на то, как надо решать проблемы Хиджаза и как строить российскую политику в отношении этой области. Вообще надо отметить, что большинство служивших в Джидде российских дипломатов выходили за рамки своих прямых обязанностей, часто направляя в центр свои предложения о российской политике и составляя неординарные пространные доклады, скажем, о хаджже.

25 июля 1901 г. Тухолка в секретном донесении послу в Константинополе представил свои соображения о задачах в Хиджазе. Он, так же, как ранее другой секретарь консульства Никитников, оставшись исполнять обязанности консула, пытался обратить на себя внимание начальства идеями и предложениями, касающимися политики Российской империи в Хиджазе. Для исследования российской политики того времени в регионе соображения работавшего там дипломата представляют несомненный интерес, тем более, что они базировались на оценке ситуации в Хиджазе.

Тухолка писал о двоякой задаче: «1) по возможности отнять у Мекки ее значение, а пока следить, дабы ее влияние не сказывалось нежелательном образом в наших мусульманских владениях, и 2) наблюдать, дабы наши мусульмане не были во время хаджжа

29Цит. док., л. 8.

30Цит. док., л. 10.

554

жертвой разбоев, эксплуатации и дурных санитарных условий»31. Если выполнение второй задачи представляется вполне реальным делом, то первая рождает немало вопросов, в частности о том, какими же средствами она могла быть реализована. Автор донесения пытался дать на это ответ, полагая, что добиться своих целей можно было через Турцию. Говоря о «противоположном предположении», т.е. возможности влиять непосредственно на «мекканского шерифа, арабов и бедуинов», что означало бы допущение отделение Хиджаза от Турции, Тухолка писал, что было «еще не видно, чтобы Турция не могла удержать Хиджаза». Но даже если бы это случилось, считал секретарь, для прямого влияния на Хиджаз были препятствия, а именно: «1) бедуинские племена постоянно враждуют между собой, 2) арабский элемент в Хиджазе именно и представляет корень панисламизма, 3) дабы влияние было действительно, может, пришлось бы прибегнуть к военной силе»32. В подобной ситуации державам к тому же пришлось бы действовать сообща, так как одна держава не позволила бы захватить власть в Хиджазе другой (имелись ввиду, очевидно, Россия и Англия), кроме того, каждой державе, имеющей мусульманских подданных, «лучше бы остеречься от возбуждения мусульманского фанатизма против себя одной».

Секретарь консульства делал вывод: лучше всего, чтобы Хиджаз оставался в руках турок, ибо Россия имела возможность влиять на Турцию в Константинополе. Однако для этого важно, чтобы сама Турция пользовалась необходимым влиянием в Хиджазе, на самом же деле там господствовала анархия. Этот вывод Тухолка аргументировал следующим положением: «пределы власти вали и шерифа не достаточно разграничены; вали во всем уступает шерифу; власти и жители обирают паломников, а бедуины разбойничают»33. Выход дипломату виделся в том, чтобы турецкое правительство назначило в Хиджаз энергичного и честного вали, шериф был подчинен вали под страхом смещения, а бедуины были усмирены войсками, и им правильно выдавались бы субсидии.

Эти предложения следовало бы вернее адресовать самому т у- рецкому правительству, для которого, кстати, их реализация оказа-

31АВП РИ, ф. Политархив, 1901 г., оп. 482, д. 775, л. 14.

32Цит. док., л. 100 об.

33Там же.

555

лась чрезвычайно затруднительна. Тем не менее дипломат рассчитывал на благоприятную для него реакцию начальства, так как в качестве следующего шага считал необходимым, чтобы Турция провела благоустройство Хиджаза, а это сопровождалось бы ус и- лением европейского влияния. Называли, в частности, устройство фортов в Джидде, снабжение Джидды и Янбо водой, проведение телеграфа от Янбо в Медину и железной дороги от Джидды до Мекки и т.д.

Сама Турция получила бы выгоды от такого благоустройства вилайета. Автор донесения считал, что реализация его плана (к чему российская дипломатия, видимо, должна была бы склонить турок) позволила бы не только уменьшить опасность, идущую от Хиджаза, и удовлетворить Турцию, но и одновременно ослабить угрозу, которую представляла для Российской империи она сама. Арабы Хиджаза и так тяготились господством турок, видя в них «носителей европейской цивилизации, противной духу ислама». По плану, предлагаемому российским дипломатом, турки упрочили бы в Хиджазе свою власть и занялись проведением реформ, в результате чего арабы «будут еще более озлоблены против них, и поэтому туркам будет трудно воспользоваться арабским элементом для усиления своего влияния между чужеземными мусульманами»34.

Дипломат писал, что в результате предлагаемых мер «державы добьются от Турции, чтобы Мекка и Медина были открыты для европейцев; тогда туда поедут санитарные чиновники, предприниматели, агенты, инженеры, торговцы и пр. Державы назначат туда консульских представителей сначала из мусульман, а потом из христиан. Тогда: 1) Мекка будет считаться оскверненной гяурами и отчасти утратит свое значение среди мусульман, 2) хаджж потеряет свой своеобразный фанатический характер и со временем, может быть, уменьшится, 3) консульские представители будут в состоянии следить за идеями панисламизма и во время предупреждать против них свое правительство»35.

Несмотря на большую активность в направлении донесений в посольство в Константинополе, Тухолке не удалось завоевать расположение начальства, прежде всего потому, что его предложения не сопрягались с пониманием хиджазской, да и турецкой действительности. Однако ознакомление с предложениями секретаря кон-

34Цит. док., л. 101 об.

35Там же.

556

сульства полезно для того, чтобы сформировать представление об образе мыслей российских дипломатов того времени и разнообразии их взглядов на цели и методы проведения российской политики в Хиджазе. Наивный и оторванный от жизни проект Тухолки он сам назвал: «Распространение в Хиджазе европейской цивилизации и влияния через Турцию, но под общим контролем держав».

Пристальное внимание российских дипломатов привлекло нападение аравийских бедуинов на хиджазского вали. В июне 1901 г. вали Хиджаза Ахмед Ратиб-паша отправился из Мекки в свою летнюю резиденцию в Таифе в сопровождении конвоя с четырьмя небольшими орудиями. Как сообщал императорскому послу в Константинополе Тухолка 1 июля того же года, во время перехода на него напали бедуины, отбили и увезли одно орудие, убив четырех солдат и ранив одного офицера36.

Дипломатам было важно не столько получить информацию о данном событии, сколько на этом примере разобраться в ситуации, существовавшей в Хиджазе. Вывод состоял в том, что «здешние бедуины в сущности никогда не признавали и не признают туре ц- кой власти, и в их пустынях эта власть ничем не проявляется, ибо они даже не платят податей». Бедуины, сообщал Тухолка, признавали лишь авторитет мекканского шерифа, поэтому Ратиб-паша действовал во всем в согласии с ним, и «оба они бессовестно обирают и хиджазцев, и паломников»37.

Тот факт, что бедуины усиленно занимались разбоем, российский дипломат объяснял тем, что шериф не выдавал им всех причитавшихся денег и хлеба (об этом, в частности, писал Тухолка в донесении от 28 мая 1901 г.). Ходили слухи, что шериф имел от их разбоев свою долю, турецкие же власти им тоже потворствовали, будучи озабочены восстанием в Йемене и напряженностью в Асире. По данным российского консульства, бедуины были недовольны намерением турецкого правительства провести в Хиджаз телеграф и железную дорогу. В донесении Тухолки императорскому послу в Константинополе от 4 июля 1901 г., копия которого, как обычно, была направлена директору Первого департамента МИД Н.Т.Гартвигу, сообщалось о том, что в тот день 200 бедуинов из племени харб на 100 верблюдах подошли на близкое расстояние от ворот Мекки, намереваясь захватить стоявших там верблюдов и

36АВП РИ, ф. Политархив, 1901 г., оп. 482, д. 775, л. 14.

37Цит. док., л. 14 об.

557