III. Заключительная интервенция

13. Переинтерпретации. Назначение проблематичной модели (семья Герлах, часть 2)

Если взять за основу конструктивистскую точку зрения, то люди, имеющие долгую общую историю (в том чис­ле члены семьи), подтверждают друг другу существующие у них представления о мире. Это знаменитый синдром «ни­чего нового»: что бы ни делал кто-то из членов семьи, всег­да сразу понятно, что это должно означать (возможно, несколько иначе дело обстоит с новорожденными, хотя и в этом можно усо­мниться, поскольку их поведение тоже трактуется согласно за­данным моделям интерпретации: «Он улыбается, как дядя Эрвин, а тот был силен в математике»).

Каждый член семьи воспринимает лишь определенные фор­мы поведения других, у него есть свои фиксированные критерии оценки, в соответствии с которыми он судит, используя уже опро­бованные ранее схемы объяснений. Таким образом, каждый вос­принимает другого в одной фиксированной форме, в результате чего возникает система стабилизирующих друг друга самоиспол­няющихся пророчеств. Ничто не будет ново под луной, если ни в чем не видеть ничего нового. Поэтому семейные модели коммуни­кации так трудно менять изнутри.

Ввиду данной логики подтверждения образование симптомов (любого рода) может приобретать инновационное содержание. С одной стороны, у них есть все шансы быть воспринятыми как что-то новое, с другой стороны, они дают возможность привлечь посторонних (например, терапевтов), которые могут ввести новую точку зрения и прервать круг постоянно подтверждающихся пред­убеждений одного касательно другого. Если это удается, то под­держивающие проблему модели коммуникации могут прекратить свое существование и (или) могут сформироваться модели, спо­собствующие решению и развитию.

Поэтому неотъемлемой составляющей (почти) всех интервенци­онных техник является переинтерпретация, т.е. альтернативное объ­яснение описываемых или непосредственно наблюдаемых событий.

В качестве примера здесь могут послужить комментарии и предписания, которые были даны семье Герлах после первой и второй сессии. Фрагменты, приведенные в главе 5, относятся ко второй встрече.

92

Подведение итогов первой сессии

На первой сессии, четыре недели назад, в центре внимания были симптомы дочери (ее бесконечное стояние под душем и связанные с этим большие счета за воду), а также вытекающие отсюда кон­фликты и ссоры между ней и родителями. Это и стало основой для комментария обоих терапевтов.

Сначала они выразили свою уверенность в том, что нынешние проблемы следует рассматривать в связи с естественной фазой раз­вития Моники. Она — абсолютно по возрасту — находится в поис­ках собственной идентичности. Поскольку в детстве у нее (о чем подробно говорилось на сессии) были очень близкие отношения с родителями, ей, вероятно, труднее, чем ее сверстникам, различать, что хорошо для нее самой, а что хорошо для ее родителей. Описан­ные в первом интервью конфликты между ней и родителями пред­ставляют собой хороший способ быть полностью уверенной в том, что то, что она делает, не является исполнением родительской воли. Но родителям сейчас трудно вести себя правильно. Лучший способ помочь ей отделиться и стать взрослой — это всячески ей в этом мешать.

Для этого терапевты-хотели бы дать родителям домашнее за­дание: до следующей встречи, которая должна состояться через месяц, им нужно как минимум раз в неделю в ситуации, когда их дочь делает или собирается сделать что-то, что им не нравится, стараться ее от этого удержать, ссылаясь на какой-либо из своих физических симптомов («хвататься за сердце» и т.д.). При этом они должны спокойно пытаться вызвать у нее угрызения совести.

Если они не станут последовательно это делать, то не исключе­но, что их дочь — учитывая тесную семейную связь — и в 40 лет все еще будет сидеть дома. Моника получает здание выяснить, когда ее родители только делают вид, а когда им действительно физиче­ски плохо.

Описанное здесь предписание состоит из двух разных частей: (1) Конфликт между родителями и дочерью переинтерпретируется как «нормальный» и «соответствующий возрасту». За этим стоит на­мерение депаталогизировать поведение дочери. Поэтому и симптомы (мытье = расходование воды) истолковываются в смысле нормальной сепарации и поиска идентичности.

Однако семья получила не только новое объяснение поведения до­чери и ссор, но и позитивную оценку симптома. Им была предложена альтернатива: «ссориться» или «в 40лет все еще дома».

92

(2) Другая часть интервенции — это предписание «делать вид, будто...». Родители получают задание делать вид, будто им физиче­ски плохо, причем именно в те моменты, когда на самом деле они не испытывают никаких проблем со здоровьем. Это задание получает интеракциональное обоснование: дочери — полностью в духе произве­денной до этого переинтерпретации — должно быть предоставлено тренировочное поле для сепарации. Поскольку эта задача ставит­ся в присутствии дочери, одним из эффектов является расширение значения демонстрируемых родителями физических недугов. Пода­ется идея, что их можно толковать двояко: если отец хватается за сердце, это может означать, что у него действительно что-то с сердцем, или же, что он выполняет домашнее задание и пытается помешать своей дочери делать то, чего она на самом деле хочет. Та­ким образом в коммуникацию вводится невозможность однозначной оценки. Как рассчитывают и надеются терапевты, это позволит нарушить, на их взгляд, проблематичную, автоматически и без реф­лексии протекающую модель взаимодействия (симптомы вызывают у других угрызения совести и потому дают возможность осущест­влять над ними власть). Сказать с уверенностью, что такой эф­фект наступит, невозможно. По, учитывая логику процессов челове­ческой коммуникации, некоторая вероятность этого существует.

Точно так же нельзя сказать заранее, что произойдет в семье, если такая модель будет нарушена. Поэтому оценить разумность или бессмысленность подобных интервенций всегда можно лишь по­том, самое раннее — на следующей встрече, когда семья будет рас­сказывать о том, что же на самом деле произошло за это время.

■

* * *

Вторая сессия

В начале второй сессии родители сообщают, что за это время кон­фликтов между ними и дочерью стало меньше. Дочь много време­ни проводит вне дома, она начала заниматься танцами и все боль­ше отдаляется от семьи. По поводу домашнего задания родители заявили, что в этот период у них не было проблем со здоровьем. Делать вид, что они есть, они тоже не стали, поскольку не хотели ставить под сомнение их достоверность.

Далее интервью речь о конфликтах между родителями и доче­рью практически уже не шла; вместо этого внимание сместилось на смертельные конфликты между родителями. Дети в значитель­ной степени оказались вне игры.

93

О том, как беседа протекала дальше, можно было почти пол­ностью прочитать в главе 5. Напомним: когда обсуждался кон­фликт, связанный с участием матери в деятельности певческого союза, дело дошло до драматичного, аффективно очень мощного обострения. В конце г-н Герлах дал понять, что может «сдаться», и если теперь его жена вдруг перестанет ходить в союз, то будет слишком поздно...

* * *

Размышления в перерыве во время второй сессии

В дискуссии во время перерыва терапевты были полностью удовлет­ворены результатом своего первого предписания. Они не рассчитыва­ли, что родители действительно станут выполнять задание «делать вид, будто...». Им было достаточно подать идею, что нарочито де­монстрируемые родителями физические симптомы могут мешать дочери в процессе ее сепарации. После первой сессии Моника стала больше времени посвящать занятиям вне дома. Позитивную оценку получило прежде всего то, что она нашла контакт с ровесниками (уроки танцев). Терапевты договорились продолжать поддерживать усилия дочери в плане сепарации. Самым элегантным способом дей­ствий здесь представляется «парадоксальный» (назначение пробле­матичной модели). Обоснование тут достаточно простое: похоже, что Монике сейчас очень важно доказать себе свою самостоятель­ность. Если бы терапевты посоветовали ей и впредь проводить чет­кую границу между собой и родителями, она могла бы снова попасть в трудное положение, поскольку теперь ее старания отделиться можно было бы расценить как знак зависимости от терапевтов. Если же сказать ей, чтобы она «притормозила» свое стремление к автономии, то она получит возможность самостоятельно принять противоположное решение.

Кроме того, терапевты размышляют о том, чтобы предложить такую новую интерпретацию, которая поставит обоих родите­лей на одну ступень, поскольку оставлять отца в роли «пациента», в которой он оказался во время сессии, представляется неблагопри­ятным.

Терапевты договариваются, что начнет комментарий Хельм Штирлин, как старший и потому стоящий в иерархии выше. Ни рас­пределение ролей, ни дословный текст комментария подробно не об­суждаются. Не определяются ни точные формулировки, ни взаимо­действие комментаторов. В этом нет необходимости, поскольку они уже достаточно сыгранная команда.

93

* * *

Заключительный комментарий на второй сессии (после перерыва)

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН: Нам было важно лучше вас понять, в том числе при помощи задания, которое мы вам дали. Именно после того, что мы сейчас услышали, мы кое-что поняли лучше. А поня­ли мы то, что (обращаясь к родителям, указывая для наглядности ру­кой) между вами обоими существуют очень тесные, необыкновен­но близкие отношения...

После того как на сессии стали очевидны конфликты между ро­дителями, такая характеристика их отношений представляется, на первый взгляд, неожиданной и притянутой за уши. Однако роди­тели, которые вовсе не кажутся пораженными, подтверждают ее кивками головы. Ошеломленными выглядят скорее дети.

ФРИТЦ СИМОН: И в этом проблема.

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН: ...и что это проблема. Эти отношения аб­солютно одинаково близки с обеих сторон. Но они характеризу­ются тем, что вы поделили позиции по принципу очень удачного разделения труда...

ФРИТЦ СИМОН: Я, наверное, вставлю несколько слов для пояснения. При очень близких эмоциональных отношениях, как, на наш взгляд, у вас, проблема заключается в том, что, ког­да люди чувствуют себя настолько связанными, они во многом теряют уверенность: «Являюсь ли я вообще еще отдельным суще­ством, являюсь ли я вообще еще индивидуумом? Или я могу су­ществовать только как часть такого двуединства?» И во всех таких очень близких отношениях проблема в том, как с этим быть. По­тому что, когда люди очень близки, кроме того, что они этим на­слаждаются, это еще и пугает, поскольку они уже совершенно не понимают: «Где начинаюсь я, и где заканчивается другой?» А это просто своего рода разлад в чувствах, который всегда связан с та­кими близкими отношениями, с настолько тесными отношения­ми, что человек теряет уверенность: «Являюсь ли я по-прежнему индивидом, который при необходимости смог бы жить один, или я полностью зависим?» Ведь быть зависимым — тоже не самое прекрасное на свете, это тоже не так уж приятно. Когда человек чувствует себя зависимым, его свобода воли ограничена. Это об­ратная сторона близости в отношениях. И проблема в том, как с этим быть? С желанием близости, с одной стороны, и страхом за­висимости, с другой. И тут вы нашли, на наш взгляд, действитель­но очень хороший способ разделения труда, когда один взял на

93

себя функцию выражать желание близости, как бы за двоих... Дело в том, что вы кажетесь нам тут как бы зеркальными отражениями в вашем желании близости и зависимости. Другой, то есть вы (об­ращается к г-же Герлах), взяли на себя стремление к автономии, выразительницей которого вы в некоторой степени являетесь. Мы думаем, что таким образом вы нашли очень хороший способ вме­сте определять правильную дистанцию. Когда никому не кажется, что это слишком близко, чтобы пришлось бояться, что переста­нешь различать собственные границы. Вы (смотрит на мать) по­могаете своему мужу видеть его границы. Поскольку он видит, где кончается его власть, где он уже не может на вас влиять. И хотя, с одной стороны, это для него очень обидно, с другой стороны, это еще и облегчение. Ведь, если бы он обладал всей полнотой власти, то на него ложилась бы и вся полнота ответственности, например, за ваше здоровье. И наоборот, ваш муж помогает вам в том, чтобы вы имели возможность выходить наружу и доказывать себе, что вы все-таки независимы. Если бы он был согласен на ваше участие в союзе, то не было бы и никакого показателя, никакого доказатель­ства того, что вы независимы. Это был бы подарок, так сказать. Вы пришли тут к очень элегантному соглашению.

Это попытка при помощи множества слов и повторений истол­ковать переживаемый супругами конфликт как кооперацию. В духе тайного соглашения у них одна и та же проблема близости/дистан­ции или автономии/зависимости, оба разрываются между двумя сторонами конфликта. Но в повседневной жизни они этого не за­мечают, поскольку де-факто нашли такую форму разделения тру­да, которая позволяет им воспринимать только одну сторону кон­фликта и действовать, не чувствуя амбивалентности. Такая форма переинтерпретации дает альтернативное объяснение их модели коммуникации, которое ставит обоих партнеров на одну ступень и позитивно оценивает происходящее. Это позволяет терапевтам об­рести или сохранить нейтральность в двух плоскостях: с одной сто­роны, по отношению к обоим партнерам, с другой — по отношению к вопросу, что лучше: изменение или сохранение статус-кво.

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН: Проблема в том, что вам приходится за это платить, за это соглашение. И тут снова возникает дилемма. Потому что мы считаем, что для вас обоих с этим связано колос­сальное и длительное физическое напряжение.

ФРИТЦ СИМОН: И мы считаем, что ваше здоровье (смотрит на г-жу Герлах) подвергается точно такой же опасности, как и ваше (смотрит на г-на Герлаха). То есть, если вы (снова обращается к

94

г-же Герлах), например, вдруг резко перестанете ходить в союз, мы с таким же успехом можем себе представить, что вы, точно так же сдавшись, будете исходить из-за этого желчью.

Здесь опять — в том, что касается угрозы физическому здоровью — предпринимается попытка поставить партнеров на одну ступень. Кроме того, их внимание обращается на ту цену, которой стоит или может стоить им нынешняя модель (например, поражение печени).

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН: И если использовать образ «сошедшего с дистанции», то мы считаем, что сейчас действительно дело случая, кто из вас может первым сойти с дистанции. Но мы по опыту зна­ем, что при таком соглашении степень угрозы физическому здоро­вью действительно высока.

ФРИТЦ СИМОН: Не обязательно, что так и будет, посколь­ку многие пары находят третий путь, когда никому не приходится сходить с дистанции. И мы видим, например, что Моника предло­жила такой третий путь тем, что создала проблемы. Это нечто та­кое, где оба родителя... где она помогла обоим. Где оба оказались востребованы в своей родительской роли и оба сказали: «Сейчас мы отставим в сторону наши желания зависимости или независи­мости. Мы отложим их, потому что другое важнее».

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН: ...что для нас теперь, однако, так ослож­няет все дело. Мы увидели, что Моника по сравнению с прошлым разом явно приняла решение больше идти своей дорогой. Это бросилось нам в глаза. Здесь сидит юная женщина, которая го­раздо яснее показывает, кто она есть, которая занимается танца­ми, которая явно решила: «Я буду развиваться как юная женщина, как это и должно быть в моем возрасте». И в этом мы сейчас видим большую проблему. Мы считаем, что это еще больше усилило не­гативные стрессовые аспекты (обращаясь к родителям) вашей ситу­ации, потому что раньше она фактически выполняла здесь функ­цию балансировки. Моника чувствовала себя равным образом с вами связанной, равным образом с вами солидарной. И мы долго думали о том, что мы тут можем вам посоветовать. Г-н Симон го­ворит о третьем пути. По нашему опыту мы знаем, что этот третий путь, или четвертый, если хотите, существует.

ФРИТЦ СИМОН: Но третий путь станет возможным только, если вы оба увидите, что вы хотите как близости, так и независи­мости, а не так, что один видит только одну сторону, а другой — другую. Поэтому мы бы не советовали вам менять что-то прямо сейчас. Вам следует изменить что-то только, когда вы оба в себе это почувствуете, независимо друг от друга.

94

Используя многократные повторения, чтобы повысить вероят­ность того, что сказанное будет воспринято, терапевты указы­вают на некий третий путь. Уже одно это могло бы инициировать формальное расширение картины мира, которая доселе была закова­на в рамки альтернативы «либо я выиграю, либо проиграю». То, что терапевты предостерегают от изменений «прямо сейчас», связано со словами г-на Герлаха, что если поведение жены сейчас изменится, то будет уже слишком поздно. Этим он заранее объявляет, что при­даст изменившемуся поведению жены старое значение, поскольку не верит в изменение ее внутреннего настроя (синдром «ничего нового»). Чтобы возможное изменение могло и для него приобрести альтерна­тивное значение, терапевты переопределяют временную последова­тельность: сначала внутреннее изменение, затем внешнее. Таким об­разом, любое новое поведение — чье бы то ни было — по умолчанию переинтерпретируется в симптом объективной перемены. Предупре­ждение не менять ничего «прямо сейчас» призвано дать понять, что позже это будет вполне возможно без всякого риска.

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН: Итак, единственное, что мы можем посо­ветовать, и этот совет обращен к тебе, Моника,... ФРИТЦ СИМОН: К вам, Моника!

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН>...да, теперь мы сознательно скажем к «вам», Моника, это, чтобы вы несколько притормозили свое развитие!

ФРИТЦ СИМОН: Тогда нам все-таки лучше опять говорить «тебе»!

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН (смеется): Да, наверно... тогда нам все-таки стоит опять говорить «тебе». Это слишком быстро. Итак, если посмотреть на родителей, то мы бы сказали: помедленней, снова вернуться немного назад, в смысле, демонстрировать проблемы, выглядеть более несамостоятельной! Может быть, брат Хайнц смо­жет помочь и немножко облегчить жизнь сестре, предложив себя в качестве проблемного ребенка. Вот те размышления, которые нас очень занимали.

Это одно из странных предписаний системных терапевтов. До­чери предлагается притормозить в своем стремлении отделиться, чтобы облегчить жизнь родителям. Эта форма интервенции обра­щена, с одной стороны, к (обоим) детям, чтобы немного подстегнуть их своеволие, а с другой, к родителям, которые (как правило, на это можно рассчитывать) не держат сознательно своих детей дома и уж тем более не используют свои симптомы в эгоистических целях. Таким образом у них тоже можно инициировать переоценку и изме­нение собственного поведения.

14-1757

95

ФРИТЦ СИМОН (обращаясь к Хайнцу, который явно не в вос­торге): Да, это, конечно, вопрос, насколько сейчас можно сказать: «Пожертвуй собственным развитием...!» Но мы считаем, что, по меньшей мере, возможно, что ты так и сделаешь. В том духе, что: «Одни они не справятся. Я думаю, они не потянут. Чего доброго, кто-нибудь еще сойдет с дистанции. Уж лучше я останусь и при­гляжу за ними».

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН: Поскольку для нас очевидно, что у тебя есть все возможности, чтобы это осуществить. Когда мы еще раз это обсуждали, это стало ясно нам обоим.

Это приглашение имеет профилактические основания. Оно при­звано предотвратить такое развитие ситуации, что у Хайнца спон­танно возникнут какие-нибудь проблемы в духе смещения симптома. Когда они предписываются, их уже нельзя интерпретировать как «возникшие спонтанно». Они превращаются в «поступкш>, за кото­рыми можно увидеть добрые намерения.

ФРИТЦ СИМОН: Одним словом, мы в любом случае хотели бы предостеречь вас от того, чтобы менять сейчас что-то на раз-два! Вы должны понять, что вы сможете делать что-то по-другому только, когда вы, в том числе и эмоционально, на уровне чувств, сможете сказать этому «Да!». (Обращаясь к мужу) До тех пор пока вы чувствуете только свое желание зависимости и пока ваша жена чувствует только желание независимости, вы не сможете сказать ей с чистой совестью: «Иди в свой союз!» Она почувствует, что вы неискренни. Если бы ваша жена осталась дома, вы бы тоже уви­дели, если бы она поступила неискренне. Так что меняйте что-то только, когда оба будете считать: «Теперь да, правда, я не только хочу уйти. Я тоже хочу отношений, а я тоже хочу иметь мое соб­ственное пространство, я очень рад, что иногда мы бываем не вме­сте!» Только тогда, не раньше! Не на раз-два!

Еще раз, чтобы подчеркнуть: изменение, которое произойдет, бу­дет действительно изменением. Никто из них не будет (должен) де­лать вид, будто!.. По крайней мере, терапевты от этого предосте­регают. Существует одна общая проблема изменений в партнерских отношениях, которую можно охарактеризовать как парадокс «будь спонтанным»: когда кто-то из партнеров хочет, чтобы другой (в до­казательство любви) изменился, то обычно ему хочется, чтобы это произошло спонтанно. Если это желание высказывается и затем происходит изменение, то оно оказывается обесценено и лишается своего значения в качестве доказательства любви, поскольку произо-

95

шло не спонтанно. Акцент на том, что изменение должно произойти только, когда произойдет внутренняя перемена, снова создает воз­можность спонтанности.

ХЕЛЬМ ШТИРЛИН: Ну, вот и все, что мы имели вам сказать. Мы можем предложить вам следующую встречу: через пять недель.

* * *

Третья сессия

На следующую сессию родители пришли без детей. Моника не за­хотела пойти с ними, поскольку на следующий день ей надо было писать контрольную по французскому языку. Тогда Хайнц, кото­рый вообще-то был очень позитивно настроен по отношению к сессии, заявил, что если Моника пишет работу по французскому, то у него будет работа по английскому.

Отец жалуется, что отношения с дочерью стали «невыносимы­ми». Он больше вообще не может с ней разговаривать, по любому пустяку возникают серьезные конфликты. Между г-жой Герлах и Моникой тоже ежедневно возникают ссоры, пусть и не столь агрессивные. В основном отец подумывает о том, чтобы поместить дочь в интернат.

По словам родителей, Моника теперь очень ориентирована на­ружу, у нее много общих занятий с друзьями и подругами. Сим­птоматика, которая привела их на терапию, полностью исчезла.

На вопрос, что еще изменилось с прошлого раза, г-жа Герлах сообщает, что была очень тронута тем, что ее муж — ничего не сказав ей заранее — пришел на устроенный в союзе праздник. Она очень высоко это оценила. Он как бы между прочим упоминает, что жена села к нему за столик, а ее подруги по союзу смотрели на них с некоторым изумлением. Оба говорят о том, что в последнее время они хорошо ладят друг с другом.

В заключительном комментарии терапевты снова интерпрети­руют поведение Моники в смысле динамики отделения. Наверняка она ведет себя с отцом так агрессивно, поскольку очень к нему при­вязана. Не будь у нее такой тесной эмоциональной связи с родителя­ми, не было бы и необходимости их обесценивать или демонстриро­вать в их адрес столь негативные чувства. Родителям нужно просто это выдержать, все это нормально и по возрасту, позже это пройдет.

От следующей встречи, через три месяца, родители отказа­лись, прислав письмо. Они сообщили, что за это время ситуация

14*

96

в значительной степени успокоилась. Симптомы Моники боль­ше не играют никакой роли, конфликты с ней заметно утратили остроту. Они благодарят и просят разрешения снова прийти в институт, если в семье опять возникнут какие-то проблемы.