24Вопрос

Своим возникновением классическая геополитика обязана не­мецкому мыслителю Фридриху Ратцелю (1844—1904). Фридриха Ратцеля можно считать подлинным «отцом» геополитики: «Без Ратцеля развитие геополитики было бы немыслимо, — писал Отто Маулль, . Ратцель закончил Политехнический университет в КарлсруэОднако сам Ратцель это­го термина в своих трудах не использовал, а писал о «политичес­кой географии». Следует отметить, что Ратцель действительно яв­ляется одним из основоположников политической географии в со­временном понимании содержания данной науки. В 1882 г. в Штуттгарте вышел фундаментальный труд Ратцеля «Антропогеография», в котором он сформулиро­вал свои основные идеи: связь эволюции народов и демографии с географическими данными, влияние рельефа местности на куль­турное и политическое становление народов и т.д.

При рассмотрении формирования геополитического учения зна­чительный интерес представляет тот факт, что именно описательная политическая география, так сказать, натолкнула геополитиков на вопрос о географической обусловленности развития государства.Для развернутой в «Антропогеографии» методологии Ратцеля характерно утверждение о непосредственных отношениях между человеком и географической средой, государством и землей. Поли­тическая жизнь, по Ратцелю, обусловлена непосредственным воз­действием географической среды, а государство «так же старо, как семья и общество» и представляет собой «единство народа с извес­тным почвенным пространством» и особый биологический орга­низм.

25 Вопрос

Сэр Хэлфорд Джон Маккиндер (1861 — 1947) — британский уче­ный и политический деятель. Он получил географическое образова­ние и в 1887—1900 гг. преподавал в Оксфордском университете. 25 января 1904 г. Маккиндер выступил на заседании Королевско­го географического общества с докладом «Географическая ось исто­рии», опубликованным в «Географическом журнале». Определенные коррективы в концепцию, сформулированную в этом докладе, были внесены Маккиндером в 1919 и 1943 гг.

Маккиндер изложил геополитическую концепцию, согласно ко­торой определяющим моментом в судьбе народов и государств яв­ляется их географическое положение. Причем влияние географичес­кого положения страны на ее внешнюю и внутреннюю политику по мере исторического развития не уменьшается, а становится более значительным. Суть основной идеи Маккиндера состояла в том, что роль осевого региона мировой политики и истории играет огромное

внутреннее пространство Евразии и что господство над этим про­странством может явиться основой для мирового господства. «Оки­дывая беглым взглядом широкие потоки истории, — писал он, — нельзя избавиться от мысли об определенном давлении на нее гео­графических реальностей. Обширные пространства Евразии, недо­ступные морским судам, но в древности открытые для полчищ-ко­чевников, покрываемые сегодня сетью железных дорог, — не явля­ются ли именно они осевым регионом мировой политики? Здесь существовали и продолжают существовать условия для создания мобильной военной и экономической мощи... Россия заменила Мон­гольскую империю. Место былых центробежных рейдов степных на­родов заняло ее давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию и Китай. В мире в целом она занимает централь­ную стратегическую позицию, сравнимую с позицией, занимаемой Германией в Европе. Она может наносить удары по всем направле­ниям, но и сама получать удары со всех направлений... Мало вероят­но, чтобы какая-либо из мыслимых социальных революций могла бы изменить ее фундаментальное отношение к бескрайним геогра­фическим пределам ее существования... За осевым регионом, в боль­шом внутреннем полумесяце, расположены Германия, Австрия, Турция, Индия и Китай; во внешнем же полумесяце — Англия, Южная Африка, Австралия, Соединенные Штаты, Канада и Япо­ния...»

Маккиндер считал, что любая континентальная держава (будь то Россия, Германия или даже Китай), захватившая господствующее положение в осевом регионе, может обойти с флангов морской мир, к которому принадлежала в первую голову Великобритания. В этой связи он предостерегал против опасности русско-германского сбли­жения, которое могло бы объединить наиболее крупные и динамич­ные «осевые» народы, способные вместе сокрушить мощь Британии. В качестве одного из средств он предлагал укрепление англо-рус­ского взаимопонимания.

Маккиндер утверждает, что для государства самым выгодным географическим положением было бы срединное, центральное по­ложение. «Центральность» — понятие относительное и может варь­ироваться в каждом конкретном географическом контексте. Но с планетарной точки зрения в центре мира лежит Евразийский кон­тинент, а в его центре — «сердце мира», «хартленд» (heartland). Хартленд — это средоточие континентальных масс Евразии. Это наибо­лее благоприятный географический плацдарм для контроля над всем миром. В первой своей работе Маккиндер еще не использует термин «хартленд». Собственно, этот термин был впервые введен не Мак­киндером, а его соотечественником, тоже географом, Фэйргривом в 1915 г. Последний, кстати, независимо от Маккиндера пришел к ряду сходных с ним идей⁶⁹. Однако именно с Маккиндером и его концепцией ассоциируется столь популярное в геополитике поня­тие хартленда.

Хартленд является ключевой территорией в более общем кон­тексте — в. пределах Мирового Острова (World Island). В Мировой Остров Маккиндер включает три континента — Азию, Африку и Европу. Таким образом, Маккиндер иерархизирует планетарное про­странство через систему концентрических кругов. В самом центре — «географическая ось истории» или «осевой ареал» (pivot area). Это геополитическое понятие географически тождественно России. Та же «осевая» реальность называется «хартленд», «земля сердцевины».

Далее идет «внутренний, или окраинный, полумесяц» (inner or marginal crescent). Это — пояс, совпадающий с береговыми про­странствами Евразийского континента. Согласно Маккиндеру, «внут­ренний полумесяц» представляет собой зону наиболее интенсивно­го развития цивилизации. Это соответствует исторической гипотезе о том, что цивилизация возникла изначально на берегах рек или морей, — так называемой «потамической теории». Надо заметить, что эта теория является существенным моментом всех геополити­ческих конструкций. Пересечение водного и сухопутного пространств является ключевым фактором истории народов и государств. Далее идет более внешний круг: «внешний, или островной, полумесяц (outer or insular crescent). Это зона целиком внешняя (географичес­ки и культурно) относительно материковой массы Мирового Ост­рова.

Маккиндер считал, что главной задачей англосаксонской геопо­литики является недопущение образования стратегического конти­нентального союза вокруг «географической оси истории». Следова­тельно, стратегия сил «внешнего полумесяца» состоит в том, чтобы оторвать максимальное количество береговых пространств от харт­ленда и поставить их под влияние «островной цивилизации». «Сме­щение равновесия сил в сторону «осевого государства», сопровож­дающееся его экспансией на периферийные пространства Евразии, позволит использовать огромные континентальные ресурсы для со­здания мощного морского флота: так недалеко и до мировой импе­рии. Это станет возможным, если Россия объединится с Германией. Угроза такого развития заставит Францию войти в союз с заморски­ми державами, и Франция, Италия, Египет, Индия и Корея станут береговыми базами, куда причалят флотилии внешних держав, что­бы распылить силы «осевого ареала» по всем направлениям и поме­шать им сконцентрировать все их усилия на создании мощного во­енного флота».

В 1919 г. в книге «Демократические идеалы и реальность» он писал: «Что станет с силами моря, если однажды великий континент политически объединится, чтобы стать основой непобедимой арма­ды?». Выступив против вильсоновского идеализма, на основе кото­рого США вступили в первую мировую войну, чтобы «положить конец всем войнам» и «спасти демократию для мира», Маккиндер .отмечал: «идеалисты являются солью земли», но «демократия не­совместима с организацией, необходимой для войны против авто­кратических режимов». При этом он сетовал на то, что политичес­кие моралисты вроде Вильсона «отказываются считаться с реально­стями географии и экономики». В этой книге, изданной во время его пребывания на посту верховного комиссара на Украине, Маккин­дер доказывал, что Европа, составляющая более 21 миллиона квад­ратных миль, в три раза превышает территорию Америки и что в этом пространстве безраздельно господствует Россия, якобы заме­нившая Монгольскую империю.

Маккиндера по праву можно назвать первым ученым, постули­ровавшим глобальную геополитическую модель. Он неустанно под­черкивал особое значение географических реальностей для миро­вой политики, считая, что причиной, прямо или косвенно вызы­вавшей все большие войны в истории человечества, было, помимо неравномерного развития государств, также и «неравномерное рас­пределение плодородных земель и стратегических возможностей на поверхности нашей планеты»⁷⁰.

Маккиндер считает, что весь ход истории детерминирован сле­дующими процессами. Из центра хартленда на его периферию ока­зывается постоянное давление так называемых «разбойников суши». Особенно ярко и наглядно это отразилось в монгольских завоевани­ях. Но им предшествовали скифы, гунны, аланы и т.д. Цивилиза­ции, проистекающие из «географической оси истории», из самых внутренних пространств хартленда, имеют, по мнению Маккинде­ра, «авторитарный», «иерархический», «недемократический» и «не­торговый характер». В древнем мире он воплощен в обществе, по­добном дорийской Спарте или Древнему Риму.

Согласно Маккиндеру, вначале в качестве осевой области исто­рии — срединной земли, или хартленда, — выделилась Централь­ная Азия, откуда татаро-монголы благодаря преимуществам под­вижности их конницы распространили свое влияние на Азию и зна­чительную часть Европы. Со времени Великих географических от­крытий баланс сил изменился в пользу приокеанических стран, в первую очередь в сторону Великобритании. Однако, как считал Мак­киндер в 1904 г., новые средства транспортных коммуникаций, преж­де всего железные дороги, снова изменят баланс сил в пользу сухо­путных держав. Исходя из этой постановки он сформулировал свою концепцию хартленда, каковым считал евразийское пространство, или Евразию, Маккиндер оценивал последнюю как гигантскую естественную крепость, непроницаемую для морских империй и бо­гатую природными ресурсами, и в силу этого как «ось мировой по­литики».

Извне, из регионов «островного полумесяца», на Мировой Ост­ров осуществляется давление так называемых «разбойников моря» или «островных жителей». Это — колониальные экспедиции, проис­текающие из внеевразийского центра, стремящиеся уравновесить сухопутные импульсы, проистекающие из внутренних пределов кон­тинента. Для цивилизации «внешнего полумесяца» характерны «тор­говый» характер и «демократические формы» политики. В древности таким характером отличались Афинское государство или Карфаген.

Между этими двумя полярными цивилизационно-географическими импульсами находится зона «внутреннего полумесяца», кото­рая, будучи двойственной и постоянно испытывая на себе противо­положные культурные явления, была наиболее подвижной и стала благодаря этому местом приоритетного развития цивилизации.

История, по Маккиндеру, географически вращается вокруг кон­тинентальной оси. Эта история яснее всего ощущается именно в пространстве «внутреннего полумесяца», тогда как в хартленде ца­рит «застывший» архаизм, а во «внешнем полумесяце» — некий цивилизационный хаос.

На политическом уровне это означало признание ведущей роли России в стратегическом смысле. Маккиндер писал: «Россия зани­мает в целом мире столь же центральную стратегически позицию, как Германия в отношении Европы. Она может осуществлять напа­дения во все стороны и подвергаться им со всех сторон, кроме севе­ра. Полное развитие ее железнодорожных возможностей — дело вре­мени».

Маккиндер делит всю геополитическую историю мира на три этапа:

1) Доколумбова эпоха, В ней народы, принадлежащие периферии Мирового Острова, например римляне, живут под постоянной угрозой завоевания со стороны сил «сердцевинной земли». Для римлян это были германцы, гунны, аланы, парфяне и т.д. Для средневековой ойкумены — Золотая Орда.

2) Колумбова эпоха. В этот период представители «внутреннего полумесяца» (береговых зон) отправляются на завоевание неизвест­ных территорий планеты, не встречая нигде серьезного сопротивле­ния.

3) Постколумбова эпоха. Незавоеванных земель больше не существу­ет. Динамические пульсации цивилизаций обречены на столкновение, увлекая народы земли во вселенскую гражданскую войну.

То, что Хаусхофер и его единомышленники называли «геогра­фической обусловленностью отношений между государствами и народами», Маккиндер именовал «географической инерцией». По утверждению Маккиндера, исходным пунктом в судьбе народов и государств является географическое положение занимаемых ими территорий; это географическое положение является «извечным», не зависящим от воли народов или правительств, и влияние его по мере исторического развития становится все более и более значи­тельным («gathers momentum», что означает «набирает инерцию»). Сопротивляться «требованиям», которые обусловлены географичес­ким положением, бесполезно; более того, в практической деятель­ности политик и в научной области географ и историк обязаны исходить из требований географического положения; основной те­мой географа является «заполнение географического пространства или среды», то есть колонизация; основной темой историка — про­цесс борьбы в связи с обусловленной географическим положением колонизацией.

Связь между историей и географией нужна Маккиндеру только для того, чтобы доказывать «неправомерность» возникновения та­ких государственных образований или общественных формаций, которые, по его словам, противоречат требованиям «географичес­кой инерции».

В процессе формирования современного мира, согласно теории Маккиндера, вначале выделяется Центральная Азия (как осевая область истории), из которой в свое время монголы распространили свое влияние на азиатскую и европейскую историю благодаря пре­имуществу в подвижности их конников. Однако со времен Великих географических открытий баланс сил значительно изменился в сто­рону приокеанических стран, в основном Великобритании. Тем не менее в 1904 г. Маккиндер считал, что Колумбова эра подходит к концу, что новая транспортная технология, в частности железные дороги, изменит баланс геополитических сил снова в пользу сухо­путных государств. Границы хартленда определялись им зоной, не доступной морской державе. Хартленд был очерчен «внутренним полумесяцем» на материковой Европе и Азии, «внешним полумеся­цем» островов и континентов за пределами Евразии. При этом Мак­киндер приводит исторические примеры непобедимости хартленда: морские корабли не могут вторгнуться в эту зону, а попытки окра­инных стран всегда заканчивались неудачами (например, шведско­го короля Карла XII, Наполеона).

Модель отражала желание корректировки традиционной британ­ской политики поддержания баланса сил в Европе так, чтобы ни одно континентальное государство не могло угрожать Великобрита­нии. Было стремление помешать Германии в союзе с Россией конт­ролировать хартленд и таким образом управлять ресурсами для свер­жения Британской империи.

В книге «Демократические идеалы и реальность», ставшей сразу настольной книгой каждого интересующегося геополитикой, Маккиндер развил дальше свою теорию осевого региона, видоизменив в ней некоторые прежние положения. Хартленд — так он стал называть осевой регион — был расширен им за счет включения в него Тибета и Монголии на востоке и Восточной и Центральной Европы — на западе. Новые границы хартленда определялись им с учетом прогрес­са в развитии сухопутного и воздушного транспорта, роста населения и индустриализации. В книге он вновь подтвердил свои опасения от­носительно Германии как державы, стратегически расположенной выгоднее, чем любое другое европейское государство в борьбе за до­минирование в хартленде. Овладев в нем господствующим положени­ем, Германия, по его мнению, могла бы с помощью созданной ею морской силы предпринять попытку завоевания господства над всем миром. Морская же сила, по Маккиндеру, остается, как и прежде, существенным атрибутом мировой мощи, хотя ее предпосылки и из­менились по сравнению с прошлым: в XX веке поддержание на дол­жном уровне морской мощи требует уже более разветвленной сети военно-морских баз на суше, и не каждому государству по карману иметь их. Господства над Мировым Островом могла бы добиться только великая континентальная держава, типа России или Германии, и это давало бы ей возможность стать и великой морской державой. По концепции Маккиндера, Мировой Остров — это сплошной конти­нентальный пояс, состоящий из Европы, Азии и Африки. Окружен­ный Мировым океаном, этот Остров благодаря своему географичес­кому и стратегическому положению неизбежно должен стать глав­ным местом расположения человечества на нашей планете. Отсюда логически следовал вывод, что государство, занимающее господству­ющее положение на Мировом Острове, будет также господствовать и в мире. Дорога же к господству над Мировым Островом лежит через хартленд. Один лишь он имеет достаточно прочную основу для кон­центрации силы с целью угрожать свободе мира изнутри цитадели Евразийского континента. Свои сложные геополитические построе­ния Маккиндер воплотил в ставших знаменитыми трех взаимосвя­занных максимах: «Кто правит Восточной Европой, господствует над хартлендом; Кто правит хартлендом, господствует над Мировым Ос­тровом; Кто правит Мировым Островом, господствует над миром»⁷¹. Поэтому, утверждал Маккиндер, для предотвращения следующей ми­ровой войны необходимо создать блок независимых стран, расположенных между Германией и Россией, для сохранения баланса сил на Евразийском континенте⁷².

Эти положения содержались в официальном послании Маккин­дера в Версаль, где перекраивалась карта Европы. Она была воспри­нята как идея создания полосы буферных государств в Восточной Европе для размежевания Германии и России. Эти государства были созданы путем мирных переговоров, но оказались, как показало Мюнхенское соглашение 1938 г., неэффективным буфером. И мир не избежал новой катастрофической войны.

Сам Маккиндер отождествлял свои интересы с интересами анг­лосаксонского островного мира, то есть с позицией «внешнего по­лумесяца». В такой ситуации основа геополитической ориентации «островного мира» ему виделась в максимальном ослаблении харт­ленда и в предельно возможном расширении влияния «внешнего полумесяца» на «полумесяц внутренний».

Нетрудно понять, что именно Маккиндер заложил в англосак­сонскую геополитику, ставшую через полвека геополитикой США и Североатлантического союза, основную тенденцию: любыми спо­собами препятствовать самой возможности создания Евразийского блока, созданию стратегического союза России и Германии, геопо­литическому усилению хартленда и его экспансии. Устойчивая ру­софобия Запада в XX веке имеет не столько идеологический, сколь­ко геополитический характер. Хотя, учитывая выделенную Маккиндером связь между цивилизационным типом и геополитическим ха­рактером тех или иных сил, можно получить формулу, по которой геополитические термины легко переводятся в термины идеологи­ческие. «Внешний полумесяц» — либеральная демократия; «геогра­фическая ось истории» — недемократический авторитаризм; «внут­ренний полумесяц» — промежуточная модель, сочетание обеих идео­логических систем.

Основное «практическое» положение Маккиндера заключалось в том, что островное положение Великобритании требует от нее со­противления силам, исходящим из «колыбели потрясений» — из области, находящейся на стыке Европы и Азии, между Уралом и Кавказом. Отсюда, по Маккиндеру, шли переселения народов, ис­кони угрожавшие древним цивилизациям. Объединение, или союз, народов, находящихся по обе стороны «колыбели потрясений», в частности русских и немцев, угрожает Великобритании, которая обязана поэтому объединить под своим руководством народы, рас­положенные на «краю» или «окраине» Евразии.

Подобными геополитическими соображениями Маккиндер обо­сновывает законность британских притязаний на всю «окраину» Евразии (то есть на территории Средиземноморья, Ближнего Вос­тока, Индии и Юго-Восточной Азии плюс опорные пункты в Ки­тае), а также правильность британской политики «окружения» Гер­мании и союза с Японией. Одновременно с этим Маккиндер считал основной задачей британской внешней политики предотвращение союза (объединения) России и Германии.

Маккиндер, выражая британские интересы, страшился одновре­менно и России, и Германии. Извечный страх, что Россия может захватить Дарданеллы, прибрать к рукам Османскую империю и выйти к Индии — этой «жемчужине Британской империи», — дов­лел и над английской практической политикой, и над ее теорети­ческими умами. Россия, утверждал Маккиндер, стремится к овладе­нию прибрежными странами с незамерзающим морем. Английское же господство в Британской мировой империи основано как раз на владении прибрежными странами Европы, вследствие чего всякое изменение соотношения сил в прибрежных странах должно подо­рвать позиции Англии.

Из двух зол — Россия и Германия — Маккиндер все же выбрал наименьшее — Россию и весь политический пафос своего произве­дения направил против Германии как ближайшей и непосредствен­ной угрозы британским интересам. Опасаясь движения Германии на восток, к центру хартленда, он предлагал создание «срединного яруса» независимых государств между Россией и Германией. Тако­вой, собственно, и был создан мирными договорами в 1919 г., хотя вряд ли его созданию способствовали концепции Маккиндера: в данном случае основную роль сыграли другие идеи, но об этом ниже. Как бы то ни было, «срединный ярус» был образован. Его звеньями стали Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехослова­кия и Румыния, хотя политически ему предназначалась роль, про­тивоположная маккиндеровской, а именно: защищать не Россию от Германии, а Запад от «большевистской опасности».

Причем у Маккиндера опасение вызвала не только, а быть мо­жет, и не столько угроза прямой германской военной экспансии на восток, сколько мирное и постепенное проникновение в разрушен­ную революцией Россию более экономически развитой и энергич­ной Германии. Он был убежден, что методы «экономического тро­янского коня» могут завершиться возобновлением гражданской вой­ны в России и конечной интервенцией германских «спасителей порядка», «приглашенных» отчаявшимся народом⁷³.

В связи с концепцией Маккиндера нельзя пройти мимо одной важной детали, на которую обращали внимание многие ее критики: Маккиндер нигде и никогда не давал определенного описания за­падных границ хартленда, оставляя этот вопрос на разумение своих читателей. Хотя он и ссылался в общих чертах на то обстоятельство, что стратегически хартленд включает Балтийское море, Дунай, Чер­ное море, Малую Азию и Армению, дальше этого он, однако, не шел, и, думается, не без оснований. Кто вообще может взять на себя смелость провести определенную, фиксированную линию на этой вечно бурлящей и конфликтующей части Европейского кон­тинента? Зыбкая граница, установленная после первой мировой

войны, была полностью разрушена уже в 1939 г. Вторая мировая война завершилась, казалось бы, установлением более прочной и «справедливой» разделительной линии между западной и восточной частями Европы, и ее можно было бы условно принять за западную границу хартленда. На рубеже 89—90-х гг. она также рухнула, и это новое ее разрушение сопровождалось образованием в центре Евро­пы новой буферной зоны, только еще более зыбкой, еще более чреватой конфликтами, еще более ненадежной и опасной, чем пос­ле первой мировой войны. Особенность ее образования на сей раз состояла в том, что оно было стихийным, не имеющим какой-либо определенной политической цели, а потому и будущая ее роль скрыта в полном тумане.

В 1943 г., в разгар второй мировой войны, редактор журнала «Форин афферс» пригласил престарелого Маккиндера (ему было уже 82 года) порассуждать относительно его идей в контексте поло­жения вещей в мире. В статье «Круглый мир (world) и завоевание мира (peace)»⁷⁴, написанной по этому поводу, Маккиндер утверждал, что если Советский Союз выйдет из войны победителем над Герма­нией, то он превратится в величайшую сухопутную державу на пла­нете. Вместе с тем он подверг значительной ревизии свою первона­чальную концепцию. Теперь, по его схеме, хартленд включал поми­мо громоздкого массива суши Северного полушария Сахару, пус­тыни Центральной Азии, Арктику и субарктические земли Сибири и Северной Америки. В этой схеме Северная Атлантика стала «Сре­диземным океаном». Это пространство он рассматривал как опор­ную точку Земли, отделенную от другого главного региона — муссонных территорий Индии и Китая. По мере наращивания мощи этот регион, говорил Маккиндер, может стать противовесом Се­верному полушарию. В своей версии, названной «второй географи­ческой концепцией»⁷⁵, Маккиндер отказался от прежнего жестко­го дихотомического противопоставления сухопутных и морских дер­жав. Это и не удивительно, если учесть, что в обеих мировых войнах континентальные и морские державы находились во взаимных со­юзах. Собственно говоря, англо-русская Антанта 1907 г. никак не укладывалась в рамки первоначальной концепции Маккиндера. Тем более противоречила ей тройственная ось Берлин — Рим — Токио. А пребывание океанических держав США и Великобритании в ан­тигитлеровской коалиции с континентальным Советским Союзом вовсе подрывало его конструкции.

Важно проследить эволюцию географических пределов хартлен­да в трудах Маккиндера. Если в 1904 и 1919 гг. (соответственно в статье «Географическая ось истории» и в книге «Демократические идеалы и реальность») очертания хартленда совпадали в общих чер­тах с границами Российской Империи, а позже СССР, то в 1943 г. он пересмотрел свои прежние взгляды и изъял из хартленда совет­ские территории Восточной Сибири, расположенные за Енисеем. Он назвал эту малозаселенную советскую территорию «Россией Lenaland» по названию реки Лена. «Россия Леналенда имеет 9 мил­лионов жителей, 5 из которых проживают вдоль трансконтиненталь­ной железной дороги от Иркутска до Владивостока. На остальных территориях проживает менее одного человека на 8 квадратных ки­лометров. Природные богатства этой земли — древесина, минералы и т.д. — практически нетронуты». Выведение так называемого Леналенда из географических границ хартленда означало возможность рассмотрения этой территории как зоны «внутреннего полумеся­ца», то есть как берегового пространства, которое может быть исполь­зовано «островными» державами для борьбы против «географичес­кой оси истории». Маккиндер, активно участвовавший в организа­ции интервенции Антанты и белом движении, видимо, посчитал исторический прецедент Колчака, сопротивлявшегося евразийско­му центру, достаточным основанием для рассмотрения подконтроль­ных ему территорий в качестве потенциальной «береговой зоны».

После второй мировой войны Маккиндер утверждал, что Россия во время войны против фашистской Германии была «спасена» благо­даря трем природным барьерам: 1) арктическому побережью, 2) дикой области Лены и Енисея и 3) горной цепи от Алтая до Гиндукуша плюс пустыня Гоби, пустынные области Тибета и Ирана⁷⁶.

В целом идеи Маккиндера не были приняты научным сообще­ством, несмотря на его высокое положение не только в политике, но и в самой научной среде. Даже тот факт, что почти полвека он активно и успешно участвовал в создании английской стратегии в международных вопросах на основании своей интерпретации поли­тической и географической истории мира, не мог заставить скепти­ков признать ценность и эффективность геополитики как дисцип­лины.

Вместе с тем концепция Маккиндера оказала исключительно сильное влияние на дальнейшее развитие самой геополитики. Мак­киндер пользовался широкой известностью, правда, не столько в Англии, где его концепция не получила широкого распростране­ния, сколько в США, где она была взята на вооружение американ­скими геополитиками. Концепция Маккиндера, по сути дела, по­служила одним из теоретических краеугольных камней при основа­нии знаменитой Мюнхенской школы геополитики, созданной Кар­лом Хаусхофером. Однако, хотя немецкие геополитики широко ис­пользовали теорию Маккиндера, на немецком языке не появилось ни одного его труда просто потому, что его «резко антинемецкая, несправедливая позиция исключает немецкий перевод»⁷⁷. 1 апреля 1944 г. лондонская газета «Тайме» сообщила, что посол США Уайнант в торжественной обстановке вручил британскому географу сэру Хэлфорду Маккиндеру награду Американского географического общества, заявив, что «Маккиндер является создателем науки, ко­торую другие (немцы. — Ю. Т.) распространяют в качестве геополи­тики». После войны англо-американские геополитики с «гордостью» заявляли, что не Хаусхофер оказал влияние на Маккиндера, а Мак­киндер внушил Хаусхоферу основные его идеи и что следует, от­бросив неверные выводы Хаусхофера, вернуться к рациональному зерну учения Маккиндера. В 1969 г. одна из его статей была помеще­на в сборнике статей «виднейших геополитиков», изданном в Чика­го 12 лет спустя после смерти Маккиндера.

Концепция Маккиндера, как уже отмечалось, вызвала волну кри­тики. Поводов для этого было, конечно, достаточно. Думается, од­нако, что большая часть этой критики была обусловлена тем, что концепция Маккиндера появилась несколько преждевременно. Она по сути своей глобальна, тогда как мир в момент ее появления но­сил по преимуществу европоцентристский характер. Ему соответ­ствовал и европоцентристский характер политического мышления. Но маккиндеровская концепция несла на себе отпечаток чисто бри­танских интересов: для Маккиндера хартленд — это Россия и Гер­мания, два самых опасных противника Англии. Не дать им соеди­ниться, поддержать более слабого в противовес более сильному — вот основная национальная подоплека концепции. Ее глобальность нашла свое выражение позже, после второй мировой войны, в час­тности в американской доктрине сдерживания. Какие бы идеологи­ческие мотивы ни лежали в ее основе, по своей сути она была наце­лена на нейтрализацию контролируемого Советским Союзом харт­ленда и недопущение его доминирования" над Мировым Островом. Несмотря на непрекращающуюся до сих пор критику концепции Маккиндера, она, как истинно оригинальная теория, продолжает жить и привлекать к себе внимание практиков и теоретиков между­народных отношений. Взлеты и падения интереса к ней прямо про­порциональны происходящим изменениям в мировой геополити­ческой ситуации: серьезные сдвиги и обострения тотчас вызывают повышенное внимание и к доктрине Маккиндера.