На правах рукописи

Международное частное право

Лекции М.И. Бруна, читанные в 1908-9 акад. году

Редактированное автором издание

Студенческой Комиссии

Общества взаимопомощи студентов

Коммерческого института

Оглавление

Предисловие технического редактора…………………………………………..3

ЛЕКЦИЯ 1-Я ……………………………………………………………………….4

ЛЕКЦИЯ 2-Я ……………………………………………………………………...19

ЛЕКЦИЯ 3-Я ……………………………………………………………………...36

ЛЕКЦИЯ 4-Я ……………………………………………………………………...53

ЛЕКЦИЯ 5-Я ……………………………………………………………………...66

ЛЕКЦИЯ 6-Я ……………………………………………………………………...81

ЛЕКЦИЯ 7-Я ……………………………………………………………………...96

ЛЕКЦИЯ 8-Я …………………………………………………………………….111

ЛЕКЦИЯ 9-Я …………………………………………………………………….127

ЛЕКЦИЯ 10-Я …………………………………………………………………...143

ЛЕКЦИЯ 11-Я …………………………………………………………………...158

ЛЕКЦИЯ 12-Я …………………………………………………………………...174

ЛЕКЦИЯ 13-Я …………………………………………………………………...189

ЛЕКЦИЯ 14-Я …………………………………………………………………...204

ЛЕКЦИЯ 15-Я …………………………………………………………………...219

ЛЕКЦИЯ 16-Я …………………………………………………………………...236

ЛЕКЦИЯ 17-Я …………………………………………………………………...252

Предисловие технического редактора

Настоящая рукопись представляет собой расшифровку рукописи лекций М.И. Бруна, хранящейся в фондах РГБ. Технический редактор основной своей задачей ставил приведение текста в соответствие с правилами современной орфографии, пунктуация была исправлена лишь частично. Пропущенные слова или части слов заключены в квадратные скобки. Приведены к единообразию обозначения дат и периодов времени: «год» по всему тексту обозначается «г.», «годы» - «гг.», «век», века» - «в.», «вв.», столетия по всему тексту обозначены римскими цифрами. Ссылки на статьи законов также унифицированы – они даются в виде «ст. N». Кроме того, рукопись снабжена оглавлением, отсутствующим в первоисточнике. Исправлены замеченные опечатки, сомнительные фрагменты помечены сносками (сноски самого М.И. Бруна вводятся знаком *).

Характеризуя содержание документа, отметим, что он не представляет собой законченного курса международного частного права. Судя по всему, наиболее интересные лекции были отобраны студентами-слушателями М.И. Бруна с ведома автора и сведены в конспект. Примечательно, что в лекциях совершенно отсутствует библиографический аппарат – все ссылки и цитаты приводятся без сносок на конкретные произведения или их части. В связи с этим для точности восприятия материала технический редактор позволил себе внести в текст следующие уточнения: отрывки из научных трудов, пересказываемые М.И. Бруном, оформляются по правилам прямой речи, чего нет в первоисточнике. Четвертая, пятая и шестая лекции в оригинале рукописи не отделены друг от друга, а переход от одной лекции к другой обозначен рукописной пометкой.

Технический редактор,

к.ю.н. М.С. Абраменков

Лекция 1-я

Мы приступаем к изучению науки, которую в сороковых годах девятнадцатого века начали называть: Международное Частное Право. Общее мнение таково, что название это неправильно и неточно, громоздко и некрасиво. Своим содержанием наука эта представляет ряд тяжелых испытаний для тех, кто ею занимается. Немецкий писатель XVII века говорил, что ученым становится жарко от ее головоломных вопросов. Французский ученый наших дней жалуется, что порою, наука эта напоминает ему лесную чащу без дорог. Другой наш современник, профессор этой науки в Парижском университете, говорит, что занятие ею развивает в преподавателях душевное смирение и милосердие к слушателям. Наука эта старая, ее разрабатывают с XIII в. Но и 80 лет тому назад Савиньи писал, что она находится еще только в периоде образования; и мы теперь должны сказать, что она все еще строится…некрасивое название…трудное содержание. Между тем, она не только не отвращает от себя, но те самые, кто так на нее жалуются, заявляют о своей пламенной любви к ней. По тому самому, что наука эта изобилует недоуменными вопросами; по тому самому, что процесс искания истины более ценен, чем достигнутая ступень познания, которое ведь всегда только относительно; но и потому, что конечная цель этой науки – признание и защита субъективных прав на всем земном шаре, независимо от случайных местных условий притязания на них; что светоч этой науки – человечество, стоящее выше национальных делений – по этим причинам она влечет и привязывает к себе всех, кто с нею познакомился. Я открываю курс в надежде на ваше полное интереса и любви отношение к науке, с которою вы будете знакомиться.

Вы уже прослушали курс международного права. То, что вы теперь будете слушать, совсем не то, о чем шла речь в том курсе. Там вам говорили об отношениях между суверенными государствами; там вы знакомились с теми нормами, которые определяют взаимные права и обязанности государств. В Международном Частном Праве речь идет об отношениях между частными лицами по поводу их частных, т.е. личных, семейственных и имущественных прав и обязанностей. Вы знакомы уже также с гражданским и торговым правом, которые вместе образуют понятие частного права. Вы знаете, что то – совокупности тех норм, которые управляют личными, семейственными, имущественными - гражданскими и торговыми отношениями частных лиц. Но вы не услышите от меня повторения того, что вам говорили профессора гражданского и торгового права. Международное Частное Право не есть международное право, но и не есть частное право; это нечто совершенно отдельное от этих двух совокупностей правил. Однако, откуда такое странное название, что мысль с недоумением перебрасывается то к международному праву, то к гражданскому и торговому праву? Если я вам теперь скажу, что Международное Частное Право имеет дело с правоотношениями между лицами, принадлежащими к разным государствам, или с правоотношениями, которые завязались между лицами за границей, и которые приходится развязывать в их отечестве или еще в другом государстве, то вы усмотрите уже некоторое соседство международного частного права с теми дисциплинами, от которых я только что его отграничил. Скажу больше – в литературе вы найдете представителей такого взгляда, что Международное Частное Право естьмеждународного частного права с теми дисциплинами, отечестве или еще в другом государстве, то вы мы 000000000000000000000000000 совокупность частных отношений, образующихся в среде человечества, что его цель подчинить праву отношения между индивидами в мировом обществе; так его определяет оригинальный и остроумный амстердамский профессор Житта. Но я решительно должен вас предостеречь от такого понимания, потому что с ним связано представление о космополитическом, всемирном гражданском праве, нормы которого годятся для отношения между людьми, независимо от того, к какому государству они принадлежат. Нет. На наших глазах действительно растет всемирное гражданское право: путем договоров между отдельными государствами уже возникли общие нормы авторского, патентного, железнодорожного права; возможно, что мы накануне кодификации вексельного права. Но о создании всемирного гражданского кодекса теперь уже мало кто мечтает, потому что то, что составляет главное содержание гражданского права, настолько связано с историей, с общественными взглядами, с нравами, что отделить его от местных корней невозможно. Но даже в тех скромных пределах, в которых всемирное гражданское право возможно, оно не имеет ничего общего с Международным Частным Правом; если бы оно когда-либо осуществилось, это была бы смерть для нашей науки. Международное Частное Право живет и будет жить, доколе живы отдельные гражданские правопорядки, и поскольку эти правопорядки между собою различаются; если бы между гражданскими законами отдельных стран не было различия, то никогда бы не возникало бы и повода обращаться к свету Международного Частного Права, подобно тому, как если бы весь мир заговорил на эсперанто, исчезла бы наука сравнительного языкознания. Однако это уподобление обязывает меня опять оговориться: не подумайте, что Международное Частное Право – то же, что сравнительное правоведение; я предостерегаю вас от этого смешения, потому что постоянно придется сравнивать законы разных стран. Но сравнительное правоведение есть наука, которая питается сходством, наша же наука живет различиями; сравнительное правоведение – наука чистая, она готовит материал для обобщений социолога, для будущего законодателя, но она не соприкасается с конкретными, частными интересами; наша же наука – прикладная, она имеет дело с практическими, злободневными частными интересами отдельных лиц. Когда мы будем сравнивать разные законы между собою, то наша задача будет не в том заключаться, чтобы убедить себя, что между ними нет разногласия, что безразлично, из какого законодательства ни взять отыскиваемую нами норму; нет, мы не будем закрывать глаза на различия и будем искать, которому из двух сравниваемых нами законов, взятых из разных источников, должно быть отдано предпочтение для регулирования частных интересов.

Итак, Международное Частное Право не есть международное право, ни частное право в смысле гражданского или торгового права; это не всемирное гражданское право и не сравнительное правоведение. Что же это такое? Чтобы это понять, вы должны живо представить себе круг явлений, ради которых существует Международное Частное Право. Ежегодно сотни тысяч людей одиноких и семейных, взрослые и малолетние, нищие и имущие, эмигрируют из одних стран в другие и там остаются навсегда. Еще большее количество людей в каждую данную минуту временно пребывают в чужих странах. Те и другие совершают там самые разнообразные юридические действия и завязывают правоотношения с другими лицами; приобретают имущества, нанимаются на работы, становятся супругами, родителями, оставляют завещания об имуществе, оставшемся на родине, или умирают без завещания. Еще больше число тех юридических сделок, которые совершаются ежедневно между жителями разных стран заочно, по переписке, в связи с мировым товарным и денежным обращением. В чужой стране при совершении иностранцем юридического действия может возникнуть вопрос об его дееспособности, потому что возраст для совершеннолетия, быть может там установлен не в 21, как на родине иностранца, а в 24 года. Или по возвращении его на родину здесь может возникнуть вопрос о законности тех актов, которые им совершены за границей, потому что форма их не та, какая установлена здесь. Или суду приходится разбирать спор, возникший из договора, заключенного по переписке за границей. Всякий раз, когда местному жителю приходится вступать в юридическое соглашение с иностранцем и проверять его дееспособность к подписанию, например, купчей крепости или векселя, или когда местному суду приходится разбирать спор, в котором какой-либо из фактических элементов стоит в связи с заграницей, всякий раз в этих случаях перед частным или должностным лицом встают вопросы, вправе ли иностранец совершить предполагаемое юридическое действие, законно ли то правоотношение, которое он установил у себя на родине к лицу или вещи: например, действительно ли он законный супруг или отец, или действительно ли он законный собственник имущества, которое хочет продать, законно ли совершен нашим соотечественником во время его пребывания за границей договор, на основании которого в суде предъявлено требование? Законно? Т.е. согласно с законом, но с каким? С тем ли законом, который мы – местный житель, купец, представитель банка, нотариус или судья – находим напечатанным в том гражданском уложении или торговом уставе, которые изданы для нашей страны законодательною властью? Или с тем законом, который издан на родине эмигранта, иностранца, в стране, где нашим соотечественником или иностранцем заключен обсуждаемый нами договор, где приобретено спорное имущество и т.д.? По какому из двух законов – своему или иностранному – надлежит решить вопрос: существует ли то субъективное право, на которое перед нами ссылаются? Конечно, от этого подчас очень мудреного вопроса можно было бы отделаться соображением, что, по народной поговорке, «в чужой монастырь со своим уставом не ходят», и сказать: «у нас есть свои законы и никаких других иностранных законов мы не признаем; если те правоотношения, не суть вовсе с точки зрения наших законов правоотношения, то тем хуже для тех, кто, совершая юридические действия, не справился с нашими законами». Однако действительность показывает, что нет такого современного государства, где бы сам законодатель поощрял такой узко-националистический взгляд, потому что проведение его на практике имело бы последствия, перед которыми остановилась бы если не совесть, то собственное благоразумие исполнителей. Как люди жили в своей стране, установили правоотношения в полном согласии с законами этой страны; они обладатели семейственных или имущественных прав; затем вследствие тех или иных обстоятельств эти люди очутились в другой стране, о законах которой они не имели основания и думать раньше. Вдруг весь законный строй их частной жизни становится внезаконным, т.е. не стоящим защиты со стороны гражданского суда. Например, сын вдруг становится незаконным сыном своего отца, потому что брак его родителей совершен не по нашей форме, следовательно, этот сын не имеет право на наследство? Нет, с таким последствием простой перемены местопребывания правоотношения современное правосознание не мирится. Да и прежде всего правильно понятый общественный интерес напоминает, что нельзя разорить иностранцев без того, чтобы это не отозвалось болезненно на собственных подданных – настолько интересы в деловых отношениях переплетаются; и затем, если мы сегодня разорим иностранцев, то завтра иностранное государство так же просто разорит наших соотечественников и тогда вообще конец мирному международному гражданскому и торговому обороту. Кроме того, как может гражданский суд отказываться от проверки прав по иностранным законам, когда роль суда состоит не в том, чтобы создавать новые права, а только выяснять, существуют ли эти права? Словом, здоровое правосознание и понимание интересов собственной страны приводят к тому, что в каждом из культурных государств в известных случаях к обсуждению прав и обязательств частных лиц, все равно – иностранцев или собственных подданных, – применяются иностранные законы преимущественно перед своими. В каких именно случаях частные права и обязательства обсуждаются по иностранному закону или, несмотря на свое иностранное происхождение, обсуждаются по туземным законам – на это дает ответ Международное Частное Право.

Я сказал вам уже, что название «Международное Частное Право» неудовлетворительно. Раньше науку называли учением о коллизии статутов или о конфликте законов; и теперь это название не совсем вышло из употребления; и теперь самый выдающийся английский ученый в этой области, имя которого вам должно быть известно – Дайси, держится термина «Конфликты законов». Те, кто придумали название «Международное Частное Право», хотели подчеркнуть, что это право, т.е. совокупность норм, обязательных для государственной власти, а не капризное ее усмотрение.

По существу, как вы сейчас увидите, название «Коллизии законов» ближе передавало содержание предмета, но термин «Международное Частное Право» вошел в обиход и его можно держаться, если только никогда не забывать, в чем неточность этого названия. Оно родит в умах представление, будто дело идет об отношениях между лицами, принадлежащими к разным государствам. В действительности в целом ряде государств существуют области, в которых исторически возникшее гражданское законодательство продолжает действовать, в то время как в других частях государства действует совсем другое законодательство. Так, в пределах России три Прибалтийских губернии, десять губерний бывшего царства Польского и Бессарабия имеют свои отдельные гражданские законы, отличные от тех законов, по которым живет остальная Россия: завещание, составленное в Курляндии, приводится в исполнение, например, в Москве, где для формы завещаний существуют иные законы; уроженец Польши умирает в Петербурге, оставив имущество в Варшаве, где порядок наследования иной, чем у нас. Такая же встреча двух разных по содержанию норм материального права бывает до сих пор в Германии, несмотря на кодификацию гражданского права с 1900 г., потому что остались в силе некоторые специальные постановления отмененных партикулярных законодательств; и в Испании, где кодекс 1889 г. не вытеснил всех провинциальных законов; и в Великобритании, где между английским и шотландским правом сохранились некоторые отличия. Еще чаще такие же коллизии бывают между законами сложных государств, где каждая часть сохранила и свой законодательный орган: гражданские законы России и Финляндии, Австрии и Венгрии, швейцарских кантонов и Швейцарской федерации и т.д., - все они могут коллидировать на почве частных интересов. Правила, которыми определяется, какой из конкурирующих законов — русский или остзейский, австрийский или венгерский, кантональный или федеральный, и т.д., имеет решающий голос в этом случае, — эти правила те самые, какие действуют, когда сталкиваются законы совершенно отдельных государств. Вся разница в том, что коллизия между разноместными законами стран, имеющих одного законодателя, может быть разрешена его законом, тогда как для разрешения коллизии в других случаях такого властного источника нет. Но правила для решения коллизий остаются те же, как и при коллизии законов разных государств. Памятуя это, можно держаться и неудачного, но укоренившегося названия «Международное Частное Право» для совокупности правил, определяющих, который из двух или нескольких разноместных законов должен быть применен при обсуждении правоотношения, которое каким-либо из своих фактических элементов связано с другим государством или с областью другого правопорядка. Международное Частное Право есть совокупность правил или норм, указывающих выход из коллизии разноместных гражданских законов, — короче – совокупность коллизионных норм.

Но почему же предмет наших будущих занятий составляет науку? Это я теперь поясню. Международного Частного Права в виде сборника правил, одинаково применяющихся у всех культурных народов, не существует; законодательной власти, которая могла бы предписать всем народам одинаковые правила для решения конфликтов между законами, нет; договорное соглашение государств между собою об объединении этих правил еще далеко не достигнуто; поэтому в каждой стране должны существовать особые коллизионные нормы как часть внутреннего законодательства страны. В смысле совокупности правил существует не одно Международное Частное Право, а столько их, сколько отдельных государств или правопорядков; есть русское Международное Частное Право, французское, остзейское и т.д. Но наука Международного Частного Права по своим задачам и методам только одна; потому и цель, которую преследуют ученые в своих занятиях Международным Частным Правом, одна: достигнуть того, чтобы каждое правоотношение, возникшее на почве известного правопорядка, признавалось всюду за то, что оно есть, — за правоотношение — чтобы, например, если вы приобрели какую-нибудь вещь или приняли денежное обязательство в какой-нибудь стране в согласии с ее законами, вы считались бы собственником этой вещи, кредитором по этому обязательству всюду, куда бы судьба не занесла ваше правоотношение. Целью всех научных стремлений является гармоническое согласование разноместных норм материального права, - чтобы нормы одного правопорядка склонялись перед такими же нормами другого правопорядка, когда дело идет о законно приобретенном субъективном праве. Эта цель была бы легко достижима, если бы от ученых зависело переделать отдельные правопорядки так, чтобы они не дорожили никакими из своих законов в особенности, если бы отдельные правопорядки любезно соглашались на перетасовку разноместных законов в зависимости от потребностей каждого случая. Но этого нет и быть не может, потому что каждый правопорядок имеет веские основания для того, чтобы иметь у себя такую-то, а не иную норму материального права. Как при такой естественной дисгармонии достигнуть того, чтобы во всех странах обладатель субъективного права встречал одинаковое признание этого своего права, если это вообще достижимо, — вот основная проблема науки Международного Частного Права. Теперь вы можете понять, в чем заключаются задачи науки и насколько они трудны. Наука имеет перед собою ряд отдельных правопорядков, из которых у каждого свои определенные коллизионные нормы. В виде писаных законов эти нормы, однако, большею частью крайне скудны; всюду судебная практика вынуждена их добывать путем толкования и выводов из смысла и духа законов и путем распространения законов по аналогии на новые случаи; но и затем остаются пробелы, где у суда нет уже никакой руководящей нити; и здесь спасти его от шатания мысли, от произвольных и противоречивых решений может только следование какому-нибудь общему принципу; выработка такого принципа составляет первую задачу науки. 3атем до суда доходит обыкновенно только минимальная доля случаев из тех, когда частным лицам нужно распутать свои недоразумения, когда они желают разобраться по совести и справедливости, но не знают, что правильно в данном случае, — какому правопорядку подчинено их отношение; и здесь на помощь должна приходить наука со своими принципами. Выше и труднее всех других задач подготовка единого для всех государств Международного Частного Права; это единое Международное Частное Право может быть достигнуто или тем, что в каждом государстве путем внутреннего законодательства будут выработаны однообразные нормы; или же тем, что государства договорятся между собою путем конвенций о введении таких однообразных норм, но и для этого нужно, чтобы наука выработала определенные принципы, которые всеми признавались бы за обязательные. К сожалению, надо сказать, что до сих пор усилия науки в этом направлении успехом не увенчались. Нет ни одной теории, которая была бы всеми признана за такую истину, чтобы на ней могли строиться все судебные решения внутри всех государств и все коллизионные нормы остающегося в идеале единого Международного Частного Права. Мало того, последние десятилетия раскрыли перед глазами ученых трудности, которые иные готовы считать непреодолимыми. Когда науку разрабатывали статутарии, т.е. до конца XVIII в., и позже, когда писал Савиньи и еще позже, когда созидалась новая итальянская школа, т.е. до 80-х гг. XIX в., имели в виду только коллизии законов материального права; спорили о том, решать ли по закону страны, где лицо постоянно живет, или по закону страны, где лежит имущество, но не знали коллизии между коллизионными нормами. Но по мере того, как на материке Европы делало успехи определение личного статута (т.е. того законодательства, по которому определяется состояние и дееспособность иностранца), по принципу подданства, в то время как некоторые страны продолжали держаться принципа, что этот личный статут определяется по закону постоянного местожительства, — по мере этого вырастала новая трудность в виде разногласия между коллизионными нормами: нормою подданства и нормою домициля. Всего каких-нибудь 20 лет тому назад судебная практика ухитрилась преподнести теоретикам новую загадку в виде учения об обратной отсылке в коллизионных нормах. Затем Франц Кан в Германии и Бартен во Франции показали существование скрытых коллизий законов и коллизий в юридических квалификациях, — коллизий, устраняющих самую возможность гармонического согласования коллизионных норм в некоторых, к счастью, немногих, случаях. Обо всем этом я сообщу вам обстоятельно позже, и тогда вы меня лучше поймете, но уже сказанного достаточно, чтобы показать вам, как велики и как вместе с тем трудны задачи науки Международного Частного Права. Теперь я остановлю ваше внимание на другом.

В ученой литературе и в учебниках, которые будут у вас в руках, вы будете встречаться с настойчивым напоминанием, что Международное Частное Право есть право, т.е. совокупность юридических норм, а не практическое руководство международной вежливости и расчета, право, — а не comitas nationum, courtoisie nationale. Вы узнаете, когда я буду говорить вам о теории статутов, как в XVII в. появилось учение, по которому применение иностранных законов в пределах государственной территории есть только акт вежливости относительно иностранного государства и результат своекорыстного расчета, в принципе же должен всегда применяться территориальный закон. Эта точка зрения была усвоена английской юриспруденцией, которая до недавнего времени мало интересовалась теоретическими вопросами в нашей области; она искала правильного разрешения отдельных казусов; когда она не находила ответов в судебных прецедентах, она спокойно обращалась к иностранной юриспруденции и вообще довольствовалась первым попавшимся ей теоретическим обоснованием. Некоторые континентальные юристы, например, Лоран, автор самого обширного, в 8 томах, произведения о Международном Частном Праве, мало знакомые с английской судебной практикой, видят в этом только отсталость английской юриспруденции и укоряют ее в том, что она будто бы санкционирует систему произвола. Это глубоко несправедливо; чувством законности английская юриспруденция проникнута насквозь, и под системой comitas она вовсе не разумеет что-либо противоположное праву. И затем, как на это недавно обратил внимание немецкий ученый Шторк, международная comitas вообще есть своего рода аморфная масса, где формируются юридические нормы, так что особенно противополагать ее праву нет надобности. Во всяком случае, бесспорно, что Международное Частное. Право есть не что иное, как право, что коллизионные нормы, предписывающие применение в известных случаях иностранных законов, по своей природе суть нормы юридические. Рассмотрим ближе ту природу.

Я уже сказал вам, что хотя Международное Частное Право имеет дело только с частными интересами, оно не есть материальное частное право; оно ничего не говорит о том, как приобретаются и утрачиваются субъективные права. Частное право каждой отдельной страны регулирует правоотношения, которые устанавливаются в согласии с материальным правопорядком этой страны; оно говорит, например, что право собственности на вещь принадлежит тому, кто приобрел ее согласно с такими-то законами. Коллизионные же нормы разграничивают сферы господства отдельных правопорядков; они определяют, какой правопорядок применим к обсуждению данного случая; они говорят, например, по какому из разноместных законов, русскому, французскому и т.д., следует судить, приобретена ли вещь так, что держателя ее можно считать собственником. Не всегда легко отличить коллизионные нормы от материальных норм; это мы увидим впоследствии, но это не изменяет сущности дела; коллизионные нормы предполагают, что существуют разные правопорядки, и они проводят между ними границы. Поэтому, как это выяснил Цительман, коллизионные нормы не могут составлять части материального права страны, а стоят вне его, «как нельзя самого себя вытащит за волосы из воды». Мне представляется боле правильным сравнение с межами, которые разграничивают две дачи генерального межевания и потому не входят в состав ни той, ни другой. Как эти межи принадлежат государству, так и коллизионные нормы составляют публичное право страны; потому публичное, что в них содержится приказ государства, обращенный к его должностным лицам и судьям в таких-то случаях применять не туземные, а иностранные законы; это есть обязательное для должностных лиц и судей объявление государства о границах его собственной законодательной власти в вопросах частного права, и о границах этой власти других государств. Это приказ, обращенный внутрь страны, а не объявление по адресу иностранных держав. Государство может находить, что в таких-то случаях должны применяться иностранные законы, в других — туземные; другое государство может смотреть иначе – ни то, ни другое никому отчетом в этом отношении не обязаны, судьи же и чиновники обязаны коллизионных норм своего государства держаться беспрекословно.

Из того положения, что коллизионные нормы суть публичное право страны, вытекает огромной важности практический вывод – само собою разумеется, что если бы применение иностранных законов было делом только вежливости, которую государство предоставляет своим судьям оказывать иностранным государствам в лице их подданных, то от произвола суда завило бы – применять иностранные законы или не применять. Но коллизионные нормы составляют право страны, а потому суд обязан применять иностранные законы там, где коллизионные нормы это предписывают. Но если бы коллизионные нормы составляли ветвь частного права, то суд имел бы возможность применять их так, как вообще применяются гражданские диспозитивные законы, т.е. от усмотрения сторон зависело бы всегда и во всех случаях ссылаться то на туземный, то на иностранный закон. А что подчас означает свободное усмотрение сторон в гражданском процессе, то отлично выражено в формуле римских юристов, которая сочинена, правда, не для этого случая: «Гражданские законы, - говорили они, - написаны для тех, кто не дремлет»; по-русски есть поговорка о щуке и карасе, которая не так звучно, но веско передает ту же мысль. Если коллизионная норма есть ветвь частного права, то применение иностранного закона там, где это требуется коллизионною нормою, попадает всецело в зависимость от того, доказал ли тяжущийся на суде, что говорит для данного случая иностранный закон, и если тяжущийся не сумел доказать, то суд будет прав, если применит к делу свой закон. Если бы на коллизионную норму можно было смотреть как на частное право, это было бы потворство лени судей, и правосудие было бы в опасности. Но раз Международное Частное Право данной страны есть ее публичное право, суд обязан применять иностранные законы там, где это предписывается коллизионною нормою, безусловно. Когда коллизионная норма написана в законе, изданном государственною властью, — например, у нас 707 ст. Устава гражданского судопроизводства, по которой договоры, совершенные за границей, обсуждаются по законам той страны, где совершены, то вопрос ясен сам собою; суд обязан ей повиноваться, и обязан сам разыскать содержание иностранного закона. Когда коллизионная норма изложена в международном трактате, например, 10 статья конвенции России с Францией 1874 г. о том, что наследование в движимом имуществе после француза, умершего в России, определяется французскими законами,- то, опять-таки, суд обязан применять французские законы, потому что конвенция есть акт государственной власти, и он обязан сам справиться, что говорит французский закон. Но и когда коллизионная норма не написана черным по белому в законе или в конвенции и когда она только вытекает из смысла и духа законодательства или диктуется аналогией, то суд и тогда обязан применять иностранные законы, если это следует по коллизионной норме; и при этом опять-таки совершенно безразлично, сослались ли спорящие стороны на иностранные законы, или по неведению этого не сделали; суд должен сам знать, когда надлежит применять иностранные законы. Нельзя требовать, чтобы суд знал содержание всех законов, какие существуют на земном шаре, как он обязан знать законы собственной страны; но для этого он имеет возможность отложить дело и навести справку. Но суд не имеет права требовать от сторон, чтобы они доказали ему существование иностранного закона известного содержания; его решение будет неправильно и подлежит кассации, если он мотивирует применение своего местного закона тем, что тяжущийся не доказал содержания иностранного закона. Вы, господа, не готовитесь быть практическими юристами, и сам по себе вопрос о поводах для кассации решения вас не может интересовать; но я останавливаю ваше внимание на нем для другой, не практической, а научной цели. То, что я вам сейчас сказал о кассации решений, есть только логический вывод из научного положения, что Международное Частное Право есть право публичное. Напомню сказанное раньше: существует только одна наука Международного Частного Права, но в смысле положительного законодательства существует столько Международных Частных Прав, сколько отдельных правопорядков. Сознание этой разницы я хочу вам внушить, и вы сейчас ее поймете на примере. Во Франции Кассационный суд тонко различает коллизионную норму законодательства и чужой закон материального права. Кассационный суд говорит, что если в низшей инстанции применен французский закон там, где следовало применить иностранный закон, или обратно, т.е. нарушена коллизионная норма, то такое решение не может быть оставлено в силе; но если неправильно истолкован иностранный закон материального гражданского права, то тем хуже для тех, кто не сумел объяснить смысл этого закона, что это все равно, как если тяжущийся не доказал какого-либо факта на суде; т.е. выплывает суровое соображение, что жертва должна пенять на самое себя за неосмотрительность. Но французская научная юриспруденция решительно восстает против такой практики кассационного суда. Напротив, в Англии точка зрения французского суда неприемлема; английские суды твердо держатся принципа, что права, приобретенные под действием иностранных законов, должны пользоваться в Англии юридической защитой, следовательно, и обсуждаться по иностранным законам, и потому неправильное толкование иностранных законов не может оставлять их равнодушными.

Этот пример я привел вам для того, чтобы на нем показать вам разницу между тем, что говорит наука Международного Частного Права, которая одна, - и тем, что встречается в положительном праве отдельных государств, которых много. Авторитет науки очень велик в Международном Частном Праве; можно сказать, что он стоит в прямом соответствии с трудностью ее задач. В вопросах Международного Частного Права редко встречается высокомерное отношение судей к теоретическим исследованиям, составляющее частое явление в гражданских судах; еще в XVIII веке президент Парижского парламента Бугье (Bouhier) находил, что здесь судьи должны на время отказываться от своего традиционного почтения к прежним судебным решениям, и обязаны прислушиваться к голосу писателей, потому что вопросы, с которыми имеет дело учение о коллизии законов, настолько сложны, что судьи фактически не могут посвящать им нужное время. И все же, никогда не следует смешивать того, что говорит наука, с тем, что есть в положительном законодательстве, иначе желательное можно легко принять за существующее; этим нередко грешат очень выдающиеся ученые.

Итак, вы знаете теперь, что такое наука Международного Частного Права; вы знаете, что наука эта занимается изучением права; вы знаете, почему следует признавать это право за право публичное. Теперь мне предстоит объяснить Вам, откуда берутся нормы Международного Частного Права. Это самый важный из всех вопросов, которые нам обязательно надо разрешить для начала. Каждое культурное государство имеет или должно иметь известный комплекс коллизионных норм, обязательных к применению как нормы публичного права вообще; но откуда берутся коллизионные нормы? Кто автор их? Кто диктует их содержание? Кто определяет систему Международного Частного Права в каждой отдельной стране? Это может быть или какой-нибудь внешний авторитет, стоящий над отдельным государством; или же авторитет внутренний, — тот самый, кто дает государству все прочие его законы, — свободная воля национального законодателя. Над всеми культурными государствами стоит общество государств, которое в виде норм положительного Международного Права предъявляет к каждому из своих членов определенные требования; это с одной стороны. А с другой – в каждом государстве его внутреннее законодательство определяется им, в силу его политической независимости, самостоятельно, без внимания к желаниям международного общества государств. Спрашивается, где источник Международного Частного Права – в требованиях Международного Права или в положительном праве отдельного государства? Об этом я буду говорить в следующей лекции, а пока я прошу вас на досуге подумать над тем, какую нравственную ценность представляет изучение Международного Частного Права. Каков бы ни был источник Международного Частного Права, остается несомненным один факт — что каждое культурное государство не может не иметь коллизионных норм, не может не применять иностранных законов вместо своих. И вот, если вы возьмете себе только один этот голый факт и представите себе, что современное государство, этот огромный всепоглощающий левиафан, которому ничего не стоит раздавить отдельную личность, вынуждено поступаться полнотою своей суверенной власти и предписывать своим судьям и чиновникам не принять его законов, а применять чужие, ради того, чтобы не обидеть беспомощного индивида, заброшенного к нему судьбою, — то вы согласитесь, что перед вами зрелище, поддерживающее веру в лучшие стороны и лучшее будущее человечества.