Лекция 7-я Кодификации Международного Частного Права

В предыдущих лекциях я говорил вам о теориях, которые пытались на основании одного какого-либо принципа построить систему норм для случаев конфликта между законодательствами отдельных цивилизованных народов. Не то, чтобы эти теории игнорировали нормы, которые на самом деле действуют в этих случаях у разных народов, но только как-то незаметно для самих авторов они от того, что есть, переходили к тому, что должно бы быть, если следовать установленному принципу. В частности, о Вехтере и Савиньи нужно сказать, что они и не могли особенно останавливаться на положительных нормах, потому что в их время, т.е. в 40-х годах XIX века, коллизионные нормы, да и то лишь в ничтожном числе и отрывочные, можно было находить только в немногих уложениях, каковы прусское 1785 г., австрийское 1811 г. или французский кодекс 1804 г.; не было почти вовсе и государственных конвенций по вопросам Международного Частного Права. В настоящее время положение вещей иное и мы не можем уже говорить только о том, что мы считали бы правильным, а должны знакомиться с тем, что предписывают нормы положительных законодательств. Я начну с Англии.

Вы, конечно, заметили, что теории, о которых шла речь, принадлежали немцам, итальянцам и французам, и я не назвал вам ни одного англичанина. Действительно, английская юриспруденция всегда держалась позитивного метода: она исследовала только те нормы, которые существуют на самом деле. Для нее нормами было лишь то, что признавалось за нормы внутренне-государственною властью, т.е., что содержалось в парламентских статутах и судебных решениях. Впрочем, в парламентских статутах или законах до сего времени не содержится ни одной коллизионной нормы, и все действующее английское Международное Частное Право почти целиком выводится из судебных решений. Официального сборника коллизионных норм нет, но существуют труды ученых, где коллизионные нормы изложены в виде тезисов, основанных преимущественно на решениях высшего английского суда. Таковы сочинения Westlake’а (Вестлейка), 4-е изд. 1905 года и, в особенности, Дайси (Dicey), 2- изд. 19087 года. В первом 366 правил, во втором 193, комментируемых на слишком 700 страницах. Для отыскания этих правил Дайси держался позитивного метода, которому следуют и английские судьи. Они, прежде всего, смотрят, не разрешается ли случай каким-либо парламентским актом; если да, то дальше рассуждать не о чем. Если случай не подходит под парламентский акт, то судьи ищут, не покрывается ли он каким-либо принципом, заимствующим свой авторитет в прецеденте. Если существование такого принципа установлено, то опять дальнейшему рассуждению конец. Но если нет и авторитетного принципа, то английские судьи, которые тогда, в сущности, выступают в роли законодателей, обращаются за руководством или к решениям иностранных судов, или к мнениям юристов, или к аргументам, выведенным из общих принципов. Эти общие принципы английского права Дайси формулирует в следующих положениях. 1. Всякое право, правильно-приобретенное по закону какой-либо цивилизованной страны, признается и обыкновенно принудительно осуществляется английскими судами. 2. Английские суды не допустят принудительного осуществления прав, хотя бы и правильно приобретенных по закону чужой страны: а) если это не мирится со статутом имперского парламента, рассчитанным на экстратерриториальное действие; б) если это не мирится с целями (policy) или с нравственными правилами английского права, или с сохранением английских политических учреждений; если это предполагает вмешательство в авторитет иностранного государя на его территории. 3. Суверен страны, действуя через местные суды, имеет юрисдикцию относительно предметов, на которые он может простереть исполнение решения, и не имеет ее, если не может привести решение в исполнение. 4. Суверен страны, действуя через местные суды, вправе отправлять юрисдикцию над каждым лицом, которое добровольно ей подчиняется. 5. Природа права, приобретенного по закону какой-либо цивилизованной страны, должна определяться в соответствии с тем законом. 6. В тех случаях, когда юридическое последствие сделки зависит от того, что стороны намеревались подчинить ее определенному законодательству, последствие этой сделки определяется в соответствии с этим законодательством. – Таковы общие принципы, в которых вы, конечно, слышите отголоски учения итальянской школы о публичном порядке и об автономии воли. Прежде чем расстаться с английским правом, я прошу вас запомнить, чем оно резко отличается от большинства современных законодательств Европы. Оно определяет личный статут не по подданству, а по месту жительства (lex domicilii).

Скажу о Франции. Действующее здесь Международное Частное Право есть также почти всецело продукт доктрины и судебной практики. В кодексе 1804 года имеется только одна статья – 3-я, в которой содержатся три отрывочные нормы, на первый взгляд простые, на самом деле нуждающиеся в больших разъяснениях. «Законы о полиции и безопасности обязывают всех, кто живет на территории. Недвижимости, даже принадлежащие иностранцам, управляются французскими законами. Законы о состоянии и дееспособности лиц управляют французами, даже пребывающими за границей». Эта статья ничего не говорит о том, какие законы управляют движимостями, ничего о наследствах, ничего о дееспособности иностранцев во Франции, ничего о договорах, ничего о форме актов. Эта сдержанность объясняется исторически. В первоначальных проектах кодекса, выработанных Камбасересом для Конвента и Совета Пятисот, предполагалось во всех случаях конфликта давать преимущество французским законам, но при окончательном редактировании кодекса убедились в необходимости допускать в известных случаях применение иностранных законов. Но обилие вопросов, возбуждаемых конфликтами, и противоречивость решений, которые давала теория статутов, смутили редакторов и они предпочли уклониться от положительных ответов. Кроме того, это была эпоха, когда между европейскими народами господствовали отношения враждебные, и никто не предвидел той важности, которую приобрели впоследствии конфликты законов. Пробелы, оставленные кодексом, были в течение столетия заполнены судебною практикою, которая благодаря предоставленной ей относительной свободе, могла в своей эволюции следовать за развитием доктрины. Приблизительно до 40-х годов суды держались теории статутов, по направлению д’Аржантре: за правило они принимали реальность и территориальность права, применение иностранных законов почти исключалось. Это казалось вместе и патриотичным. В 40-х годах начинается новое течение: первенствующее значение в глазах судей имеет уже не территориальность, а воля сторон, выраженная или предполагаемая. Этою волею определяется компетентный закон. В 70-х годах судебная практика проникается взглядами Манчини и Лорана и начинает проводить учение о персональности права с известными вам исключениями. В настоящее время выросло сознание в полной неудовлетворительности такого положения вещей, и на очереди стоит выработка законодательных норм Международного Частного Права. Теперь существует особая парламентская комиссия для пересмотра всего гражданского кодекса, и одна и ее подкомиссий занята подготовлением норм, которые должны будут занять место 3-ей стати кодекса 1804 года.

Первый из европейских кодексов, в котором содержалась и систематическая кодификация Международного Частного Права, был итальянский кодекс 1865 года. Вы уже знаете, что его редактировали теоретики персональности права, проект коллизионных норм принадлежал перу Манчини. Я передам вам содержание семи статей (6-12) вступительной главы. Личное состояние, дееспособность, семейственные отношения управляются национальным законом. Движимые имущества подчиняются национальному закону их собственника, если этому не противоречит закон страны, где они находятся. Недвижимости подчиняются lex rei sitae. Порядок наследования, наследственные доли и действительность завещательных распоряжений определяются по национальному закону завещателя, каковы бы ни были имущества и в какой стране они бы ни находились. Внешние формы актов между живыми и завещаний определяются по правилу locus regit actum, но стороны или завещатель могут держаться и своей национальной формы. Существо и последствия дарений и завещаний управляются национальным законом дарителя и завещателя. Существо и последствия обязательств управляются законами места совершения актов, и если стороны одной нации, то их национальным законом; но всегда допускается доказательство, что у сторон было противное намерение. Компетенция и формы судопроизводства регулируются законом страны, где ведется процесс (lex fori). Способы доказательства обязательств определяются законами страны, где совершен акт. Иностранные судебные решения приводятся в исполнение в Италии только после обращения их к исполнению по форме кодекса гражданского судопроизводства, разве в международных конвенциях постановлено иное. Способы исполнения актов и решений управляются законами страны, где ведется исполнение. Законы уголовные, полицейские и общественной безопасности обязывают всех, находящихся на итальянской территории. Несмотря, однако, на все, постановленное в предшествующих статьях, иностранные законы, акты, решения, а также частные распоряжения и соглашения ни в каком случае не могут отменять силы запретительных законов Италии, касающихся лиц, имуществ или актов, ни законов, как-нибудь интересующих публичный порядок и добрые нравы.

В Германской империи с 1900 года действуют коллизионные нормы, изложенные в статьях 7-31 Закона о введении в действие Гражданского уложения. С содержанием этих норм мы будем знакомиться на протяжении всего курса, теперь же я остановлюсь только на внешней стороне этого законодательства. Самое появление его было результатом компромисса между юриспруденцией и дипломатией. Составители первого проекта (1887 г.) гражданского уложения хотели поместить коллизионные нормы в самом уложении, но Бисмарк попросту их вычеркнул. При составлении второго проекта (1891 г.) юристы вновь пожелали ввести эти нормы в гражданское уложение, но этого не допустил Союзный Совет, и в идее компромисса они вошли в закон, изданный только для переходного времени; этим подчеркнули как бы временный характер самих норм. В окончательный закон не вошли вовсе существующие в проекте нормы о коллизии в области вещных и обязательственных прав. Это сознательный пробел в кодификации, и германским судьям предоставляется в этих вопросах следовать прежней судебной практике и вырабатывать обычное право. В то же время, в законе оказались пробелы другого рода, как последствие иного редактирования норм. Так, предполагалось сказать, что вступление в брак обсуждается по законам страны, которой принадлежит каждый из будущих супругов, а закон говорит о том, как обсуждается вступление в брак, если хотя бы один из брачующихся немец. Или – предполагалось сказать, что личные отношения супругов обсуждаются по законам страны, которой принадлежит муж, а закон говорит, что личные отношения немецких супругов обсуждаются по германским законам, даже если супруги жили за границей. Вследствие таких редакционных изменений в законе получились рядом три рода норм: полные, односторонние и не вполне двусторонние. Полные – не только определяют область применения германских законов, но и указывают, какое иностранное законодательство должно действовать в других случаях; например, ст. 7 говорит, что дееспособность лица обсуждается по законам государства, которому это лицо принадлежит. Односторонние нормы определяют, когда применяются германские законы, но не говорят, какое иностранное законодательство должно применяться, если фактические условия другие; например, ст. 18 говорит, что законность рождения дитяти определяется по германским законам, если муж матери был в момент этого рождения германским подданным, но не говорит, какое иностранное законодательство должно применяться, если отец – иностранец. Наконец, не вполне двусторонние нормы определяют, наряду со сферой применения туземных законов, часть тех условий, при которых применяется иностранное право, но ничего не говорят, что должно быть при наличности других условий; например, ст. 24 и 25 говорят, какие законы определяют наследование после немца и после иностранца, живущего в Германии, но ничего не говорят о наследстве после иностранца, который постоянно жил за границей, но случайно умер в Германии. Это превращение полных норм проекта в односторонние и не вполне двусторонние нормы закона, т.е. умышленное создание пробелов которые также придется наполнять судебной практике, побудило немецких юристов искать, чем мог руководствоваться законодатель, отказываясь от издания всесторонних норм? В рейхстаге коллизионные законы не обсуждались, предложение Союзного Совета было принято без прений; мотивы же Союзного Совета не были опубликованы; юристам пришлось прибегнуть к догадкам и построениям. Между ними образовался раскол. Одни находят, что законодатель не руководствовался никакими принципиальными соображениями; что можно допустить две противоположные дипломатические точки зрения, но обе они в данном случае исключены. Можно бы предположить, что дипломатия хотела оказать давление на другие государства – понудить их, в свою очередь, издать коллизионные нормы такого же содержания; но это расчет плохой, потому что от неполноты норм неудобство испытывает собственная страна. Можно бы предположить обратное – что хотели, прежде всего, устранить поводы для недоразумений с другими государствами; но и это расчет ошибочный, потому что конфликты все равно будут и судам все равно придется их разрешать. Остается догадываться, что дипломатия как раз этого и желала, потому что законодательное решение более связывают общую политику государства, чем решения судов; иностранное государство не может делать правительство в такой же мере ответственным за решения судов, как за издание законов. Догадка, что дипломатия заботилась о том, чтобы обеспечить себе свободу действия, во всяком случае, находит себе подтверждение в том, что последняя статья (31) рассматриваемого нами закона дает имперскому канцлеру право, с согласия Союзного Совета, постановить, чтобы против иностранного государства и его подданных и их правопреемников применялось право реторсии, или возмездия. Все это дает одной части юристов основание видеть в германском законе произведение в редакционном отношении слабое, поправить недостатки которого должна будет судебная практика по общим принципам интерпретации; эти юристы сравнивают его со сказочным царем, роскошными одеждами которого все восторгались, пока маленький мальчик не сказал громко, что он ведь совсем не одет. Иначе смотрит другая часть юристов. Они считают, что умышленные пробелы в неполных нормах суть только дань уважения к принципу законодательной компетенции; что законодатель действительно хотел предупредить столкновения с другими государствами, но отнюдь не из желания потакать им; что он просто считал, что не следует вторгаться в сферу других равноправных законодателей и постановлять о предметах, которые его не касаются. Эти юристы отвечают своим противникам сравнением закона с тем гадким утенком, который в одно прекрасное утро оказался чудесной лебедью. Но первые не сдаются и возражают, что этот закон вовсе не соблюдает принципа уважения к законодательной компетенции. Весь это спор между хулителями закона и его поклонниками имеет большое принципиальное значение для интерпретации закона. Если правы те, кто видит в законе осуществление принципа уважения к законодательной компетенции других государств, то в таком случае пробелы нужно заполнять коллизионными нормами иностранных законодательств. Если правы, наоборот, те, кто объясняет пробелы дипломатическим оппортунизмом, то для заполнения пробелов нужно обращаться к общим правилам интерпретации законов, т.е. толковать по аналогии и по смыслу и духу собственного законодательства.

К этому важному вопросу мы еще вернемся впоследствии.

Я не вижу надобности знакомить вас теперь же с коллизионными нормами других государств и только мимоходом упомяну еще о России. Русские коллизионные нормы скудны и без всякой системы разбросаны в IX томе Свода законов, в I части Х тома и в Уставе Гражданского Судопроизводства. Иное следует сказать о нормах Остзейского права: в Своде Гражданских Узаконений Губерний Прибалтийских 10 статей Введения представляют целую систему коллизионных норм, которые воспроизводят нормы, господствовавшие в обычном праве Германии до 1900 года.

До сих пор я говорил вам о нормах, которые содержатся в одном роде источников – в кодексах гражданского права и в других собраниях законов. Другой род источников норм Международного Частного Права – договоры между отдельными государствами, трактаты и конвенции консульские, торговые, о сообщении актов, о сношениях судебных мест, о наследствах и т.д. я не могу останавливаться на их перечислении, и даже о договорах, заключенных Россией с разными государствами, я сообщу вам в другой связи. Здесь я скажу только, что коллизионные нормы, которые встречаются в международных договорах, случайны и отрывочны. Обращаю ваше внимание на их формальное отличие от норм, которые содержатся в кодексах – последние обязательны только для одной страны, договоры же вводят нормы, обязательные для двух государств.

В свое время я говорил Вам, что задачею науки Международного Частного Права является не только изучение коллизионных норм в отдельных странах, но и согласование коллизионных норм разных стран между собою. Одна из трудностей нашей науки лежит в том, что в разных странах действуют разные коллизионные нормы. Наука стремится к тому, чтобы наступил такой порядок вещей, когда субъективнее права всюду во всем культурном мире обсуждались бы по одному и тому же законодательству, а для этого нужно, чтобы правила, которые предписывают при встрече двух разноместных законов давать преимущество тому или другому, были всюду одинаковы. Между тем, в настоящее время нам приходится иметь дело с коллизиями коллизионных норм. К чему должно приводить это разногласие между коллизионными нормами разных стран, вам покажут следующие примеры. В Англии, Дании и в Прибалтийском крае состояние и дееспособность лица определяются по закону места жительства, в Италии, Франции, Германии, России – по национальному закону или по подданству, в Соединенных штатах Северной Америки по закону места совершения сделки. Если от француза, постоянно живущего в Англии, там родится сын, то французское правительство будет считать его французом и требовать к отбыванию воинской повинности, а английское будет считать его англичанином. Если итальянец натурализуется во Франции, то его жена и дети тем самым еще не становятся французами, а по итальянскому кодексу они перестали быть итальянцами; вы сами понимаете, какая отсюда получается путаница в семейственных и имущественных отношениях. Немец, разведенный за нарушение супружеской верности, не может в Германии жениться на своей сообщнице, но если они поселятся в Англии, Швеции или Дании, то его брак с нею там будет считаться законным. Во Франции же сын от этого самого брака не будет допущен к наследованию после своего отца. Этих примеров довольно, чтобы понять, что при разногласии между коллизионными нормами самые эти нормы часто теряют всякий смысл и право на существование; что если возможны такие случаи, когда все равно, хотя бы мы и обсудили правоотношение оп иностранным законам, этим вовсе не достигается еще, что в других государствах правоотношение будет обсуждено по тем же законам, то, следовательно, в таких случаях наши коллизионные нормы лишаются всякого значения, и иностранец или иностранное отношение в таких случаях ничего бы не потеряли, если бы мы просто применили к ним наше материальное право. Для гарантии субъективных прав необходимо, чтобы правила, по которым делается выбор компетентного для обсуждения этих вопросов законодательства, были бы всюду одни и те же. Другими словами, нужно, чтобы на место многих национальных Международных Частных Прав стало бы одно единое Международное Частное Право. В предшествующих лекциях я говорил вам о том, как теоретики пытались выводить это единое Право из общих принципов в надежде, что оно силою убеждения войдет в судебную и деловую практику всех стран. Теперь я сообщу вам, что сделано юристами для кодификации единого Международного Частного Права, и что в этом направлении достигнуто государственными деятелями.

В 1873 году на учредительном Съезде в Генте, в Бельгии образовалось ученое сообщество под названием Института Международного Права. Это вольная академия, состоящая из ученых разных национальностей, не стоящая ни в каких отношениях к правительствам, с ограниченным числом членов и пополняющаяся путем кооптации. Она не имеет постоянного местопребывания, но собирается периодически в разных городах Европы. В текущем году должен был проходить 22-й съезд. Одним из инициаторов этого ученого общества и первым его председателем был Манчини. Это общество поставило себе целью содействовать развитию Международного Права, вырабатывать общие принципы, в которых отражалось бы правосознание цивилизованного мира, и участвовать во всякой серьезной попытке кодификации Международного Права. Хотя, таким образом, программа общества говорила только о Международном Праве, но сразу же на первый план выдвинулась забота о кодификации Международного Частного Права. Уже в 1874 году на съезде в Женеве Институт принял направленные в эту сторону предложения Манчини. В то время как Савиньи отдавал еще предпочтение силе убеждения, Институт объявил, что необходимы между цивилизованными государствами трактаты о принятии обязательных и однообразных правил Международного Частного Права, по которым должностные лица и суды разрешали бы вопросы, касающиеся лиц, имуществ, актов, наследств, судопроизводства и решений. Лучшим средством для достижения этой цели Институт признал самому заняться подготовкой проектов таких государственных трактатов для того, чтобы эти проекты послужили потом основой для официальных переговоров между правительствами и для окончательного редактирования на конференциях делегатов от разных государств. При этом Институт оговаривался, что он имеет в виду не однообразие в кодексах материального права, а только, чтобы заранее было известно, какое из законодательств, находящихся в конфликте, должно быть применено к спорному правоотношению. Верный этой программе, Институт в течение протекших с тех пор 30 лет выработал целый ряд законопроектов, с содержанием которых вы будете знакомиться пол мере того, как наш курс будет продвигаться вперед.

Параллельно с деятельностью Института шла в 80-х годах дипломатическая работа того же неутомимого Манчини. Еще в 1861 году он побудил итальянское правительство вступить с Францией в переговоры об однообразной кодификации Международного Частного Права; из этого ничего не вышло. В 70-х годах новые усилия Манчини. В 1881 году он сам сделался министром иностранных дел и тотчас обратился к державам с предложением относительно кодификации; переговоры затянулись, и Манчини умер (1888), не дождавшись момента, когда, наконец, представители 13 европейских держав съехались в сентябре 1893 года в Гааге на первую конференцию для кодификации Международного Частного Права. Прошу вас не смешивать эту конференцию и последующие с так называемыми мирными конференциями в Гааге, о которых в свое время много писали в газетах. Та конференция, о которой я говорю, собралась по приглашению Нидерландского правительства, вдохновителем которого был голландский ученый Ассер. С этого момента начинается новая эра в истории Международного Частного Права: европейские государства приступили к выработке конвенций об однообразных коллизионных нормах.

На конференцию 1893 года явились делегаты от Германии, Австро-Венгрии, Бельгии, Дании, Испании, Франции, Италии, Люксембурга, Нидерландов, Португалии, Румынии, России и Швейцарии. Другими словами, за исключением Англии и государств Скандинавского и Балканского полуостровов, вся Европа. В следующем году собрались на вторую конференцию те же державы и, кроме того, Швеция и Норвегия. Третья конференция проходила в 1900 году в том же составе участников. Четвертая, и пока последняя, собиралась в 1904 году, причем к прочим участникам присоединилась Япония, которая с 1898 года имеет свой собственный кодекс коллизионных норм. Таким образом, осталась в стороне от начатой кодификации европейского Международного Частного Права, ели не считать Балканских государств, одна лишь Англия. Она мотивировала свой отказ от участия тем, что ее право слишком разнится от законодательств материка Европы; разумеется, это аргумент слабый и вероятно, истинные мотивы лежали не в этом.

Программа, намеченная голландским правительством при созыве перовой конференции, обнимала почти всю область Международного Частного Права. Но постепенно круг вопросов, по которым была возможность столковаться, сузился. По тому, насколько результаты работы всех четырех конференций приблизились к их конечной цели, их можно расположить на трех ступенях. Окончательно достигнута кодификация только по второстепенным вопросам. Именно, 25 мая 1899 года в 16 государствах Европы вступила в силу конвенция о гражданском судопроизводстве; она ввела единообразные правила в порядок сообщения лицам, находящимся за границей, судебных бумаг, в порядок сношений между судами разных государств для проверки доказательств; она отменила требование от истца-иностранца обеспечения судебных издержек, она распространила на иностранцев право бедности и освободила их от личного задержания за долги. Эта конвенция подверглась пересмотру на конференции 1904 года и с 27 апреля 1909 года вместо нее вступит в действие новая конвенция. Гораздо важнее те три конвенции по семейственному праву, которые были подписаны в Гааге 12 июня 1902 года: конвенция для регулирования конфликтов между законами о вступлении в брак, конвенция для регулирования конфликтов между законами о разводе и разлучении и конвенция об опеке над малолетними. Тексты этих трех конвенций не собрали единогласия уже на самой конференции 1900 года, где они были редактированы: Россия, Дания и Норвегия, каждая по различным основаниям, отказались их подписать; позже уклонилась от их ратификации Австро-Венгрия и отказалась ратифицировать конвенцию о разводе и браке Испания. Наконец, на конференции 1904 года окончательно изготовлены проекты еще четырех конвенций: о наследствах и завещаниях, об отношениях между супругами, об ограничении дееспособности и о несостоятельности. По всем другим коллизионным вопросам еще нет даже готовых проектов, так что до окончательной кодификации Международного Частного Права еще далеко. Чтобы дать вам понятие о том, на какие препятствия наталкивается создание путем кодификации одного европейского Международного Частного Права, я сообщу вам, почему отказались от подписания конвенций по семейственному праву Дания и Россия. В Дании коллизионные нормы предписывают определять личный статут иностранцев по месту жительства, в то время как остальные европейские государства, участвовавшие в конференции, все постепенно перешли уже к принципу подданства. Это значит, что в Дании до сих пор состояние и дееспособность иностранцев, которые постоянно живут в Дании, обсуждается по датским законам, а не по законам их отечества. Между тем, конвенции о вступлении в брак и о разводе определяют права лиц, желающих вступить в брак, и права супругов, желающих прекратить брак, по законам страны, которой они состоят подданными, поэтому Дания, чтобы примкнуть к конвенции, должна была бы отказаться от концепции местожительства и ввести в свои коллизионные нормы принцип подданства. На это Дания не пошла. Совсем по другим соображениям отказалась подписать конвенции Россия. Конвенция о конфликтах между законами о вступлении в брак постановляет, что если брак совершен по форме, которая установлена законами страны, где происходит венчание, то он будет признан действительным всюду. Это значит, что в странах с обязательным гражданским браком иностранцы могут законно перевенчаться в канцелярии гражданского должностного лица, а в странах, где существует только церковный брак, иностранцы могут спокойно повенчаться в церкви. Другими словами, западно-европейские страны, в которых введен обязательный гражданский брак, согласились предоставить своим подданным, находящимся в стране, где обязательна церковная форма, и где нет консулов их отечества, право венчаться в церкви, и гарантировали своим подданным, что такой их брак будет признан законным в их отечестве. По отношению к странам, которые держатся обязательной церковной формы венчания, конвенция допускает исключение: если подданный такой страны вступит в брак за границей по форме гражданской, то его отечество вправе будет не считать такой брак законным. Таким образом, если бы русские подданные перевенчались у мэра в Париже, то конвенция гарантирует им, что их брак будет считаться законным на всей территории конвенции, а не только в одной Франции, но она предупреждает их, что Россия может не признать их законными супругами. Однако русское правительство такою уступкою не удовлетворилось, и его делегат на конференции проф. Мартенс потребовал, чтобы другие державы признали равноправие церковного брака с гражданским; другими словами, западноевропейские государства должны были бы объявить, что у них русские подданные не могут законно перевенчаться по форме гражданской, что и они будут считать русских, которые обвенчаются только по законам страны, где они находятся, а не также и по церковному обряду, живущими в безбрачном состоянии. Но для этих государств признать, что гражданский брак может не иметь законных последствий, значило бы пожертвовать одним из своих устоев. Французский делегат объяснил проф. Мартенсу, что в этом Западная Европа уступить не может. Так Россия к конвенции и не присоединилась. Кроме того, русское правительство заранее объявило, что не подпишет конвенции о наследствах, потому что проект конференции вводит порядок наследования и в недвижимостях не по месту нахождения имуществ, а по национальному закону наследодателя. Тот же проф. Мартенс объяснил, что на это правительство не пойдет, чтобы не содействовать захвату территории иностранцами. Сказанного довольно, чтобы вы могли видеть, что создание единого кодекса еще дело далекого будущего. К содержанию Гаагских конвенций и проектов мы будем возвращаться в продолжение всего курса. Сегодня я могу еще остановиться только на одной их черте. Это не стройные теоретические произведения, а детища компромисса; зато они стараются изгнать из будущей практики всякую неопределенность. Конвенции содержат нормы, одинаково обязательные для всех договаривающихся государств, императивные, отменяющие силу внутренне-государственных коллизионных норм; но рядом идут нормы бланкетные, или диспозитивные, предоставляющие отдельным государствам свободу в известных случаях применять их собственные коллизионные нормы. Но только вместо того, чтобы допускать отступления от повелительных норм в зависимости от ссылки на столь неопределенное понятие, как ordre public, конвенции сами наперед строго определяют, когда именно та кие отступления допускаются. Так, право на вступление в брак определяется национальным законом каждого из супругов. Но могут быть случаи, когда государство не может пожертвовать своим законом материального права ради удобства иностранцев, желающих в его пределах вступить в брак; эти случаи прямо в конвенции и перечислены: это 1) запрещенные степени родства или свойства, 2) брак разведенного вследствие нарушения супружеской верности с его сообщницей и 3) брак лиц, которые были осуждены за совместное покушение на жизнь супруга одного из них. Бланкетная норма конвенции говорит, что в этих трех случаях остаются в силе или могут быть вновь изданы внутренне-государственные коллизионные нормы, стесняющие действие императивной нормы конвенции, т.е. отменяющие право ссылаться на национальный закон. Но совершенно исключена возможность, что иностранцам воспрепятствуют вступить в брак под предлогом, что это было бы противно публичному порядку страны. То же мы видим в проекте конвенции о наследствах. В принципе наследование определяется национальным законом умершего, но отдельным государствам оставлена свобода делать отступления от принципа; однако эти отступления не могут быть мотивированы требованием публичного порядка, а должны быть заранее определены. Государство, которое не желает поступаться некоторыми из своих законов материального права, обязано составить их список и сообщить его нидерландскому правительству, которое, в свою очередь, сообщает его другим правительствам. Таким образом, конвенции создают для частных лиц уверенность относительно того, какой закон, их национальный или местный, будет к ним применен в другом государстве; права иностранцев перестают зависеть от капризов судейского усмотрения. Но это уверенность существует только для подданных тех государств, которые подписали конвенции; подданные всех других государств остаются по-прежнему без всяких гарантий против судей которые вздумали бы расширить понятие о публичном порядке до того, чтобы не применять иностранных законов вовсе.