Ocherki_istorii_zapadnoi_politicheskoi_filosofii
.pdfческого романтизма, хотя уже 1800 г. разочаровался в идеях фран- цузской революции. В статьях 1806—08 гг., свидетельствующих о серьезном влиянии идей Новалиса и Ф. Шлегеля, он обращается к разработке проблем государства и нации. Следуя в русле харак- терного для немецкого романтизма органицизма, Геррес рассма- тривает государство как организм, во всем схожий с организмом человека. Подобно тому, как в организме человека отчетливо вы- рисовываются две тенденции — пассивная и активная, рецептив- ная и рефлексивная — так и в государстве можно констатировать комбинацию деспотизма, поддерживающего порядок, и республи- канизма. Политическое искусство состоит в поддержании устой- чивого равновесия между этими тенденциями, в сохранении есте- ственной иерархии классов, одни из которых предназначены для повиновения, другие — для управления. Так же, как и для других романтиков, образцом политического устройства для Герреса вы- ступала средневековая Европа, выражавшая единство Церкви и государства.
Романтическому видению истории и государства у Герреса со- путствовало и углубление понятия «народ», почерпнутое им из со- чинений Арнима. Геррес воспринимает идеи гейдельбергской шко- лы (Арним, Брентано и др.) о том, что популяризация и распро- странение шедевров народного творчества должны способствовать пробуждению национального самосознания немцев. Но сами эти идеи подчинены у него другой, более важной теме — теме полити- ческого возрождения Германии. В работе «О крушении Германии и условиях ее возрождения» (1810) он пишет о тяжелой полосе ис- пытаний, выпавших на долю его страны, о том, что политической раздробленности она должна противопоставить свои традиции, са- мобытную душу своего народа. Будущее Германии представляется ему еще неясным, но он понимает, что, пока Германия не добьется единства, она будет оставаться в подчиненном и униженном по- ложении. Но если она сумеет сохранить самобытность, то есть еще надежда на возрождение былого величия.
В статьях на страницах издаваемого им журнала «Рейнский Меркурий», пользовавшегося популярностью и бывшего, по мне- нию современников, «устами нации и ушами государей», Геррес открыто высказывается в пользу единства немецкой нации, кото- рому вредит разрыв между правящими и беднейшими классами. Нужно вернуться к подлинному национальному единству, вбира- ющему в себя все народные силы, основанному на кровном союзе,
251
общем историческом прошлом, общих нравах и языках, то есть со- вокупности этнических данных. Каждая нация, пишет Геррес, есть «закрытое целое, замкнутый круг; общность крови объединяет всех ее членов; и точно так же, как они говорят на одном языке, они должны иметь одно сознание и держаться как один человек — та- ково основополагающее правило». Абсолютный долг нации — сле- дить за теми, кто пытается отойти от единого ствола, чтобы сразу же вернуть их в сообщество; нация не имеет право увеличиваться за счет поглощения других народов (с этой точки зрения Геррес осуждает разделы Польши, австрийскую экспансию в Италию и т. п.). «Каждая этническая группа имеет право и обязана ревност- но оберегать историческое наименование, с которым связаны ее воспоминания о прошлом. Все легенды, передаваемые еще с колы- бели, равно как и все сбереженные строгими хрониками докумен- ты, все, что некогда вибрировало и пело в народной душе, факты и жесты, а значит привязанности и неприятие, — все зафиксировано
вэтом имени. Одновременно уважения требует оригинальность каждой группы, все, что является продуктом ее внутреннего роста и развития — сборники ее законов, обряды и обычаи...». Тем самым Геррес ставит оригинальные достижения гейдельбергской школы
вобласти изучения народной духовной культуры на службу воз- рождения Германии.
Из экзальтированного описания народной души и ее значения
вжизни общества и государства Геррес выводит три политических следствия:
—во-первых, любое произвольное вмешательство в естествен- ную эволюцию нации он считает предосудительным;
—во-вторых, он считает неприемлемой писаную конституцию и урегулирование отношений между государствами на основе ка- кого бы то ни было письменного документа; конституция должна соответствовать традициям народной жизни;
—в-третьих, народ в его представлении — священное существо, чьи потребности нуждаются в понимании и уважении; он обладает «правами», и ему должно быть позволено выражать свои чувства и чаяния в разного рода представительных органах.
Геррес утверждает, что источник власти — «договор», выступа- ющий в качестве понуждающего момента как для государя, так и для его подданных. Свобода несовместима с деспотизмом, поэто- му государь есть эманация народной воли. После того как «наро- ды допьяна испили из волшебного кубка французской свободы»,
252
а государи «позволили себе увлечься наполеоновской тиранией», нужно, чтобы «свобода одних ограничивалась бы свободой дру- гих» и правление было основано на общем согласии. Таким обра- зом, в этом вопросе Геррес занимает более либеральную позицию, нежели другие романтики.
Еще один важный момент политической концепции Герреса — его доктрина сословий, которая в политическом плане выражает естественную связь между государством и гражданским обще- ством. Но сословия эти следует понимать не в средневековом, а в современном духе. В соответствии с новыми требованиями вре- мени общество должно, по Герресу, состоять из трех классов или сословий: класс воспитывающий, класс военный и класс кормя- щий. Первый класс подразделяется на священнослужителей, от- ветственных за духовное воспитание, и представителей светского просвещения. Военный класс составлен из наследственного дво- рянства, исторической миссией которого была защита отечества, но в настоящее время дворяне должны оставить службу при дворе и вернуться в свои родовые поместья к земле. Кормящее же со- словие состоит из крестьян, ремесленников и коммерсантов. По сути, Геррес здесь с некоторыми оговорками воспроизводит тради- ционную средневековую социальную структуру. «Каждое из этих сословий должно представлять собой замкнутое целое, как того требует органическое устройство, но в то же время оно открыто для других членов общества, как то полагается любому элементу живой целостности. Сословия не должны вести изолированного существования; они похожи на различные органы человеческого тела, которые хотя и играют свою роль, но включены в неразрыв- ную систему посредством нервов и артерий, приводящих их во вза- имодействие. Так и сословия должны быть связаны друг с другом — снаружи арматурой государства, изнутри гармоничным согласием, рожденным из мощного чувства единения».
Такое же смешение либеральной и консервативной тенденций мы обнаруживаем и в концепции реорганизации Германии. Гер- рес высказывается за уважение региональной автономии, но при сохранении крепкого национального единства. Германия, по его мнению, должна стать не федерацией государств, но сильным фе- деративным государством, во главе которого должен стоять один император, который командовал бы всеми вооруженными сила- ми, представлял Германию на международной арене, следил за исполнением законов и сдерживал стремление к независимости
253
со стороны отдельных правителей, составляющих рядом с ним «совет».
Таким образом, Геррес попытался адаптировать основные по- ложения романтизма в отношении государства и нации к потреб- ностям современного ему мира. Он стремится дистанцироваться от романтизма Адама Мюллера и Фридриха Шлегеля с его увле- чением средневековой историей, чтобы создать инструмент, спо- собный служить возрождению Германии. Для него важнее всего национальные интересы, и он делает ставку в большей степени на «народ», нежели на аристократию и высшие классы, чтобы обе- спечить триумф унитарных идей. Вследствие враждебного отно- шения к французской революции он негативно относился к идеям демократии, но в равной степени был враждебен и по отношению к авторитарным формам просвещенного деспотизма. Его влекли идеалы свободы, адаптированной к традиционным формам наци- ональной жизни, идея величия нации, основанная на уважении к народным чаяниям.
Позднее, разочаровавшись в итогах Венского конгресса и недо- вольный усилением реакции в Пруссии, Геррес выступит с идеей демократизации двух высших сословий, за необходимость свобо- ды мысли и признание важности научных достижений. Однако в поздних работах — «Германия и Революция» (1819) и «Европа и Революция» (1821) — можно констатировать переход Герреса на сугубо религиозные позиции, чему способствовало также сближе- ние с Францем Баадером, католицизм которого был пронизан тео- софскими идеями Парацельса и Беме, а также мистикой Экхарта.
Гейдельбергская историческая школа оказала существенное влияние и на развитие такой важной для формирования консерва- тивной идеологии отрасли, как теория права. Под влиянием исто- рико-романтических идей создается так называемая историческая школа права, представленная именами Савиньи, Нибура, Людена. Главную свою задачу историческая школа права видела в том, что- бы доказать, что юридические институты не могут быть навязаны нации извне волей законодателя, что они должны формироваться естественным путем, органично, как и другие формы культуры в рамках национального единства. Главной фигурой исторической школы права был Фридрих Карл фон Савиньи (1779—1861), в ра-
боте «О призвании нашего времени в отношении законодательства и науки о праве» (1814) выступивший против проникновения в не- мецкое право чужеродных элементов, не связанных с традициями
254
немецкого народа. Право с его точки зрения, подобно таким про- явлениям человеческого духа, как язык и религия, является пло- дом исторического развития, и истоки его непостижимы. Право развивается вместе с народом и умирает вместе с ним, когда тот отрывается от своих глубинных истоков. И если народ собирается пересмотреть заново основы своего законодательства, то это зна- чит, что он утратил связь с предшествующими поколениями, что начался его распад.
Савиньи большое внимание уделял развитию идеи неповтори- мой индивидуальности народа; воля национального сообщества для него священна, даже если она проявляется спонтанно, неосоз- нанно. Подобно Берку и де Местру, подвергавшим яростной кри- тике «писаные» конституции, Савиньи также утверждал, что в за- дачи юриста и законодателя входит не создание новых кодексов и законов, но собирание элементов традиционной юриспруденции. Мы все, говорил Савиньи, зависим от нашего прошлого, мы можем заблуждаться относительно характера этой зависимости, но мы не можем избавиться от нее.
Итак, романтизм в Германии был одной из форм консерватив- ного протеста против идеалов Просвещения, против либеральной и революционной идеологии. Специфика этого консервативно- го движения — в его особой поэтико-литературной форме и в его связи через эзотеризм и теософию с различными религиозными группировками, чье влияние было достаточно сильным в тот пе- риод. Широко используя последние достижения исторической мысли и литературно-художественного творчества, романтизм дал этому спонтанному движению политическую доктрину, благодаря чему немецкая мысль первой трети девятнадцатого столетия на- шла свой ответ на вопросы, поставленные революционной эпохой. Таким образом, хотя в Германии и не было консервативной партии как таковой, консерваторы составляли серьезную силу, с которой либералы были вынуждены не только считаться, но даже заим- ствовать некоторые принципы, если хотели добиться эффективно- сти своей деятельности.
Мы рассмотрели национальные варианты консервативного способа политического мышления. Каждый из них имеет свои особенности, свои неповторимые черты, разрабатывает только ему присущие темы. Но вместе с тем есть и общее ядро консерва-
255
тивной мысли, основные моменты которого мы определили выше. Теперь же, подводя итог нашему анализу философских оснований этой идеологии, попытаемся выделить то принципиально новое и действительно значительное, что привнес консерватизм в полити- ческую мысль.
Это, во-первых, идея прочной социальной связи, объединяю- щей все элементы и части общества. Ведь либерализм, положив в основу своего политического проекта автономное и независи- мое «Я», поставил перед политической мыслью проблему пере- хода от множественности «Я» к общественному единству. Как возможно жить сообща? Как воспрепятствовать распаду едино- го социального целого на не связанные между собой атомы? Как установить законы, коль скоро не существует никакого высшего источника обоснования гражданского сосуществования? На эти и другие вопросы консервативная мысль отвечает возвращени- ем к классической античной философии с ее верой в нерушимый «порядок мира», основанный на «естественном и необходимом порядке вещей». Человек по природе своей есть существо обще- ственное, а значит, столь же естественны и узы, связывающие его с согражданами, — будь то узы кровнородственные (семья как основание государства), или связанные с естественным раз- делением труда, или с какими-либо историческими традициями. В любом случае приоритет отдается социальной целостности, и индивид всегда играет по отношению к ней второстепенную роль («Все единичное само по себе ограничено в своих возможностях, лишь мощь целого неизмерима», — писал Новалис в «Христиан- стве или Европе»). При этом социальная общность представляет собой не просто сумму индивидов или их свободных воль — она обладает самодостаточным характером и мистической, непости- жимой сущностью, которая у разных мыслителей предстает то Бо- гом дарованной «искрой», то «душой нации» и т. п. Однако — и в этом проявляется одно из противоречий консервативной доктри- ны — при признании значимости в политической области челове- ческой общности главная роль тем не менее отводится личности правителя, монарха. В большинстве консервативных концепций XIX в. признается, что только разумно организованная монар- хия (в некоторых случаях смягченная либеральными мерами) способна привнести в общество надлежащий порядок и противо- стоять тенденциям индивидуализации, губительным для любого общественного состояния.
256
Во-вторых, именно консерватизм вводит в политическое мыш- ление историческое измерение и историческое мироощущение. Он дает осмысление исторического опыта, в котором прошлое долж- но по-новому высветить настоящее, а настоящее, в свою очередь, по-своему толкует и порой даже деформирует прошлое. Человек впервые начинает ощущать историю как общественное время, то есть время, заключенное в рамками общественных институтов, в которых и через которые протекают все события общества. Поэто- му история не только выступает олицетворением прошлой поли- тики, но и сама активно воздействует на политику. При этом — осо- бенно благодаря стараниям романтиков — история в консерватиз- ме была историей движения и жизни. Прошлое представало как вечно живая личность, как драма, стремящаяся восстановить образ каждой эпохи и каждого народа.
В-третьих, консерватизм нес в себе принципиально иной тип рациональности, кардинально отличный от жесткой, «техниче- ской» и рассудочной рациональности века Просвещения. Разум, к которому апеллируют ранние консерваторы, — это прежде всего разум коллективный, опирающийся на опыт, исторические и на- циональные традиции и обычаи («предрассудки»), на интуицию. Консерваторы в большинстве своем не отрицают значимости и силы индивидуального разума человека; но в то же время они ставят под вопрос идею воплощения разума в истории, в соответ- ствии с которой каждое событие в мире имеет свою причину, а история мыслится как линейный процесс, исключающий всякую тайну, всякую возможность проникновения радикально ново- го. Консервативная критика исторического рационализма будет подхвачена многими мыслителями ХХ в., и Ханна Арендт скажет, что история отнюдь не является единым процессом, что вся она соткана из разрывов и «чудес»: «Самою структуру реальности со- ставляют бесконечно невероятные явления… Только благодаря присутствию в любой реальности элемента “таинственного”, со- бытия, о которых нам возвещают страх или надежда, всегда за-
стают нас врасплох» (Arendt H. La Crise de la Culture. Trad. fr. P., 1972. P. 220).
Наконец, в-четвертых, важнейшим элементом консервативной доктрины был тезис о необходимости сохранения традиции, в ка- честве которой обычно выступала историческая память народа, нации, хранящая в себе как взлеты, так и поражения, представля- ющая собой мудрость предков. Отрицание или разрушение тради-
257
ции может привести к ликвидации данной нации в качестве само- стоятельной единицы человеческой цивилизации.
Идеи социальности, традиции, историчности политического мира и его многомерности существенным образом восполняли лакуны либеральной идеологии и обеспечивали жизненность кон- сервативных и традиционалистских идей. Более того, эти идеи в современных условиях стали основой для активно разрабатывае- мого синкретического политического проекта, пытающегося объ- единить самые разные по своему духу политические течения — от либералов и социальных католиков до социалистов, т. е. всех тех, чьи усилия сосредоточены на разумном сочетании традиции и со- временности.
258
Тема десятая
Социалистическая мысль в XIX веке
Подобно либерализму и консерватизму, социалистическая иде- ология также вырастает из философии Просвещения и во многом развивает провозглашенные ей ценности, в первую очередь, цен- ность человеческого Разума, которому должны покориться не толь- ко природа, но и общество. «Вот и покончено с непроницаемыми за- весами, — восклицал Шарль Фурье, — нет более тайн природы, она капитулировала, мы держим ключ от ее книги чародейства напере- кор некоторым ангелам тьмы» (Избр. соч., т. 3, М.-Л., 1951. С. 237). Причем общество должно быть не просто подвластно силе Разума, но и радикальным образом перестроено в соответствии с разумны- ми и справедливыми требованиями и потребностями человека.
Сам термин «социализм» появляется почти одновременно в Ан- глии и во Франции в 30—40гг. XIX в., хотя в тот период еще не имеет четко очерченного значения: для Пьера Леру, которого по традиции считают автором этого термина, социализм означает доктрину, про- тивостоящую индивидуализму, для Роберта Оуэна — ассоциируется главным образом с системой кооперативных объединений.
Изучение социализма сталкивается с целым рядом трудностей объективного и субъективного характера. К числу первых следует отнести прежде всего крайнюю разнородность ранних социалисти- ческих теорий, обусловленную не столько национальными особен- ностями идеологии, сколько внутренними, доктринальными харак- теристиками. Социализм Бабефа в гораздо большей степени отли- чен от социализма Сен-Симона или Прудона, чем, скажем, консер- ватизм Берка — от консерватизма Адама Мюллера или де Местра. История социализма даже на самых ранних этапах его развития исполнена разрывов, антагонизмов, непреодолимых разногласий. Можно ли в таком случае говорить о внутреннем единстве этой иде- ологии, некоей общей черте, присущей всем этим идейным течени- ям, находящимся в состоянии непрерывной борьбы друг с другом?
К числу трудностей субъективного характера принадлежит долгая сложившаяся в отечественном обществоведении традиция разделения социализма на «научный» и «донаучный». Причем по- следний — домарксистский — социализм рассматривался лишь
259
как «предтеча», провозвестник, как подготовительный этап теории К. Маркса, он был объявлен утопическим и ненаучным, а потому заранее лишен всякого самостоятельного теоретического значения. В последние же годы в силу известных причин интерес к изучению теоретического наследия социализма был значительно снижен, и в наших политологических исследованиях продолжают воспроизво- диться старые клише и разделения, изменились лишь ценностные ориентиры и акценты: само понятие социализма стало ассоции- роваться с тоталитарным прошлым нашей страны и обрело чисто негативную окраску. Между тем нельзя не считаться с тем фактом, что социалистические доктрины составляют часть мирового поли- тико-философского наследия, оказавшего значительное влияние на мировые судьбы. И уже хотя бы в силу этого они требуют к себе особого внимания.
Несмотря на свою действительную разнородность и разноплано- вость социалистические теории XIX в. образуют единое теоретиче- ское поле, для которого характерны следующие черты:
—особое понимание общества и человека в этом обществе: фор- мирование и развитие человеческой природы обусловлено обще- ственными отношениями; таким образом, ключ к «исправлению» человеческой природы и человеческому счастью — в исправлении и изменении общественных отношений;
—социалистический антииндивидуализм, в отличие от анало- гичного принципа в консерватизме, всецело обращен в будущее. Единое гармоничное общество, в котором интересы личности и общественные интересы будут тождественны, только еще предстоит построить; и решение этой задачи полностью зависит от человече- ской воли и разума;
—особый интерес к социальному вопросу, в первую очередь к нуждам и потребностям обездоленных масс. Неслучайно социализм считалсяименноидеологиейподнимающегосямассовогонародного движения.
В рамках этого единого концептуального поля мы можем наблю- дать необычайное разнообразие путей и методов решения задач, что затрудняет классификацию социалистических доктрин исходя из какого-либо единого принципа (каковым может быть, например, от- ношение к государству, собственности и т. п.). Поэтому мы, отходя от страноведческого подхода, соблюдаемого в предыдущих главах, чисто условно и произвольно выделим следующие группы социали- стических доктрин:
260