14. Воля.

Раньше термин «воля» использовался в значении посредника между действиями людей и в конечном счёте достижение целей. Т.е. воля – это стремление к действию и получению конечного результата.

Шпенглер: воля – это совет, план. Он подменял её этими понятиями.

По Аристотелю: воля состоит из стремления, а стремление – из трёх видов: желание, порыв и хотение.

Воля – это политическое понятие и этическое.

Разделяют «волить» и «поволить», внутреннюю и внешнюю волю. Т.е. мы знаем что-то про себя и можем узнать, что вокруг.

Растроение воли из-за усложнения языка:

Поволение – он велит кому-то (проактивная воля)

Воление – ему волится (медиальная воля)

Веление – кто-то велит ему (пассивная)

Всякая воля – повелительное наклонение, обращение к себе или другому, без этого её просто нет. Получается, что воля обусловлена общением.

Лосев: воля зависит от мышления, от соц. развития (от стихийно, природно-обусловленных родов к вождествам). Появляется медиальная воля.

Гомер – две воли (личная и горняя). Горняя воля – это выбор. Т.е. изначально воля зависит от племён и богов (их союз). НО

В результате полисного развития гражданин становится значительно более автономным и самовольным в своём выборе; воля всё больше индивидуализируется, начинает интерпретироваться как преимущественно человеческая или, во всяком случае, антропоморфная. Воля оказывается прямо связана с природой рационального выбора, от себя самого.

Августин Блаженный – воля содержательна, осмысленна, рациональна. Воля подчиняется богу.

Основу воли-характера Рима составляет жажда славы.

В Зап.Европе воля – по судьбе «Веление судьбы». В эпоху Возрождения человек зависит от полиса.

Затем воля перестаёт быть зависимой от случая, она зависит от разума.

Т.е. воля становится не личным качеством человека, а объектом массы. Т.е. воля становится общественной, массовой, классовой мировой. Появляется воля народа.

На Руси воля – от Велеса (осущ. желания). Т.е. воля связана с желанием, богатством. (обилие и щедрость).

Далее воля от судьбы, случая.

Затем воля человека над человеком, т.е. «воля другого». Воля Божия.

Воля = Благо.

Деспотичная воля (самовластие), из-за усиления гнёта воля людей зависит от правительства, а их власть переходит в неограниченное самовластие.

Затем (Ленин) – появляется воля масс, воля народа, но это перешло в волю партии, вождя, т.е. они осуществляли волю народа.

Воля – источник действия; четко персонально привязана к субъекту.

Воля как объяснение причинности. Мы ищем тех, кто эту волю имеет.

Вопрос 15. Нация-государство: эволюция понятия в социально-политическом дискурсе.

Возникновение современной государственности связано не только с такими приметами, как утверждение суверенитета и очерченной четкими границами государственной территории, но с возникновением новой эволюционной формы существования человечества — наций.

Само латинское слово natio образовано от глагола (g)nascor (gigno), который восходит к корню *gen. Первоначально natio означало рождение и происхождение как реализацию активно-пассивного акта порождения родителями и возникновения нового поколения. Семантически оно вполне соответствует русскому слову порождение.

(насколько я помню, “gen” его не сильно интересовал, так что можно пропустить, я думаю)

В классической латыни у слова natio развились значения «племя и народностью, «сословие и разряд», «порода и сорт», «тип и группировка», например, natio Epicureorum — школа эпикурейцев. В поздней и средневековой латыни это слово во множественном числе — nationes, наравне с однокоренным gentes (от gens — род) служило для обозначения языков, т.е. язычников.

Слово gens имело и более широкий смысл: gens humana (род человеческий и т.п). С этим словопонятием natio содержательно соотносилось как его вид, разновидность. Отсюда в средневековой латыни склонность именовать нациями составные части населения католического мира (Священная Римская империя германской нации, т.е. всеобщая мировая империя в ее специфически германоязычном ареале)

Почему для концептуализации нации предпочтение было отдано слову natio? Дело в том, что для концептуализации безусловно фундаментального представления о новых исторических общностях нужны были поистине глубинные основания. А что может быть первобытное, первоначальное, чем простейшая, но вместе с тем буквально исходная идея порождения. Для консолидации и самоосознания этносов важно их буквальное, биологически наглядное родство. Что же касается образования новоевропейских наций, то оно связано в большей степени с общим языком, культурой, а нередко и верой.

Концепт нации используется в обобщенном смысле и представляет натуральное единство всех аспектов или аналитических проекций существования людей, которые взаимодействуют благодаря демопопуляционным и языковым общностям, политикае, экономике и культуре. Нация оказывается чем-то большим, чем общность-общение.

В своем политическом проявлении современная нация представляет собой сложную политию, которая является единством статуса-состояния (нации-государства) и гражданского общества. Она образуется благодаря взаимодополняющему политическому (институциональному) сочетанию этнокультурных и территориальных оснований.

В основе новоевропейского понятия нации лежит, таким образом, вторичное семантическое развитие ставшего доминантным смысла политического и культурного возникновения и наследования, тогда как первоначальный смысл, связанный с натуралистическим порождением, стал рецессивным.

На русской почве произошла актуализация средневеково-имперского смысла, связанного с внутрицивилизационной этнической обособленностью (империя из-за отсутствия земной столицы оказывалась как бы препорученной нациям, а каждая нация была немыслима вне мистического тела священной империи).

Обретению устойчивой конфигурации наций-государств прежде всего помогли территориальное размежевание обладателей монополии на принудительное насилие и геополитическое самоопределение этого размежевания.

Внутреннюю жесткость государство-состояние обретает благодаря последовательному использованию сословно-корпоративного скелета. Принципиальная роль корпораций и сословий проявилась при выработке структуры современного государства в переходной форме т.н. сословного государства — дословно статуса статусов (Staendestaat). Однако окончательное сложение новоевропейские политии получают благодаря выработке начал конституционности и обобщению структурных основ правового порядка в виде конституций.

Принципы конституционности предполагают, что система останется сама собой. Э. Берк воспринимал конституцию как своего рода структурную доминанту живого политического дискурса, соединяющего поколения предприятия.

От идеи конституционности только один шаг к концепту правового государства, предполагающему не только действительность политической конституции-строя, но и ее закрепление в виде юридической конституции-устава. Но стремление утвердить образцовое правовое государство порождает парадокс: оно считается подчиненным закону, но в то же время в этом земном мире не мыслится более высокого авторитета, чем само правовое государство, которое как раз этот закон творит и утверждает.

Парадокс правового государства можно решить, если добавить третий член оппозиции — гражданское общество. Государство принимает стандарты прав человека, политических свобод и других конституционных принципов, которые выработаны гражданским обществом и укоренены в нем. То же самое, в свою очередь, предполагает верховенство закона, который утверждает и блюдет государство.

Происходит изменение соотношений между разными типами конфликтов: от антагонизмов, моделью которых является игра с отрицательной суммой (все проигрывают, только «победители» — несколько меньше), к функциональным конфликтам-компромиссам. Их участники жестко связаны друг с другом, и сколько получает один — отдает другой (игра с нулевой суммой).

Эта новая конфигурация политической конфликтности позволяет государству и гражданскому обществу не только мирно сосуществовать, но извлекать пользу из своего конфликта-сотрудничества.

Гос-во и гражданское общество сосуществуют друг с другом особенным образом. Это сосуществование — не равных, но различных (органическая солидарность). Отсюда вытекает возможность практически бесконечной череды компромиссов. Так возникает конфликт-сотрудничество.

С помощью представительства государство и гражданское общество не просто осуществляют информационное взаимодействие, но создают инфраструктуру институционных связей, которые одновременно разъединяют государство и гражданское общество и предохраняют их от искушения тоталитаризации.

Как уже отмечалось, структуры современных наций-государств позволяют создавать и поддерживать нежесткие, но однородные режимы с помощью рациональных границ-мембран, объединяющих нации-государства в интернациональные системы. Другая возможность связана с соединением жесткой рамки территориального государства (закрытости) с подвижной безграничностью и открытостью (прежде всего внутриполитическая.) гражданского общества.

Другим способом подкрепления двойственного — открыто-закрытого — характера современных политий является соединение автономистски изолирующий национальной политики с экспансионистской имперской политикой. В своей ранней и грубой форме такое соединение выразилось в создании колониальных империй.

Особенность колониальных империй в том, что у них нет цивилизующего Мирового Града, он замещен нацией-государством, концептуализуемым как метрополия. Нация-государство, создающее или создавшее вокруг себя имперский ореол, претендует на признание в качестве великой державы.

Интеграция рецессивных имперских и доминантных национальных начал отразилась в комплексном концепте сферы интересов. Бисмарк 6 февраля 1888 г. заявил: «Каждая великая держава, которая оказывает давление и влияние на политику других стран за пределами своей сферы интересов и пытается определять порядок вещей склоняется к политике мощи, а не к политике интересов, действует ради престижа.»

В предложенной Бисмарком четырехчленной конструкции

политика мощи	политика интересов
? ? ?	сфера интересов

не названа одна из составляющих. Ее, по аналогии, можно было бы назвать сферой мощи, державности или, точнее, притязаний. За этим названием угадывается пространство имперской экспансии.

Компромиссность политики интересов предполагает, что дополнением к четырехчленной схеме Бисмарка служит еще пара — национальной политики и национальной сферы, ограниченной в основном территорией нации-государства.

Концепт политики интересов оказывается эквивалентным другому комплексному концепту - реальная политика. Ее обосновывал Людвиг Август фон Рохау: «Реальная политика движется не в туманности будущего, а в горизонте настоящего. Она находит свое назначение не в осуществлении идеалов, но в достижении конкретных целей».

В 1906 г. фон Ладендорф политике интересов в расширенном смысле противопоставляет собственно имперскую политику, которую рассматривает с двух сторон: сентиментальная политика и политика мощи. Фон Ладендорф настаивает на ограничительной трактовке интересов: «При непредусмотрительном и непозволительном развитии политики интересов ...великая держава пытается оказывать давление и воздействовать на политику стран, находящихся вне ее сферы интересов. Выход за пределы сферы интересов ведет к трансформации политики либо в прекраснодушную политику чувства, либо в циничную политику силы.

Эпоха дает образцы эвфемистического вытеснения концепта имперской судьбы выражениями типа «бремя белого человека». В наиболее резких случаях (фашизм, нацизм, «реальный социализм») имперская концептуализация полностью подчиняет и поглощает концептуализацию национально-государственную.

Таким образом, рецессивный имперский ореол функционально оправдан как средство открывания территориального нации-государства, которое иначе могло бы задохнуться в своем изоляционизме и автаркии.