Наконец, третий участник речевой ситуации — это тот, к ному обраща­ ется в данный момент говорящий, кому он хочет доставить удовольствие своим высказыванием, и в то же время это лицо, по мнению Фрейда, ис­ полняет роль судьи: «Получается такое впечатление, что при шутке второ­ му лицу поручается решить, выполнила ли работа остроумия свою задачу, как будто "Я" не уверено в своем суждении по этому поводу» (с. 166; русск. пер., с. 314). Это лицо оценивает речь, принимает или отвергает ее, явля­ ясь носителем норм.

Итак, лозунг всякого исследования, посвященного высказыванию, зву­ чит так: «Ищите третьего!».

Эффекты высказывания

В одном из своих писем мадам де Розмон пишет мадам де Турвель: «Когда эта несчастная любовь, слишком завладев вами, заставит вас говорить о ней, вам лучше поговорить со мной, чем с HÜM» (Лакло, «Опасные связи», 1,103). Следовательно, одно и то же высказывание производит различный эффект в зависимости оттого, какой адресат (слушающий) его воспринимает. 0 том же говорит и Фрейд: «в обществе преданных друзей моего противника са­ мая остроумная брань, которую я могу произнести в его адрес, является не остроумием, а бранью и вызывает у слушателей гнев, а не удовольствие» (с. 166; русск. пер., с. 315). Таким образом, остроум ность высказывания в действительности целиком зависит от настроения адресата. Подобным же образом и врач-психоаналитик, выслушивая речь своего пациента, может трансформировать ее содержание, если, исходя из своих внутренних огра­ ничений, он начнет производить отбор из услышанного.

Позиция говорящего также может изменить значимость высказывания. И здесь можно позаимствовать примеры из Лакло. Вальмон пишет мадам де Турвель «из постели и почти что из объятий женщины», и его письмо «даже прерывается полной неверностью». Знание обстоятельств написания пись­ ма придает совсем иной смысл таким фразам, как «никогда я не писал вам с таким удовольствием», «и я уже предвижу, что не удастся дописать письмо до конца, так как мне придется прервать это занятие» (I, с. 47—48). Фрейд приводит пример наивного дискурса, который теряет свою остроумность, если говорящий не искренен и не наивен: «она [шутка] могла бы быть рас­ сказана и в качестве настоящей остроты, в этом случае она вызвала бы у нас полунепринужденную улыбку. Как пример наивности она кажется нам от­ личной и заставляет нас громко смеяться» (там же, с. 212—213; русск. пер.,

377

с. 352). И далее: «Все характерные черты наивного определяются только восприятием слушающего...» (тамже, с. 215; русск. пер., с 354).

Необходимо сделать два замечания. Во-первых, в противоположность примерам, рассмотренным в предыдущем разделе, мы в данном случае име­ ем дело не с ролями, а с актерами, с реальными лицами, которые продуци­ руют и воспринимают дискурс. Теперь речь идет не о вписанной в высказы­ вание роли, а о реальном и актуальном поведении (в широком смысле сло­ ва) собеседников. Во-вторых, вытекающее из этого различие относится, собственно говоря, не к смыслу высказывания, а к тому эффекту, который оно производит на слушающего. В двух приведенных примерах изменяется последующее поведение слушающего: он смеется или не смеется. Следова­ тельно, необходимо тщательно отличать эффект от смысла.

В более общем плане между говорящим и слушающим наблюдаются многочисленные аналогии. По поводу остроумия Фрейд отмечает: «Необ­ ходимо, чтобы оно [третье лицо], в силу привычки, обладало способнос­ тью восстанавливать в себе те же внутренние задержки, которые были пре­ одолены работой остроумия у первого лица» (там же, с. 173; русск. пер., с. 321; но мы убедились, что это не единственно возможный случай; наи­ вный же дискурс предполагает существование различий между двумя со­ беседниками). В ситуации лечения психоанализом врач должен выпол­ нять работу, аналогичную работе пациента. «Аналогично тому как паци­ ент должен рассказывать обо всем, что происходит в его душе, отбрасывая любые возражения логического и аффективного характера, которые мог­ ли бы заставить его производить отбор, так и врач должен уметь истолко­ вать все, что он слышит, чтобы вскрыть в нем то, что бессознательное скры­ вает, причем врач не должен заменять отбор, от которого отказался паци­ ент, собственной критикой» (la Technique psychanalytique, с. 66). Произнесение высказывания, как и его восприятие, предполагает некий выбор (и заключается в этом выборе).

Перенос как процесс высказывания, процесс высказывания как перенос

Внимание психоаналитиков более всего привлекала такая дискурсивная ситуация, как ситуация лечения с помощью психоанализа. В этой ситуации было обнаружено явление, которое показалось особенно важным; Фрейд назвал его переносом (трансфером); правда, этот термин иногда соотносит­ ся с нелечебными ситуациями. Грубо говоря, перенос означает вторжение психоаналитика в дискурс пациента. Эта ситуация особенно интересна для

378

нас, поскольку представляет собой вторжение процесса высказывания в готовое высказывание, расщепление ты (адресат^ на он (предмет выска­ зывания) и ты (адресат2).

Рассмотрим подробнее составные элементы этой речевой ситуации. Вот как определяет ее Фрейд в книге «Пять примеров психоанализа»: «Перено­ сы... — это новые отпечатки или копии тех импульсов влечений и фантазмов, которые пробуждаются и осознаются при развертывании психоанали­ за; для них характерна подстановка личности врача вместо ранее знакомо­ го лица» (цит. по французскому переводу в кн.: Laplanche J. & Pontalis J. В. Vocabulaire de la psychanalyse, далее сокращенно L & Ρ; с. 494)1. Отсюда следует, что необходимо учитывать три элемента: А) «Влечения» и «фантазмы», которые не «пробуждаются» и не «осознаются». Б) Личность врача, то есть адресата как элемента процесса высказывания. В) Высказывание — результат больного, в которое вводится этот элемент процесса высказыва­ ния. Перенос состоит в том, что Б повторяет (и представляет) А в В.

Рассмотрим каждый из этих трех элементов в соответствии с характери­ стикой Фрейда. Элемент А относится к «неосознанным желаниям» и к «дет­ ским прототипам» (L & Р, с. 492). «... Отношение субъекта к образам роди­ телей заново переживается при трансфере» (там же, с. 494)2. «...Трансфер оживляет самое суть детского конфликта» (там же, с. 4963; ср. Freud, Essais de psychanalyse, с. 19: воспроизведение при переносе «всегда имеет своим содержанием фрагмент половой жизни в детстве, следовательно эдипова комплекса и его ответвлений»).

Элемент Б (иногда термин перенос обозначает только этот элемент) со­ относится с личностью врача; если в высказывание вторгаются другие эле­ менты наличной ситуации, то они представляют собой не что иное, как ме­ тонимические обозначения адресата: «Все, что касается актуальной ситуа­ ции, соотносится с переносом на личность врача» (La Technique, с. 98). Это введение элемента процесса высказывания в высказывание-результат пред­ ставляет собой двуликое, если не сказать противоречивое, явление: оно одновременно является повторением чего-то старого и включением насто­ ящего момента. «Фрейд понял, что механизм переноса, трансфера [болез­ ненных эффектов] на личность врача включается как раз в тот момент, ког­ да особенно важные вытесненные содержания начинают всплывать в со­ знании. В этом смысле трансфер выступает... как свидетельство близости

1Цит. с некоторыми изменениями по переводу H. С Автономовой в ук. кн., с. 534. —

Прим. перев.

2Цит. по ук. пер., с. 535. — Прим. перев.

г Там же, с. 537. — Прим. перев.

379

бессознательного конфликта» (L & Ρ, с. 495 \· выделено мною. — Ц. Т.). Говоря о «повторении», следует уточнить вслед за Лапланшем и Понталисом, что «проявление переноса — это не буквальные повторения, а симво­ лические эквиваленты того, что подвергается переносу» (с. 497)г . Нельзя не отметить также, что именно настоящее сигнализирует о прошлом, а уни­ кальное представляет вечное. Назовем этот тип дискурса межличностным по причине активного участия в нем двух собеседников. Сам Фрейд предпо­ читал говорить в этом случае о речи-действии: он ставил знак равенства между «повторением» и «претворением в действие».

Межличностному дискурсу противостоит третий элемент В, иными сло­ вами, «обыкновенное» высказывание, в котором не содержится элементов процесса высказывания (в действительности элементы процесса высказы­ вания пронизывают любой дискурс, поэтому речь может идти лишь о степе­ ни различия, которая представляет собой отнюдь не малую величину). Если ранее Фрейд использовал термин «повторение», то теперь он говорит о вос­ поминании, припоминании, стало быть, речь идет о безличном дискурсе. С одной стороны, речь-рассказ, с другой — речь-действие. «Этот фрагмент аффективной жизни, который больной не может более восстановить в па­ мяти, он снова переживает при общении с врачом»; (Cinq Leçons sur la psychanalyse, с. 61; выделено мною. — Ц. Т.). Фрейд часто настаивает на этом противопоставлении, сводя его к противопоставлению между повто­ рением и действием. Так, по поводу элемента Б он пишет: «В этом случае пациент не может вспомнить ничего из того, что он забыл и подавил, и толь­ ко преобразует это в действия. Забытый факт всплывает вновь не в виде воспоминания, а в виде действия» (la Technique, с. 108). «Чем больше со­ противление, тем в большей мере претворение в действие (повторение) заступает место воспоминания» (там же, с. 109). Пациент «так сказать, дей­ ствует на наших глазах, вместо того чтобы информировать нас» (Abrégé de psychanalyse, с. 44). Информативная речь постоянно противопоставляется действенной речи.

Следовательно, межличностный и безличный дискурс образуют проти­ вопоставление, которое могло бы лечь в основу типологии высказываний (очевидно, это противопоставление можно сопоставить с оппозицией дис­ курса и истории у Бенвениста). Попытаемся на основе приводимых Фрей­ дом примеров определить свойства каждого элемента противопоставления. «Пациент не говорит, что он помнит о своей непочтительности и непослу­ шании по отношению к родителям, но он ведет себя подобным образом по

^Там же, с. 535. — Прим. перев.

2 Там же, с. 537. Цит. с изменениями. — Прим. перев.

380

отношению к аналитику. Он не вспоминает о том, как в своих детских иссле­ дованиях сексуального порядка испытывал отчаяние и растерянность и от­ сутствие поддержки, но у него появляется некоторое количество неясных мыслей и мечтаний, он жалуется, что ничто ему не удается, и обвиняет судь­ бу в том, что никогда не может довеаи свои дела до счастливого конца. Он более не вспоминает о том, как испытал сильное чувство стыда за некото­ рые сексуальные действия и как боялся, что они будут обнаружены, но он дает знать, что ему стыдно за то, как с ним обошлись, и старается держать этот факт в абсолютной тайне» (la Technique, с. 108—109).

В этом отрывке охарактеризованы два типа вербального поведения: одно из них (которое на самом деле не имеет места) представляет собой рассказ о детских переживаниях; другое, реально осуществленное, состоит из ряда высказываний, адресованных психоаналитику. Отметим следующее:

а) в обоих случаях мы имеем дело с речевым поведением, с высказы­ ваниями;

б) первый тип дискурса сосредоточен на прошлом, второй — на на­ стоящем;

в) неудивительно, что в первом типе дискурса нет ссылок на актуальную ситуацию высказывания. Л, возникающее в этом дискурсе, не равно тому я, которое говорит сейчас (хотя речь идет об «одном и том же» человеке, то есть об одном и том же имени собственном); это я с ослабленной индексальной значимостью. Напротив, второй тип дискурса отсылает к протаго­ нистам процесса высказывания, к слушающему и говорящему;

г) первый тип дискурса всегда соответствует одному и тому же дей­ ствию — вспомнить, рассказать, а второй тип может иметь разные функ­ ции: дерзость, непослушание, растерянность, депрессия, чувство горечи, стыд, страх. По-видимому, этот список можно продолжать бесконечно; сам Фрейд сводит два типа к отсутствию или наличию действия.

А вот еще один пример межличностного дискурса: «Признание зап­ ретного желания становится особенно затруднительным, когда оно долж­ но быть сделано тому самомулицу, которое является предметом желания»

(там же, с. 56).

Все эти различия можно подытожить следующим образом: в безличном дискурсе проявляется стремление четко отделить высказывание-результат от процесса его производства, в межличностном дискурсе проявляется тен­ денция их смешивать.

Мы считаем это различие принципиальным и не можем присоединиться к мнению Лапланша и Понталиса, которые формулируют ряд оговорок по этому поводу: «... Непонятно, почему психоаналитик должен быть менее

381

вовлечен в ситуацию, когда пациент повествует ему о событии из своей про­ шлой жизни, рассказывает ему сон, нежели когда пациент совершает какието поступки, непосредственно на него [психоаналитика] направленные. — Высказывания пациента, подобно его поступкам, — это способ выражения отношения к другому человеку, и их цель может заключаться в том, чтобы понравиться психоаналитику или же отстраниться от него и пр.; поступки пациента, как и его высказывания, — это способ передачи сообщений» (с. 498)1. Мы смогли убедиться, что и то и другое есть речь (лучше не пользо­ ваться выражением «способ передачи сообщения»), но и то и другое есть действие, однако структурное (внутреннее) противопоставление Фрейда нельзя отбрасывать во имя функционального (внешнего, телеологического) критерия («иметь целью»).

Задача психоаналитика — обнаруживать феномен переноса как тако­ вого («догадываться о нем каждый раз» и «доносить его смысл до больно­ го», Cinq psychanalyses, с. 88); он должен заставить пациента осознать вто­ ричный характер переноса. Это чрезвычайно трудная задача, поскольку в данном случае мы сталкиваемся с мощнейшей иллюзией аутентичного и изначального. Как говорил сам Фрейд по поводу этой задачи, «в реальной жизни нет ничего подобного» (la Technique, с. 124).

В свете вышесказанного ход психоаналитического лечения сводится к следующей схеме: безличный дискурс - » межличностный дискурс -> без­ личный дискурс2; тем самым он воспроизводит базовую схему всякого пове­ ствования (если только не является его прототипом): равновесие! -> нару­ шение равновесия - > равновесие2. Появление переноса (межличностного дискурса) означает нарушение равновесия, появление в высказывании-ре­ зультате того, что является причиной переноса, ведет к установлению нового равновесия. Таким образом, психоаналитическое лечение представляет со­ бой своего рода введение, а затем элиминацию того, что Бенвенист назвал «субъективностью в языке» — тенденцией смешивать в дискурсе высказыва­ ние как результат и как процесс, введением в речь индивидуального и частно­ го. Ср. у Лакана: «Для субъекта прогресс может заключаться лишь в интегра­ ции, которой он достигает, занимая определенную позицию в универсальном» (с. 226). Безличный дискурс есть норма и душевное здоровье. К счастью, про­ цесс высказывания всегда остается незавершенным (имеется в виду безлич­ ное высказывание), и «прогресс» никогда не бывает полным. Говорение ни­ когда не в состоянии полностью вытеснить действование, даже если говорить в определенной мере означает действовать.

1 Там же, с. 538. — Прим. перев.

382

Но вернемся к переносу. По мнению Фрейда, его своеобразие заключа­ ется в том, что наличная ситуация калькируется с ситуации в прошлом: «Это всего лишь определенное число реплик и клише некоторых ситуаций в про­ шлом, а также детских реакций» (la Technique, с. 126). «Эти чувства [боль­ ного] вовсе не следствие наличной ситуации и не имеют отношения к лич­ ности врача, они всего лишь воспроизводят ситуацию, в которой больной находился когда-то в прошлом» (Introduction à la psychanalyse, с. 42). Од­ нако это своеобразие вполне может оказаться особенностью любой ситуа­ ции речевого общения и потому не представлять собой отличительный при­ знак переноса. Фрейд прекрасно осознавал эту опасность, говоря о «любви по переносу»: «В этом, собственно, суть всякой любви; нет такой любви, прототип которой невозможно обнаружить в детстве» (la Technique, с. 126— 127). Таким образом, вопреки некоторым своим утверждениям (перенос «отклоняется... оттого, что можно считать нормальным, рациональным», там же, с. 52), Фрейд в конце концов признал в переносе типичную черту ситуа­ ции речевого общения: «"Перенос" спонтанно осуществляется в любых от­ ношениях между людьми, а не только в отношениях между больным и вра­ чом» (Cinq leçons, с. 62); «Перенос... господствует во всех связях данной личности с ее человеческим окружением» (Ma vie et la psychanalyse, с. 53). Вполне возможно, что ситуация переноса — это «новое издание», «перепе­ чатка без изменений» или «пересмотренное и исправленное издание», но нам не суждено подержать в руках первое издание.

383