Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

ствования, слова дружески настроенной по отношению к ней старшей приятельницы указывают на внутреннюю направлен­ ность ее ощущения.

«Я была вполне готова весьма поверхностно принимать все да­ руемое мне жизнью как вполне естественное... Мы впервые танце­ вали в большом обществе, и я рассказала фрау Гервинус, как мно­ го меня приглашали, как любезны были со мной едва знакомые мне люди и как меня сердило, что Эмилия X., которая гораздо умнее меня и так добра, сидела в углу. Пусть, дитя мое, это послу­ жит тебе предостережением и напомнит о скромности и смирении. Ты так жива, так охотно болтаешь, у тебя приветливое лицо, по­ этому люди столь предупредительны к тебе и думают, что в тебе таится Бог весть что, не зная есть ли для этого основание. Пусть это послужит тебе импульсом действительно совершить что-либо достойное, доказать, что ты заслуживаешь такого отношения к тебе». В старости Елена добавила к этому следующие, написанные для ее детей строки: «Я еще сегодня ощущаю внутренний стыд, когда едва знающие меня люди ждут от меня чего-либо».

Господствующая в доме матери религиозность была свободна и совершенно недогматична, как и вообще протестантизм юга в то время в отличие от связанной традицией «правоверности» Се­ верной Германии. И именно это освобождение христианства от необходимости верить в божественную природу Христа, в Его ис­ купающее грехи людей страдание и в апостольское служение пред­ ставлялось в этом кругу спасением, единственным средством пред­ отвратить отпадение века сего от Его «сущности» и уничтожение общинного сознания. Эта «либеральная» христианская религиоз­ ность, стремившаяся преодолеть credo quia absurdum1, чтобы при­ вести веру в соответствие с разумом, была тогда преисполнена вы­ сокого боевого пафоса.

Одним из сторонников этого направления был в Гейдельберге пастор Циттель; его мягкая, ясная набожность стремилась не к нетерпимому в своих требованиях, а к любящему Богу-Отцу, и он не мучился размышлением о непознаваемом. Когда его просили высказать свое мнение о бессмертии, он весело отвечал: «Дети, я жду неожиданности». Елена прошла у него конфирмацию и всю жизнь была благодарна за то, что наряду с тихой глубиной матери его чистый образ навек ввел в ее душу ценность религиозности. Между тем борьба рассудка, от которой ее сначала освободило свободное от догматизма учение Циттеля, разразилась вследствие влияния с другой стороны. Наверху в доме жил Гервинус, друг Фалленштейна, а после его смерти друг и учитель его дочерей, которого они чрезвычайно почитали. Его супруга также относи­ лась к тем личностям, которых сестры считали высшими суще-

24

ствами. Бездетная пара особенно сблизилась с Еленой. «Тетя» за­ нималась музыкальным образованием девушек, «дядя» ввел их в понимание античности. Он читал с ними Гомера, и этот поэт стал для них постоянным спутником жизни. «Наши занятия Гомером вновь вспомнились мне, вспомнилось, как мы в сущности года­ ми жили в этих идеях и созерцаниях и видели наши идеалы оли­ цетворенными в образах Афины, Аполлона, и мне вновь стало ясно, как прекрасны были эти времена и что эти знания были луч­ шее, данное нам Гервинусом; даже теперь у меня возникает осо­ бое чувство, когда я прочитываю отрывок из Гомера». Когда Еле­ на уже в достаточно преклонном возрасте впервые попала в Рим, она все еще понимала руины античности благодаря этим урокам.

Впрочем, в период ее развития это расширение ее духовного восприятия было дано ей дорогой ценой. Ее душа была слишком глубока, чтобы она могла не чувствовать различие между христи­ анской и античной жизненной настроенностью, и она ощущала склонность почитаемого учителя к тому миру посюсторонней кра­ соты и всего земного как «искушение» к отречению от самой себя. Уверенность детской веры была уничтожена и ей пришлось пере­ нести тяжелую борьбу, чтобы вновь почувствовать себя защищен­ ной в руке Божьей. В 17 лет она писала:

«Вспоминаю, что раньше я вела длинные разговоры с Богом. Я спрашивала Его обо всем и Он отвечал мне. Я до сих пор отчетли­ во слышу внутренний голос, отвечавший мне. Это давало мне внутреннее спокойствие, которое я теперь утратила. Правда, эта детская вера, которая принимает все, не отдавая себе в этом отче­ та, не может сохраняться, да и не должна. Ведь в сущности каж­ дый создает себе свою собственную религию. Однако меня лиши­ ли всего уроки дяди, который хотел все объяснить рассудком и настойчиво указывал мне на то, чтобы я создала свою религию с помощью рассудка. Но с помощью рассудка нельзя найти веру. В то время я не замечала, что я при этом теряю, и я жила привыч­ ной жизнью изо дня в день, хотя отношения с Гервинусом часто заставляли меня испытывать тяжелые угрызения совести».

Это стремление понять суть спорящих в собственной душе бо­ гов имело, однако еще не столь большое значение по сравнению с другой опасностью и бурей, которые Гервинус привнес в ее еще столь хрупкую душу и которые были ей тем страшнее, что голос Божий молчал. В 16 лет она была еще нетронутым, совершенно нераспустившимся бутоном, когда однажды почитаемый ею, лю­ бимый, как отец, учитель, к которому она многие годы испыты­ вала полное доверие, внезапно потерял власть над собой. Этот стареющий человек излил вдруг на ничего не подозревающую де­ вушку необузданное пламя страсти, справиться с которой он не

25

мог. Ужас, отвращение, сострадание и давнее благодарное почте­ ние к другу и учителю боролись в ней, а так как она была нервной и хрупкой, едва не привели к краю бездны. Елена никогда не за­ бывала об этом. С той поры чувственная страсть воспринималась ею как обремененная виной и недостойная человека. Еще в ста­ рости воспоминание об этом вызывало выражение ужаса на ее лице. Это событие усложнялось еще тем, что Елена воспринима­ ла страсть к ней Гервинуса как тяжкую несправедливость по от­ ношению к его почитаемой и любимой ею спутнице жизни и вы­ нуждена была держаться в стороне, скрывая от нее причину этого. Тайна хранилась настолько, что фрау Гервинус не понимала при­ чины изменившегося поведения девушки и долгое время считала ее неблагодарной. Потерявший же ощущение реальности человек, полагал, что и впредь может ждать от Елены полного доверия, надеялся даже на господство над ее душой и ее судьбой. Он ожи­ дал, что она после короткой размолвки вернется к нему с прежней непосредственностью. Он распоряжался даже ее судьбой, предназ­ начив ей в качестве мужа своего ученика. Но все случилось поиному. Елена уехала в Берлин к своей рано вышедшей замуж за историка Германа Баумгартена сестре Иде, которая много значи­ ла для нее. В Берлине она познакомилась с другом и единомыш­ ленником Баумгартена в политических вопросах, доктором обо­ их прав Максом Вебером. Этот 24-летний молодой человек был умен, многообещающ по своим возможностям и очень привлека­ телен своими свойствами —лучезарной любезностью, жизнерадо­ стностью, чистотой и излучаемым теплом. Молодые люди быст­ ро нашли друг друга. Елене было только 16 с половиной. Несмотря на сомнения, высказываемые со всех сторон из-за мо­ лодости обоих, они заключили через несколько недель знакомства союз на всю жизнь. Елена вернулась домой как тайная невеста. Это событие было подлинным божественным предначертанием. Молодой человек понимал ценность найденного им сокровища и дарил прекрасной девушке с благородной душой чистую любовь своей молодости, на которую она отвечала все усиливающейся нежностью. Ее избранник не только принес ей солнце любви, в котором она чудесно расцвела, но и освобождение от мучительной ситуации, с которой она не могла справиться. Он становится ей родиной, защитой от бури несдерживаемой страсти, надорвавшей

ее еще нежные жизненные корни. Так ее любовь соединяется с глубокой благодарностью, на которую она соответственно своей натуре отвечает смиренной, готовой к возможным жертвам отда­ чей. Молодая девушка ликует: «Ах, Макс, милый, единственный Макс, знаешь, когда я одна и думаю о твоей любви, представляю себе тебя, все твое милое существо, я все время чувствую (и это

26

то, что так прекрасно и истинно говорит Шамиссо, несомненно не преувеличено)»: «Не могу понять, не могу поверить, меня об­ манула греза». И вместе с тем я чувствую, что мы должны были найти друг друга, так как только в прочном, глубоком единении с тобой я могу стать вполне счастливой».

Реакция ее старого друга на это событие принесла ей вновь тя­ желое потрясение. Когда она впервые после своей помолвки на­ вестила его, она нашла его потерявшим всякое самообладание. Произошел сильный взрыв отчаяния и гнева; он упрекал ее в не­ благодарности, в том, что она мошеннически воспрепятствовала его планам ее брака. Елена была на грани потери сил. «Если бы у меня не было моего Макса, матери и вас, —писала она Иде, —я бросилась бы, вероятно, в Неккар при мысли, что дело теперь об­ стоит так между мной и дядей. Ты не можешь себе представить, как тяжело мне было перенести это, особенно потому, что при его оценке случившегося он должен меня презирать, что он и делает. Ты, правда, писала мне, что он об этом думает, но так жестко, как он мне это сказал, он тебе сказать не мог, каждое его слово я ощу­ щала как удар кинжалом в сердце —и я все еще чувствую эти уда­ ры. И все-таки я не могу сердиться на него, мне от всего сердца жаль, что он приносит такую боль мне, приносит ее себе, ибо он был при этом очень несчастен и плакал, как ребенок. Ах, Ида, видеть сильного человека плачущим и ощущать свою неспособ­ ность его утешить, ибо он ведь не хотел моих утешений, —я страш­ но страдала от этого. Когда я ушла от него, мир представлялся мне могилой, не знаю, что случилось бы, если бы я не сознавала, что многие люди меня любят и что моя борьба не была бы оправдан­ ной. Но я думала о Максе, о Максе, чье любящее сердце принад­ лежит мне».

Вебер проявил полное понимание ситуации и выразил готов­ ность вынести этот тяжелый кризис вместе со своей невестой. Своим поведением он вызывает ее полное доверие. «Для меня бла­ го знать по возможности больше от тебя о твоем отношении к Гервинусу. Я действительно хочу нести все вместе с тобой. Тебе не следует бояться, огорчить меня чем-либо, думать, что я буду слиш­ ком упрекать себя в том, что все эти грустные события, весь этот горький опыт вызван мной. Я должен был бы быть совершенно несведущим в области глубоких близких отношений между людь­ ми, чтобы не ощутить огорчения от всего случившегося, чтобы разрыв таких прекрасных отношений не вызвал моего душевно­ го сочувствия всей семье, тебе и самому себе, прежде всего, ко­ нечно, сочувствия Гервинусу, не только как твоему почитаемому и любимому другу, но и как человеку, с именем которого я еще в юном возрасте связывал воодушевленное почтение, на которого я

27

всегда с гордостью взирал, как на одного из самых выдающихся людей нашей родины». Елена нуждается в этом понимании, что­ бы преодолеть горе. Она еще очень молода и хрупка, а ее нервная система тяжело потрясена. На первой карточке, подаренной же­ ниху она выглядит не как счастливая 16-летняя невеста, а как пре­ красная зрелая женщина, испытавшая тяжелые страдания. Ее же­ них, получив эту карточки, пишет: «Твое милое, милое лицо смотрит на меня так серьезно, что я мог бы испугаться, если бы не знал, что за ним кроется...»

Пребывание вблизи человека, который не владеет собой, ста­ новилось настолько невыносимым, что Елене пришлось вскоре после помолвки на несколько месяцев уехать. Но и по возвраще­ нии установить с Гервинусом терпимые отношения оказалось не­ возможным. Даже через год после помолвки она рассказывает Веберу, как страшно ей было при случайной встрече с Гервину­ сом, которого как бы магически тянуло к ней. «Как бы мне хоте­ лось тогда чувствовать твою твердую верную руку в моей или об­ нимающей меня и испытывать блаженное чувство, что на этой верной груди, в этом любящем сердце я защищена от всех бурь и что здесь мое место. И я очень хотела бы также показать тебя, мой замечательный Макс, ведь я так горжусь тобой». Вследствие сво­ ей возвышающей любви Елена воспринимала своего не склонно­ го к решению сложных проблем жениха как более твердого в воп­ росах религии, и полагала, что может обращаться к нему за помощью в своей внутренней борьбе. Она относится ко всему так серьезно —даже эрос не может вытеснить в ее душе постоянное стремление к Богу.

«Внутренне я совсем не так спокойна, как может показаться; в вопросах веры и религии, в безусловном доверии Богу я могу еще многому научиться у тебя; я еще далеко не достигла полной ясно­ сти. Из-за отношений с Гервинусом все нарушено и утрачено и очень трудно вновь обрести это в борьбе.

Когда я тщетно искала выход из всех сложностей, когда я едва не пришла в отчаяние от как будто непреодолимых препятствий, возникавших между моей любовью, между тобой и мной, я вдруг как бы прозрела. Где же моя опора? Я, конечно, верила во всемо­ гущество Бога, в его предначертания, но не могла отдаться ему с полным доверием, не могла из глубины души сказать: Отче, не моя воля, а Твоя. Даже после нашей помолвки я еще не научилась вновь полностью доверять Богу. И вот пришел ты с твоим чис­ тым верующим сердцем и, хотя ты, быть может, не знал, что про­ исходило во мне, но своими высказываниями указал мне пра­ вильный путь. Ты даже не знаешь, как ты осчастливил меня этим, но должен мне поверить, что тебе я преимущественно обязана

28

тем, что вновь в большей степени обрела моего Бога. Но, прав­ да, мой единственный, любимый Макс, ты ведь поможешь мне сохранить мужество, если я когда-нибудь, как в последнее вре­ мя, почувствую, что разучилась искать и обращаться к Всевыш­ нему; я знаю, ты мне поможешь не утратить эту способность».

III

Но каково же происхождение этого молодого человека? У него также было очень ценное, хотя и не такое необычное наследие, как у Елены. Его отец Карл Август Вебер был торговцем полотна в Билефельде. Его семья принадлежала уже в нескольких поколени­ ях к торговому патрициату и была объединена воедино гордым сознанием родственных связей. Их предки были, по-видимому, изгнаны вследствие своей евангелической веры из Зальцбурга и внедрили на своей новой родине торговлю полотном. Дед жениха Елены, Давид Кристиан Вебер стал одним из основателей первой большой фирмы: «Вебер, Лаэр и Ниман», утвердившей славу билефельдского полотна. Совладелец фирмы, Карл Август, женил­ ся на Люси Вильманс, дочери известного врача из уважаемой се­ мьи. Молодожены поселились в еще сохранившемся сегодня, фешенебельном доме в стиле ампир и вели глубоко духовный об­ раз жизни. Впоследствии, когда дела ухудшились из-за новых тех­ нических методов, применять которые уже не могли стареющие главы фирмы, пришлось вести более скромный образ жизни. По­ вседневность гармонически регулировалась твердыми нормами бюргерской культуры уважаемой знати и носила характер уютно­ го, но в перспективе индустриального городка, в который духов­ ная и политическая жизнь нации проникала лишь мягкими всплесками волн. Когда молодая невеста впервые посетила с мате­ рью свою новую семью, Билефельд показался ей городком време­ ни Гёте, когда он воспевал Германа и Доротею. Торговля полотном, изготовленном на дому, носила в то время еще «докапиталистичес­ кий» характер: прибыль была не самоцелью и не признаком про­ цветания, а средством вести уютное, соответствующее своему со­ словию существование. Поэтому темп труда был умеренным. Вебер-отец, достигший определенного возраста, но не старый че­ ловек, вставал, по доброму старому обычаю, в 6 часов, но рабо­ тал сначала несколько часов в своем большом саду, часто «уют­ но» читал вслух занятым чисткой овощей женщинам и только около 11 часов отправлялся в контору. Поход за пивом и бутылка хорошего бордо входили в распорядок дня. Этот человек остался позже в памяти его внука Макса как очень привлекательный, доб­ рый, утонченный старый джентльмен, тип которого он изобразил

29

в своей работе о капиталистическом «духе». Бабушка Макса взи­ рала красивыми умными глазами на мир. Тонкие черты ее лица свидетельствовали о духовной жизни. Вдоме царили религиозные убеждения; женщины, в частности, находились под влиянием господствовавшей в Вестфалии протестантской ортодоксально­ сти и придерживались более строгих моральных взглядов, чем мягкий хозяин дома.

Гости дома, также глубоко религиозные люди, но значительно более свободные и догматически не связанные, обращают внима­ ние на то, что утром и вечером члены семьи объединяются в со­ вместной молитве. Об этом Эмилия Фалленштейн пишет: «При­ знаюсь, мне очень приятно, и я считаю очень трогательным, когда наш славный Макс так проникновенно и очевидно с наилучши­ ми и святыми намерениями в будущем смотрит на свою Елену; я чувствую тогда, что мы все тесно связаны во времени и в вечнос­ ти». Таким образом, Макс, посещая женихом семью Елены, пол­ ностью и без всякого сопротивления подчинялся религиозному ритму дома ее родителей, и в этом Эмилия видела вернейшую га­ рантию счастья ее ребенка, счастья, которого она была лишена. «Я всегда чувствовала, но с каждым днем это становилось мне яснее и давало мне счастье: Наше глубочайшее внутреннее стремление, благодарение Богу!, одинаково. И с этим чувством я спокойно доверяю твоему сердцу счастье моего ребенка. Я знаю, ваша жизнь будет благословенна Богом и нравиться людям. Большего счастья для матери быть не может».

Елена легко восприняла обычаи своей новой семьи, она нежно любит родителей мужа и они любят ее. Она старательно изучает все священные правила бюргерского ведения хозяйства. Здесь им придавалось большое значение, чем на ее родине, в Гейдельбер­ ге. Ибо свекровь была на редкость опытной хозяйкой, —и, конеч­ но, сыновья представляли ее своим женам как образец для под­ ражания. Посвящение в особый характер того, как следует готовить и печь, к чему мужчина привык в доме родителей, счи­ талось тогда одной из необходимых основ счастья в браке, кото­ рая решительно определяла самочувствие мужа. Елена была готова усвоить то, что могло обеспечить благополучие ее будущего мужа; так все объединялось в радостную гармонию, и никто, видя кра­ сивую нежную молодую пару, не сомневался в том, что они навек предназначены друг для друга, но умный наблюдатель мог заме­ тить излишнюю готовность и подчиненность невесты и излиш­ нюю готовность молодого жениха принимать ее услуги и позво­ лять безгранично баловать себя. Острый взор человека, знающего души людей, который сопоставил бы свидетельства внутренней борьбы Елены с жизненной философией ее мужа, мог бы заме-

30

тить, что совпадение глубочайшей направленности их натур не более, чем иллюзия: один из тех типичных самообманов людей, счастливых в любви, которые соединяют Эрос с самим собой, друг с другом и со всем миром: «Я надеюсь, что ты будешь во всех жиз­ ненных положениях применять мой принцип, который состоит в том, чтобы не воспринимать действительные заботы, которые мы слишком легко создаем в нашей слабости, а всегда делать то, что следует, и испытывать твердую уверенность что все произойдет наилучшим образом для нас и для всего существующего. Эту уве­ ренность я всегда имела и никому не позволю лишить меня ее».

* * *

Молодой 24-летний юрист занимал должность в берлинском му­ ниципалитете, редактировал наряду с этим либеральный ежене­ дельник и очень скоро стал заниматься проблемами активной по­ литики. Время было очень бурное. Принц-регент Вильгельм, придя к власти, образовал преимущественно либеральное по сво­ ему составу министерство, чтобы показать, насколько для него серьезен вопрос конституции. Наступает «новая либеральная эра»; либералы могли надеяться на великое время, когда им наконец удастся осуществить их государственные идеалы. Однако после об­ надеживающего начала все опять остановилось, права народных представителей были незначительны, верхняя палата осталась ци­ таделью консерватизма, а стремящееся к парламентаризму разви­ тие было подавлено как попытка переворота. Важнейшим государ­ ственным правом был контроль над финансами. Весной 1862 г. парламент потребовал более действенной формы утверждения и контроля государственного бюджета. Король хотел противополож­ ного, ибо Вильгельм стремился в два раза увеличить регулярную армию. Разразился серьезный конституционный конфликт, либе­ ральные министры были отправлены в отставку, ландтаг распу­ щен. Король видел крах своей политики. Тогда он обратился к че­ ловеку, которого он в течение ряда лет отстранял от политической деятельности: Бисмарк стал рейхсканцлером и решился в течение семи лет править без установленного бюджета. При нем прусское государство стало готовиться к военной экспансии, к великодер­ жавной политике и к объединению Германии под эгидой Пруссии. В стране царило возбуждение, Бисмарк представлялся лучшим патриотам злым демоном отчизны, сокрушителем свободы и единства.

Вебер пережил это волнующее время со всей пылкостью моло­ дости, для которой каждый повод к борьбе и действию уже пред­ ставляет собой активизацию жизни. Он так же, как Герман Баум-

31

гартен, не демократичен, но безусловно либерален. 12-летним мальчиком он воспринял события 48-го года, и пламя в его душе не погасло. «Великое впечатление этих лет, правда, хаотических, но единственно прекрасных своими идеальными надеждами и своим воодушевлением на мою молодую душу будет жить во мне, пока я жив». Он входит в «конституционную партию», в одну из фракций правого крыла либерализма. Эта партия стремится к сильной королевской власти Гогенцоллернов и одновременно к полному предоставлению народу гарантированных прав. В пери­ од подготовки выборов в ландтаг Вебер становится секретарем берлинского Центрального избирательного комитета и благода­ ря этому знакомится с известными и опытными политиками.

«...Ты, вероятно, можешь себе представить, что я переживаю очень интересное время. Я соприкасаюсь почти со всеми государ­ ственными кругами и нахожусь в близких отношениях с рядом самых выдающихся и деятельных политических авторитетов всей страны. Часто мне кажется очень странным видеть себя в совете рядом со старыми, достойными людьми, уже в течение десятиле­ тий известными борцами за нашу соответствующую конституции жизнь... Короче говоря, должен сказать, что чувствую себя в сво­ ей стихии, и вся эта деятельность, которая отнюдь не прерывает полностью мою работу в муниципалитете, доставляет мне большое удовольствие».

* * *

Когда после двух лет помолвки молодые люди могли вступить в брак, они были безоблачно счастливы. Они всей душой любили друг друга. Молодая женщина была безгранично благодарна. Пос­ ле многих лет совместной жизни она пишет мужу: «Так хорошо, как мне, ни одной из сестер. Ни одна не может чувствовать себя столь единой сердцем и душой с любимым, как я; иногда я бываю «глупой» и недавно, когда Ида случайно сказала: «Видишь ли, ведь идеал, о котором мечтаешь, никогда не достигается», —я с трудом удержалась, чтобы не сказать ей, как был достигнут мой идеал, как я никогда и не верила, что мне, глупышке, может быть дано такое богатство в тебе». Вебер занимал теперь должность в магистрат­ ском совете Эрфурта. Спокойный ритм жизни провинциального города и скромный образ жизни предоставлял этой паре возмож­ ность чувствовать себя молодыми и веселыми. Вокруг них обра­ зовалась группа хороших друзей, всех их привлекало очарование Елены и открытая непритязательная жизнерадостность ее мужа. Когда Эмилия Фалленштейн посетила своих детей, ее впечатле­ ние было самым благоприятным: «Елена в качестве хозяйки впол-

32

не в своей стихии, только она до сих пор слишком серьезно от­ носится к своим делам, особенно к экономии, —но это пройдет, дело вообще только в ее преувеличенной добросовестности, ведь она по природе практична». В области духовных интересов мо­ лодая пара была предоставлена самой себе. В Эрфурте господ­ ствовало духовное затишье по сравнению с взволнованной атмос­ ферой Гейдельберга. Под влиянием Иды Баумгартен Елена погрузилась в работы недогматических англо-американских тео­ логов Паркера и Ченнинга и в первые годы совместной жизни ей удавалось иногда втянуть в глубины своей внутренней жизни и своего спутника. В 1867 г. она пишет Иде: «Макс и я отпраздно­ вали Пасху совместным чтением нескольких речей Паркера, ко­ торые Максу также очень понравились. Это —речь об идеале хри­ стианской церкви, затем речь о вере в бессмертие, действительно особенно прекрасную и убедительную, и об отношении Иисуса к его времени и всем временам. Макс только очень занят, ему приходится читать газеты и многое другое такого рода, поэтому ему очень трудно найти время для чего-то другого, как бы оно его не интересовало... Здесь в Эрфурте по отношению к такого рода вопросам все мертво. Никто или лишь очень небольшой круг людей, в число которых теологи не входят, этим не интересует­ ся, здесь ничего не знают о стремлениях протестантского собра­ ния, а многие и не хотят ничего знать о нем, они считают это радикальным и несоответствующим их взглядам. Говорю тебе: все теологи у вас и в Гейдельберге —истинная отрада по сравнению со здешними; там ведь жизнь, они трудятся и исследуют самосто­ ятельно, а не пережевывают все время старое, как здесь... Должен прийти сильный человек и разбудить грезящих... а Паркер мог бы относиться к нему, как Иоанн Креститель, указать ему путь».

Очевидно, что молодая 23-летняя женщина, которая живет с любимым мужем и двумя маленькими детьми полной жизнью в посюстороннем мире, сохранила прежние интенсивные религиоз­ ные интересы. О том, что они не изменились в результате ее сча­ стья и атмосферы любви и восхищения, окружающей ее, свиде­ тельствуют следующие строки к сестре: «Думаю, что меня бы страшно огорчило понять, чего можно достигнуть силой воли и не почувствовать в себе силы это совершить. Иногда мне кажется, что в некотором отношении я после замужества несколько продвину­ лась, но затем вновь наступают дни, когда мне становится ясно, что несмотря на добрые намерения все остается по-старому. Мак­ су я о таких настроениях ничего не могу говорить, он, правда, не высмеивает меня, но находит совершенно ненужным предавать­ ся таким мыслям и не хочет их разделять». Странно! Несмотря на ее удивительную склонность к добру —или, быть может, именно

33