Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

ками, которые следуют из общественного строя государств и мира, —с другой. Все бедствия средневековья основаны на этой конструированной пропасти между предполагаемым божествен­ ным и человеческим порядком».

В этих строках выражена взволнованность студента, вызван­ ная учением Ченнинга о несовместимости заповедей Евангелия с любым применением насилия, прежде всего с войной, если она направлена не только на необходимую оборону, но и на расши­ рение власти национального государства. Ибо Вебер, который, правда, еще недавно очень страдал от военной муштры, тем не менее признает ее необходимость и даже обладает военным ду­ хом, столь же восприимчив к величию активной героической эти­ ки и к готовности приносить жертву ради отчизны, сколь и к брат­ ской этике и самопожертвованию ради ближнего. И для него неоспоримым «законом» является не только совершенствование души в понимании Евангелия, но в такой же степени осуществ­ ление выходящей за границы требований отдельного человека посюсторонней мирской культуры, необходимым орудием кото­ рой он считает власть национального государства. К тому же для него престиж и сила родины является неоспоримым благом, ото­ двигающим все остальные блага в тень.

Однако в то время он еще не познавал антиномию между раз­ личными оценками и, вероятно, не мог бы ее перенести. Он по­ лагает, что Ченнинг в неоправданной «последовательности» «кон­ струирует пропасть» между божественным и человеческим порядком, когда считает, что задача государства служить челове­ ку, и, ссылаясь на Евангелие, требует строгого пацифизма. Когда он за три десятилетия до мировой войны и в годы мировой войны неоднократно определяет свое отношение к этой проблеме, он продумывает со всей строгостью несовместимость выведенных из названных ценностей постулатов и отвергает как самообман каж­ дую попытку привести в соответствие эти различные «законы».

«Отношение Евангелий к войне в решающих пунктах абсолют­ но однозначно. Они отвергают не только именно войну, - о ней даже редко упоминают, —а все законы социального мира, по­ скольку он хочет быть миром посюсторонней «культуры», т. е. кра­ соты, достоинства, чести, величия «креатуры». Тот, кто не де­ лает эти выводы ... должен знать, что он связан законами посюстороннего мира, которые на необозримое время включают в себя и возможность и неотвратимость войны за власть, и что только внутри этого законодательства он может удовлетворять каждое требование дня».

Вебер сделал из этого знания другие выводы, чем Ченнинг, а после него значительно более радикальные —Толстой. Глубокое

84

почитание Евангелия братства никогда не покидало Вебера, и он принимал его требования в личной жизни. Однако он принимал и внутримирские ценности: чувство достоинства, противодей­ ствующее всяким нападкам, активную героическую этику, слу­ жение надличностным благам культуры, возвышающим посю­ стороннюю жизнь. Бог Евангелия не может притязать, по его мнению, на исключительное господство над душой, Ему надле­ жит делить это господство с другими «богами», прежде всего с требованиями родины и научной истины: «Тот, кто пребывает в «миру» в христианском смысле, может знать только о борьбе между рядом ценностей, каждая из которых сама по себе пред­ ставляется обязательной. Ему надлежит сделать выбор, какому из этих богов или когда одному из них и когда другому, он хочет и должен служить. И тогда он всегда окажется в борьбе с одним или с некоторыми другими богами этого мира, и прежде всего вдали от Бога христианства, —во всяком случае от того, о кото­ ром возвещает Нагорная проповедь» (1916).

* * *

Вернемся к Веберу в молодости. Под влиянием Иды и как след­ ствие разлуки в страсбургский период меняется его отношение к матери. Как должно было взволновать Елену, которая так страдала от отчужденности своего «Большого», когда он впервые выразил то, что для него означает ее понимание жизни и в значительно большей степени —ее бытие: «... По поводу того, что ты далее пишешь, и уже не впервые, о твоей «неспособности» влиять на наше духовное и душевное развитие и быть нам также и духовно матерью, я должен со всей решительностью констатировать, что это полностью основано на заблуждении; открыто однако при­ знаю, что я также виноват в возникновении у тебя этого мнения из-за моей неспособности объясниться, открыто высказаться о ряде вещей именно в общении с наиболее близкими мне людьми, быть с ними сердечным или даже просто любезным, одним сло­ вом, из-за моей «замкнутости» и нелюбезности моих форм обще­ ния. Могу только со всей искренностью убедить тебя, милая мама, что твое влияние на нас несмотря на то, и, быть может, именно потому, что для тебя самой оно не было очевидно, оно превосхо­ дило влияние большинства родителей на их детей —теперь я могу это констатировать исходя из опыта; если я часто бывал недруже­ любен и неприветлив, то происходило это потому, что я был очень, быть может, слишком, занят собой, и пребывая в несогласии с самим собой, был неспособен ни открыто сказать об этом, ни пол­ ностью это скрыть; мои мысли шли часто совершенно эксцен-

85

трическими путями, и должен приписать главным образом твое­ му влиянию, что я теперь достиг более спокойных воззрений, спо­ собен ценить опыт, непредвзято судить о мыслях и свойствах дру­ гих людей и принимать их во внимание. В мой предшествующий университетский период я совершал много, как я теперь вижу, очень легкомысленных, но не дурных поступков, и если этого уда­ лось избежать, —ведь я был молод и тогда и теперь, а искушение возникало часто, —то именно потому, что я тогда думал о тебе».

Да, действительно, молодой студент принял грубое времяпреп­ ровождение буршей, он много пил, тратил значительно больше денег, чем было необходимо и чем ожидали родители, и в Страс­ бурге у него были товарищи, удовлетворяющие свою чувствен­ ность в безответственных и бессердечных формах. Но мать могла быть благодарной: без слов —ибо в те времена темные глубины существования и их грозная проблематика оставались глубоко скрытыми —только святой чистотой своей сущности она привнес­ ла нерушимые препятствия требованиям инстинкта. Ее сын про­ тивостоял примеру других: лучше терзаться демоническими иску­ шениями духа, грубыми требованиями плоти, чем отдавать дань физической потребности.

* * *

Ему помогала также способность глубокого сердечного восприя­ тия чистого очарования женской прелести, в котором чувствен­ ность замирает или полностью преображается в душевную силу. Его дружба со сверстниками носит характер хороших товарищес­ ких отношений без опьяняющего чувственного порыва. Некото­ рую нежность он испытывал в Страсбурге к двум товарищам его возраста. За исключением отношения к Отто Баумгартену он все­ гда духовно превосходил своих друзей и к огорчению матери ни­ когда не проявлял потребности иметь руководителя. Он остается собой и справляется сам. Но тот, кто к нему обращается, находит готовность все понять и с участием прочувствовать —уже рано ему не чуждо ничто человеческое. Ему же искать удовлетворения сво­ их душевных потребностей вне круга семьи, например, в знаком­ стве с женщинами, было совершенно чуждо. Он дружен только с людьми, с которыми связан родственными узами и где основа для непосредственной сердечности дана с детских лет. В такого рода дружественных отношениях с молодыми и старыми людьми нет недостатка. Большая семья предоставляет любой возраст. К тому времени, когда сыновья выросли, гостеприимный дом в Шарлоттенбурге стал принимать кузин того же возраста в качестве гос­ тей на несколько недель. Елена встречает племянниц с материн-

86

ской любовью, дядя радуется их молодости и охотно наслажда­ ется вместе с ними возможностями большого города. Сыновья проявляют живой интерес к своеобразию каждой, эти выросшие на юге девушки привлекают их больше, чем часто «лишенные аромата» берлинские цветы большого города. Для юных племян­ ниц этот дом с веселым, склонным к развлечениям дядей, беско­ нечно доброй жизнерадостной тетей, необычно значительными и столь статными сыновьями, привлекательными друзьями —ув­ лекательное переживание. Пульс времени бьется здесь быстрее, чем в других местах, полноту впечатлений едва можно охватить. Молодой Вебер рад каждой и дарит некоторых из них нежной дружбой, не пленяясь ими и не отвлекаясь от своей работы. Толь­ ко один раз, когда он был еще старшеклассником, он действи­ тельно влюбился в одну из кузин.

Очарование баумгартенского дома усиливалось двумя дочерь­ ми, старшая из них 18-летняя Эмми расцвела в прелестную девуш­ ку, когда Вебер приехал в Страсбург. Она была необыкновенно изящна и нежна, к тому же умна и жива, молодая Мадонна с вен­ ком из светлых волос и узким овалом лица; по душе и нраву пол­ ностью фалленштейнского рода; она отличалась чистотой, глуби­ ной и самоотверженностью. Однако она унаследовала и нервную систему своей матери и бабушки, и ее молодость уже рано омра­ чали тени усталости и грусти. Молодой одногодичник был глубо­ ко тронут ее грацией, одухотворенной прелестью и открылся ей в нежной братской дружбе. В то время она —не подозревая об этом —относилась к числу его ангелов-хранителей. Военные за­ нятия несколько раз заставляли его возвращаться в Страсбург, сначала весной 1885, затем в 1887 г. В промежутках он поддержи­ вал связь с домом Баумгартена перепиской с Германом и Идой. В 1885 г. он стал переписываться с Эмми; когда молодые люди в его приезд на вторую офицерскую подготовку встретились, у них воз­ никла затаенная склонность друг к другу. Веберу было 23 года и он только что стал референдарием. Впервые его глубоко затронул Эрос. Материнское сердце Иды чувствует, что происходит, испы­ тывая противоречивые ощущения. Она любит этого необычного племянника как сына, ее муж также, но она боится последствий любовного союза между находящимися в таком близком родстве детей. И затем! Не слишком ли хрупкий инструмент ее нежная дочь для —правда, нежных —рук этого молодого колосса? Не подавит ли он ее душевно? К тому же он еще так молод, только в начале своего жизненного пути. Свадьба еще в недосягаемой дали. Поэтому Ида —предотвращая опасность —посылает Эмми на вре­ мя к ее брату Отто в Вальдкирх. Но Вебер едет вслед за ней, и мо­ лодые люди переживают там в поэзии весны, несколько дней чу-

87

десной близости. Оба они чувствуют взаимность любви, но об этом не сказано ни слова; ни один жест не нарушает целомудрен­ ную дистанцию, только при прощании на глаза молодого челове­ ка набегает слеза. В остальном все остается скрытым; предчувству­ ющие матери также молчат.

Вебер надеялся тогда пережить простирающееся перед ним в бесконечной пустоте время до профессиональной самостоятель­ ности и затем жениться на Эмми. Правда, наряду с надеждой воз­ никали сомнения: хватит ли у него силы преодолеть все препят­ ствия, которые возникнут перед этим союзом? Может ли он взять на себя ответственность за эту нежную жизнь? Он боится реше­ ния и оставляет все неопределенным. А затем тучи сгущаются над Эмми. Она заметно слабеет. Все-таки остается тайная надежда на поворот судьбы.

III

Военная служба окончена. 20-летний Вебер возобновляет, по же­ ланию родителей, свои занятия сначала в Берлине (осень 1884) и проводит год в доме родителей. Помимо всего прочего надо возме­ стить большие затраты в годы принадлежности к корпорации и во­ енной подготовки. Елена находит сына внутренне более взрослым. Прежде всего она ощущает —это для нее самое важное —обогаще­ ние и углубление его внутренней жизни, приписывая это влиянию сестры. Ей представляется, что годы в Гейдельберге и Страсбурге не слишком высоко оплачены: «Как мне важно, что Макс стал бли­ же Генриетте и старому дому и принят был вами как свое дитя. Мне хочется все время повторять вам это из глубины благодарного сер­ дца, и я утешаюсь этим всегда, когда мой муж полагает, что непра­ вильно было посылать его в Гейдельберг и такой дорогой город, как Страсбург, где он вел довольно пышный образ жизни. Да, он безот­ ветственно истратил много денег зря и был бы в Тюбингене далек от многого, однако то, что ему внутренне духовно и душевно дали эти два года, он бы нигде обрести не мог».

Елена прежде всего благодарна за то, что сын теперь действи­ тельно близок ей, старается разделять ее внутреннюю жизнь и позволить ей проникнуть и в его переживания. «Макс вполне во­ шел в жизнь родительского дома, и меня несказанно радует его внутреннее развитие в этом году. Он стал значительно более скло­ нен к пониманию и к сообщениям о себе, причем с полным со­ знанием того, что он этим доставляет мне радость. До начала его занятий мы, если мне это удавалось, читали часок Ченнинга, пре­ имущественно его проповеди о воспитании народа и самообразо­ вании; нас это очень интересовало и даже восхищало, хотя Макс

88

и я придерживались совершенно различных точек зрения, ибо я не могу разделять его теорию, согласно которой часть людей дол­ жна только работать для других и зарабатывать себе на хлеб». Нет, с таким воззрением, которое отражает еще не сломленное утвер­ ждение культуры, требующей жертвы масс ради ее целей, Елена принять не могла. Для этого ей была слишком дорога единичная душа, и она глубоко и мучительно чувствовала, что «масса» состоит из отдельных борющихся, страдающих людей. То, что издавна было ей свойственно, проявилось теперь под действием учения Ченнинга и влияния Иды полностью. Она открывает доступ не­ имущим большого города к своему дому, смотрит замученным в лицо, и то, что она видит, заставляет говорить ее совесть: «Часто страшная нужда, которая, не увиденная и не услышанная, суще­ ствует вокруг нас, настолько мучает меня, так же как беспомощ­ ность, с которой мы на нее взираем, что каждое наслаждение и владение представляется мне несправедливым. Я часто думаю о нашей матери и радуюсь, что она не соприкасалась с такими ус­ ловиями жизни, с такой духовной грязью, которые из-за близос­ ти большого города окружают нас в Шарлоттенбурге, она бы не вынесла этого». Чувство социальной ответственности все больше проникает в ее душу.

У Елены создается впечатление, что ее «Большой» хорошо чув­ ствует себя дома; он, правда, много работает, но не безудержно и оставляет время для общения с семьей, хотя ему все время и при­ ходится внушать необходимость самоограничения в работе. Он концентрировался на юриспруденции как своей специальности, слушает курс частного германского права у Безелера, «чьи осно­ вополагающие знания заставляют забыть с сухости его изложе­ ния», курс международного права у Эгиди, германского государ­ ственного права и прусского административного права у Гнейста, историю немецкого права у Бруннера и Гирке, затем лекции по истории у Моммзена и Трейчке.

«Поскольку речь зашла о лекциях, хочу сразу Вас заверить, что я стал здесь действительно прилежным студентом». Особенно он ценит лекции Гнейста: «Я считаю их подлинно мастерскими ...

Особенно меня поразило то, как в своих лекциях он непосред­ ственно касается вопросов текущей политики, развивая при этом либеральные взгляды, но не прибегая при этом к пропаганде и аги­ тации, подобно Трейчке в его последних лекциях о государстве и церкви». Впечатления от лекций страстно оценивающего события историка, который включал в свое преподавание всю свою поли­ тическую сущность, сыграли большую роль в последующих взгля­ дах Вебера на права академического преподавателя —поэтому мы вернемся к этому в связи с другими высказываниями.

89

В дом приходят молодые, веселые, но элементарные по свое­ му развитию страсбургские друзья, Елена радуется, но при этом пишет Иде: «Мне хотелось бы привнести несколько более глубо­ кое содержание в это общение, как это тебе удалось в отношениях с Максом, что все время проявляется. Однако за исключением Ш... у большинства нет такой потребности, и это меня огорчает в общении Макса. Он нежно относится к двум своим страсбург­ ским друзьям, но это своего рода отеческое отношение, так как они моложе его по возрасту и значительно ниже его по своим ин­ тересам. За исключением дружбы с вашим Отто, —так было все­ гда, —он не хочет искать тех, кто выше его, и это большая сла­ бость». Правильно ли определяет Елена этим отсутствие у сына потребности в авторитете и руководстве? Это может быть выра­ жением и силы юного титана, который не находит среди своих сверстников никого, кто бы его превосходил, впрочем, в ранней самоудовлетворенности он и не ищет никого. И затем —в обще­ нии с более элементарными людьми, которые притязают не на его дух, а на его душу, он отдыхает. Врожденное рыцарство заставля­ ет его обращаться к более слабым. Так источником жизни являются для него младшие дети. Уже в 15 лет ему во время их отсутствия не хватало их «веселого щебетанья». Теперь же прелестные ма­ ленькие сестры, Клара и Лили, для него забава и радость; он без­ гранично их балует, но одновременно и воспитывает: на них он изливает тайную нежность и мягкость своей души. Елена расска­ зывает: «Четырехлетняя Лили вновь во всех своих правах и обя­ занностях. Ей поручена трудная задача по утрам будить Макса, и она прыгает вокруг него, пока он не решает встать, и сидит у него, когда у других нет времени заниматься ей». Его способность кон­ центрации так велика, что он может работать, когда все дети вок­ руг него занимаются своими делами. Милые маленькие сестры для него неисчерпаемый источник радости».

Что касается братьев, то Вебер разделяет заботы матери о них; он работает с ними и входит в проблемы их возраста. Особенно близок ему следующий по возрасту Альфред. Он на 4 года моложе и охотно принимает советы рано сложившегося брата, которым он восхищается. Они во многом похожи, хотя в ряде отношений раз­ личны. Младший глубок по своей душевной жизни и, подобно старшему брату, стремится к духовному существованию. Он об­ ладает многосторонними интересами и вследствие своей поэти­ ческой одаренности восприимчив к искусству. Поэтому выбор между различными склонностями для него труднее, чем для стар­ шего брата, внутренняя борьба за свою цельность сложнее. Он за­ нимается сначала историей искусств, затем также юриспруденци­ ей и политической экономией. Самый ранний документ между

90

ними —длинное письмо 20-летнего студента еще из Страсбурга к конфирмации Альфреда. Одногодичник предполагает, что Альф­ ред более, чем он сам, склонный к длительным размышлениям, нуждается также в ином толковании его конфирмации, нежели то, которое ему могут дать мать и пастор, и его старания помочь из­ мученной молодой душе прийти к утверждению своего состояния, бросает свет и на собственное отношение Вебера к христианству,

Подрастающим сыновьям Елены нелегко в качестве детей сво­ ей семьи и своего времени определить свое отношение к этому акту. Они обладают острым умом, к тому же глубоки и склонны к размышлению. В родительском доме они дышат, с одной сторо­ ны, утверждаемой все время в борьбе евангелической религиозно­ стью матери и чувствуют, насколько она всем сердцем хочет пере­ дать им это богатство. С другой стороны, они ощущают светское прохладное отношение к этому вопросу отца, который, правда, почитает религию, но с течением времени она теряет для него свое значение. К этому добавляется влияние среды: ослабление созда­ ющей общины церкви в кругах интеллектуалов и рабочих, расту­ щий упадок единого мировоззрения, цинизм школьной молоде­ жи большого города. Бодрствующий рассудок отрицает догмы церкви, не хочет приносить в жертву интеллект, а новые формы для выражения вечного в преходящем еще не найдены. Длинное письмо Вебера кажется несколько нарочитым; он обращается больше к рассудку брата, чем к его чувству; пытается обратить его внимание не на религиозное содержание веры отдельного челове­ ка, а на общее культурное значение христианства как силы мира, которая формирует всю жизнь Запада, его мышление и чувства; этим он пытается внушить, что отклоняться от включения в вели­ кий братский союз потому, что рассудок стоит перед неразреши­ мыми загадками, было бы дерзостью.

«Дорогой брат! Хочу наконец поблагодарить тебя за оба твоих письма, но также, и это главное, сказать тебе как брат и христиа­ нин хоть несколько слов по поводу значительного поворота в тво­ ей жизни, который тебе предстоит, показать тебе, как я понимаю этот важный шаг и какое значение он, по моему мнению, имеет для того, кто его совершает, —а также, чтобы выразить тебе сер­ дечные пожелания счастья в связи с этим событием.

Ты ознакомился с учением христианства, которое с давних пор утверждается и в которое с давних пор веруют в нашей церкви, и при этом ты не мог не заметить, что понимание его истинного смысла и внутреннего значения очень различны у разумных лю­ дей и что каждый пытается по-своему решить великие загадки, которые эта религия предлагает нашему духу. Таким образом, от тебя теперь, как от каждого христианина, требуется составить соб-

91

ственное мнение в качестве члена христианской общины; эту за­ дачу должен решить каждый, и каждый решает ее по-своему, правда, не сразу, а на основании многолетнего опыта на протя­ жении всей своей жизни. За то, как ты решишь эту задачу, ты бу­ дешь нести ответственность перед собой, перед своей совестью, своим рассудком, своим сердцем. Ибо величие христианской ре­ лигии состоит, как я полагаю, именно в том, что она существует для каждого человека, старого и молодого, счастливого и несчас­ тного, хотя понимается и понималась она различным образом почти 2000 лет. Она является одной из главных основ, на которых покоится все великое, созданное за это время; государства, кото­ рые возникли, все великие деяния, совершенные ими, важные законы и установления, записанные ими, даже наука и все вели­ кие мысли человеческого рода сложились преимущественно под влиянием христианства. Мысли и сердца людей никогда, с тех пор, как мир мыслит, ничем не были столь преисполнены и взволно­ ваны, как идеями христианства и христианской любви. И чем чаще ты будешь обращаться к истории человечества, тем яснее это тебе станет...

В это сообщество человеческого рода ты теперь вступаешь как член христианской общины, и ты, до известной степени во вся­ ком случае, осознаешь, —тебе это будет, как и мне, становиться все яснее, —что посредством твоей конфирмации, произнесения символа веры, ты высказываешь пожелание быть принятым в этот большой, весь мир охватывающий братский союз и возлагаешь на себя известные права и обязанности. В качестве члена церковной общины ты возлагаешь на себя право и обязанность содействовать в своей сфере развитию великой христианской культуры и тем са­ мым всего человечества —и раньше или позже каждый из нас по­ нимает, что утверждение этой обязанности и задачи и возможное их выполнение —необходимое условие его собственного счастья. Чем раньше мы поймем, что наша удовлетворенность и наш внут­ ренний мир неразрывно связаны с нашим стремлением выполнить эту обязанность, чем раньше мы радостно почувствуем, что на­ ходимся на этой прекрасной земле, чтобы участвовать в великом деле, тем лучше для нас. И в завершение я хочу тебе пожелать, чтобы ты все больше проникался этим сознанием плода истин­ ного христианства, на радость нашим родителям и для мира тебе».

Если студент, пользуясь этим поводом, дал не религиозный ответ на мучительный для каждого мыслящего человека вопрос: Для чего? по поводу его собственного существования, а ответил на него «исторически», указав на культурное значение христианства и долг каждого служить надличностным задачам, то более позднее письмо брату ко времени его поступления в старший класс (1885)

92

показывает, что он сам понял значение совсем иных личностных «самых близких» обязанностей во всем их значении: «К тому же, именно это время, последнее до того как центр нашего существо­ вания надолго выходит из круга семьи, заставляет познать первые, действительные обязанности и выполнить их. Сколь ни просты­ ми и незначительными представляются эти семейные обязаннос­ ти, действующие в самом узком кругу, в границах которого нахо­ дится человек, столь же трудно действительно их выполнять. Знаю из собственного опыта, как легко здесь заблуждаться, ибо эти внешне кажущиеся незначительными обязанности становятся именно вследствие их незначительности и очевидности обремени­ тельными и неудобными, и кажется очень тривиальным занимать­ ся ими; между тем, именно полагая необязательным заниматься этими требованиями, мы доказываем, что неспособны их удовлет­ ворить и справиться с ними. И в этом отношении указанный пе­ риод жизни очень полезен для правильного понимания, ибо со­ всем не так легко, как часто думают, именно в этой сфере найти правильный путь; очень часто сознание и чувство этого приходят гораздо позже...»

Через полгода (весной 1886) Альфред, которого чтение «Жиз­ ни Иисуса» Штрауса привело к внутренней борьбе и сомнениям, обращается с письмом к старшему брату. Тот, несмотря на то, что ему предстоит экзамен на референдария, находит время на очень подробный ответ и пытается помочь, указывая на то, что понятий­ ные основы Штраусовской философии религии уже устарели. Это письмо является почти статьей, здесь будут приведены лишь от­ рывки из него: «На твое милое письмо я ответил бы тебе гораздо раньше, если бы не был занят подготовкой, а потом ожиданием судьбы моей экзаменационной работы, —теперь я наконец могу найти свободный вечер, чтобы ответить на твое письмо.

Ты мне писал о ряде важных вопросов, и меня это интересова­ ло тем больше, что я также в твоем возрасте и примерно таким же образом стал заниматься ими. С тех пор прошло уже некоторое время, но я живо помню, какое громадное впечатление произвела на меня «Жизнь Иисуса» Штрауса, когда я впервые прочел ее. Это произведение безусловно было событием, и написано оно с такой открытостью и честностью убеждения, которые как бы каждому угрожают пистолетом: «Либо ты согласишься со мной, либо ты лицемер!» Правда, посредством таких императивных «или-или» важные вопросы истории человеческого духа и нравов редко ре­ шаются, однако пролагающее путь действие людей такого духа, которые имеют достаточно мужества, чтобы ставить подобные вопросы, остается —это произошло и с идеями Штрауса; он уст­ ранил многое —половинчатое, существовавшее до него и внес яс-

93