188 Виям .

Однако, хоть кому-то может показаться и необъективным следующее ут­верждение автора, но все-таки представляется, что в подавляющем большинст­ве случаев именно первые признания задержанных чаще всего бывают наибо­лее близкими к истине. И добываются эти показания, как правило, вполне за­конным и этичным путем, с использованием эффективных и допустимых так­тических средств.

Поскольку по старому УПК прямых указаний о недопустимости таких доказательств не было, самым «популярным» объяснением, «оправданием» по­следующего изменения показаний у обвиняемых было насилие, издевательства, шантаж со стороны субъектов расследования.

Каких только «страшных историй» о себе не наслушались автор этой книги и коллеги-следователи, оперативники, когда их вызывали в суд для дачи свидетельских показаний в связи с отказом подсудимых от своих признаний, Данных на предварительном следствии. Сторона защиты на суде обвиняла (и обвиняет) нас в применении на первоначальных допросах пыток, избиений, са­мых извращенных методов шантажа, в применении наркотических, психотроп-Hbix средств и веществ, в угрозах убийством и т.д. и т.п. Все что угодно, лишь °Ы суд признал первоначальные признательные показания недопустимыми до­казательствами.

Нетрудно заметить, что все эти доводы подсудимых, по сути, представ­ит собой в официальном порядке сформулированные заявления о соверше-^и субъектами расследования тяжких и особо тяжких преступлений, т.е. под-аданэт под признаки анализируемого преступления либо преступления, преду-^ОтРенного ст. 306 УК РФ — заведомо ложный донос. И здесь необходимо '«зать, что часто обвиняемый формулирует такую позицию не только с подачи

^Lc° f-г

L м , например. Катаев Н.Н Неправосудные 1фнговоры к смертной казни: системный анализ допу-пщнбок. — Иркутск, 2000.

111

сообщников, сокамерников в СИЗО и др., но и с помощью недобросовестного защитника.

В практике часто бывает так, что адвокат, вступивший в дело уже после дачи клиентом признательных показаний, при первой встрече с подзащитным наедине и конфиденциально разъясняет ему, насколько невыгодны для него первоначальные показания, а затем они формулируют линию защиты, основан­ную на отрицании своей вины и выдвижении «новой версии защиты», заведомо] для обоих не имеющей ничего общего с правдой.

Признаем, что именно поэтому в большинстве случаев в старых процес-J суальных условиях следователи пытались по возможности «оттянуть» момент знакомства подозреваемого (обвиняемого) со своим защитником. Часто эта за-1 дача решалась незаконными средствами.

Итак, на последующем этапе расследования, а чаще в суде, первоначаль-4 ные показания обвиняемого вступали в противоречие с последующими, данньм ми в присутствии адвоката. Сторона защиты пыталась ликвидировать это npo-j тиворечие в пользу последних, «отказных» показаний двумя основными груп-1 пами способов:

• путем обвинения субъектов расследования в применении вышеупомянутых! незаконных методов;

• путем ссылок на иные объективные причины (плохое самочувствие, даже, временное психическое расстройство; боязнь задержания и ареста (без ссылки на шантаж со стороны следователя); страх перед уголовной ответственностью; | конформизм, т.е. нежелание конфликтовать со следователем, противоречить; ему; желание взять на себя вину близкого человека и т.д. и т.п.

Чаще всего, выбирая ту или иную линию защиты, обвиняемый и его з*-1 щитник шли по «первому пути». Опрос 50-ти следователей и оперуполномо-j ченных, имеющих более двух лет стажа работы, показал, что более 80% из них ^ (44 человека) подвергались такого рода обвинениям, из них 22 человека давали по этому поводу показания в суде, в отношении 24 проводились служебный расследования по факту подачи обвиняемыми и их защитниками заявлений о| применении незаконных методов расследования. Стоит ли говорить, насколько^ унизительны и оскорбительны для чести, достоинства, репутации честного сле-1 дователя, оперуполномоченного такие лживые обвинения, насколько отвлека­ют, дезорганизуют, выматывают такого рода жалобы и последующие служеб- _{ ные проверки, объяснения и судебные допросы. Часто именно эту, как бы фа-1 культативную цель и преследуют недобросовестные адвокаты и их клиенты, то! есть сделать все, чтобы постоянно отвлекать от расследования, измотать, задеру гать процессуального противника, пробить его психологическую защиту, вья вести из равновесия и т.п.

Характерно, что, чем больший профессионализм проявляет следователи (оперуполномоченный) по наиболее сложным делам, и, соответственно, качест-1 венней и успешней расследует дело, тем чаще на него сыплются подобные об-| винения.

112

Напротив, если дело расследуется вяло, безынициативно, «судебная пер-

189 ,-

спектива» не видна , то и жалоб на следователя, в чьем производстве находит­ся такое дело, либо вообще нет, либо они приносятся скорее для создания ви­димости активности стороны защиты.

Хотя соответствующих криминологических исследований нами не найде­но, однако практическими работниками давно отмечено, что более всего по­добных жалоб подается именно по делам об организованной, коррумпирован­ной преступной деятельности, где обвиняемыми фигурируют должностные ли­ца, профессиональные мошенники, члены организованных преступных форми­рований и т.д.

Каждый опытный следователь может припомнить множество поистине комичных ситуаций, когда на скамье подсудимых сидит не мелкий вор или ху­лиган а, например, интеллигентного вида чиновник-взяточник, солидный, имеющий обширные связи, которого не то, что бить — на которого голос-то повысить нельзя, и «со слезой в голосе» жалуется на то, что, дескать: «Следова­тель бил меня по голове книгой, угрожал табельным оружием с тем, чтобы я наговорил на себя...».

Все присутствующие, в т.ч. подсудимый и его защитник, как правило, осознают абсурдность таких обвинений. Но здесь цель, как мы уже отметили, вовсе не убедить кого-то в чем-то. Зачастую защита делает вид, что настаивает на привлечении следователя к ответственности, а суд делает вид, что самым серьезным образом проводит проверку этих обвинений. В итоге рассмотрение в суде таких жалоб часто превращается в своеобразный фарс.

Постепенно за долгие годы безнаказанности в сознании многих преступ­ников и их нечистоплотных защитников сформировалось убеждение о том, что следователя и оперуполномоченного можно обвинить ради целей защиты и в качестве средства защиты в чем угодно и когда угодно, но лучше всего в суде, поскольку в практике это совершенно ненаказуемо ни для обвиняемого, ни для его адвоката.

Таким заявлениям на суде и на следствии не дается надлежащая правовая оценка. Суд в приговоре, производя оценку доказательств, в лучшем случае ог­раничивается лишь фразой следующего типа: «Суд, исследовав материалы де­ла,... допросив в качестве свидетеля следователя, ...приходит к выводу о том, что показания подсудимого о применении к нему насилия и других незаконных методов в ходе предварительного расследования не соответствуют действи­тельности и даны подсудимым лишь с целью уйти от ответственности за соде­янное...». И далее — никаких правовых последствий для стороны защиты. По­добного же рода поверхностные выводы делаются и в рамках служебных про­верок.

Ситуация кардинально изменилась с 1 июля 2002 г., в связи с вступлени-^ем в силу УПК РФ- Как известно, одним из самых принципиальных и важных ^новелл нового уголовно-процессуального закона стало признание недопусти-доказательством показаний подозреваемого, обвиняемого, данных в ходе

I89-, _f

Как тут не вспомнить многочисленные «громкие», но «бесконечные» уголовные дела о некоторых убийствах, коррупционных скандалах я высших эшелонах власти и т.п.

113

досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, вклю­чая случаи отказа от защитника, и не подтвержденных затем подозреваемым • обвиняемым б суде (п. 1 ч, 2 ст. 75 УПК РФ).

В результате стороне защиты теперь вообще нет нужды как-то обосно­вывать причину изменения показаний с «признательных» на «отказные», в слу­чае если первые даны в отсутствие защитника. Можно довольно робко предпо­ложить, что это может привести к некоторому снижению числа описываемых; клеветнических жалоб.

Однако по-прежнему в практике нередки случаи лживых заявлений дру­гого рода. Например, в описываемом случае с изменением первоначальны^ признательных показаний, даже если они даны и в присутствии адвоката, d дальнейшем обвиняемый заявляет, что эти показания были результатом приме­нения в отношении него насилия и других незаконных методов непосредствен-, но перед допросом, до встречи с адвокатом. Другим вариантом такой клеветы может быть жалоба о том, что незаконные методы применялись в присутствии «карманного» защитника, приглашенного самим следователем и в сговоре с ним. В дальнейшем обвиняемый, отказавшись от первоначальных показаний, нанимает другого адвоката, и они вместе обвиняют следователя в преступном сговоре с «карманным» адвокатом с целью добиться от подозреваемого само­оговора.

В арсенале преступных и иных незаконных методов профессиональной Ч защиты еще много способов клеветы в отношении, как представителей стороны обвинения, так и в отношении лиц, участвующих в отправлении правосудия. Все перечислить невозможно, да и не вызвано необходимостью.

Можем лишь с недоумением отметить, что почему-то в практике, в це­лом, «не принято» по результатам таких жалоб реализовать совершенно оче­видные правовые меры: потерпевшему — подать заявление о преступлении. (ст. 140-141 УПК РФ), компетентным органам — принять такое заявление и провести необходимую проверку (ст. 144-145 УПК РФ). Как будто действую­щие работники, компетентные юристы, молчаливо сошлись во мнении, что за обвиняемым и, соответственно, за его защитником признается право защищать­ся любыми, в т.ч. и преступными средствами?!

Нигде, ни в каком законе, ни обвиняемому, ни тем более его защитники не позволено защищать себя путем клеветнического оговора других, в т.ч. й1 представителей стороны обвинения. Никто не вправе освободить такую «пре­ ступную защиту» от уголовной ответственности. Не говоря уже о том, что те же действия являются еще и нарушением адвокатской этики, которое может слу­ жить основанием для привлечения адвоката в дисциплинарной ответственно-^ сти. л

Правда, объективности ради, необходимо отметить, что судебная практи-J ка долгие годы и достаточно последовательно придерживается противополояН ной точки зрения. Так, Верховный Суд РФ в своем обзоре судебной практики зМ второе полугодие 1997 г., в примере по делу Незнамова^|ЭД сформулировал по!

*'//Бюллетень Верховного Суда РФ 1998. №4 Г. 15

114

нному вопросу позицию, которая, на наш взгляд, не выдерживает никакой критики и прямо противоречит и уголовному, и уголовно-процессуальному за­кону, ^и нормам Конституции РФ. Цитируем акт толкования Верховного Суда: «Заведомо ложные показания подозреваемого о совершении преступления дру­гим лицом, заведомо ложный донос не образуют, поскольку были даны с целью уклониться от уголовной ответственности, и являлись способом защиты от об­винения. Приговор по ч, 2 ст. 306 УК РФ отменен, и дело прекращено за отсут­ствием состава преступления».

Это разъяснение высшей судебной инстанции никак не обосновано ни с позиции закона, ни с точки зрения здравого смысла. А потому вызвало реакцию недоумения и протеста, как среди ученых, так и практиков. Так, судья Тульско­го суда С. Зеленин в своей публикации отметил, что: «Верховный Суд РФ не имел оснований для прекращения дела... запрещенные законом действия, бу­дучи предприняты с целью защиты от предъявленного обвинения, не могут быть признаны правомерными и влекут применение санкционированных госу­дарством мер принуждения. Ясно, что мотив нарушения требований закона и цель осуществления (или подготовки) защиты не имеют значения для наступ-

191

ления ответственности в данном случае» .

Вряд ли подлежит сомнению, что подозреваемый, обвиняемый и его за­щитник не вправе защищаться незаконными методами (п. 11 ч. 4 ст. 46; п. 21 ч, 4 ст. 47; п. 11 ч. 1 ст. 53 УПК РФ; п. 1 ч. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре). Эти же нормы подтверждаются положениями Конституции РФ (ст. 45 ч. 2, ст. 17 ч. 3). Данное разъяснение Верховного Суда существенно ограничивает конституци­онное право потерпевших от заведомо ложного доноса и клеветы на судебную защиту (ст. 46 и 52 Конституции). Полагаем, что такая рекомендация не может быть использована судами и другими правоприменителями, а применению под­лежит закон.

Данную позицию подтверждает и то обстоятельство, что, по крайней ме­ре, некоторые суды не руководствуются этим разъяснением своей высшей ин­станции. Так, в одной из публикаций приводится пример, когда обвиняемому, заведомо ложно уличавшему работника милиции в применении насилия для признания вины, кроме «основной» статьи УК РФ, было предъявлено обвине­ние по ст. 306 УК РФ. Приговор по делу, предусматривающий наказание, в т.ч. ^и 2 года за заведомо ложный донос, вступил в законную силу¹⁹².

Еще раз заметим, что защитительная позиция, связанная с клеветой (заве­домо ложным доносом) против субъектов расследования, как правило, не мо-*ет быть выработана обвиняемым без согласования со своим недобросовест­ным защитником. Достойный адвокат, соблюдающий принцип законности (см. ^л- 8), нормы корпоративной этики (см. гл. 9.1-9.2), обязан категорически от-

"' Л с

Автор аргументировал свою позицию максимально подробно, что не входит в задачи нашего иссле-„ * ' См : Зеленин С. Пределы допустимой защиты // Российская юстиция. — 1998. — № 12. Аналогичную nvfi ^U™° ^{заннмает и} подробно аргументирует Ф.Н. Багаутдинон. См.- Право на защиту. Проблемы обеспечения

*[;{* ^и личных интересов // Прокурорская и следственная практика —2001 —№3-4. — С 72-77 20ол ~ Никоюев М. Привлечение к уголовной ответе гвенности за заведомо ложный донос // Законность. • ⁴¹ — №2 —С 25

115

вергнуть желание подзащитного оклеветать кого-либо. А если клиент настанва-ет на таком способе защиты — отказаться от поручения (гл. 6.1 )¹⁹³.

На практике же часто бывает так, что защитник либо просто соглашается с неправомерной линией защиты, связанной с преступной клеветой, либо даже прямо советует клиенту изменить правдивые показания на заведомо ложные и мотивировать такое изменение «физическим и психическим насилием, иными незаконными методами» со стороны обвинения.

Надо отметить, что если бы кем-то в конкретном регионе было бы прове­дено соответствующее исследование о том, клиенты каких адвокатов-защитников чаще всего меняют, таким образом, свои признательные показания в суде, то результаты указали бы на конкретных, как говорится, одних и тех же лиц. Уверен, что фамилии из такого списка совпали бы с перечнем самых «по-1 пулярных» адвокатов среди организованных преступных формирований регион на. И, прежде всего, речь идет о «вовлеченных» адвокатах, для которых клевет­нические заявления на лиц, осуществляющих правосудие, являются «обыден-1 ным», «дежурным» средством защиты.

Для таких адвокатов в целом наиболее «популярными» преступными средствами защиты являются, с одной стороны, попытки подкупить должност­ных лиц, расследующих или рассматривающих дело, или которые могут ока­зать влияние на принятие важнейших решений; с другой — попытки оклеветать следователя, прокурора, судью с целью помещать осуществлению правосудия,] противодействовать всестороннему, полному и объективному расследованию дела. Не получается первое— предпринимается второе.

Вновь отметим, что бывают, и, к сожалению, нередко факты действи­тельного применения незаконных методов органами расследования. Безуслов­ное право и святая обязанность каждого адвоката самым бескомпромиссным образом бороться с этими нарушениями. Но уверен, что таких фактов во много раз меньше, чем жалоб на них.

Скрытые формы клеветы. Как уже было отмечено, другой формой уго­ловно наказуемой клеветы против лиц, перечисленных в ч. 1 и 2 ст. 298 УК РФ, является скрытая, не публичная клевета. То есть распространение заведомо ложных сведений определенному, узкому кругу лиц либо даже одному лицу, в обмане которого заинтересован недобросовестный адвокат.

Так, в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий в отношения : обвиняемого по делу о незаконном обороте крупных партий героина, было ус* ] тановлено, что адвокат одной из обвиняемых (матери малолетнего ребенка), за­держанной по подозрению в совершении преступления, требовал помимо опла­ты его услуг дополнительную очень крупную сумму денег, якобы, для обеда в | ресторане со следователем и дачи ему взятки. Этот адвокат много раз демонст-1 ративно, в присутствии доверителя — матери задержанной, заходил в кабинет *| следователю, когда тот был один. При этом задавал ему явно несущественные! вопросы, явно старался побыть в кабинете подольше. Встретив в коридоре сле-1

вгп 5.7

'*" Хотя он не вправе при этом отказаться от защиты. Это прямо запрещено законом См ком

116

ователя, он старался поздороваться с ним как можно более тепло, по-_у_Жески, если рядом была доверительница и т.н. В результате адвокат убедил апержанную и ее мать в том, что находится со следователем в дружеских от-юшениях, решает с ним все вопросы, и договорился о передаче взятки. Иначе, как он утверждал, освободить задержанную будет невозможно.

Реально же он лишь подал ходатайство на имя следователя и прокурора с просьбой об освобождении, не выходя за рамки закона.

Подозреваемая была освобождена из-под стражи даже без учета ходатай­ства, а в связи тем, что она не препятствовала установлению истины по делу, не имела намерения скрыться от суда и следствия, а так же в связи с наличием у нее малолетнего ребенка. Адвокат полученные деньги присвоил.

Как мы уже отмечали в отношении подобного примера, действия этого адвоката подпадают под признаки совокупности преступлений: мошенничество

ст. 159 УК РФ; ч. 4 ст. 33 и ч. 1 ст. 291 УК РФ — подстрекательство к даче

взятки; ч. 3 ст. 298 УК РФ — клевета в отношении следователя, соединенная с обвинением его в совершении особо тяжкого преступления¹⁹⁴.

Безусловно, такие скрытые преступления наносят колоссалы ый вред и интересам правосудия, и авторитету адвокатуры, и чести, достоинству, репута­ции конкретного следователя. Коэффициент латентности таких преступлений крайне высок. Отдельные адвокаты не гнушаются никакими клеветническими измышлениями. Во многом, хотя, конечно же, далеко не во всем, широко рас­пространенные среди населения слухи о «повальном мздоимстве» следовате­лей, прокуроров, судей, о том, что ни одно, даже самое законное право и инте­рес в правоохранительных органах нельзя реализовать без взяточничества, ос­новано, в т.ч., и на клеветнических рассказах защитников-мошенников.

Часто недобросовестные адвокаты специально распространяют слухи о вымогательстве взяток конкретными судьями и следователями в отместку за то, что те не пошли на поводу у этих защитников.

Другой способ, вернее, группа способов, «скрытой» уголовно-наказуемой клеветы иллюстрирует следующий пример: по одному из дел адвокат, заключив соглашение и получив гонорар, в течение нескольких недель не осуществлял защиту в связи с занятостью по другим делам, командировками и т.п. Им было сорвано несколько следственных действий. Перед следователем он объяснил ^о своей занятостью. Для доверителя — родственника обвиняемого он сочи­нил целую «легенду» о том, что он почти каждый день ходит к следователю и прокурору, «обил все пороги», пытаясь помочь своему подзащитному. Однако ^следователь, якобы, непрофессионал, не вникает в дело, прокурор лично на-^Р°ен против его клиента и всеми средствами хочет его «посадить», судья, ^якобы, отказался рассматривать жалобу, кто-то намекает на взятки и т.д. В об­щем — кругом враги, а он — друг и «одинокий воин», бьется и не может их по­роть. Таким образом, адвокат может оправдывать свою некомпетентность, Обязательность, недисциплинированность и т.д., «сваливая всю вину» на

Вымо1-атеяьство взятки — п «к» ч. 4 ст 290 УК РФ.

117

процессуальных противников и распространяя тем самым клеветнические све-дения.

Характерно, что в обоих примерах, в отличие от «явной», открытой кле. веты, крайне сложно выявить и пресечь данное преступление. Потерпевшие ц_е знают, какой им причиняется вред. Те, кому лжет адвокат не заинтересованы в подаче заявлений и жалоб (сам адвокат будет пресекать такие попытки), мате, риальных следов такое преступление чаще всего не оставляет. Основы методи­ки выявления и расследования и этих посягательств мы рассмотрим в следую-щей книге.