Глава 9. Письменное слово

ОКО ЗА УХО⁵

Принц Модупе писал о том, как впервые столкнулся с письменным словом в дни своего пребывания в Западной Африке⁶:

«Одним из загроможденных мест в доме отца Перри были книжные полки. Постепенно я начал понимать, что значки на страницах — это пойманные в капканы слова. Каждый мог научиться расшифровывать эти символы и, освобождая пойманные слова из капканов, снова превра­щать их в речь. Типографские чернила залавливали мысли в ловушки; теперь те могли вырваться на свободу не бо­лее, чем думбу из западни. Когда на меня нахлынуло пол­ное осознание того, что это означает, я пережил такое же волнение и изумление, как тогда, когда моему взору впер­вые предстали яркие огни Конакри. Я содрогнулся от не­преодолимого желания самому научиться делать эти див­ные вещи».

В разительном контрасте со страстной решимостью это­го туземца находятся сегодняшние тревоги цивилизован­ного человека, связанные с письменным словом. Для неко­торых жителей Запада письменное или печатное слово ста­ло вещью очень осязаемой. И в самом деле, сегодня пи­шут, печатают и читают гораздо больше, чем когда-либо раньше. Но вместе с тем существует и новая электриче­ская технология, несущая угрозу этой древней техноло­гии письменности, построенной на фонетическом алфави­те. Оказывая содействие расширению нашей центральной нервной системы, электрическая технология, по-видимо­му, отдает предпочтение инклюзивному и участному уст­ному слову в противовес специалистскому письменному. Наши западные ценности, строящиеся на письменном сло-

93

ве, уже подверглись ощутимому воздействию со стороны таких электрических средств коммуникации, как телефон, радио и телевидение. Наверное, именно поэтому многим высокообразованным людям в наше время оказывается довольно трудно анализировать этот вопрос, не впадая в моральную панику. Впридачу к тому есть еще одно обсто­ятельство, состоящее в том, что за всю более чем двухты­сячелетнюю историю существования своей письменности западный человек так и не потрудился как следует изу­чить или понять роль фонетического алфавита в сотворе­нии многих основополагающих образцов своей культуры. А потому может показаться, что теперь уже слишком по­здно приступать к изучению этого вопроса.

Представьте себе, что вместо того, чтобы вывешивать звездно-полосатый флаг, нам приходилось бы писать сло­ва «американский флаг» поперек куска ткани и вывеши­вать его. Хотя эти символы передавали бы одно и то же значение, производимый ими эффект был бы совершенно разным. Перевести богатую визуальную мозаику звездно-полосатого флага в письменную форму значило бы лишить его большинства качеств целостного образа и корпоратив­ного опыта, хотя абстрактная буквальная привязка оста­валась бы при этом во многом той же. Возможно, эта иллю­страция поможет нам наглядно представить, какого рода изменение переживает племенной человек, овладевая пись­менной грамотой. Из его взаимоотношений с социальной группой почти полностью изымается эмоциональное и кор­поративное семейное чувство. Он обретает эмоциональную свободу, позволяющую ему обособиться от племени и стать цивилизованным индивидом, человеком визуальной орга­низации, обладающим единообразными установками, при­вычками и правами наряду со всеми другими цивилизо­ванными индивидами.

Греческий миф об алфавите гласил, что Кадм — царь, которому будто бы принадлежала заслуга введения в Гре­ции фонетического алфавита, — посеял зубы дракона, и когда они взошли, из них вышли вооруженные воины. Как и любой другой, этот миф емко резюмирует продол­жительный процесс в мгновенной вспышке озарения. Ал­фавит означал власть, авторитет и контроль военных струк-

94