Том 2 Приложение Трубицын
.pdfсчет вовлечения новых ресурсов, а чаще всего – того и другого вместе. Не является свидетельством прогресса и появление новых отраслей производ-
ства, в том числе мануфактурной и фабрично-заводской промышленности,
если они основаны на прежних – доиндустриальных внеэкономических фор-
мах принуждения. Все это вместе может быть зафиксировано в понятии
«экстенсивная экономическая стратегия», и в данный период продолжается ее осуществление. Это обусловлено предоставленными самой природой и ис-
торической ситуацией огромными пространствами и ресурсами. Открыв себе дорогу к колонизации, Россия получает возможность осуществления данной стратегии как никакая другая страна Европы и даже Азии. И она тем более утверждается, чем больше проявляются успехи страны во внешней политике.
Более того, эта стратегия легитимируется в нормах и фиксируется в культурных образцах. По мере становления великорусского народа и госу-
дарства начинает активно функционировать культурный концепт «русская земля», понимаемый как святыня, которая должна не уменьшаться, а только увеличиваться, в худшем случае – оставаться неизменной. С этого момента главным критерием оценки правителей является рост территории – чем больше присоединено земель, тем лучше. И не важно, что в «русской земле» творится «неправда», что приходит «неволя» и «вечность крестьянская», это
– ее внутреннее дело. Важно, что русская земля есть и она велика. Этот кон-
цепт становится более сильным и важным для культурной идентичности,
приобретает большее политическое значение, чем концепт «правда».
Демонстрируя внешнеполитические и культурные успехи (политический и культурный расцвет империи в первой половине XIX в.), общество еще бо-
лее утверждается в этой стратегии и перестает видеть в ней изъяны и проти-
воречия. Наблюдения Ключевского и его замечания ничего в принципе не меняют: он также не склонен выводить феномен развития общества из про-
тиворечия или ограничений среды, а использует типичную формулу «больше возможностей – больше развития». Именно поэтому вышеуказанное проти-
воречие остается для него и познавательным противоречием – антиномией.
161
Он считает это не аномалией (отрицанием исторической закономерности), а
антиномией (исключением из правил исторической жизни, произведением своеобразного местного склада условий, который, раз образовавшись, в
дальнейшем повинуется общим законам человеческой жизни). И здесь же трактует сложившуюся систему отношений как патологическую, «как орга-
низм с расстроенной нервной системой», который «функционирует по общим нормам органической жизни, только производит соответствующие своему расстройству ненормальные явления»1.
Причина такого понимания раскрывается ниже, когда автор сравнивает социальную систему России и особенности ее развития с западными. «Объ-
яснение этих антиномий надобно искать в том отношении, какое устанавли-
валось между государственными потребностями и народными средствами для их удовлетворения. Когда перед европейскими государствами становятся новые задачи, оно ищет средства в своем народе и их находит, потому что европейский народ, живя нормальной, последовательной жизнью, свободно работая и размышляя, без особенной натуги уделяет своему государству за-
ранее заготовленный избыток своего труда и мысли, – избыток труда в виде усиленных налогов, избыток мысли в лице подготовленных, умелых и добро-
совестных государственных дельцов… У нас дело шло в обратном порядке»2.
Возможно, в отношении особенностей влияния внешней политики госу-
дарства на внутреннюю жизнь историк и прав. Здесь он фактически говорит о том, что уже в XX в. социологи назовут «догоняющим развитием» или «до-
гоняющей модернизацией», при которых власть в стремлении догнать пере-
довые страны подхлестывает развитие в собственной стране. Этот феномен отразился также в понятии «неорганичная модернизация». Но вот трактовка автором самой сущности социально-исторического развития представляется спорной. В европейской модернизации, даже при всей ее «органичности» и «вырастания из собственных предпосылок», не обнаруживается той идилли-
1Там же, с. 10.
2Там же.
162
ческой картины, какую он рисует. Не «живя нормальной, последовательной жизнью, свободно работая и размышляя, без особенной натуги», а решая массу проблем, от одного противоречия к другому, через глубокие потрясе-
ния шла модернизация Европы. В ее основе, как и в основе модернизации других обществ, был заложен конфликт. Применяемое же автором понима-
ние развития – чем более благоприятны условия, тем больше развития – не решает поставленной проблемы «аномалии» или «антиномии» русской си-
стемы и особенностей ее функционирования. Развитие здесь понимается как некая сама по себе возникающая реальность.
Данные рассуждения значимы для осмысления другого очень важного и уже упомянутого феномена русской истории – наличия внешнего геополити-
ческого вызова, при полном отсутствии внутреннего, обусловленного дефи-
цитом природных ресурсов. Полагаем, именно этим механизмом порождена историческая динамика России, ее циклы, попытки модернизации «сверху» с
их вполне закономерными провалами. Акцентируем: именно попытки мо-
дернизации, но не сама модернизация как объективный процесс.
Действие механизма состоит в том, что экстенсивная экономическая стратегия с ее пороками (отсутствие реального экономического роста, неэф-
фективность труда, его низкая производительность) и сопутствующими со-
циальными и культурными чертами (внеэкономическое принуждение, отсут-
ствие ценностей свободы и личности) приходит в жесткое противоречие с внешнеполитическим вызовом огромного государства-империи и порождает еще большие конфликт, надрыв, закрепощение. «Все эти неправильности имели общий источник – неестественное отношение внешней политики госу-
дарства к внутреннему росту: народные силы в своем развитии отставали от задач, становившихся перед государством вследствие его внешнего роста,
духовная работа народа не поспевала за деятельностью государства»1. В ос-
нове этого дисбаланса лежит безудержный территориальный рост: «чем бо-
лее расширялась территория, тем более стеснялась внутренняя свобода наро-
1 Там же, с. 12.
163
да». В результате «народные средства, материальные и духовные, не росли в меру возникших государственных потребностей»1. На рис. 13 изображен ме-
ханизм деградации системы под влиянием территориального роста через гео-
политический вызов, а на рис. 14 данный механизм соединен с главным по-
следствием внутренней политики государства – закрепощением. Оба меха-
низма являются сквозными для русской истории и с некоторыми поправками могут быть применимы к ситуации XX в. и современности.
Неудовлетворительное состояние экономики и финансов. Первым
признаком неэффективности сложившейся системы является хронический недостаток денег. В описываемый период «всего чаще напоминала прави-
тельству о земском соборе пустота казны»2. Она была и серьезным фактором внешней политики; так или подобно тому принимались решения: «Азова от казаков не принимать, с турками не воевать, потому что денег нет и взять их не с кого»3. С момента оформления системы перманентный финансовый кри-
зис – постоянный тренд русской истории, за исключением незначительного числа «тучных лет», подобных 2000-м.
Следует учесть, что данный тезис основывается на оценочных суждени-
ях. Если в советской историографии тезис о бедности дореволюционной Рос-
сии не оспаривался, а в чем-то преувеличивался, то по мере кризиса, а тем более после краха марксистской концепции историки стали доказывать об-
ратное. Появились работы, демонстрирующие как минимум удовлетвори-
тельное состояние аграрной экономики царской России4. Заметим, на стороне советской оценки находится и ряд дореволюционных и современных истори-
ков5. Их оценки состояния российской экономики далеки от положительных,
хотя причины они называют разные.
1Там же, с. 365–366.
2Там же, с. 189.
3Там же, с. 186.
4См.: Шапиро А.Л. Русское крестьянство перед закрепощением, с. 16–30; Миронов Б.Н. Наблюдался ли в позднеимперской России мальтузианский кризис: доходы и повинности российского крестьянства в 1801 – 1914 гг. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://cliodynamics.ru/index
5См.: Ключевский В.О. Указ. соч.; Нефедов С.А. Демографически-структурный анализ социальноэкономической истории России. Конец XV – начало XX века. Екатеринбург, 2005; Нефедов С.А. О причинах русской революции [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://cliodynamics.ru/index.
164
Это обстоятельство заставляет задуматься, действительно ли советская историография «занижала» уровень жизни и недооценивала состояние рос-
сийской экономики, причем исключительно по политическим соображениям.
Понимая всю важность дискуссии, мы все-таки говорим о «хронической бед-
ности» государства и общества, но это не стоит понимать как полную нище-
ту, вплоть до недоедания большей части населения на 30 – 50% от необходи-
мого минимума в течение жизни нескольких поколений. Это, разумеется,
преувеличение, мы говорим об относительной, но почти неизбывной бедно-
сти экономики, во-первых, по сравнению с Западом (это подтверждается многочисленными источниками – если иностранцы и подчеркивают богат-
ство России, то, как правило, природное богатство, а не общественное) и, во-
вторых, по отношению к непомерным потребностям государства. Здесь наиболее яркой иллюстрацией служит фраза Ключевского о том, что «госу-
дарство пухло, а народ хирел».
С неэффективностью сложившейся экономико-финансовой системы связаны многие негативные трансформации. Это и закрепощение крестьян, и
сословное закрепление общества, и разложение сословного представитель-
ства одновременно с реставрацией политической формы, близкой восточной деспотии. Полагаем, есть все основания считать, что эти негативные след-
ствия «вытекали из одного источника, из финансовых нужд государства; эти нужды были скрытой пружиной, направляющей административные и соци-
альные меры правительств, заставившей принести столько жертв на счет об-
щественного благоустройства и народного состояния… Финансы были едва ли не самым больным местом московского государственного порядка»1. По-
этому на закономерностях влияния перманентного финансового кризиса на состояние и развитие Московской Руси можно построить важнейшую тренд-
структуру, один из ключевых контуров деградации социальной системы,
действовавших на протяжении всей истории России (рис. 15).
1 Ключевский В.О. Соч., т. 3, с. 200.
165
Однако здесь важно определить, что является причиной, а что – след-
ствием. Мы не случайно назвали сложившуюся систему «экономико-
финансовой». Именно так – экономика в первую очередь, финансы – во вто-
рую, потому что экономика является основой финансового благополучия, а
не наоборот. В противном случае возможны распространенные заблуждения,
что в основе социальной и экономической динамики лежит «правильная» или
«неправильная» финансовая политика, достаточно ее изменить, и все пойдет хорошо. На самом деле главные причины финансового нестроения общества лежат в ущербности его экономической системы: именно она на протяжении большей части истории России не справлялась удовлетворительно со своей функцией. Финансовые кризисы – индикатор, а не причина экономических проблем. Разумеется, это не означает, что неэффективная или коррумпиро-
ванная финансовая система не оказывает негативного воздействия на эконо-
мику. Но все же финансы есть форма распределения народного богатства, а
не его создания, в связи с чем ясно, что посредством реформирования финан-
совой системы экономическую болезнь не вылечить. Поэтому для нас финан-
совые проблемы есть прежде всего проблемы экономические: они свидетель-
ствуют о порочности экономической системы общества, возникшей на опре-
деленной природной основе, в данном случае – в условиях чрезвычайного изобилия природных ресурсов. То есть речь идет о социально-экономической системе, возникшей на основе экстенсивной экономической стратегии.
Такое понимание объясняет кажущуюся на первый взгляд противоречи-
вой закономерность – как избыток ресурсов, даже их богатство, рождает хро-
ническую бедность государства и общества. Истина проста: природные ре-
сурсы сами по себе не делают народ богатым, это делает экономика, прило-
женная к природным ресурсам. И мы стремимся доказать, что ее эффектив-
ность зависит от обеспеченности ресурсами в обратном порядке: чем меньше ресурсов (до определенных пределов), тем эффективнее экономика и богаче общество. Однако это утверждения философские. Анализ русской истории
166
этого периода и построение на его основе причинно-следственных связей позволяет увидеть, как конкретно эта закономерность срабатывает.
Источника финансового неблагополучия было в основном два. Это сла-
бость экономики и растущие государственные, прежде всего военные, расхо-
ды. «Потребности, вызванные учащенными, дорогими и редко удачными войнами, решительно перевешивали наличные средства правительства, и оно терялось в догадках, как восстановить равновесие»1. Ключевский со свой-
ственным ему красноречием замечает, что «рать вконец заедала казну». Это уже было зафиксировано в механизме деградации на рис. 13, но XVII век внешней политики России еще более усилил эту тенденцию и эту взаимо-
связь. Независимо от оценки ее результатов в историографии (они, разумеет-
ся, разные) сама внешняя политика была чрезвычайно активна и не соответ-
ствовала ни потребностям, ни возможностям страны, в этом мало кто сомне-
вается. «Московское воображение побежало далеко впереди благоразумия… Московская политика взяла необычайно большой курс…»2.
Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и саму систему управления гос-
ударством и его финансами: они также в состоянии оказать негативное влия-
ние на экономику и социально-политическую жизнь, что и отображено в виде обратных связей в представленных на рисунках 16 и 17 тренд-структурах.
Механизм деградации экономической системы (рис. 16) образован нало-
говой политикой и экстраординарными меры правительства. «Порча монеты была вспомогательной доходной статьей, которой пользовалась казна в слу-
чае нужды»3. Обратим внимание на попытки реформирования системы нало-
гообложения. «В то время, когда на Западе теория меркантилистов настаива-
ла на замене прямых налогов косвенными, на обложении потребления вместо капитала и труда, в Москве попытались ступить на тот же самый путь само-
бытно, по указанию не заносной теории, а дурной доморощенной практики»4.
1Там же.
2Ключевский рисует достаточно выразительную картину провала внешней политики России в этот период: там же, с. 225.
3Там же, с. 209.
4Там же, с. 208.
167
Речь идет о постепенном возобладании косвенных налогов над прямыми.
Есть основания считать, что это стало следствием не продуманного плана, а
проблем со сбором прямых налогов. Но рост косвенных налогов приводил к еще худшим последствиям. Он не наполнял казну, а способствовал росту во-
ровства в высших эшелонах власти и чрезвычайно обострил социальную рознь, следствием чего стали крупные выступления, до основания потрясшие государство. Раскрывая причинно-следственные связи в системе финансов и налогообложения, Ключевский вновь рисует знакомую россиянам картину: «не зная, что делать, правительство прямо дурило в своих распоряжениях»1.
Механизм деградации социальной и политической системы (рис. 17) об-
разован крайне неравномерным и несправедливым распределением тягла и других обязанностей, углублявшим сословную рознь и способствовавшим росту социальной напряженности. «Финансовая политика следовала общему плану сословной розни, по какому складывался весь московский социальный порядок в XVII в… От государственного организма, так сложившегося, –
считает историк, – несправедливо было бы ждать роста политического, эко-
номического, гражданского и нравственного»2. Этот же механизм деградации социальной и политической системы образован результатами экономии средств на местном самоуправлении, которые ускоряли централизацию и ре-
ставрацию деспотии. «Стремление стянуть все доходы в центральную казну выражалось в сокращении местных расходов, в упразднении местных долж-
ностей, требовавших себе корма и теперь признанных излишними»3.
Ближайшие результаты функционирования системы. Налицо обра-
зование весьма неэффективной социальной системы, носившей в себе меха-
низмы собственного разрушения. И нарастающая в течение всего XVII в. ре-
форматорская деятельность – неоспоримое свидетельство наличия и глубины ее кризиса. Из анализа этих реформ можно сделать вывод о сущности и ито-
гах преобразовательной деятельности всего XVII в.
1Там же, с. 209.
2Там же, с. 216, 218.
3Там же, с. 217.
168
Первопричина, движитель реформ – казенный фискальный интерес, в
котором и состоит причина их провала. «Преобразовательные попытки… прямо или косвенно исходили из одного источника, из финансовых затруд-
нений правительства… и все имели одинаково печальный исход. Туже стяну-
тая строго централизованная администрация не стала ни дешевле, ни исправ-
нее, сословный строй усилил рознь общественных интересов и настроений, а
финансовые нововведения привели к истощению народных сил, к банкрот-
ству и хроническому накоплению недоимок»1. Очевидно, что кризис выхо-
дил за пределы финансового, он имел экономические корни, а правительство пыталось за счет устранения финансовых симптомов лечить саму экономиче-
скую болезнь. Главный недостаток московского государственного управле-
ния состоял в том, что оно было направлено «единственно на эксплуатацию народного труда, а не на развитие производительных сил страны», и при этом
«народные интересы приносились в жертву фискальным целям и ценились правительством лишь как вспомогательные средства казны»2.
На то, как протекала эта болезнь, указывают последствия крепостного права вне экономической системы. К концу XVII в. общество заходит в ту-
пик, который со всей очевидностью проявляется в социальной деградации
(сословное расслоение общества и всеобщее закрепощение) и политической
(прекращение созывов земских соборов). «Самым едким элементом сослов-
ного взаимоотчуждения было крепостное право, нравственное действие ко-
торого было шире юридического. Оно глубоко понизило уровень граждан-
ственности, и без того очень невысокий. Все классы прямо или косвенно участвовали в крепостном грехе… Общественные положения и отношения,
сами по себе не имевшие ничего общего с крепостным правом, втягивались в него и искажались», что, по мнению историка, «дало извращенное, уродли-
вое направление всей русской культуре» 3. Страдала совокупная обществен-
ная нравственность: описывая ситуацию на момент складывания крепостной
1Ключевский В.О. Соч., т. 3, с. 223.
2Там же, с. 324.
3Там же, с. 176–177.
169
неволи, историк опирается на факты, которые «заставляют усомниться в том,
что мы имеем дело с христианским обществом»1.
Особенно негативное нравственное воздействие оказано было на земле-
владельческий класс, который получил в свое распоряжение почти неиссяка-
емый источник труда. В этом классе, «отчужденном от остального общества привилегиями, поглощенном дрязгами крепостного владения, расслабляемом даровым трудом, тупело чувство земского интереса и дряхлела энергия об-
щественной деятельности»2. Воздействие на самих крепостных было также крайне отрицательным. Помимо самой неволи здесь главным фактором стал принудительный труд, который не воспитывает, а развращает, делает труд не ценностью, а рабской обязанностью.
Сословное размежевание и развращенность крепостничеством немед-
ленно проявлялись в политической сфере – в деградации сословного пред-
ставительства. Практически все представленные на соборах социальные слои политически индифферентны, эгоистичны, думают только о себе, не подни-
маются до интересов общества. Они «только перекоряются друг с другом,
смотрят на чужие рты, негодуя, что туда перепадают лишние куски, и стара-
ются свалить новые служебные тягости со своих плеч на чужие… Читая за-
писки, поданные сословными представителями на этом соборе, чувствуешь,
что этим представителям нечего делать вместе, у них общего дела нет, а
осталась только вражда интересов. Каждый класс думает про себя, знает только свои ближайшие нужды и несправедливые преимущества других»3.
Вывод. Анализ исторической динамики социо-экологической системы России в XV – XVI вв. выявил ряд механизмов отрицательного воздействия ресурсного изобилия, превратившихся в самоподдерживающиеся тенденции в результате территориального расширения (рис. 9 – 11). Разгромив осколки Золотой Орды, Русь получила возможность расширения в двух направлени-
ях, причем если на юге пока только до полосы степей (дальше не пускало
1Там же, с. 178.
2Там же, с. 179.
3Там же, с. 193.
170