Korporativnoe_pravo_Aktualnye_problemy_teorii_i_praktiki

отчетности в предусмотренных законом случаях. В результате, например, появилась бы возможность кумулятивного избрания ревизионной комиссии, обеспечивающая доступ миноритариев к соответствующей функции. Для многих компаний привлекательной оказалась бы и перспектива полного отказа от ревизионной комиссии*(248) за счет "легализации" системы внутреннего аудита, подчиненной совету директоров.

Основание и размер ответственности органов управления. Статья 71 Закона об АО сформулирована достаточно абстрактно, но все же, как и большинство норм закона, императивно. И если с императивным регулированием ответственности членов совета директоров еще можно согласиться (хоть и не без тени сомнений), то вот основания и размер ответственности генерального директора и членов правления явно должны регулироваться более либерально. Разумеется, ни при каких обстоятельствах нельзя признать допустимым освобождение менеджмента от ответственности за убытки, причиненные умышленными или преступными действиями. Однако вполне мыслима, например, ситуация, когда топ-менеджер, принимая руководство компанией, находящейся в тяжелом положении и нуждающейся в срочных рискованных решениях, захочет сложить с себя ответственность за убытки, причиненные по неосторожности, или хотя бы лимитировать ее (обоснованный риск). Может быть и иная ситуация: условия работы столь привлекательны для кандидата, что он готов отвечать за убытки компании даже на самых жестких условиях (по принципам ответственности за нарушение предпринимательских обязательств). Почему нет? В любом случае указанные вопросы должны в первую очередь регулироваться договорами с управленцами. Закону здесь уместна функция определения общих границ, прежде всего в плане введения указанных выше ограничений.

Приобретение размещенных акций и правовой режим казначейских акций. Данная тематика в контексте правового регулирования является весьма непростой. Приобретение акций может применяться компанией и как форма выплаты части прибыли, и как механизм защиты от поглощения, и в некоторых других целях*(249). Российский законодатель регулирует данную процедуру очень жестко даже на фоне явно избыточной императивности акционерного законодательства. Здесь и уровень компетенции для принятия решения (собрание акционеров или совет директоров), и ограничение количества приобретаемых акций (10%), императивное определение цены и срока приобретения акций (рыночная цена, приобретение в течение не более чем 30 дней), и даже предельно жесткое регулирование судьбы "казначейских" акций (реализация в течение года по рыночной стоимости). Наверное, законодателю было бы нелишне для начала определиться с теми целями, которые он преследует, регулируя условия и порядок приобретения обществом размещенных акций. Если законодатель, например, обеспокоен перспективой исчезновения у общества акционеров, то вполне достаточно закрепить правило о недопустимости приобретения 100% собственных акций. Если обеспокоенность более глубокая (например, стоит задача не допустить сосредоточения в руках общества (читай - менеджмента) контрольного пакета собственных акций), то можно признать полный провал выполнения этой задачи. В соответствующих целях менеджмент российских компаний давно и успешно использует дочерние общества*(250). Другие предположения о целях регулирования тоже как-то мало согласуются с имеющимся нормативным материалом: рынок акций нельзя обезопасить от влияния эмитента опять-таки по причине возможности использования последним своих дочерних структур, использование приобретения акций в качестве инструмента распределения прибыли действующим законом существенно не ограничивается. В общем ст. 72 Закона об АО остается одной из самых туманных с точки зрения своих целей норм российского корпоративного права. Только по уяснении этих целей и можно попытаться понять, каким же действительно должно быть регулирование

данного вопроса.

** *

Взаключение хотелось бы сказать вот о чем. В российской юридической доктрине почему-то принято мистифицировать определенные факторы, раздувая их значение до космических размеров. Так, любимейшие многими цивилистами темы - это исторические традиции и правовые семьи. Между тем, как уже говорилось, любой национальный правопорядок не идеален. Так было и так, наверное, будет, и Россия, видимо, не станет исключением. Но разве не благородна цель приближения чего-то неидеального к идеалу? Может ли в правовой сфере идеал достигаться минимизацией регулирования? Спросите у любого специалиста, занимающегося трансграничными договорами практически в любой области, - право какой страны наиболее популярно? Можно спорить, что ответ будет - "английское". И это не потому, что английское "право контрактов" написано лучшими юристами, содержит самые совершенные и уникальные юридические конструкции, а всего лишь потому, что оно дает наибольшую свободу усмотрения сторонам. Корпоративное право, конечно, не договорное, в нем, как указывалось выше, должно воплощаться множество противоречивых интересов, но в этом ли главное? Такое ощущение, что в стремлении совершенствования данной области цивилистики забывается критерий, который, по-хорошему, должен быть главным, - возможность воплотить в рамках применимых норм максимальное число бизнес-решений, не противоречащих основам правопорядка и не создающих угрозу интересам добросовестных третьих лиц - участников оборота.

POST SCRIPTUM. Когда данная рукопись уже сдавалась в печать, свет увидел Федеральный закон от 30 декабря 2008 г. N 312-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации", основательно изменивший Закон об ООО и воплотивший многие идеи, будоражившие умы специалистов по корпоративному праву в течение последних лет, в том числе идеи, освещенные в настоящим очерке.

Указанный закон, при первом знакомстве, оставляет довольно противоречивые впечатления. Прежде всего, и на самом деле к большому нашему сожалению, он не делает данный очерк утратившим актуальность применительно к регламентации корпоративной жизни ООО.

Нельзя не отметить, что законодатель попытался наконец-то решить некоторые проблемы регулирования, на которых мы останавливались выше. Так, в поправках большое внимание уделено правовому режиму доли в ООО - теперь его регламентация стала гораздо объемнее и детальнее. Но, увы, мы по-прежнему не видим четкого определения правовой природы доли в уставном капитале, не говоря уже о приравнивании долей к акциям. И в этой связи уже не удивляет ни воспроизведение принципа тройной фиксации корпоративных прав (вместо уведомления ООО - нотариальное удостоверение сделки, а вместо указания участников и размера их долей в учредительных документах - специальный список участников, который ведет общество; при этом сохранилось указание участников в ЕГРЮЛ), ни откровенная запутанность и сложность новых правил оформления передачи долей, ни, наконец, их очевидная неспособность надлежащим образом защитить стабильность оборота (достаточно сказать, что теперь момент перехода доли в уставном капитале определен как момент нотариального удостоверения сделки по ее отчуждению). Впрочем, данная проблема заслуживает, наверное, отдельного и весьма детального обсуждения.

Что же до расширения диспозитивности в регулировании статуса ООО, то здесь

нельзя не указать на позитивные сдвиги в некоторых вопросах (и с него, наверное, правильнее начать), а именно: 1) участникам ООО предоставлена возможность решать вопрос о допустимости выхода из общества в учредительных документах; 2) появились возможности по расширению компетенции совета директоров; 3) наконец-то произошло долгожданное признание законодателем юридического механизма "соглашения акционеров", т.е. на самом деле, участников ООО (о негативной стороне подобного признания написано в очерке). Перечисление хотелось бы продолжить, но, увы, в целом подобного позитива в поправках немного. К сожалению, большинство малообоснованных императивных предписаний в Законе об ООО сохранилось - речь идет прежде всего о нормах, практически не затронутых реформой, т.е. о регулировании исключения участника из общества, о распределении прибыли, о ликвидации общества и т.д. И даже там, где законодатель добавил диспозитивности, зачастую остается ощущение "половинчатости" решений. Возьмем в качестве примера правила об осуществлении преимущественного права. Возможность определения специальной цены покупки доли для участников ООО по преимущественному праву (не связанной с ценой предложения третьему лицу) крайне востребована практикой, и это однозначный плюс. Но сами по себе преимущественные права по-прежнему нельзя устранить учредительными документами, сроки их реализации почему-то можно лишь удлинять, но не сокращать... В общем, хотя и нельзя не отметить правильность направления движения, избранного российским законодателем в деле реформы корпоративного права, однако, к сожалению, пока мы видим лишь первые робкие шаги на пути к торжеству начала диспозитивности в данной области российской цивилистики.

Очерк 4. Гражданско-правовая форма корпоративных отношений (к проблеме так называемых корпоративных правоотношений)

Логическое основание постановки проблемы корпоративных правоотношений. Литературные указания на корпоративные правоотношения как правоотношения, не сводимые ни к вещным, ни к обязательственным (П.А. Писемский, К.Д. Кавелин, И.Т. Тарасов, П.П. Цитович, Л.И. Петражицкий, А.И. Каминка, М.М. Агарков). Современные теории корпоративных правоотношений. Теория единого правоотношения Д.В. Ломакина. Теория организационно-имущественных отношений П.В. Степанова. Корпоративные правоотношения как любые правоотношения всякого юридического лица с его участником (теория Н.В. Козловой). Теория секундарных прав А.Б. Бабаева. Прагматическая теория А.А. Зурабяна. Концептуальные недостатки современных теорий. Характеристики корпоративных отношений с точки зрения целесообразности их правового регулирования. Корпоративная правоспособность - юридическая форма корпоративных отношений. Критика критических замечаний Д.В. Ломакина в адрес концепции корпоративной правоспособности.

1. Современное состояние научного изучения вопроса о так называемых корпоративных правоотношениях мало чем отличается от того безотрадного положения вещей, которое создалось вокруг понятия о корпоративном праве. Подобно тому, как право корпоративное сводится главным образом к праву корпораций (корпорационному праву), точно так же и корпоративными правоотношениями оказываются едва ли не любые гражданские правоотношения с участием корпораций. Можно сколько угодно изумляться утверждениям о существовании... абсолютных и относительных корпоративных правоотношений*(251) (права корпоративной собственности, права корпоративного пользования, корпоративных обязательств и т.д.), но в чем им никак

нельзя отказать - так это в логической безупречности. Действительно, если корпоративное право - это право корпораций, то корпоративными должны оказаться любые гражданские правоотношения с участием корпораций; поскольку же корпорации, несомненно, могут иметь имущество на праве собственности и участвовать в обязательствах, не могут быть предметом сомнения ни факт существования "корпоративной собственности", ни наличие "корпоративных обязательств", а значит - существование корпоративных абсолютных и корпоративных относительных правоотношений*(252).

Несостоятельность подобного "подхода", который может быть назван не иначе, как вульгарно-арифметический, очевидно вытекает уже из нашего первого очерка, посвященного понятию корпоративного права. "Подход", который позволяет дописаться до промышленных, рабоче-крестьянских, солдатских, банно-прачечных, поэтических и даже "беловских" правоотношений, не имеет никакого отношения ни к одной из известных нам наук и менее всего принадлежит к науке юридической - науке, центром изучения которой являются понятия о возможном и должном (праве и обязанности). Качество возможности как права или долженствования как обязанности предопределяется вовсе не той сферой человеческих отношений, которая ими обслуживается. Так, право собственности на ядерный реактор, танк или прокатный стан с точки зрения своего содержания ничем не отличается от права собственности на автомобиль, стиральную машину или учебник гражданского права. Точно так же и обязательство не перестает быть обязательством от того, что облекает собой не отношения по поставке продукции и товаров для федеральных государственных нужд, а отношения между, допустим, проституткой и ее клиентом с одной стороны и сутенером - с другой. Конечно, существуют сферы общественных отношений, обслуживаемые различным юридическим инструментарием, но различие этого инструментария дает нам родовое различие самого права - его разделение на публичное и частное. Инструментарий же внутривидового свойства един для всех сфер, обслуживаемых правом данного вида - публичным или частным.

Таким образом, вопрос о корпоративных правоотношениях имеет почву для постановки и обсуждения только при условии, что мы, прежде чем приступить к их выявлению и исследованию, делаем следующее допущение: достижениями современной цивилистической науки мир реальных гражданско-правовых явлений не исчерпывается; существуют и такие явления, которые пока этой наукой не открыты и не изучены. Подобно тому, как до недавнего времени существовали неизведанные земли, подобно тому, как до сих пор существуют "белые пятна" в научной картине реального (физического) мира или "темные века" в истории, точно так же есть и цивилистическая tabula rasa - чистая доска, пустые страницы, содержащие текст, подлежащий "проявке" и "расшифровке". Одной из них является страница, содержащая один лишь интригующий заголовок - "Корпоративные правоотношения". Заголовок этот говорит нам о следующем: существует как минимум один вид гражданских правоотношений, не совпадающий ни с одним из давно открытых и более-менее познанных - вещных, исключительных, личных, наследственных и обязательственных - видов гражданских правоотношений. Все. Ничего более.

Возможно ли существование иных объяснений феномена юридической формы фактических отношений по достижению общей цели? Ответ на этот вопрос должен быть положительным, ибо понятие юридической формы (вопреки общераспространенному противоположному мнению) несводимо к понятию гражданского правоотношения и не исчерпывается им. Другое дело - вопрос о том, что это могла бы быть за юридическая форма, которая не сводилась бы к понятию гражданского правоотношения, но в то же время объясняла бы юридические возможности участников общей деятельности по

отношению к друг другу и олицетворяющему ее искусственному субъекту. Ниже (в завершение очерка) мы рассмотрим этот вопрос, а пока обратимся к анализу тех вершин человеческого познания, которые были покорены ученой цивилистической мыслью при помощи канонического ("правоотношенческого") инструментария.

2. Таинственный "текст", озаглавленный "корпоративные правоотношения", пытались "проявить" и прочесть многие отечественные цивилисты.

Специфика фактических отношений, связанных с участием в совместном достижении общих целей, замечалась, как это было сказано выше, очень и очень давно*(253); вот именно эта специфика - наличие общей цели как фактора, связующего участников таких отношений, - и наводила ученых (цивилистов и коммерциалистов) на мысль о существовании и особого рода правовых форм, в которые такие отношения должны облекаться.

I.Еще П.А. Писемский - автор первой русскоязычной монографии, посвященной правовому положению акционерных компаний (1876), - характеризуя акцию "...в смысле участия в акционерном предприятии" обсуждал следующий "спорный вопрос": "...к какому разряду относятся права, из коих слагается участие в акционерном предприятии? Должно ли видеть в акционерах собственников имущества компании или ее кредиторов?

...Мнения ученых юристов разделяются: одни видят в акции право собственности, другие

-обязательство, третьи - смешение того и другого. Мы не колеблемся признать первое мнение правильным"*(254). Казалось бы, перед нами сторонник одного из классических (римских) и при том - неправильных решений спорного вопроса. Но! - читаем далее: "Акционеры суть товарищи, хозяева предприятия; они пользуются всеми его выгодами и несут весь его риск. В естественном смысле они суть собственники имущества компании..."*(255) (выделено мной. - В.Б.). Что за странная характеристика: "в естественном смысле"? А почему не в юридическом? Потому что "...в течение всего времени существования компании право собственности акционеров выражается лишь в праве на доходы с ее имущества; право распоряжения отходит от них и переходит на компанию, но по прекращении ее вклады ipso jure возвращаются акционерам"*(256) (выделено мной. - В.Б.). "Права акционеров с переходом имущества в собственность компании не прекращаются, но покоятся. Состояние покоя, как известно, должно отличаться от полного прекращения прав. После того как юридическое отношение, обусловливающее это состояние, прекратилось, право не возникает вновь, но пробуждается к существованию... Пока компания существует, акционер имеет лишь право на доходы компании..."*(257) (выделено мной. - В.Б.). В этой характеристике для нас принципиальны три ключевые вещи: 1) права акционеров точно не являются обязательственными; 2) в правах акционеров нет возможности усмотреть каких-то "смешанных" субстанций (вещно-обязательственного свойства) и 3) права акционеров лишь называются правами собственников, но с точки зрения своего содержания имеют весьма мало общего с классическим правом собственности.

II.Мысль о том, что правовое положение участника корпорации не может быть охарактеризовано в понятиях обязательственного права, была высказана применительно к акционерам также и К.Д. Кавелиным. В своем оригинальном курсе гражданского права, именовавшемся, как известно, "Права и обязанности по имуществам и обязательствам" (выделено мной. - В.Б.) ученый указывал, что

"...владелец пая или акции... становится членом товарищества или общества, и не есть только кредитор их, а участник в прибылях, и потерях; владелец же облигации не больше как кредитор акционерной компании, получающий за ссуженный им капитал известный процент и не принимающий в ее делах никакого участия. ...Облигации действительно не что иное, как кредитная бумага... что же касается паев и акций, то они не кредитные бумаги, а доказательства права на участие в известном торговом или

промышленном предприятии"*(258) (выделено мной. - В.Б.). И здесь важно не то, что в итоге мы так и не встречаем в курсе К.Д. Кавелина специального отдела с названием "Корпоративные права"; важна сама постановка вопроса о том, что корпоративные права принципиально несводимы к правам обязательственным.

III. Автор фундаментального русскоязычного труда по акционерному праву И.Т. Тарасов в 1880 г. указывал, что "...признавая существенным элементом в понятии об акционере акционерное право, мы переходим к исследованию этого права, представляющего область, весьма мало изведанную"*(259). Сопоставив правовое положение акционера с векселедержателем (кредитором по одному из классических, наиболее последовательно сконструированных гражданско-правовых обязательств), ученый нашел, что хотя аналогия между правами акционера и кредитора без сомнения есть, она, однако, не простирается далее чисто отрицательной характеристики: "...акционер, подобно кредитору, не имеет права требовать у акционерной компании своей доли капитала до срока, на который она дана, и в течение этого срока компания считается собственницей своего капитала"*(260). Конечно, срок существования акционерной компании определяется иначе, чем зрелость вексельного требования, - компания существует до тех пор, пока налицо "...определенная сбыточная цель, до тех пор она одна считается собственником имущества, а не акционеры, отдельно взятые"*(261), - но существа дела это не меняет: правовое положение акционера не может быть охарактеризовано посредством понятия кредитора. Второе из традиционно возможных объяснений природы прав акционера - "собственническое" - было отвергнуто ученым в самом начале исследования: юридическая личность акционерной компании выводилась им, между прочим, из того обстоятельства, что акционеры имеют право получать дивиденды, "...несмотря как на отсутствие права с их стороны на получение обратно своей доли капитала, так и на отсутствие права со стороны кредиторов их на требование удовлетворения из акционерного капитала, причем подобное

правоотношение было бы совершенно невозможно, если бы акционеры были бы совладельцами или общими собственниками"*(262) (выделено мной. - В.Б.). Критикуя взгляды одного из сторонников подобной "собственнической" квалификации, он пишет, что неправильность ее "...прямо видна уже из того, что акционерная компания имеет право отчуждать это имущество... и акционер не может жаловаться на это"*(263). Резюмируя сказанное, ученый посчитал возможным собственность акционерного общества "...до известной степени сравнить с фидеикомиссом, но только до известной степени, так как вообще правовые отношения, вырабатывающиеся в акционерных

компаниях, следует очень осторожно подводить под известные, старые юридические построения, имея всегда в виду, что новые формы соединства вызывают и новые юридические отношения"*(264) (выделено мной. - В.Б.).

К сожалению, эта (совершенно правильная, чрезвычайно смелая и передовая для своего времени) мысль не получила в работе ученого никакого содержательного развития. Можно даже утверждать, что ее влияние было в известной степени губительным для теоретической стороны великолепного догматического произведения, ибо, осознав бесплодность подведения акционерных прав под известные к тому времени виды субъективных прав (вещные и обязательственные), И.Т. Тарасов решил... вообще отказаться от исследования вопроса об их юридической природе*(265).

IV. Шестью годами позднее П.П. Цитович писал: "Есть два способа привлечь к своей торговле чужой капитал: а) через кредит; б) через приобщение. В том и другом случае есть доверие, вверение, дача "на веру"; но юридическая форма различна: в одном случае происходит заем, в другом - принимается участие; в одном случае есть кредитор, в другом - участник. Кредитор по займу для торговли не участвует в риске торговли, он получает %; участник приобщен к шансам торговли, он имеет долю в

прибылях, получает дивиденд, если прибыли есть"*(266) (выделено мной. - В.Б.). Здесь особенно примечательно указание на различие именно в юридической форме фактических отношений по привлечению чужих средств для достижения общих целей; самой типичной (а по господствующему мнению - и единственной) формой фактических отношений, урегулированных нормами гражданского) частного права являются гражданские правоотношения. Постановка вопроса об особой юридической форме отношений участия одного лица в торговом предприятии другого (общем торговом предприятии) и есть постановка вопроса о гражданских правоотношениях особого вида - правоотношениях участия или корпоративных правоотношениях. Ученому не удалось построить общего учения о правах участия, но на примере прав акционера им были выделены все те права, которые и в настоящее время считаются классическими правами всех участников любых хозяйственных обществ и товариществ (корпоративными правами)*(267). Акционер целенаправленно называется им участником или членом акционерного общества (товарищества), т.е. обозначается термином, призванным подчеркнуть в том числе и ту особенность его гражданско-правового положения, которая не позволяет отождествить его с фигурой управомоченного лица в классических гражданских правоотношениях - собственника или кредитора.

V. Предположение о том, что права акционера не могут быть сведены к числу обязательственных, высказывал также и Л.И. Петражицкий. Обсуждая вопрос о соотношении правового статуса предпринимателя, акционера и облигационера, он, в частности, писал: "...мы не предрешаем вопроса, можно ли положение акционера квалифицировать юридически (конструировать) как правоотношение верителя, кредитора, как обязательственное правоотношение. Попытки такой конструкции со стороны юристов были сделаны не раз... Юридическое подведение правоотношения акционера под понятие обязательственного отношения лишило бы ясности и определенности понятие обязательства... Аналогичная ошибка (мнение о том, что деление прав на вещные и обязательственные является исчерпывающим. - В.Б.) является причиною попыток юристов насильственно подвести права акционеров под понятие верительства, так как их нельзя квалифицировать как вещные права; на самом деле здесь нет такой дилеммы, ибо есть такие гражданские права, которые не относятся ни к вещным, ни к обязательствам"*(268) (выделено мной. - В.Б.).

VI. Необходимость облечения фактических отношений корпоративного свойства в нетипичные правовые формы отмечал также и А.И. Каминка. Сравнивая метод правового регулирования отношений с участием граждан и юридических лиц, он (вслед за О. Гирке) писал: "По отношению к физическому лицу право ограничивается внешним признанием, между тем как по отношению к корпорации право идет дальше,

оно влияет и на внутреннее существо этого из лиц состоящего лица. Так, способ

образования и осуществления общей воли в равной мере нуждается и поддается нормированию права, и без этого было бы невозможно распознавать, когда мы имеем дело с волей и действиями совокупного лица. От сюда понятно, что в области

организации корпоративной воли пред нами совершенно новые правовые понятия, не имеющие аналогии в области индивидуальных отношений"*(269)

(выделено мной. - В.Б.). Продолжая анализировать взгляды О. Гирке, ученый находил, что "...выделение отношений между членом и союзом в особую (с точки зрения своего правового регулирования. - В.Б.) группу" является именно его заслугой, а также считал для себя возможным согласиться с его характеристикой этих отношений как имеющих "...своеобразную, социальную, если угодно, - нам кажется достаточным сказать корпоративную, - окраску". "Мы вполне признаем, - заключал ученый, - что эта окраска по существу совершено отлична от той, которая свойственна всей области обязательственных отношений"*(270) (выделено мной. - В.Б.). Наконец, заключая

очерк, посвященный акционерным компаниям, А.И. Каминка пишет, что "...признание акционерной компании корпорацией нисколько не влечет за собой отрицания, по отношению к компании, самостоятельных прав акционеров как на управление, так и на имущество. Притом права эти представляют своеобразные особенности

сравнительно со структурой индивидуальных обязательственных прав, они носят

специфическую корпоративную окраску, сущность которой заключается в элементе господства компании, как таковой, над отдельными ее участниками"*(271) (выделено мной. - В.Б.).

VII. В советской литературе мысль о членских правах (правах участия) как субъективных правах особого вида была впервые высказана, по-видимому, М.М. Агарковым. Рассматривая вопрос о видах субъективных гражданских прав, которые могут быть воплощены в ценные бумаги, он писал: "Права, которые составляют содержание ценных бумаг, могут принадлежать к различным категориям субъективных частных прав. Чаще всего они принадлежат к обязательственным правам. Но они могут быть также вещными правами, правами членства в корпорации или же представлять собой управомочие на совершение действий, затрагивающих чужую правовую сферу, т.е. принадлежать к так называемым секундарным правам"*(272) (выделено мной. - В.Б.). Из этой цитаты отлично видно, что ученый считает право членства в корпорации (прежде всего в акционерном обществе) явлением одного порядка с вещными и обязательственными правами, т.е. одним из видов субъективных гражданских прав*(273). Ниже он противопоставляет обязательственным правам права акционера, прямо называя эти последние правами корпоративными: "Гражданский кодекс помещает главу об акционерных обществах в обязательственное право. Однако едва ли могут быть сомнения в том, что этот институт выходит за пределы последнего. Помещение в обязательственное право является просто практическим выходом из тех затруднений, которые нередки в систематике гражданского права, до сих пор не уложенной в рациональные рамки и, может быть, не могущей быть в них уложенной.

Отношения между акционерами и акционерным обществом не могут быть отнесены к чисто обязательственным правоотношениям. Акционеру принадлежат прежде всего корпоративные права - права участия в общем собрании и т.д."*(274)

(выделено мной. - В.Б.).

К сказанному можно добавить, пожалуй, только одно: приблизительно в такой своей постановке - корпоративные (акционерные) правоотношения являются особым видом гражданских правоотношений, понятием одного порядка (уровня) с правоотношениями вещными и обязательственными - вопрос этот прошел (можно сказать, в состоянии летаргического сна) сквозь советское время*(275) и попал в современную литературу*(276). К настоящему времени можно считать вполне оформившимися и относительно законченными только четыре концепции корпоративных правоотношений - таковые принадлежат (по времени их создания) Д.В. Ломакину (1997, 2004), П.В. Степанову (1999), Н.В. Козловой (2003-2005), А.Б. Бабаеву (2006-2007);

некоторый интерес представляют также взгляды А.А. Зурабяна, сформулированные им в недавно защищенной кандидатской диссертации (2008). Иные публикации, оперирующие термином "корпоративные правоотношения", "концепциями" названы быть никак не могут, ибо являются (в лучшем случае) более или менее добросовестными компиляциями тех или иных взглядов и высказываний, не заключаемых самостоятельными научными выводами их "авторов"*(277).

3. Монография Д.В. Ломакина "Акционерное правоотношение" (М., 1997)*(278), посвящена, как это видно уже из ее названия, не корпоративным правоотношениям в целом, а лишь одному их виду - правоотношениям акционерным. Это обстоятельство не только не умаляет общего значения его работы, но и, напротив, в определенной степени

свидетельствует о ее повышенной научной ценности - качестве, отличающем всякое научное исследование, исходящее не из абстрактных рассуждений, а на конкретном материале.

Основные положения концепции Д.В. Ломакина суть следующие. Разнообразные общественные отношения, "возникающие в организации акционеров", в том числе "...складывающиеся в процессе формирования единой воли общества по поводу распределения прибыли от его деятельности и имущества при его ликвидации..., будучи урегулированными нормами права, приобретают форму правоотношений"*(279) (выделено мной. - В.Б.). Этот - аксиоматический, никак не доказанный - тезис вызывает ряд вопросов. Первый: что такое "организация акционеров"? Имеется ли в виду здесь само акционерное общество? Вряд ли, ибо если бы было именно так, то почему бы прямо об этом не сказать? Основательность сомнения подтверждается другим высказыванием, согласно которому "лицо, становясь акционером, вступает в правовое отношение как с самим акционерным обществом, так и с остальными акционерами"*(280) (выделено мной. - В.Б.). Очевидно, акционерное общество + масса акционеров, противостоящих всякому и каждому из своего состава, - это и есть та самая "организация акционеров", о которой говорит Д.В. Ломакин. Но наличие такой "организации" само по себе еще не означает, что всякое складывающееся между членами этой организации фактическое отношение непременно оказывается элементом единой правовой формы - акционерного правоотношения! Отношения акционера с акционерным обществом и отношения акционера с остальными акционерами - это принципиально и содержательно совершенно различные отношения. Как же они, в таком случае, могут получить форму

...одного (единого) правоотношения?! Неудивительно, что попытка конструирования такого (акционерного, членского) мегаправоотношения привела ученого к мысли, что его составляет "...комплекс юридически значимых связей, возникающих в организации акционеров"*(281) ("комплекс связей участников организации как между собой, так и с самой организацией"*(282)), и что оно "...не вписывается в полном объеме ни в группу абсолютных, ни в группу относительных"*(283).

Несостоятельность подобной концепции более чем очевидна; будучи лично знакомы с Д.В. Ломакиным, мы не сомневаемся в том, что очевидна она и для него самого, а это, в свою очередь, станет совершенно ясно и для всякого читателя, который возьмет на себя труд ознакомиться хотя бы с содержанием разбираемой нами монографии Д.В. Ломакина*(284). Эти обстоятельства не могут не заставить нас задаться вопросом: какая же причина обусловила формирование и отстаивание концепции, столь вопиюще не соответствующей основополагающим канонам цивилистической теории? Представляется, что такой причиной стало стремление доказать самую наличность и самостоятельность понятия акционерного (и, стало быть, корпоративного) правоотношения. Этот вывод основывается на самой монографии Д.В. Ломакина - тех ее страницах, на которых он, сравнивая права акционеров с обязательственными правами, с одной стороны, и с вещными, с другой, делает это на самом высоком профессиональном уровне, с той степенью тщательности и точности, которая не позволяет ничего возразить по существу результатов этого сравнения*(285). Так, права акционера не могут быть признаны вещными - их объектами не являются индивидуально-определенные вещи, а сами права принадлежат к разряду относительных (в то время как права вещные - права, как известно, абсолютные). В то же время они не могут признаваться и правами обязательственными, поскольку их содержанием являются не требования управомоченного лица к обязанному (требования о совершении чужих действий), а возможности управомоченного лица по совершению им самим собственных активных действий, причем обеспечиваемые не только обязанностями пассивного типа, но и "...активными обязанностями акционерного

общества по организации проведения общих собраний акционеров, созданию системы информационного обслуживания и так далее"*(286). Затем, объект этих правоотношений неконкретен, они могут существовать неопределенно длительное время и не прекращаются в результате однократной реализации; наконец, весьма специфичны субъекты этих правоотношений, коими (помимо традиционных физических и юридических лиц) выступают также и такие "лица", в которых их общеправовое качество отходит на второй план перед их специальной правосубъектностью (компетенцией), - лица, исполняющие корпоративные функции (органы управления корпорации). В этом смысле от корпоративного (акционерного) права участия в прибыли радикально отличается обязательственное право требовать выплаты части распределенной прибыли, приходящейся на одну акцию, - право требования выплаты объявленного дивиденда: эти права имеют различные объекты, содержание, возникают из различных юридических фактов и прекращаются также разновременно и по различным основаниям*(287). Выходит, что юридически защищенные возможности акционера образуют содержание гражданских правоотношений особого вида - акционерных (корпоративных).

Представляется, что постановка такой задачи - обосновать самостоятельность прав акционера - имеет вполне логичное объяснение: вспомним, что изучаемая монография Д.В. Ломакина вышла в свет в 1997 г.; соответственно, писалась она в продолжение 1993-1996 гг., т.е. в то время, когда научно-теоретического осмысления проблемы юридической природы отношений акционеров друг с другом и с корпорацией просто не существовало. В самом обозначении этой проблемы и первой попытке ее решения и заключается несомненная заслуга автора разбираемой монографии. Нельзя, конечно, не согласиться с тем, что попытка эта грешит целым рядом неточностей*(288), но таковых, во-первых, немного и они легко устранимы*(289), а во-вторых, на фоне той научной заслуги, которую нельзя не связать с именем Д.В. Ломакина, они вовсе утрачивают сколько-нибудь существенное значение*(290). В настоящее время его сентенцию о том, что корпоративные правоотношения "...не относятся ни к вещным, ни к обязательственным и представляют собой особый, отдельный вид гражданских правоотношений"*(291), повторяют едва ли не как прописную истину ранга общей и многовековой известности, не утруждая себя ни минимальным ее обоснованием, ни даже обыкновенным объяснением.

Позднее, в статье 2004 г., Д.В. Ломакин дополнил свой прежний взгляд критикой воззрения, согласно которому правовые связи корпорации с ее участниками, имея форму корпоративных правоотношений, возникают на основе так называемой корпоративной правоспособности*(292). Поскольку эти взгляды имеют ключевое значение для целей настоящего очерка, изложению и оценке этих критических замечаний мы посвятим его специальный отдел, в рамках содержательной части наших собственных теоретических построений (см. п. 11).

Положения новейшей монографии 2008 г. издания, претендующей (насколько нам известно) на соискание ученой степени доктора юридических наук, поначалу производят впечатление благоприятное. Местами кажется, что Д.В. Ломакин поправляет технические недостатки своей прежней концепции. У него уже не идет более речи об одном "большом и едином" корпоративном правоотношении: начиная с самого названия книги в ней говорится о "корпоративных правоотношениях" (во множественном числе)*(293). Теперь перед нами не одна единая многосодержательная правовая связь корпорации и участника, но "...комплекс связей участников (членов) корпорации с самой корпорацией"*(294). К сожалению, это первое впечатление оказывается обманчивым. Буквально вслед за констатацией факта существования комплекса правовых связей (правоотношений) участника и корпорации ученым тут же делается рецессионный шаг: