Династическая оппозиция

Роль династической оппозиции в восстании Ника давно привле­кала внимание исследователей. В. А. Шмидт, например, выделя­ет ее как одну из основных причин восстания. Автор рисует яркие образы племянников Анастасия, прежде всего Ипатия, приписывая ему качества и стремления, которых в действительности не было, и подвиги, которых тот не совершал [293, с. 26] ⁵.

Придавая большое значение династической оппозиции, В. А. Шмидт, по-видимому, опирается на рассказ Марцеллина Ко­мита, который утверждает, что «Ипатий, Помпей и Пров, когда в январские иды большая часть знати была связана клятвой, с по­мощью даров и раздачи оружия побудили обманутую толпу высту­пить против власти, которую каждый из них стремился захватить, и с помощью дурных граждан разрушили огнем, мечом и грабежом царственный город, в то же время во дворце изображая себя пре­данными императору» [31, с. 103]. Но сведения этого хрониста были близки к официальной версии [149, с. 93] ⁶, с помощью которой Юс­тиниан хотел представить восстание как династический заговор, а не как народное движение [54, с. 285].

Вслед за В. А. Шмидтом, хотя и независимо от него, выделял династическую оппозицию как одну из причин восстания К. Папар­ригопулос [340, с. 7—8]. Однако взгляды этих ученых были довольно скоро и без всякой критики преданы забвению, а вопрос о династи­ческой оппозиции получил несколько иное освещение. С этой оп­позицией практически отождествляются выступления самых раз­личных слоев населения Константинополя против Юстиниана, по­скольку ряд исследователей видят в них стремление возвратиться к старым, Анастасиевым временам. При этом, по мнению историков, взоры народа и сената легко и естественно обращаются к племян­никам Анастасия, которым вместе с тем они отводят очень скромную роль: те лишь уступили настойчивым просьбам толпы [55, т. II, с. 82—83; 148, т. II, с. 42, 44; 301, с. 450, 452— 453].

Какова же в действительности была роль династической оппо­зиции накануне восстания и в ходе его?

Прежде всего следует отметить, что при Юстине и в первые годы правления Юстиниана династическая оппозиция не представляла собой существенной угрозы правящей династии, если вообще мож­но говорить о ее существовании. Во время избрания нового импера­тора в июле 518 г. о племянниках Анастасия не было и речи. Ни димы, ни войско не вспоминали о них [18, с. 426—430; 26, с. 410— 411; 16, с. 612] ⁷, хотя Ипатий и Помпей не разделяли монофисит­ских взглядов умершего императора ⁸. Сенат полностью поддер­жал кандидатуру Юстина [18, с. 426—430; 314, с. 71, 75—76, 115— 116]. Даже ближайший сподвижник Анастасия, препозит Амантий, добивался престола для Феокрита, несмотря на то, что третий пле­мянник императора, патрикий Пров, был монофиситом [301, с. 216]. По всей вероятности, именно непопулярность Анастасия в столице сделала невозможным выдвижение на престол одного из его родственников.

С тех пор прошло почти 14 лет, на протяжении которых ни Юстин, ни Юстиниан не рассматривали их как серьезных претендентов на престол. Византия VI в. еще не знала принципа легитимности в занятии трона; сил, которые могли бы поддержать родственников Анастасия, не было, а особыми талантами или достоинствами ни один из них не обладал. Ипатий, возглавляя вместе с другими стра­тигами ромейское войско во время персидской войны 502—506 гг., показал себя абсолютно неспособным полководцем. Несмотря на некоторые противоречия источников в изображении событий этой войны [83, с. 108—110], все они отмечают его бесталанность и не­умение руководить войском.

Так, по свидетельству Иешу Стилита и Феофана, Ипатий и Пат­рикий отказались прийти на помощь Ареовинду, которому предстоя­ло сражаться с персами, и тем самым обрекли его на неудачу [29, гл. 55—56; 41, с. 146]. Впечатляющее описание поражения, нане­сенного иранским шахом Кавадом ромейским стратигам, в том чис­ле и Ипатию, оставил Псевдо-Захария. «Они,— пишет хронист,— потеряли много лошадей и бывших на них всадников, которые упа­ли со скал, разбились, умерли и покалечились» [46, VII, 5] (цит. по [85, с. 156]). Этому описанию соответствуют и факты, приведен­ные Прокопием [35, т. I, А, I, 8, 13—19]. Вследствие своих неудач Ипатий был отозван в Константинополь, однако через несколько лет он вновь становится во главе войска, на этот раз в борьбе с под­нявшим мятеж Виталианом, который без труда разгромил племян­ника императора, а самого его захватил в плен [22, с. 145; 26, с. 402; 41,с. 157; 46,VII, 13]. И опять, как и в войне с персами, он оказал­ся причиной гибели многих людей. По данным Иоанна Антиохий­ского, из 80 тыс. воинов в решающем сражении с Виталианом по­гибло 60 тыс. ромеев [22, с. 145] ⁹. Самому же Ипатию пришлось испытать в полной мере унижения плена, прежде чем его выкупил отец, патрикий Секундин [22, с. 145; 41, с. 160; 55, т. 1,с. 512].

Не отличался высокими талантами и патрикий Пров, которому лишь однажды было поручено важное задание, а именно миссия к гуннам, где его ожидала полная неудача [35, т. I, А, I, 12, 6 и сл.; 46, XII, 7; 313, с.70; 290, с. 261 и сл.]. Описывая это путешествие, Псевдо-Захария говорит больше о религиозности Прова, чем о его дипломатических талантах [46, XII, 7].

Совершенно бесцветной личностью был третий племянник Анас­тасия — Помпей. После поражения восстания Ника трусливый и безвольный Помпей, по свидетельству Прокопия, сидя в темнице, «рыдал и говорил жалобные речи» [35, т. I, А, I, 24, 55].

Вполне естественно, что ни Ипатий, ни Помпей, ни Пров сами по себе не могли внушить страх Юстину и Юстиниану, а общественное мнение столицы, как указывалось, было не в пользу племянников Анастасия. Их даже не удалили от двора, и Помпей вместе с Вита­лианом и Юстинианом встречал послов папы в марте 519 г. [301, с. 227; 314, с. 175—176]. Ипатий вновь получил должность стратила­та Востока [26, с. 423]. Среди именитейших ромеев он отправился на встречу с представителями Кавада для переговоров относительно усыновления Хосрова [35, т. I, А, I, 11, 24] ¹⁰. Когда же Руфин об­винил Ипатия в провале миссии, дело было расследовано со всей тщательностью, и племянник Анастасия оказался оправдан [35, т. I, А, I, 11, 38—39]. Более того, как пишет Иоанн Малала, когда у Юс­тиниана появилась возможность избавиться от Прова, которого се­нат признал виновным в оскорблении императора, последний тем не менее простил его [26, с. 438—439] ¹¹.

Можно было бы подумать, что Юстиниан заигрывал со своими соперниками, однако это маловероятно: подлинного соперника Юс­тиниан устранил без колебаний, когда тот встал у него на пути. Речь идет о Виталиане, прославленном полководце, мужественном и храбром воине, популярность которого в столице была огромна ¹². Именно в этом человеке, а не в бесталанных племянниках Анаста­сия видел, и не без оснований, будущий император угрозу на своем пути к славе и трону.

Итак, все изложенное выше позволяет предположить, что Ипа­тий, Помпей и Пров не имели никакого отношения к вспышке на­родного возмущения. Династическая оппозиция не только не была причиной, она не явилась даже поводом к нему. Более того, по дан­ным источников, лишь на шестой день Ипатий и Помпей оказывают­ся вместе с восставшим народом [35, т. I, А, I, 24, 22].

Можно, конечно, предположить, что какие-то связи между пле­мянниками Анастасия и восставшими существовали и до этого. Так, несколько странным кажется поведение Ипатия и Помпея в момент, когда их отсылал из дворца Юстиниан. «На пятый день мятежа, поздно вечером, — пишет Прокопий, — василевс Юстиниан прика­зал Ипатию и Помпею, племянникам ранее правившего Анастасия, как можно быстрее идти домой; то ли он подозревал их в посяга­тельстве на свою жизнь, то ли сама судьба так распорядилась. Те же, испугавшись, как бы народ не принудил их к царствованию, как то и случилось, сказали, что поступят неблагоразумно, если оставят василевса в минуту опасности. Услышав это, василевс Юс­тиниан еще больше стал подозревать их и еще настойчивее прика­зал им удалиться. Таким образом, оба они были действительно отправлены домой и, пока была ночь, пребывали там в бездействии» [35, т. I, А, I, 24, 19—21].

Странными кажутся их опасения относительно того, что народ заставит их принять титул и власть императора. Еще более удив­ляет другое обстоятельство. Когда Ипатий и Помпей были схва­чены и приведены к императору, они упали ему в ноги, говоря: «Владыка, мы много потрудились, чтобы привести на ипподром врагов державы нашей» [26, с. 476; 16, с. 627], на что Юстиниан ответил: «Вы хорошо поступили, но, если они вас слушались, поче­му же вы не сделали этого до того, как был сожжен весь город?» [26, с. 476; 16, с. 627]. Упрек императора, если не воспринимать его как злую иронию, кажется нелепым, так как город был сожжен до того, как Ипатия и Помпея изгнали из дворца и народ «прину­дил» их к царствованию. Возможно, Юстиниан как раз намекает на какие-то более ранние отношения племянников Анастасия с восставшими.

Так или иначе, мысль о возведении на престол одного из них родилась, по всей вероятности, 14 января, когда восстание уже достигло большого размаха. Либо потому, что Ипатий колебался, либо потому, что он вместе с Помпеем и другими сенаторами нахо­дился во дворце, восставшие решили провозгласить императором их брата — патрикия Прова. Возможно, какие-то переговоры у по­встанцев с Провом уже имели место (недаром толпа надеялась по­лучить от него оружие [41, с. 184]); возможно также, что он дал согласие на такое провозглашение. Затем, по всей видимости, он испугался и, так же как в 512 г. Ареовинд [26, с. 407], в страхе бежал из собственного дома. Даже в такой благоприятный для него момент Пров предпочел оказаться в тени.

Таким образом, если и предположить существование какой-то связи между династической оппозицией и восставшими, то нельзя не отметить, что заметной роли в восстании племянники Анаста­сия не играли вплоть до 18 января, дня, когда Ипатий был про­возглашен императором. Именно это событие послужило перелом­ным моментом в поведении Ипатия и Помпея. После провозглаше­ния Ипатия императором на форуме Константина он вопреки жела­ниям сенаторов вместе с бушующей толпой отправился на ипподром, поскольку именно там обычно проходило избрание императора, а также для того, чтобы поскорее занять главную императорскую резиденцию — Большой дворец [35, т. I, А, I, 24, 31]. Казалось, Ипатий искал опору во внешних признаках власти. Ему хотелось быть «законным» властителем, провозглашенным в том месте, где того требовал обычай.

Но на ипподроме им вновь овладели сомнения, и, боясь, как бы перевес не оказался на стороне Юстиниана, он тайно послал в Большой дворец своего доверенного человека по имени Ефрем. Получив неверные сведения, Ефрем по возвращении сказал Ипа­тию: «Владыка, богу угодно, чтобы ты правил: Юстиниан бежал, и во дворце никого нет» [16, с. 625]. Услышав это, Ипатий почувство­вал себя гораздо увереннее в императорской кафисме и стал с восторгом слушать аккламации народа в его честь [26, с. 475; 16, с. 625]. Вкус к эстетике церемониала, столь свойственный византий­цам того времени, проявился здесь во всей полноте. Ритуал так увлек Ипатия, что он забыл о реальности, о том, что надо действо­вать и закрепить успех. Нерешительный и целиком полагавшийся на удачу, он мог быть подходящей кандидатурой для сената, но не для восставшего народа.

По сути дела, Ипатий сам погубил дело восставших. Имея на своей стороне почти весь Константинополь, он не сумел восполь­зоваться этим преимуществом, совершив важную тактическую ошибку: зная, что Юстиниан не может одолеть восставших в улич­ных боях, он двинулся с ними на ипподром, где легче всего можно было расправиться с мятежниками. Бесспорно, Ипатий не соби­рался предавать повстанцев, с которыми он уже связал свою судь­бу. Это попросту было еще одной, последней ошибкой бездарного полководца. Во всех действиях, во всем поведении Ипатия отчет­ливо проявилась психология византийского обывателя того време­ни, стремление к соблюдению традиций и формальной обрядности. Выше этих предрассудков могли подняться лишь такие незауряд­ные личности, как сенатор Ориген или историк Прокопий; Ипатию этого было не дано.

Итак, династическая оппозиция, примкнувшая к восстанию, попыталась использовать народное движение в своих целях. Однако она не только не смогла закрепить успехи восставшего народа, но, напротив, способствовала разгрому восстания.