4. Что такое предмет

Мы исходим из того, что идеальный образ представляемой, т.е. противостоящей, нам вещи (предмета) всегда есть образ нашей собственной деятельности. Посмотрим, как это становится возможным.

Что такое "деятельность" с точки зрения динамики кортикальных рефлексов?

Мы выяснили, что это система стереотипных реакций, развертывающихся вовне под воздействием внешней рецепции рецепции тоже стереотипной, т.е. "опознанной", строго отдифференцированной от других несигнальных, индифферентных воздействий. Последние, как известно, могут возбудить лишь ориентировочный рефлекс, функция которого "ассоциировать" незнакомый импульс, т.е. придать ему сигнальное значение. Если же это не удается или ведет к "ошибкам", данный импульс просто исключается из восприятия.

Мы хотим здесь подчеркнуть следующее.

1. Рефлекторная динамика не есть наша собственная деятельность в строгом смысле этого слова, ибо ее пусковой импульс всегда находится вне нас. Это "деятельность" автомата, который не нуждается в сознании.

2. По содержанию, однако, рефлекс коры головного мозга практически целиком сводится к относительно самостоятельной системе реакций (операций). Рецепция выполняет здесь лишь роль пускового стимула; будучи сама стереотипной, т.е. сигнальной для данной конкретной цепи реакций, рецепция является необходимым моментом целостной системы, пусковым замещением всей целостности. И вместе с тем она суть лишь внешняя точка на том шаре, каковым является целостный рефлекс. Если ее убрать, по содержанию этот шар не изменится, так же как не изменится мелодия, записанная на пластинке; другое дело, что эта мелодия просто не зазвучит без соответствующего воздействия иглы!

Как это понимать?

А это надо так и понимать, что, например, круг тот "круг", который мы видим, это не некая "вещь", находящаяся где-то вне нас, но прежде всего определенный стереотипный "маршрут" движения собственного нашего глаза. Другой стереотипный "ход" этого же глаза воспроизводит "прямую линию" и т.д.⁴². Безусловные стереотипы элементарных движений такого рода образуют саму "способность смотреть", т.е. воспринимать что-то извне в качестве линии, круга и

т.д. Они, если угодно, и есть априорные формы, простейшие всеобщие элементы, на основе и в рамках которых строятся далее сложноопосредованные предметные! образования (гештальты) высокого уровня интеграции, гибкие и подвижные, но и гораздо менее устойчивые. Характерно, что в ходе деструкции как сложных форм поведения, так и собственно идеальных образований психики (например, в картине развертывания шизофренических симптомов, или в процессе углубления истерического "сумеречного состояния") ярко выявляются все этапы обратного пути. Так, "в кататоническом комплексе симптомов шизофрении ритмические формы движения выступают в большом изобилии на поверхность, как стереотипия, вербиггерация и т.д. Кататоник может часами через правильные промежутки повторять один и тот же звук, одно и то же предложение, скакать на одной ноге или совершать круговое движение... Ослабленное бодрствующее мышление в состоянии утомления и скуки доставляет иногда прекрасные примеры двигательных стереотипий, как качание на стуле, барабанное движение, верчение большого пальца, однообразно повторяемые на клочке бумаги рисунки, причем в последних, кроме примитивных оптических тенденций к стилизированию, прекрасно обнаруживается тенденция к геометрическому, к симметрии и к повторению фор-

мы"⁴³.

Аналогична картина деструкции и собственно предметных образований сознания. Сначала здесь разрушается системная связь и цельное представление как бы рассыпается на беспорядочно перемешанные элементы: "здесь голова, там часть стола, там еще оконное стекло, все беспорядочно распределено в пространстве"⁴⁴. Окончательная деструкция дает набор простейших элементов: "бесформенные материалы цветного, светлого и темного, пятна, покровы (scheier), линии, полутени, решетки, круги"⁴⁵ и т.д. "Тенденция очертания реальных предметов приближать к геометрическим фигурам, четырехугольникам, треугольникам, кругам или разбивать их на подобные формы, или же выражать чувствования и идеи, отказываясь от реальных форм вообще, только в линиях, кривых и пятнах, при помощи сильных цветных эффектов, эта тенденция сильно распространена в экспрессионистском искусстве и в аналогичных работах больных шизофреников"⁴⁶.

Во всем этом нам пока важно отметить одно.

С точки зрения общепринятого понимания рефлекса, стереотип, даже самый элементарный ("круг", "линия"), не может быть выявлен без контакта с внешним воздействием. Но вместе с тем по содержанию сам "круг", "линия", в том числе и последующие сложно-

системные предметные образования, имплицитно заданы структурой более или менее устойчивых операций, анатомически закрепленных структурой сложившихся нервных связей⁴⁷, так же, как набор мелодий задан самой структурой пластинки. Другое дело, какая именно мелодия прозвучит "сейчас" и как она прозвучит это уже зависит от того, куда попадет игла и насколько доброкачественна (сигнальна, стандартна) сама эта игла. Конечно, это сравнение не совсем удачно, так как в отличие от пластинки нейро-физиологическая запись сложных предметных систем в самом процессе "воспроизведения" может обогащаться новыми связями; более того могут "стираться" старые и возникать совершенно новые "мелодии". Но нам здесь важно отметить лишь то, что по содержанию всякое предметное образование потенциального представления задано системой "ответных" реакций. Например, заяц для волка это соответствующая динамическая установка всех волчьих рецепторов, согласованная с определенным ритуалом

(порядком) сокращения мышц разных органов тела, движением лап, челюстей и т.д. Иными словами, "заяц" в отличие от "круга" это очень сложная и гибкая система согласованного включения в работу множества элементарных ("особенных") стереотипов, т.е. это как бы определенная мелодия ("всеобщее"), допускающая в своем развитии импровизацию, разную "оранжировку", зависящую от дополнительных внешних сигналов и обратной афферентации, корректирующих исходное движение, возбужденное пусковым сигналом.

Любой объект, имеющий жизненное значение для животного, имплицитно задан ему динамической системой собственных "операций"; он целиком есть сами эти операции.

Конечно, не следует забывать и того существенного момента, что говорить об "объекте" в рамках рефлекторной динамики можно только условно. Строго говоря, животному еще ничего не противостоит в качестве объекта. Поскольку его реакции всегда непосредственно слиты с воздействием внешней среды, постольку само оно (животное) является непосредственным продолжением этой среды; оно есть сама среда (Маркс).

Точно также плод в чреве матери есть сама мать. Но нам важно подчеркнуть тот факт, что и еще не родившийся плод (потенция сознания) уже имплицитно содержит в себе структуру родившегося ребенка, поскольку любой внешний "объект" уже потенциально задан здесь системой собственных операций, пусть пока рефлекторных.

Итак: "Яма существует для того, чтобы копать!" Ребенку доставляет удовольствие определение через операцию. "Нож чтобы резать", "книга чтобы читать", "молоко чтобы пить"⁴⁸.

И не только ребенку! Определение через операцию доставляло особенное удовольствие таким зрелым людям, как Спиноза и Кант. Первого, например, совершенно не устраивали общепринятые в математике определения, в частности, определение круга: "Если определить его (круг Ю.Б.) как фигуру, у которой линии, проведенные от центра к окружности, равны, то всякий видит, что такое определение совсем не выражает сущности круга, а только некоторое его свойство"⁴⁹. Спрашивается, как же тогда вообще нужно определять что либо? "Определение должно... содержать ближайшую причину. Например, круг по этому правилу нужно будет определить так: это фигура, описываемая какой-либо линией, один конец которой закреплен, а другой подвижен"⁵⁰.

Канту впервые удалось показать, что этот спинозовский "истинный способ определения" (определение через операцию) есть всеобщий способ ("схема") построения любой предметности, что затем на уровне эмпирически-экспериментальной психологии продемонстрировал Пиаже. "Знание, заключает Пиаже, с самого начала связано со схемами действия, с которыми ассимилирован предмет (от схемрефлексов до схем, являющихся результатом различных видов научения)"⁵¹.

При этом следует учитывать, что поскольку речь идет о человеческом знании, здесь должны иметься в виду не схемы специфически индивидуальных реакций (действий), но социально опредмеченные, закрепленные средствами языка, общезначимые стереотипные операции, являющиеся историческим продуктом практического опыта поколений. Этим, в частности, человек существенно отличается от животных. Если свою систему индивидуальных стереотипов поведения (например, реакция на звонок у Жучки) животное добывает методом "проб и ошибок" лицом к лицу с самой природой, то, напротив, человек тем же методом осваивает не природу, но прежде всего социально опредмеченный опыт предшествующих поколений, кристаллизованный в языке.

Животному "опыт поколений" задан наследственно как инстинкт; все, что сверх того неповторимо индивидуальные реакции данной особи. Напротив, опыт человеческих поколений противостоит индивиду в качестве предмета, продукта предшествующего труда, который требует освоения. Этот опыт опредмечен уже в самой структуре языка; он задан всей овеществленной культурой, окружающей человека, в виде самых различных "вещей" того или иного целевого назначения: сосок, горшков, булыжников ("чтобы бить стекла"), телевизоров и стихов и т.д. Таким образом, что касается человека, привилегия за-

давать вопросы самой Природе принадлежит здесь практически лишь очень узкому кругу "творческой элиты", и то лишь в опосредованных формах гипотез и эксперимента и в весьма ограниченных пределах. Правда, с другой стороны, результаты этих экспериментов становятся опять-таки достоянием всех, в виде новых понятий или новых вещей, подлежащих освоению.

В недооценке этой существенной разницы между животным и человеком заключается основной недостаток операционалистской концепции Пиаже, недостаток, хорошо подмеченный А.Н.Леонтьевым:

"Ведущий фактор формирования психической деятельности ребенка, источник его умственного развития мы видим в усвоении общественного опыта. Мы вместе с Пиаже, когда он аргументирует в пользу ведущей роли действия, прежде всего внешнего предметного действия в развитии умственных процессов, но мы против трактовки предметного действия как встречи ребенка "один на один" с окружающим миром... Мы согласны с Пиаже, что нельзя видеть в языке ведущий фактор развития психической деятельности. Однако нельзя не учитывать, на наш взгляд, то обстоятельство, что язык участвует не только в "оформлении" логических структур, но и в "координации" и "дифференциации" самого предметного действия. Строение этого предметного действия создается не только активностью самого ребенка, но и деятельностью окружающих его взрослых людей, которые... направляют, регулируют его деятельность, в частности, системой побуждений и запретов учат обращаться с каждой вещью как категорией"⁵².