_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 3

ВЛАДИМИР ПОЗНЕР

* * *

Я родился одновременно с рыжим Встающим солнцем, в пять часов утра. Свист паровоза несся над Парижем, Крик петуха донесся со двора.

Земля по-прежнему вертелась. И, согреты Лучами изумительного дня, Вокруг рождались новые предметы, Моложе и беспомощней меня.

Не вскрикнув ни от боли, ни от страха, Когда заря в зрачки взглянула мне, Как перевернутая черепаха, Лежал я распростертый на спине

И, расстояния не признавая, Тянулся к вырезу высокого окна,

Где улыбалась мне, как я, едва живая, Едва рожденная голубизна.

** *

Прельстившись зеленью и тишиной,

Яодиночествую вечерами

Всаду, где мир кончается стеной, Полузаросшей травами и мхами.

Ни ветра, ни шагов. Смолкает птичий гам, Окрестность расплывается, линяет, И если руку приложить к тазам, То каждый палец небо заслоняет.

112

В. Познер

Закатывается за стену день И все ровнее бьется сердце. Это

На землю, на меня ложится тень От мне невидимых предметов.

* * *

г . п .

О, романтическая смерть: на баррикадах, На полюсе, на палубе судна, С седым священником в преддверья ада,

Под пенье ваших пуль, веселая война. О, романтическая смерть на баррикадах!

Фатою разукрашенная смерть!

Фраз исторических, геройских жестов Над поколеньями нависнувшая твердь. Высокой суетою, как невеста Фатою, разукрашенная смерть.

Когда покоя ищущим, — не Бога,— Довольно сна, а тем, чьи ночи не пусты, В действительности нужно лишь немного Обыкновенной углекислоты.

** *

Когда несчастье бьет крылом И раздается Божий гром, Не следует внимать надежде Или сопротивляться, прежде

Чем жизнь свою отдать на слом.

Кончать с собою неуместно: Самоубийство — хвастовство И бегство, а не торжество, Бесплодное, ввиду того, Что будущее неизвестно.

Не следует смотреть назад. Года давно прошли, Бог с ними!

В. Познер

113

Раскаиваться всякий рад, Но вымощен библейский ац Намерениями благими.

От книг и от людей уйди,

Исердце замуруй в груди, Не пей и не целуйся больше.

Старайся спать возможно дольше

Ипомощи людской не жди.

Благодари покорно за Ниспосланное свыше бремя, Сожмись в клубок, зажмурь глаза И жди, пока пройдет гроза:

Тебе поможет только время.

** *

Дневные раны сном лечи...

Ты спать решился? Так спокойной ночи. Спокойной — засыпающим? Какое! Ведь всякий путешествует, как хочет, А путешествующим не до покоя.

Ведь всякий путешествует, как может. Мне страшен дом старинный и уютный, Где те же тени и молчанье то же, И вот, проваливаясь ежеминутно,

Лечу, лечу, взрываясь, разлетаясь, Даря глаза лесам, а сердце — рекам. Скользит бескрылая слепая стая, Что днем прикидывалась человеком,

Безумящей, бездонной пустотою, Пока над зеленью раскосых побережий Монетой стершейся и золотою Унылый день уныло не забрезжит.

Мне предстоит бессмысленное дело: На день залечивать ночные раны И собирать распавшееся тело По звездам, временам и океанам.

114

В. Познер

** *

Ночь неуютна и нема, Дождь моросит, собака лает, Притягивает, окружает И всасывает душу тьма.

Насторожились, словно звери, Внимательные зеркала, Стремятся тени из угла, Шуршат обои, настежь двери,

Как будто открывая путь Необъяснимому испугу. Мы силимся скорей уснуть

И прижимаемся друг к другу,

Но нам не спится. За окном, Над сетью рельс, камней и будок, Старинный сотрясая дом И потрясая наш рассудок,

Кровь отгоняя от лица И разрывая жизнь на части,

Несется ветр больших несчастий, Опустошающий сердца.

** *

Осенний дождик брызжет сквозь туман. И, день за днем, дома плывут сквозь воды; Так Атлантический качает океан Трансатлантические пароходы.

Лишь пестрые обои, где цветы, Колосья, птицы, бабочки и дети, Среди ноябрьской темноты Напоминают нам о лете.

Мы взаперти, и помнить мы должны, Позабывая небо голубое, Что ласточки не делают весны

И только выцветают на обоях.

БОРИС ФИЛИППОВ

** *

Города, города, города, словно карточных домиков стадо...

Никому, никуда, никогда — ничего мне от жизни не надо.

По дорогам немецкой земли

явлачу свою ветхую тачку,

икачаются кашки стебли, комары хороводят заплачку.

Никому, никуда, никогда —

ничего мне от жизни не надо...

Деревень обозлившихся стадо...

Города, города, города...

1945

БАМБЕРГ. СОБОР. ЧЕРНАЯ МАДОННА

«Всадник» — статуя Собора. Негрыкатолики — американские солдаты в Соборе. Лето 1945.

Белые с желтым знамена, желтые с белым знамена, кружево каменных башен, мощных соборов трезвон. И у Предвечного Трона золотом брызжет корона, сколотом мчащихся пашен, улочек узких препон.

Дьявол вцепился в святого, радостно машет хвостом.

116	Б. Филиппов

Боже, помилуй святого! — Нрава художник простого, душу обретший постом.

Синее небо глубоко, синее небо высоко, всадник умчался далеко, бросив понурый собор.

Дружно сгрудились колонны вкруг африканской Мадонны — каменный выспренний бор.

Нынче легко Ей молиться —

вгороде близкие лица темных ливийских гостей.

Царственный Всадник умчался, каменный Всадник умчался

вкапище готских костей.

Взолото воинской славы, готской немеркнущей славы — нет там ливийских гостей: воины лишь да монахи, жертвы костра или плахи или раздольных морей.

Город стоит среди пашен, кружево храмовых башен в хоре забытых детей, желтые с белым знамена, белые с желтым знамена...

1945

КАССЕЛЬ

Квартал—обвал. Венок и надпись мелом: «Убиты все. Живым остался Буш»...

Над выгоревшей ратушей картуш и странник-юноша с обвисшим телом.

Труп города. Сгоревшее железо. И адреса — свидетели разлук.

Б. Филиппов

117

Над толпами обманутых протезов собор вздымает к небу башни рук.

Обрушились и своды в нем и шпили,

ипоросли развалины травой,

иангел пламенеющей трубой

не воскресит веселый хохот Тиля.

Эй, Эйленшпигель! отзовись, воспрянь! В руинах города безруких оды, слепых парад, безногих хороводы, и мусор мускулов и мыслей дрянь.

Воспрянешь ты, заржавленный повеса?

1945

** *

Стада овец, библейские, седые,

итот же хлеб, и та же горсть воды,

итот же ужас завтрашней беды неотвратимой, как т а за слепые. И мудрая походка пастуха, наследника немудрого Исава,

итяжкая прадедовская слава,

икрик предутренний провидца-петуха.

1946

** *

Один, опять один, всеща один:

мне, видно, воли нет отвоплотиться:

я — ангел каменный готических вершин, на зов моей трубы слетают только птицы.

Железом я прикован к высоте, к надмирной чистоте церковной кручи,

1ремит моя труба о Вечной Полноте, и каменная мысль возносится за тучи,

но силы нет взмахнуть изваянным крылом...

1950

118	Б. Филиппов

** *

Котофеич Котофей, не пролейте кофий!

Каплями приманишь фей, остро пахнущий шалфей заварил себе Орфей, будет пить Прокофий.

Посечас блошиный зад черта ссудит фигой и кота погладит над теософской книгой.

Котофеич Котофей — перевоплощенье:

остро пахнущий шалфей...

По лугам бежит Орфей адова хищенья.

В узких и слепых зрачках золотая лира...

Отмурлычь невнятный страх: сладким кофием пропах закоулок мира.

1955

** *

Ты цыганская, до отчаю надоедливо-липкая ширь — увидать тебя снова не чаю: лишь гитар перебор различаю:

ширь — псалтырь — нетопырь — монастырь.

То бывало, сбывало, отбыло: жизнь несла напролом, вперекос, как в крови и в мыле кобыла,

как в крови и в пыле — как было,— и не то, что было, как было, как еще не бессильная сила, как девичьи объятья взасос.

Эх, пошел-распошел, разгуляйся! — Может, в пляске осталась душа? —

Б. Филиппов

119

Попляши, погреши и покайся: губы в кровь, шепотком, чуть дыша.

...А потом — за чаем — скучаю: ты цыганская... до отчаю...

I960

* * *

У прибрежного парка нелепая барка в просмоленном своем естестве.

Солнце медленно прыщет, самоцветы разыщет в кружевами сквозящей листве.

И течет еле-еле в холодной постели истощавшая за ночь река,—

и железных укосин — ржавый скрип их несносен — небу поддня грозится рука.

Легкой ряби улыбка, река — словно зыбка, и не станет радушней она, да не станет и чище, если кран-черпачище

тины слякоть подымет со дна.

Журавлиность укосин — и синяя осень; на воде рыбьих всплесков плевки; только колкие ели, только белые мели, мелководье, листвы поплавки...

1963

* * *

И дерево в окне — среди громад домов, зажатых улицей гремящей, — и неба лоскуток, и водопад

людей, машин, газет, и тягостных шарад, бе1ущих вдаль, куда-то все спешащих. Луч солнца золотит кирпич армад, плывущих в вечность городской невзгоды, траву среди камней, пропащую погоду, асфальта раскаленный ад...

1965

120	Б. Филиппов

** *

Вьются флаги, веселые флаги, насупилось раннее утро — флаги дразнят его, как мальчишки,

размахивающие пестрыми шарами, прежде чем запустить их в небо.

Л нищие ветви дерев протянулись к небу за осенним подаяньем — медяками синего октября — ну, на чашку кофе поздней любви, последней любви

за стойкой пригородной забегаловки.

Осень, подай мне пятак!

1966

** *

...О вечной жизни молят небеса,

для вечной жизни строят агрегаты...

И выпала кровавая роса

на Стратилата латаные латы...

И Стратилат сгребает сперму звезд, перегоняет в колбах и ретортах — дабы в теплицах рожениц-борозд выращивались вечности когорты.

Гудят в густой тайге колокола: поддонный Китеж падок на моленья. Визжит на Керженце безбожная пила: возводит новое безбожное строенье...

(1947)1967

ВОСПОМИНАНИЯ О ГРЕЦИИ

1

На камнях неровных солнца брызги — золотая парча полудня, а маки по краям дороги,