Щеглова_ист. грам

русских оригинальных памятниках таи употребляется редко: в Сказании о Борисе и Глебе и в Лаврентьевской летописи — лишь единичные случаи в цитатах из евангелия, в Ипатьевской летописи — два примера в ранних записях XII века. В Новгородской летописи по Синодальному списку употребляется только отаи: приде кнзь... пльскову... позванъ отаи новгородьскыми и пльсковьскыми му(ж) (1137 г.) и др.

Но дело здесь не в различии между древнерусским и старославянским языками. Также нет повода связывать таи и отаи с диалектными особенностями древнерусского языка. Отношения их в древнерусских памятниках типичны для старого и нового слова: хотя оба долго сосуществуют, первообразное таи неуклонно вытесняется из языка. Для XIV в. об этом можно говорить определенно. Ср.: правляше стую бжию црквь... не яви нъ таи (ПрЛ XIII, 46в) — в том же тексте: отаи (Пр XIV, 6, 54в); вдовицѣю питаемъ таи (Пр XIV, 6, 41а) — отаи (ПрЮр XIV, 40в); и таи призва вышегородьци (Парем 1271, 261 об.) — отаи (ПрЮр XIV) и др.

СX I I в. в памятниках появляется форма вътаи: икону сътворивъ въ таи исусову (КЕ

XII, 253 6).

СXIII в. отмечается форма потаи: учашеть сына посылая потаи (ЛП XIII—XIV, 1204 г.); аще кто потаи похватилъ а того единъ бъ вѣдаеть (Там же, 1209 г.); чадо еже аще породи(т) и изьѣсть е потаи (Пал 1406, 154г)

Вътаи и потаи (наряду с таи и отаи) употребляются в XV—XVII вв.: приводе князей литовских втаи (ЛУст XVII, 1372 г.); целовали ко мнѣ крестъ, а потаи мене целовали крестъ къ Святославу. (ЛМоск к. XV, 1147 г.); говорено... будто послалъ Ливонцомъ помочь потаи (Швед. д. 1560 г. // СлРЯз Х1-ХУП вв.).

Наречие потаи, в свою очередь, дает новую форму въпотаи: и писма въ потаи принимал (Наказ. Тб., 1639—1043 гг. //СлРЯз XI—XVII вв.); съ нимъ... послалъ изъ Астарахани въ потаи князь... къ шаху грамоту (Перс. д. 1615 г. //Там же).

Все описанные формы — отаи, вътаи, потаи, въпотаи — повторяют значение первообразного таи, т. е. у них нет смысловой или жанрово-стилистической дифференциации (отчетливой, например, у образований с тем же корнем в системе

современного литературного языка: тайком, тайно, таинственно). Все они употребляются в языке XIII—XVI вв. Отсутствие соотносительного прилагательного43 или существительного не позволяет видеть в них предложно-падежные формы имен. Особенно важен факт, что представленные наречиями формы нельзя считать остаточными, они новые.

Еще пример. Общеславянское наречие явѣ широко представлено в древнерусских памятниках. В XIV в. отмечена другая форма — яво: съгрѣшиша нѣции яво велми и отаи покаяша(с) (МПр XIV, 50). В XVII в. встречаются формы наявѣ, въявѣ. В современном лите-

ратурном языке употребляются въявь и наяву, создавая впечатление остаточных форм имен существительных с мягкой и твердой основой, что не подтверждается исторически44.

По-видимому, вопрос о характере начального элемента в наречиях измала, въновѣ, напърво и под. нельзя решать отдельно от вышеизложенных фактов.

43 Прилагательное потайной отмечено в памятниках к. XV — XVI вв.: потайная входы, потайными своими словами, ворота потайные (картотека СлРЯз XI—XVII вв.).

44 Имя существительное явь в памятниках до XVIII в. не отмечено. См.: Шмелев Д. Н. Указ.

соч. С. 283—284.

101

Согласованность предлога и падежного окончания, как она представлена в парадигме именного склонения, у наречий наблюдается наряду с отступлением от такой согласованности. Параллельно с формами домънога, допълна (предлог до употребляется с родительным падежом) употребляются доготово, допрямо. Такие «прозрачные формы творительного падежа множественного числа» (Мейе), как мужъскы, со временем дают форму

по-мужски, другоицею — форму въдругоицею (предлоги по и въ не употребляются с творительным падежом ) и т. д. Не связаны с предложно-падежнымп формами имен существительных или субстантивированных прилагательных такие наречия, как нынѣ —

отънынѣ, донынѣ; утрь — вънутрь, изнутрь45; въсьгда -- повъсьгда, завсегда, изусть — наизусть; върознь, порознь, нарознь; вънезапу — повънезапу и др.

Все это дает основание считать, что появление предложного элемента вызывалось самой формой наречия и связано с особенностями его словообразовательной и смысловой структуры. Стремление наречий следовать форме падежа, по-видимому, нельзя свести к простой аналогии с именем существительным. Скорее всего, оно является выражением самой сути наречия, оставшегося тоже именем. Возможно, это результат общеименного происхождения наречий, сохранение своего рода инерции склонения. Своеобразие этой инерции состоит в том, что принимая предложно-падежную форму, наречие не следует падежной семантике существительного, хотя и может не противоречить ей.

Последовательность исторического описания основных структурно-семантических групп наречий может дать представление об общей тенденции их развития в русском языке и изменениях, касающихся отдельных групп и отдельных наречий.

НАРЕЧИЕСРЕДИ ДРУГИХ ЧАСТЕЙ РЕЧИ

Одной из трудностей, связанных с историческим изучением наречий, является проблема выделения наречий в тексте древнерусских памятников. Наречие, являясь по своему происхождению именем, в исторический период развития языка продолжает быть тесно связанным с другими именами — прилагательным и существительным. Выделение наречий в кругу имен теоретически можно свести к выделению слов, которые по совокупности признаков не могут быть отнесены ни к прилагательным, ни к существительным46. Практическое выполнение этой задачи имеет ряд сложностей/

Разграничение наречий и имен прилагательных в тексте древнерусских памятников определено собственно категориальными (частиречными) признаками тех и других. Неизменяемость наречия, т. е. независимость формы слова от лексического окружения в предложении, отчетливо противопоставлена изменяемости имени прилагательного — его согласованию с родом, числом и падежом существительного, определением которого

45Современная форма наречия изнутри, сменившая древнюю изнутрь, утвердилась в языке поздно. См., например, в Русской грамматике Н. И. Греча 1827 г. (при объяснении значения приставки вы-) «... вы — движение извнутрь: выходить из комнаты» (с. 307).

46«Для того чтобы стать наречием, слово просто утрачивает свои формальные показатели, характеризующие его как имя существительное, прилагательное и глагол»

(Каrcevskij S. Sur lа nature dе l'аdverbe //ТСLР. VI. Рrаhа, 1936. S. 107).

102

прилагательное выступает в предложении. Функция приглагольного определения, основная у наречия, прилагательному не свойственна. Вместе с тем семантически они близки: имя прилагательное, являясь выражением категории качества, обозначает признак существительного, наречие — признак глагола, прилагательного, наречия и существительного (о присубстантивном употреблении наречий см. ниже).

Эти два момента — семантическая близость и функциональная противопоставленность — по-видимому, явились причиной и условием ранней формализации их отношений. Формообразование наречий идет в русле падежных форм прилагательных, и эта омонимия принимается языком, потому что четко разграничена роль тех и других в предложении.

К началу исторического периода наречия представлены словообразовательными моделями типа мало, бързѣ, скоры, потиху, излиха и др. объединяющими большую часть лексем, соотносительных с именами прилагательными.

Другие формы наречий не стали образцами словообразовательных моделей в письменном литературном языке и представлены в памятниках отдельными, иногда единичными, примерами: отъравьна 'поровну' другъ къ другу разделять (КЕ XII , 161а); мьстиславъ же съ володимиромь... || поиде бързѣхъ въ. е. сътъ. толико бо всехъ вои бяшеть (ЛН X I I I — XIV, 1216 г.); слышавъ же Изяславъ поиде потиха [так же в сп. XV в.] ожидая брата своего Ростислава (ЛН ок. 1425, 1147 г.). Тем не менее некоторые из таких образований могли сохраняться языком долгое время, выступая как варианты основных морфологических типов.

Отношения наречия и существительного значительно сложнее, чем отношения наречия и прилагательного. Причина сложности заключается в том, что основная наречная функция приглагольного определения свойственна косвенным падежам имен существительных. Вместе с тем наречие и имя существительное в большей степени, чем наречие и имя прилагательное, различаются семантически47.

Соединение признаков, характеризующих наречие как часть речи, не обеспечивает надежного разграничения наречия и падежной формы имени, имеющей тенденцию стать наречием. Даже для современного языка «отличение» наречий от имен существительных представляется, по выражению Л. В. Щербы, «самым деликатным вопросом»,

Решение этого вопроса представляет собой большой интерес и важность как в плане научном (теория взаимодействия частей речи, отношения частей речи и членов предложения), так и в плане учебно-практическом (лексикографическая работа, вопросы орфографии и др.). С этой проблемой сталкиваются исследователи по истории языка и исследователи современного языка — литературного, разговорного и диалектного. Главным направлением поисков можно считать выработку критериев для разграничения падежных форм; существительного, с одной стороны, и наречий — с другой. Диапазон предлагаемых решений весьма широк: от восстановления существительных умолк, усталь по форме наречий без умолку, без устали (см. словари современного русского языка) до признания флексий имен существительных, употребляющихся в обстоятельственной функции,

47 «Смысловая структура глагола шире, чем смысловая структура имени существительного, и круг его значений подвижнее... Еще более эластичны и разнообразны значения качественных прилагательных и наречий (таких, как легкий, легко, простой, просто и т. д.)» (Виноградов В. В. Основные типы лексических значений // Избр. труды: Лексикология и лексикография. М., 1977. С. 167).

103

суффиксами наречий. В том и другом решении есть своя логика и последовательность, которые, однако, более присущи нашим представлениям о системности языка, чем самому языку. Трудность разграничения наречий и форм склоняемых слов для древнерусского периода усугубляется многими моментами. Один из них — ограниченность материала. Даже при широком охвате памятников историк, в отличие от исследователя-современника, не имеет в своем распоряжении всех фактов, так как большая часть лексики не представлена в письменных источниках или представлена единичными формами. Тем не менее принципы выделения наречий должны опираться на материал, который есть в памятниках, с неизбежной корректировкой при появлении новых данных. Историк языка, исследующий эту проблему, не может оперировать таким понятием, как «разная степень адвербиальности субстантивных форм»: для разграничения двух частей речи в историческом описании нужна большая определенность. Однако у исследователя, изучающего древний период, есть и преимущество — знание будущей судьбы слова или формы.

Представим на примерах из памятников разных эпох возможности имени существительного выполнять обстоятельственную функцию, т. е. выступать в роли наречия. Как известно, из всех косвенных падежей наиболее часто в этой функции употреблялся творительный падеж48. Из всего лексико-семантического многообразия имен существительных по широте значения наиболее близки наречиям отвлеченные имена, поэтому они чаще других употребляются в качестве определения глагола.

Примеры из памятников XI—XIV вв.: вѣрою ['искренне'] въстрѣбова а не лукаво (Изб 1076, 28 об.); мукы... доблестию ['стойко'] прѣтрьпѣша (ПС к. XI, 44 об.); лѣностию ['нерадиво'] варено (УСт к. XII, 204 об.); дълготьрпѣниемь ['очень терпеливо'] глаголюще къ нему (СбТр ХII/ХIII, 23); Феодосии скоростью ['вскоре'] ц(с)рви пре(д)ста съ многою победою (ГА XIII—XIV, 238 б); волею ['добровольно'] бо роди(с) волею взалка волею вжада волею труди(с) волею устраши(с) волею умре. истиною ['действительно'] а не мечтаньемъ (ЛЛ 1377, 988 г.); и бѣ жива съ князи околными миромъ ['мирно']... и бѣ миръ межи ими и любы (Там же, 996 г.).

Развитие предложности творительного падежа не сказалось на его употребляемости в роли наречия — в памятниках встречаются съ вѣрою, съ лѣностию, съ дълготърпѣниемъ, съ нелюбьемъ, съ миръмъ и под.: егда тя въпрашають то отвѣштяи съ тихостию (Изб 1076, 113); и недостойно съ слабостию и по невѣрѣѣ приходящихъ къ нему (Там же, 230).

Существительное тьма в значении 'бесчисленность, несметное множество' в приглагольном употреблении встает в один ряд с наречиями мъного, излиха, преиз-лиха и под., обозначая высшую степень усиления: Аште убо тьмами съгрѣшилъ еси. тьмами

покаи ся (Изб 1076, 217).

Особенно показательно в качестве наречного приадъективное употребление формы: его же трепещеть ибо и земля его же еста очи свѣтлѣиши тмами паче слнца (СбХл XIV, 103 об.). Ср. обычное для счетных существительных употребление тьма при существительном (с присущей этому слову эмоциональностью, особенно при тавтологии); и тьмами подвигъ страдати хотящимъ (ЖФСт к. XII, 98 об.); яко убо источници точать струя, и аще тьмами народъ черпаны суть. но не охудѣваютъ (Пал 1406, 129б~в).

48 «Одной из характерных особенностей развития творительного падежа является стремление к адвербиализации, выраженное, однако, различно в разных его значениях» // Творительный падеж в славянских языках. М., 1958, С. 40.

104

У одного и того же существительного в функции приглагольного определения могут употребляться разные падежи. Например: Льстъ 'обман, хитрость': бы(с) ему вѣсть. оже Рязаньстии князи свѣщалися су(т) со Олговичи на нь. и идуть на лъсте(х) к нему (ЛЛ 1377, 1207 г.); и льстию обласкавъ многы (Пр 1383, 149 в); изведоша княгиню его на льсти убиша Юрья князя и княгини его (ЛИ ок, 1425, 1237 г.). Лука 'хитрость, лукавство': Въ житии семь жихъ без лукы (Изб 1076,, 109).

Адвербиальная форма имени обычно выходит из употребления тогда, когда перестает употребляться существительное, хотя, естественно, тут нет и не может быть полной одновременности. Со временем перестают употребляться лука и луками, рѣснота 'истина, правда' и въ рѣсноту 'истинно'. Ограничивается употребление существительного тьма, и перестает употребляться тьмами. Обособление адвербиальной формы в результате утраты самого существительного представляет собой в истории языка сравнительно нечастое явление. Примером может служить существительное полность и форма полностью. Для современного литературного языка полностью 'целиком, сполна' — самостоятельное наречие, потому что нет существительного в свободном употреблении. В языке XVII —XVIII вв. оно еще встречается довольно часто: тѣ заводы держати ему Петру въ добромъ строенъѣ, чтобъ въ московскомъ государствѣ железное всякое дѣло впередъ было во всякой полности (ДАЙ V. 1668—1671 гг, / / К арт . СлРЯз X I — XVII вв.); Елика древа обрѣжеши въ полность луны гниютъ вскорѣ (Кн. землед., 1705 г. // Там же); доходы... сбираются помесячно, и полностъ тѣмъ сборамъ бываетъ по окончании года (Док. в сенате, II. 1712 г. / / Там же). Существительное вышло из употребления «по всей вероятности, в течение уже XVIII века»49.

Для древнерусского периода этот вопрос не всегда решается так определенно. При рассмотрении подобных случаев на материале памятников раннего времени требуется особая осторожность, так как отсутствие существительного в текстах не является доказательством его отсутствия в языке, таким образом остается открытым вопрос о действительной изолированности формы, отмеченной в приглагольном употреблении.

Употребление в роли наречия разных форм одного и того же слова в одном и том же значении, возможность их сочетания с прилагательными (даже если эта сочетаемость лексически ограничена) — все это черты, свидетельствующие о их принадлежности имени существительному, а не наречию.

В этой связи остановимся на формах ночью, осенью, лѣтъмъ и под., которые рассматриваются исследователями древнерусского периода в числе наречий, «образованных от творительного падежа имен существительных».

Имена существительные, обозначающие время по месту в сутках, в древнерусском языке употребляются при глаголе во многих падежных и предложно-падежных формах. Примеры: повели въ нощи мечьмь усѣкнути я (ЧудН XII, 67а); онъ же въставъ нощию (ЖФП XII/XIIТ, 28в); ополоснутися вечерѣ а на утрие комъкатъ (КН 1280, 524 об.); вълазяи въ олтарь въ дне или в нощь (ЗС 1280, 3-116); а утро ишьдъ стражь поведа епискупу (ПрЛ XIII, 83а); ре(ч) сице в ночь похороните тѣло мое (Там же. 1074 г.); Убьен же бы(с)... в су(б)ту на ночь (Там же, 1175 г).

Такое же разнообразие форм было при обозначении времени действия относительно времени года: Въ одежю одѣвъ ся. въздрасти любъвь къ богу. иже зимѣ и лѣтѣ стройныя одеждя даруеть намъ (Изб 1076, 264); наступлю на зиму и на лѣто (ЛЛ 1377, 1097 г.). То же

49 Шанский Н. М. К истории некоторых слов на -ость // Уч. зап. Рязанского пед.

ин-та, Рязань, 1949. 8. С. 156.

105

самое наблюдается на всем протяжении старорусского периода: И поеха... в самый Николинъ день во осень (ЛЛск 2, XV, 1406 г.); ходилъ к городом по осени къ Юрьеву и к Лаису (ЛПск 3, XVI, 1560 г.); А на веснѣ и по лѣту литовскиа люди приходили многажды (Там же, 1564 г.); некоторые салдаты... померли въ осень и зимою и на веснѣ, и въ ихъ мѣста имамы новые (Доп. д. IV, 239. 1649 г. // СлРЯз X I — XVII вв.) и др. Таким образом, если исходить только из функции, надо признать наречием не только ночию, лѣтъмъ, но и ночь, въ ночь, ночи, въ ночи, на ночь; веснѣ, въ осень, на лѣто, на веснѣ, по осени, въ лѣтѣ и др., т. е. фактически вою парадигму существительных, принадлежащих данной семантической группе.

Промежуточность этих форм между существительным и наречием сказывается, в частности, в их одинаковой способности иметь определение, выраженное как прилагательным, так и наречием. Приведем несколько примеров с наречным определением рассматриваемых форм: Грѣхъ ради наших рано в лѣте ['ранним летом'] сташа великие морозы (ЛПск 3, Арх. 2 си., 1601 г.); бѣ бо глубоко в нощи ['глубокой ночью'] пришествие пономарево (Пов. Мерк. Смол. (Б), 67. XVI в. ~ XV в,

Всовременном литературном языке в приглагольном употреблении закрепилась (хотя и не исключительно) форма творительного падежа — осенью, зимой, ночью и т. д. Она сохраняет определение двух видов: рано осенью и ранней осенью, поздно вечером и поздним вечером. Сочетания с наречием являются более разговорными и более употребительными, чем сочетания с прилагательными. Возможность иметь при себе согласованное определение надежно оставляет адвербиальную форму в системе имени.

Длительность употребления адвербиальной формы в составе нормально функционирующего имени существительного не дает достаточного основания причислять ее

кклассу наречий, пока сама форма не нарушает парадигму имени. Однако, как нам кажется, не всякое отклонение формы следует рассматривать как образование наречия. О последнем можно говорить только в том случае, когда «неправильная» форма закрепляется в языке, т. е. имеет определенные подтверждения своей устойчивости.

Вистории употребления и закрепления формы творительного падежа ед. числа как основной при обозначении времени действия у существительных дьнь и ночь (нощъ) отмечаются колебания по роду. Объясняются они взаимной аналогией обычно рядом употребляющихся форм - дьнъмъ и нощъмь, днию и нощию: ти (тати и разбойники) понѣ нощью крадуть. вь тмѣ. боящися и стыдящися. а насильници и мьздоимьци денью на свѣтѣ грабять (СбХл XIV, 102 об.). Однако намечающийся отрыв форм в приглагольной функции не закрепился в языке, литературная норма вернула их в рамки парадигмы существительного.

Разную судьбу имели разные формы существительного часть, отмеченные в древнерусских памятниках в приглагольном употреблении. По части 'подробно' отмечено в XIV в.: да не по части всего глаголю но кратко (ГВ XIV, 17ба); вся ему еже по части исповѣда иже на кр(с)тьяны изложенное о(т) ц(е)саря гоненье изряднее ж(е) на мнихи (ЖВИ XIV-— XV, 17а). В дальнейшем ее употребление не отмечено.

Другая форма отъ части "частью, частично' тоже отличается искусственностью. Появилась она как калька с греческого. В памятниках XI—XIV вв. встретилась один раз: нъ въ многыихъ подълежащиихъ бывая, много бываеть. вьсецѣло. въ коемьжьдо. и не от части сеи (КЕ XII, 2656). Но сохранение ее в книжно-письменном языке представляется непрерывным. См. примеры из сочинений XVI — XVII вв.: достойно расудих, яко же в завещании нѣкая потребная мнѣ отчасти писанием сѣм явити (Волог.-Перм. лет., ли. 297— 297 об., XVI в. //Карт. СлРЯз XI— XVII вв.). В современном языке наречие отчасти

употребляется в том же значении, которое было у него в XII в., сохранилась и

106

принадлежность слова книжному стилю. Ср. в том же значении форму творительного падежа ед. числа частью и возможность ее сочетания с прилагательным — «большей частью».

Появление наречий из «застывших», или «окаменевших», падежных и предложнопадежных форм имен существительных хорошо изучены и подробно описаны в исторических исследованиях. Причина их появления заключается в том, что изменения в склонении существительных не всегда распространяются на формы, устойчиво употребляющиеся в обстоятельственной функции. Последние застывают в старой форме. Это наиболее ясные и хронологически определенные случаи во взаимоотношениях имени существительного и наречия.

Известный пример появления наречия из застывшей формы падежа — поделом Новые формы дательного множ. на -амъ у существительных мужского и среднего рода отражаются в памятниках со вт. пол. XIII в., но окончательно побеждают значительно позднее. Наречие представлено такими примерами: Аще по дѣломъ ['заслуженно'] поносятъ и укаряютъ, сие съ любовию (подобает) приимати (Дл. К., 18. XVI— XVII вв. //СлРЯз XI—XVII вв.}; Москвичи же ему (Федору Калачнику, обличителю Гришки Отрепьева) смѣяхуся и подѣломъ судъ тому смертный судяще (Смутн. X, 338-339).

В современном языке употребляется сочетание поделом ему (тебе, им и т. д.), которое отличается от обычных наречий еще и тем, что встречается не при глаголе. В «Словаре русского языкам С. И. Ожегова дано: «поделом ему» (разг.) 'справедливо ему досталось', 'так ему и надо'. Появление его, по-видимому, связано с распространенным церковно-книжным выражением «воздать (всегда от лица бога) кому-либо по его делам»: тогда г(с)ь въздасть имъ по дѣломъ ихъ (ЛИ XIII-XIV, 1265 г.); и о(т)дасть всѣмъ по дѣломъ въ днь егда судить Бгъ тайная члвкомъ (МПр XIV, 55); и т. д. Частая употребляемость выражения и перенесение его из книжной сферы в разговорную со временем могло привести к семантическому стяжению - по дѣломь его] [въздати] ему. Вобрав в себя глагол (см. оставшееся глагольное управление ему, выражение «поделом ему» получило возможность употребляться и не при глаголе.

Требует некоторого пояснения форма замуж, обычно причисляемая к классу наречий. Предложно-падежная форма за мужъ (ити, дати, отъдати и под.) может считаться самостоятельным словом не ранее XIII в. — времени развития у имен существительных категории одушевленности, выразившейся в появлении вин.-род. Замужь осталось в старой форме вин.-имен.: Меньши 12 лѣ(т). ше(д)ши замужъ. тогда бу(д)ть законная жена егда у мужа исполънить 12 лѣт (КР 1284, 277в). Утверждение формы замужь как отдельного слова сопровождалось семантическими изменениями в имени существительном — от общего значения мужъ 'мужчина', как было в древнерусском языке, к более узкому 'муж'. Закрепление слова в языке выразилось в появлении существительных змужье и замужество. Они встречаются в памятниках XVI— XVII вв.: А дочери его Марьицѣ пять обежъ на прожитокъ, до замужья, а выдати ее замужь пятинадцати лѣтъ (ДАЙ I, 108. 1556 г. // СлРЯз XI-XVII вв.). В современном просторечии и говорах употребляются формы замуж и взамуж, что ведет к появлению «быть взамужем» и даже «взамужество (говоры Арх., Волзг., Вят., Перм. // СРНГ). На всем протяжении истории письменного языка застывшая субстантивная форма замуж сохраняет неизменной форму и сочетаемость. Однако функция ее в предложении расходится с наречной: замуж относится к глаголу, но не как определение, а как компонент сочетания, образующий с глаголом новое значение.

Употребление падежной или предложно-падежной формы существительного в обстоятельственной функции, как правило, сопровождается расширением значения, появлением большей отвлеченности по сравнению с основным значением существительного. «Переход именной предложно-падежной конструкции в наречие заключается в утрате

107

существительным субстантивности и приобретении им более общего значения, значения отвлеченного признака...". Общепризнанность этого положения не делает его, однако, достаточно определенным для разграничения существительного и наречия. Семантическая структура слова представляет собой сложный и гибкий организм, включающий прямые и переносные значения во множестве оттенков и употреблений. Все вместе они образуют смысловую целостность слова, куда, как нам кажется, входят и формы, употребляющиеся в функции определения глагола.

Основанием для выделения падежной формы как самостоятельного слова может служить новое значение, непосредственно не связанное с семантикой существительного. Семантическое расподобление, по-видимому, не всегда является результатом развития у формы «значения отвлеченного признака". Процесс может идти в другом направлении развитие у существительного узко-конкретного значения по сравнению с древним, более отвлеченным, которое остается неизменным у наречия.

Приведем несколько примеров семантического разделения существительного и его формы.

Рассмотрим форму безъ грани в ее отношении к существительному грань. В картотеке «Словаря древнерусского языка (XI — XIV вв.}» слово грань представлено в значении меры длины: бѣаше на 4 грани мЬсто (ПНЧ XIV, 146а) и в значении 'часть, раздел книги': грань 7 в ней (ж), главъ. пя(т) {КР 1284, 23в). Второе значение представлено большим количеством примеров (около ста). Форма безъ грани отмечена один раз в функции приглагольного определения: Да хвалимъ убо и прославляимъ хвалимаго от ангелъ беспрестани. и поклонимся ему (ж), бесграни кланяють(с) херувими и серафими (ИларСлЗак XI сп. XIV, 159 об.). Значение 'непрестанно, постоянно' ставит безграни в один ряд с наречиями беспрѣсмене, беспрестани.

Сопоставим существительное годъ и форму без года. Их значения, по-видимому, различались уже в старославянском языке. У слова годъ в Словаре старославянского языка выделяются такие значения: 'время', 'год', 'праздник' и 'удобное время'. Как видим, общий смысл существительного ограничен понятием 'пора, мера или отрезок времени', последнее же значение 'удобное время', со смысловым упором на его качественную оценку, не укладывается в это понятие.

Действительно, последнее значение в словарной статье иллюстрируется только выражениями близкими к наречным: годъ 'кстати', безъ года 'некстати, в неудобное время', на годѣ 'соответственно'. Значения последних непосредственно примыкают к значению годЬ 'угодно, приятно', представленному в отдельной словарной статье.

Форма безгода в древнерусских памятниках выступает как наречие: зѣло излише и без года ['некстати, зря'] съдѣваемо (ЖФСт к. ХП, 53); не пий безгода но в мѣру (СбСоф к. XIV, 29г). По отвлеченности значения оно напоминает наречия, имеющие соотносительность с краткими прилагательными: яко угодника божия били суть безлѣпа , б,61г). Рассмотрим еще пример. Значения существительного даръ в древнерусских памятниках объединяются понятием 'то, что дается или принимается бесплатно': не люблю убога даръ дающа богату (Мен к. XIV, 186). Форма творительного падежа даромъ в приглагольном употреблении целиком соответствует общему значению имени: А въ бежицахъ княже тобе ни твоей княгини... селъ не дьржати. ни купити. ни даромъ приимати (Гр 1264—1265, 1, новг.). Это значение сохраняется в языке до настоящего времени.

В памятниках XVI в. у адвербиальной формы отмечено другое значение — 'зря, напрасно, без пользы': коли бы государи христианские сами съѣхалися. и даромъ бы такие великие государи не разъѣхалися, могли бы на много время кровь християнскую уняти

108

(Польск. д. III, 539. 1567 г. //СлРЯз XI—XVII вв.). Это значение даром, хорошо известное современному разговорному языку, может служить признаком самостоятельности наречия.

Семантически близки наречиям случаи приглагольного употребления форм творительного падежа имен существительных в метафорическом значении. Однако кажется сомнительным считать метафоризацию в числе способов образования наречий от имен существительных.

Речь идет о таких выражениях, как современные выть волкам, глядеть зверем, лететь стрелой, вертеться волчком. Творительный сравнения целиком остается в рамках существительного при условии сохранения глагола, семантика которого оправдывает возможность его применения и к действующему лицу (предмету), и к предмету, образу, с которым это лицо (предмет) сравнивается или которому уподобляется. Например, о человеке

— стоять столбом, лежать бревном, налететь вихрем. Обычен творительный сравнения в поэтической речи:

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру. Пусть дождем опадают сирени, Все равно я отсюда тебя заберу Во дворец, где играют свирели.

Вл. Высоцкий. Лирическая.

Иное положение у сочетаний типа идти цепью, иногда причисляемых к вышеупомянутым. У приведенного сочетания нет непосредственной связи с существительным цепь 'цепь', как нет и оттенка сравнения. идти цепью связано с цепь 'вид (войскового) построения', стоящим в одном ряду с такими существительными, как колонна, шеренга и под. См. также пример из языка XVII в.: Писали... надъ жертвенникомъ киотъ деревянный бочкою (Заб. Мат. I, 16. 1628 г. //СлРЯз XI— XVII вв.). При наличии у существительного бочка значения 'вид покрытия или форма изделия' (см. там же) нет оснований видеть у выделенной формы наречную функцию.

О безусловном наречии (в синхронном плане) можно говорить тогда, когда имя существительное, давшее образ действию, исчезает из языка и форма творительногосравнительного остается в лексической изоляции. Примером может служить современное кубарем (скатиться кубарем с лестницы), поскольку существительное кубарь вышло из употребления. Ср. в языке XVII в.: В<опрос>. Кая же убо упражнения суть честная и дѣтемъ приличная. О <твет ^. Кубар<ь>, мечик, кики (Гражд. об. дет., 54. XVII в. // СлРЯз XI—XVII вв.). См. также у Пушкина:

Втрагическом смятеньи Плененные цари, Забыв войну, сраженья, Играют в кубари.

В«Толковом словаре живого великорусского языка» Вл. Даля приводится следующее описание кубаря: «Волчок; пустой шар на ножке, с дырою в боку, который дети спускают для потехи; употребляется и для физических опытов)). Оказавшись изолированными, такие формы, как кубарем, отличаются ограниченной лексической сочетаемостью, сохраняя те связи, которые были у них, когда они функционировали в составе имени.

Иной путь образования можно предполагать у современного наречия дыбом. Как и кубарем, оно отмечается поздними памятниками: Подумаешь умомъ так волосы дыбомъ (Сим. Послов., 211. XVII—XVIII вв. // СлРЯз XI—XVIII вв.). Но для объяснения его через конкретное существительное *дыбъ, якобы исчезнувшее из языка, данных нет. Ближайшие связи его - с глаголом. В говорах сохраняется дыбить (что,) 'вздымать стойком, дыбом';

109

дыбиться 'подыматься на дыбы'. Тот же корень можно видеть в древнерусском глаголе възды(б)нутися.' в то время межю Ловитва и Ловца островъ вздынуся ['поднялся из воды, появился, вырос'] поприщь 30 (ГА XIII—XIV, 145а. Сп. 8). См, также соврем. вздыбленная лошадь, вздыбленная земля. Исходя из этих данных, можно предполагать, что в случае с наречием дыбом мы имеем дело не с творительным сравнения, а с формой отглагольного имени в значении названия действия по глаголу. Остановимся на этих именах подробней.

Как уже говорилось выше, способность имени существительного выступать определением глагольного действия (обстоятельственная функция) прямо связана с лексическим значением существительного: у разных лексико-семантических групп она реализуется в разной степени. Особой активностью в этом плане отличаются имена отглагольного образования с нулевым суффиксом, имеющие значение названия действия. В функции приглагольного определения выступают формы косвенных падежей, наиболее часто

— творительного беспредложного.

См. примеры из памятников разного времени; Тъ же... повода блаженууму... яко нѣсть къто воды нося, то же блаженыи сь спѣхомъ въставъ начать воду носити отъ кладязя (ЖФП ХП/Х1П, 426); услышавше Половци. яко умерлъ есть Володимеръ князь, присунушася вборзѣ (х). и наворотиша [в др. сп. наворотивше] изгоном къ Барочю(ЛЛ 1377, 1125г.);

Ср. имена существительные в свободном, ненаречном, употреблении: и абие въскорѣ море утишися, и противьнии вѣтри на спѣхъ ['на ускорение, убыстрение'] намъ быша (ПС к. XI, 85); Володимѣръ же радъ бы(с) по велику оже дружина его вся цѣла... токмо и два бяста убита о(т) полку его. не подъ городомъ но во изгонѣ ['в перегоне, при переброске, передвижении'] (ЛИ ок. 1425, 1281 г.).

Впамятниках письменности древнерусского и особенно старорусского периодов отглагольные имена существительные с нулевым суффиксом часто представлены только в роли наречия. Возможно, употребление таких существительных, и даже возникновение, в известной степени определялось нуждами адвербиальности. Но факт отсутствия того или иного существительного в других функциях, кроме приглагольной, не может служить надежным свидетельством состоявшегося «отрыва" адвербиальной формы от существительного, ее изоляции, т. е. свидетельством самостоятельности наречия. В данной семантической группе существительных структурная связь с глаголом представляется регулярной, т. о. при наличии в языке глагола всегда есть возможность и отглагольного имени. В силу этого не отсутствие в памятниках письменности имени существительного, а утрата языком глагола является показателем обособления адвербиальной формы, ее перехода

вкласс наречий.

Вкачестве примера приведем данные из истории становления современного наречия мимоходом 'по пути, проходя мимо', перен. 'между прочим' (в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова последнее дано с пометой «разговорное»).

Глагол мимоходити 'проходить' в конкретном и переносном употреблении сохраняется

врусском языке с начала письменности до XIX в. Например: како блг(д)ть процвѣтаеть како образи мимоходятъ ... како сѣнь мимоходитъ, како слнце вселенную исполняеть (Сл. Епиф. о погреб., 1524 г. // Карт. СлРЯз XI—XVII вв.); Листвие же его (розмарина) егда перстами сотрется издаетъ // благоухание велие. Сея ради потребы всякъ мимоходяй ['проходящий'] ломаетъ его и обьюхает. (Дам. Афон гора, 1701—1703 гг. //Там же).

Субстантивная форма мимоходомъ, отвечающая конкретному и переносному значению глагола, в роли наречия отмечается с XVII в.: А попъ де Самошко на майданѣ книги читалъ, одинъ, то онъ видалъ мимоходомъ (ДАЙ XII, 161. 1688 г. // СлРЯз XI—XVII вв.); Чтобъ люди

110