Щеглова_ист. грам
.pdfМинистерство образования и науки РФ
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования
«Новосибирский национальный исследовательский государственный университет» (Новосибирский государственный университет, НГУ)
Гуманитарный факультет кафедра древних языков
Историческая грамматика русского языка
курс лекций
Новосибирск 2013
Документ подготовлен в рамках реализации Программы развития государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Новосибирский государственный университет» на 2009-2018 гг.
Историческая грамматика русского языка. Курс лекций / Сост.: канд. филол. наук, доц. О.Г. Щеглова. Новосибирск: Новосибирский государственный университет, 2013. 187 с.
Курс лекций «Историческая грамматика русского языка» отражает содержание лекций по исторической морфологии русского языка, читающихся в 6–ом семестре для студентов 3 курса, обучающихся по направлению 032700 -- Филология
.
Рекомендовано учебно-методическим советом гуманитарного факультета.
Рецензент: д-р филол. наук, проф. Л.Г. Панин
© О.Г. Щеглова, 2013 © Новосибирский государственный университет, 2013
2
Лекция 1. Введение в историческую морфологию.
План:
1.Основные положения исторической морфологии
2.Принципы реконструкции исходной морфологической системы
3.Общая характеристика исходной морфологической системы к моменту появления первых памятников письменности (конец Х – начало ХI века)
3.1.Морфологические чередования
4.Отношение морфологического членения слова к звуковому строю древнерусского
языка
5.Части речи в древнерусском языке конца Х— начала ХI в.
1. ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ МОРФОЛОГИИ И ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИСХОДНОЙ МОРФОЛОГИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ДРЕВНЕРУССКОГО ЯЗЫКА
Исходными положениями изучения исторической морфологии являются: «В грамматике русской (да и во всякой) всего важнее — древние памятники языка и язык простонародный» (Аксаков 1872, 530); «Части речи — это морфологизированные, застывшие члены предложения» (Аванесов 1936, 54). Отсюда проблематика исторической морфологии
— изучение развития морфологической системы на материале разного типа источников, прежде всего данных письменных памятников и диалектологии.
Исторические грамматики русского языка обычно начинаются с обзора прасл. наследия и далее прослеживают его судьбу в др.-рус. и русском языках. Мы в качестве точки отсчета и исходной системы будем принимать эпоху конца Х— начала XI в. — то есть эпоху после утраты носовых и до смягчения полумягких согласных.
Для древнейшей поры историческая морфология будет изучаться на основе сследования памятников, возникших на всей вост.-сл. территории, в том числе той, на которой впоследствии образовались укр. и блр. языки, хотя для этой поры, в особенности XIII—-XIV вв., уже достаточно ясно выделяются черты этих языков — фонетические, а также и некоторые морфологические. Для более поздней поры (с XV в.) мы будем привлекать данные только ст.-рус. (великорусского) языка.
Обычно историческая морфология представляет собой историю парадигм без должного внимания к истории слов, наполняющих ту или иную парадигму. Мы попытаемся наполнить парадигмы конкретным лексическим материалом, потому что судьба парадигмы (например, данного типа склонения) и судьба слов, некогда входивших в нее, часто существенно различаются. Поэтому мы будем рассматривать не только историю спряжения или склонения данного типа, но также грамматическую историю слов, охватываемых данной парадигмой.
Вобобщающих трудах А.И. Соболевского, А.А. Шахматова, Н.Н. Дурново, С.П. Обнорского объектом исследования являлся русский язык как целое, включая его диалектные разновидности и литературно обработанную форму, а также письменные и диалектные источники. При этом под понятием «русский язык» в соответствии с традициями XIX— начала XX в. имелись в виду все вост.-сл. языки, которые терминологически определялись как «великорусское», «малорусское» и «белорусское» наречия. Естественно, что предметом нашего рассмотрения является история собственно русского (великорусского) языка, хотя истоки его восходят к языку всех восточных славян, т. е. являются общими как для русского языка, так и для украинского и белорусского.
Всоветскую эпоху курсы истории русского языка вообще и исторической морфологии в частности постепенно сузились и превратились в историю или историческую морфологию литературного языка. Это относится в равной мере к курсам С.Д. Никифорова, П.С.
3
Кузнецова, П.С. Кузнецова и В.И. Борковского, В.В. Иванова и др. Между тем хорошо известно, что диалекты в одних случаях сохраняют архаизмы, в других — развивают новообразования, которые в одинаковой степени не известны литературному языку, но представляют интерес для истории языка. Ср., например, такие архаизмы, как свекры в ряде говоров, в том числе подмосковных, или болить (у мене болить жена), несите или неситё во 2 л. мн. ч., даси во 2 л. ед.ч., и, с другой стороны, такие новообразования, как у сестре, без корови, пекётъ, пекот. Для общей истории русского языка (наряду с нею может быть история литературного языка и историческая диалектология, иначе — история диалектного языка) все важно — диалектное, просторечное, литературное, конечно, с должным разграничением, временной, пространственной, стилистической, социальной стратификацией.
Курс исторической морфологии строится на привлечении как письменных, так и диалектных источников. Конечно, это источники используются в разной степени для разных грамматических категорий. Например, причастия и деепричастия — специфические, в основном книжно-письменные формы и, естественно, что они исследуются прежде всего по данным соответствующих письменных источников. Однако особые причастные формы в разнообразных синтаксических функциях, прежде всего предикативы, свойственны и ряду говоров. Поэтому широко привлекаются и диалектные данные. При изложении истории других морфологических категорий или явлений данным диалектологическим и письменным уделяется равное внимание. Для проблематики исторической морфологии литературный язык
—лишь одна из частных систем наряду с другими разнокачественными частными системами
—диалектными, социальными, стилистическими и др.
Мы будем изучать историческую морфологию как историю словоизменения прежде всего в плане выражения. Однако в тех случаях, когда развиваются сами грамматические категории — возникают одни, утрачиваются другие, — естественно будет рассматриваться и план содержания. Так, например: развивается и оформляется морфологически как часть речи имя числительное, утрачивается дв. ч. и соответственно изменяется роль мн. ч., развивается категория одушевленности / неодушевленности (проблема, впрочем, относящаяся более к синтаксису, чем, собственно, к морфологии), утрачивается старая система времен и развивается категория вида и т. д.
2. ПРИНЦИПЫ РЕКОНСТРУКЦИИ ИСХОДНОЙ МОРФОЛОГИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ
1. Начало история морфологической системы русского языка отсчитывается от времени отделения восточных славян от южных и западных славян.
История морфологической системы русского языка, как она может быть представлена по данным памятников письменности различных эпох и по данным современной диалектологии, есть история развития морфологических категорий и средств их выражения от начального этапа существования русского языка до современного его состояния. Само собой разумеется, что историю развития морфологической системы русского языка нельзя себе представить вне ее связи с историей других славянских языков, с развитием прасл. морфологической системы, а если говорить о более отдаленных эпохах, то вне связи с историей других — не славянских — и.-е. языков. Однако историю морфологической системы русского языка как таковую целесообразно рассматривать только с того времени, когда восточные славяне отделились от южных и западных славян и встали на путь самостоятельного языкового развития. Конечно, язык этого времени не есть собственно русский язык, так как в вост.-сл. регионе отсутствовало противопоставление русского, украинского и белорусского языков. История языка восточных славян равно принадлежит всем трем современным вост.-сл. языкам — русскому, украинскому, белорусскому. История
4
собственно русского (великорусского) языка начинается лишь с периода XIV—XV вв. — с начальной эпохи образования языка великорусской народности, совпадающей приблизительно с эпохой формирования в качестве отдельных языков языков украинской и белорусской народностей. Близкое языковое родство обусловило наличие общей основы, которая характеризовала морфологическую систему др.-рус. языка и может быть вскрыта в каждом из современных вост.-сл. языков. Отсюда следует, что вопрос о характере исходной морфологической системы др.-рус. языка — это вопрос о характере этой исходной системы всех трех современных вост.-сл. языков.
2. Тесная связь фонетической и морфологической систем Если считать, что выделение восточных славян из общеславянского единства
осуществилось уже к VI—VII вв., то следует признать, что начиная именно с этой эпохи можно говорить о функционировании исходной системы языка восточных славян. Поэтому можно было бы выдвинуть задачу реконструкции этой системы для VI—УП вв. Как видно, эта система была в наибольшей степени близка той системе, которая характеризовала прасл. язык в последний "период" его существования. Однако отсутствие памятников письменности этого периода и слишком большая временная отдаленность его от "эпохи первых др.-рус. письменных источников (с конца Х/Х1 в.), отсутствие надежных свидетельств о различиях в морфологической системе этого периода сравнительно с позднепраславянским делают нецелесообразной реконструкцию исходной системы для VI—VII вв.
Кроме того, общеизвестно, что история морфологической системы языка тесно связана с историей его фонетико-фонологической стороны и что многие, причем весьма серьезные изменения в морфологии, обязаны своим возникновением фонетико-фонологическим процессам в развитии языка. В этом плане важно подчеркнуть, что язык восточных славян унаследовал фонетико-фонологическую систему прасл. языка последнего периода его существования и сохранял ее вплоть до середины Х в., когда восточные славяне утратили носовые гласные. Следующим переломным этапом истории фонетико-фонологической системы явилось смягчение немягких согласных в середине XI в., что существенно отдалило фонетико-фонологическую систему др.-рус. языка от унаследованного прасл. состояния. С середины XI в. др.-рус. язык более или менее широко нашел отражение и в письменных источниках, т. е. с этого времени возможна реконструкция языковых явлений письменных памятников. Путем сопоставления этих явлений с данными современных вост.-сл. языков и реконструируется фонетико-фонологическая система, которая может быть принята за «точку отсчета» — за исходную систему. Именно поэтому в фонетико-фонологической истории русского языка исходной системой следует признать систему, существовавшую в период после утраты носовых и до смягчения полумягких согласных в др.-рус. языке, т. е. в период конца Х—начала XI в. (Иванов 1968).
Учитывая тесную связь в развитии фонетико-фонологической и морфологической сторон в истории языка, целесообразно и при рассмотрении истории морфологической системы принять за исходную ту систему др.-рус. языка, которая существовала в нем в Х/Х1 в. Этим самым устанавливается единый начальный этап в истории фонетико-фонологической и морфологической систем, что позволяет увидеть в морфологической системе те явления, которые были обусловлены фонетической стороной языка, и те явления, которые не имели такой обусловленности. Опираясь на исходную систему, далее возможно наметить и последующие периоды в развитии морфологии др.-рус., а затем и ст.-рус. языка.
3. Абстрактность реконструкции морфологической системы Если исходная система не зафиксирована в памятниках письменности и
реконструируется по данным сравнительно-исторической грамматики славянских языков, то
5
она представляется, так сказать, «идеальной», т. е. не имеет пространственного варьирования, оказывается единой для исходной эпохи, являясь «точкой отсчета» для последующих изменений, относящихся уже к периодам, зафиксированным в письменности. Конечно, такая реконструкция исходной системы представляет собой некоторую абстракцию, которая только
вобщих чертах приближается к действительности, к реально функционировавшей в Х/Х1 в. морфологической системе др.-рус. языка в определенных ее диалектных разновидностях и с присущими ей отмирающими и нарождающимися явлениями. Однако подобная абстракция может быть в некоторых отношениях приближена к действительности, если будет учтена возможность системного варьирования средств грамматического выражения, т. е. возможность варьирования форм, определяемого не диалектной их принадлежностью, а особенностями самой исходной системы. Точнее, такое варьирование форм могло быть в действительности связано с диалектными разновидностями единой др.-рус. исходной системы, однако для эпохи Х/Х1 в. трудно, если не невозможно, определить диалектное членение др.-рус. языка по морфологическим различиям. Как известно, с определенной долей достоверности можно установить диалектные особенности исходной системы в области фонетико-фонологических отношений, однако и здесь территориальная распространенность и ограниченность тех или иных диалектных особенностей остается во многом неясной (см. Аванесов 1952). В области же морфологии дело обстоит еще сложнее, ибо, как видно, в морфологическом отношении др.-рус. язык в исходном его состоянии был более единым, чем
вобласти фонетико-фонологической, и поэтому решение вопроса о диалектных вариантах морфологических форм для древних эпох представляется весьма затруднительным (Филин 1975, 468 и сл.). Однако вместе с тем данные сравнительно-исторической грамматики славянских языков свидетельствуют, что для конца, прасл. эпохи и тем более для начального периода истории др.-рус. языка нельзя предполагать полного единообразия и твердой устойчивости всех морфологических форм: в области морфологии, без сомнения, наличествовали и сосуществовали старые и новые, умирающие и развивающиеся средства выражения грамматических категорий и значений. Поэтому, представляя исходную систему как «идеальную», как совокупность определенных грамматических категорий и средств их выражения, и предполагая единство этой системы для всех носителей др.-рус. языка, следует вместе с тем учитывать и возможность системного варьирования грамматических средств выражения, обусловленную совмещением в исходной системе различных историко-языковых явлений.
4. Исходная морфологическая система принадлежит языку определенной социальноисторической общности восточных славян, а именно, населению Древней Руси.
Определяя исходную морфологическую систему как «идеальную» с точки зрения внутренних отношений элементов, ее образующих, и считая невозможным установить диалектное членение этой системы, необходимо и в то же время возможно установить ее принадлежность языку определенной социально-исторической общности восточных славян. Пользуясь историческими данными, можно сказать, что речь идет о языке населения Древней Руси, т. е. государства, возникшего в Х в. в результате борьбы двух наиболее влиятельных в политическом и экономическом отношении городов восточных славян — Киева и Новгорода
— и объединившего бывшие вост.-сл. племена или племенные союзы; Возникновение, укрепление и развитие Киевского государства было связано с образованием на базе бывших племен и племенных союзов единой др.-рус. народности, одним из основных признаков которой была языковая общность, допускавшая, несомненно, также некоторые диалектные различия. Диалектные различия, первоначально слабо выраженные, затем усиливались, что
6
было связано с первоначально слабой, но все более усиливающейся прикрепленностью населения Древней Руси к определенным территориям др.-рус. государства.
Снимая для исходной системы проблему ее диалектного варьирования и вводя понятие системной вариативности, нельзя вместе с тем полностью отключиться от исторических фактов, свидетельствующих о территориальной обособленности разных групп населения Древней Руси. Иначе говоря, и с исторической точки зрения следует признать возможность диалектного варьирования исходной морфологической системы, хотя установить конкретно те или иные черты, характеризующие язык определенных территорий Киевского государства в области морфологии, в большинстве случаев оказывается невозможным.
Принадлежность исходной морфологической системы языку населения Древней Руси, языку др.-рус. народности подводит вновь, уже с исторических позиций, к эпохе Х/Х1 в. — к той эпохе, когда др.-рус. государство было наиболее едино и когда объединяющие тенденции Киева были наиболее сильны. Как известно, к середине XI в., а особенно во второй его половине развились процессы, повлекшие ослабление Киева как общевосточнославянского центра, а позднее — к усилению новых политических центров, к постепенной передвижке исторической жизни Древней Руси на север и северо-восток. Эти процессы в конечном итоге привели к распаду др.-рус. народности и ее языка и к образованию трех вост.-сл. народностей и языков. Таким образом, можно утверждать, что выбор периода Х/Х1 в. как периода существования исходной морфологической системы др.-рус. языка оправдан и с точки зрения истории восточных славян.
5 Характер морфологической системы древнерусского языка определяется способами выражения грамматических значений, а именно: словоизменением.
Характер морфологической системы языка определяется прежде всего теми способами выражения грамматических значений, какие присущи данному языку. Для др.-рус. языка эти способы в основном связаны с совокупностью форм словоизменения: именно словоизменение в широком смысле служит основным способом выражения грамматических значений.
Таким образом, для исторической морфологии русского языка главной задачей является изучение истории средств и способов выражения грамматических значений, т. е. история форм словоизменения. Поэтому, реконструируя исходную морфологическую систему, необходимо прежде всего восстановить систему форм словоизменения, характерную для др.- рус. языка Х/Х1 в. Это даст возможность проследить дальнейшую историю средств выражения грамматических значений, как она отражена в памятниках письменности и представлена диалектными данными вплоть до современного состояния русского языка в его диалектных и литературной разновидностях.
Однако история средств и способов выражения грамматических значений — это всего лишь, так сказать, «внешняя» история морфологической системы, но она непосредственно связана с «внутренней историей» — с изменениями в плане содержания, в плане истории самих грамматических категорий и грамматических значений. История средств и способов выражения грамматических значений определяется историей самих этих значений: средства и способы выражения грамматических значений изменяются не сами по себе и не сами для себя, а потому, что в процессе развития языка по своим внутренним законам возникает потребность выразить новые явления в плане содержания, что вызывает утрату одних категорий и возникновение других — новых. Поэтому реконструкция средств и способов выражения грамматических значений в исходной системе предполагает и реконструкцию плана содержания, т. е. реконструкцию значения, смысловой стороны тех или иных форм. И
7
здесь вновь следует подчеркнуть, что такая реконструкция плана содержания для исходной системы др.-рус. языка может быть осуществлена лишь в самых общих чертах, как реконструкция самого общего значения тех или иных форм. Более точное и подробное определение значения этих форм возможно лишь для более поздних периодов истории др.- рус. языка.
Таким образом, исходная морфологическая система др.-рус. языка реконструируется для периода Х/Х1 в. как система, представляющая собой совокупность грамматических категорий и способов их выражения. Она реконструируется вне ее диалектной характеристики и вне ее развития во времени (так как условно приурочена к одной временной точке), но с учетом возможного системного варьирования средств выражения. Она реконструируется как совокупность форм словоизменения и способов словообразования, служащих для выражения определенных грамматических значений.
3. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИСХОДНОЙ МОРФОЛОГИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ. ЧЕРЕДОВАНИЯ
Др.-рус. язык Х/Х1 в. может быть охарактеризован как язык флективного строя. Это значит, что основным грамматическим средством, служащим для образования форм, являлись флексии, выражавшие отношения между словами в словосочетаниях и предложениях. Иначе говоря, формы словоизменения были тем основным грамматическим средством, посредством которого обеспечивались связи слов. Поэтому вся дальнейшая история грамматических форм в плане выражения определялась теми изменениями, которые переживали формы склонения и спряжения, т. е. прежде всего флексии.
Вместе с тем в качестве грамматического средства, служащего, наряду с флексиями, для образования форм слов, в исходной системе выступали чередования звуков. Как известно, в своем происхождении чередования звуков носили чисто фонетический характер и были вызваны фонетическими причинами. Однако к Х/Х1 в. чередования гласных уже давно и полностью утратили свой фонетический характер и превратились в явления, определяющие звуковой облик родственных форм, связанных друг с другом лишь этимологически. Что же касается чередований согласных, то они, сохраняя еще частично следы своего фонетического происхождения, выступали как дополнительное грамматическое средство при словоизменении и словообразовании. Важно подчеркнуть, что чередования согласных для исходной системы, во-первых, никогда не выступали как единственное средство для образования форм слов (тогда как флексии могли выступать как такое единственное средство), а во-вторых, они, сохраняя следы своего происхождения (например, чередования заднеязычных с мягкими шипящими или мягкими свистящими, типа ž’eniхъ— ž'eniš'е — ž'еnis'i, оtгокъ— оtгоč'е—оtгос'ě, реku—реč'еš'i—рьс'i и т. п., где мягкие выступают только перед гласными переднего образования), были в исходной системе уже явлением морфологическим, а не фонетическим, так как в фонологической системе др.-рус. языка чередующиеся согласные, различаясь в одной и той же позиции, выступали уже как самостоятельные фонемы (ср. čаš’a и kaš’a, ž’ariti и zagarati).
Как система флексий, определяющих формы словоизменения имен и глаголов, так и система чередований согласных, служащих дополнительным средством для словоизменения, носили в др.-рус. языке Х/Х1 в. достаточно закономерный характер и образовывали закрытые ряды морфологических и морфонологических элементов. Это значит, что в др.-рус. языке могут быть установлены закономерные отношения флексий в словоизменительных парадигмах имен и глаголов и что эти отношения определяются наличием ограниченного числа флексий, служащих для образования форм слов. А это в свою очередь означает, что
8
уже в исходной системе существовала многозначность флексий: одна и та же по своему звуковому выражению флексия, входя в различные парадигматические отношения с другими флексиями при образовании форм различных категорий слов, могла иметь разное грамматическое значение.
С другой стороны, закономерность и закрытость рядов чередующихся согласных означают, что и здесь др.-рус. язык характеризовался, во-первых, тем, что чередования последовательно осуществлялись в определенных формах различных категорий слов, а вовторых, тем, что ряды чередующихся согласных были ограничены в своем составе, а потому одни и те же чередования могли определять образование форм слов, относящихся к разным частям речи, — то или иное чередование не было прикреплено к определенным формам определенной категории слов.
Наряду с флексиями и чередованиями согласных, служащими для образования форм слов, т. е. средствами, определяющими характер словоизменения, в качестве грамматического средства в др.-рус. языке выступали также другие способы аффиксации— префиксация и суффиксация. Эти способы были прежде всего средством образования новых слов, т. е. являлись средством словообразования, и на первый взгляд они не имеют непосредственного отношения к морфологии, изучающей главным образом формообразование. Однако префиксация как средство словообразования характеризует прежде всего глагол и в этом плане связана с видовыми отношениями, т. е. морфологией. Так было и в др.-рус. языке Х/Х1 в., в .котором соотношение бесприставочных и приставочных глаголов было не просто соотношением двух разных слов, но и соотношением глаголов, связанных с противопоставлением по виду. Суффиксация, которая прежде всего определяла образование сущ. от сущ. и глаголов, а также прил. от сущ., также непосредственно связана с морфологией, ибо определенное суффиксальное оформление производного сущ. во многих случаях диктовало его морфологическую принадлежность тому или иному роду и типу склонения, т. е. определяло систему флексий, систему форм словоизменения. Точно так же определяли отношения глаголов в видовом плане средства суффиксации, действовавшие в глагольном словообразовании.
3.1. ЧЕРЕДОВАНИЯ ГЛАСНЫХ И СОГЛАСНЫХ КАК МОРФОЛОГИЧЕСКОЕ СРЕДСТВО
Важным морфологическим средством образования слов и их форм в русском языке являются чередования гласных и согласных звуков.
Чередование — это такая мена фонем, которая не зависит от фонетических, позиционных условий и играет грамматическую роль, т. е. служит для выражения различных грамматических значений.
Древнерусский язык к началу письменного периода знал чередования гласных и согласных, причем в силу того, что чередования гласных сложились в целом намного раньше, чем чередования согласных, установить закономерности появления той или иной ступени чередования первых в ряде случаев оказывается затруднительным.
В древнерусском языке в основной ряд чередующихся гласных входили [е] // [о] // [ь] // [ё] // [а], однако очень редко этот ряд можно установить полностью: большей частью в древнерусском языке обнаруживаются лишь некоторые ступени таких чередующихся гласных; ср., например, стьлати — стелю — столъ, мьроу — мерети — моръ, тьци — теку
—притЬкати — токъ, бьрати — бероу — съборъ, положити — полагати, летЬти — лета-
ти. Все эти чередования наблюдаются, как это видно из примеров, в различных формах глагола и в отглагольных существительных. Однако трудно установить, когда именно, т. е. в каких именно формах или словах, выступает та или иная ступень чередования. Так, если, с
9
одной стороны, в бьрати — бероу, стьлати — стелю ступень [ь] выступает в инфинитиве, а ступень [е] — в настоящем времени, то в мерети — мьроу, терети — тьроу отношения оказываются обратными. Конечно, в ряде случаев закономерность в проявлении той или иной ступени чередования гласного выдерживается достаточно последовательно (например, в отглагольных существительных выступает ступень [о}: бероу — съборъ, текоу — токъ, везоу
— возъ и т. д.; в формах повелительного наклонения глаголов с основой на заднеязычный — ступень [ь]: текоу — тьци, пекоу — пьци, жегоу — жьзи; в глаголах, обозначающих однократность действия,— ступень [о], а в обозначающих многократность действия — ступень [а]: положити — полагати, помочи — помагати, точити -- тачати и т. д.), но все же в целом эти отношения сильно затемнены.
В древнерусском языке наблюдались и некоторые иные чередования гласных, характеризующие формообразование этого языка. Так, широко были распространены чередования [ь] // [и] и [ъ] // [ы]: бьрати — събирати, оумьроу — умирати, тьроу — затирати, сълати — посылати, дъхноути — дыхати и т. п.; чередование [ьр] // [ере] // [оро]: вьртЬти — веретено — воротити, жьрдь — ожерелье — городъ; чередование [ере] // [ор]: мерети — моръ, береши — съборъ и т. п.
Следует назвать еще чередование [ä] // [у], восходящее к чередованию [ę] // [o]: мАти (=
[м'äти]) —моука, трясти—троусъ („землетрясение"), звАкноути—звоукъ и т. д. Как видно из примеров, это чередование (как, впрочем, и чередования [ьр] // [ере] // [оро], [ере] // [ор]) использовалось при словообразовании, т. е. как средство образования новых слов.
Что касается чередований согласных, то в древнерусском языке как чередующиеся выступали [к] // [ч'], [г] // [ж'], [x] // [ш'], [к] // [ц'], [г] // [з'], [х] // [с'], [т] // [ч'], [д] // [ж'], [с] // [ш’], [з] // [ж'], [п] // [пл'], [б] // [бл'], [м] // [мл'], [в] // [вл'], [н] // [н'], [р] и [р'], [л] // [л].
Чередование заднеязычных с шипящими ( [к] // [ч'] , [г] // [ж’], [х] // [ш']), широко известное в древнерусском языке, наблюдалось перед суффиксами и окончаниями, имеющими в своем составе гласный переднего ряда, в именах и глаголах, образованных от основ на заднеязычный согласный. Например, дроугъ — дроужина, мЬхъ — мЬшькъ, вЬкъ — вЬченъ, отрокъ — отрочь-скыи, нога—ножька, послоухъ—послоуше (зват. форма), те-коу — течеши, берегоу — бережемъ, бЬгоу — бЬжать, дыхати — дышать и т. д. Вместе с тем подобное чередование наблюдалось в глагольных основах и перед гласным заднего ряда [а]:
слухати, слоухаю — слышати, слышоу; бЬгати, бЬгаю — бЬжати, бЬжоу.
Чередование заднеязычных со свистящими ([к] // [ц'], [г] // [з'], [х] // [с']) наблюдалось в падежных формах склонения существительных с основой на о и а, причем свистящий выступал в тех формах, где были окончания [е] и [и] (например, роу-ка — роуцЬ, нога — нозЬ, дроугъ — дроузи, отрокъ — отроци, соха—сосЬ, моуха—моусЬ, послоухъ—послоуси и т.
д.); это чередование наблюдалось и при образовании форм повелительного наклонения глаголов с основой на заднеязычный (например, пекоу — пьци, текоу — тьцЬте, жегоу — жьзи, берегоу — бе-резЬмъ) и в некоторых иных случаях.
Что же касается чередований переднеязычных [т], [д], [с], [з] с шипящими и губных [п], [б], [м], [в] с сочетаниями „губной + [л']", то они выступали прежде всего в глагольных формах: [ч'], [ж'], [ш'] и [пл']. [бл'], [мл'], [вл'] наблюдались в 1-м л. ед.ч. настоящего времени глаголов IV класса, а [т], [д], [с], [з] — в инфинитиве и в остальных формах настоящего времени: воротити — ворочу, видЬти — вижу, просити — прошоу, возити — вожоу, коупити — коуплю, любити — люблю, ломити — ломлю, ловити — ловлю.
Эти чередования наблюдались также в отглагольных существительных (например,
носити — ноша, капати — капля, ловити — ловля и т. п.) и в притяжательных прилагательных (Вьсево-лодъ — Вьсеволожь, СвЬньлдъ — Св-Ьньлжи, Ярославъ —
10