Глава 2. Сила ускорения

В начале марта 1967 г. на востоке Канады одиннадцати­летний мальчик умер от старости.

Рикки Голланту было только одиннадцать лет, но он страдал странной болезнью, называемой прогерия — про­грессирующее старение организма, — и имел многие харак­терные черты девяностолетнего человека. Симптомы прогерии: дряхлость, отвердение сосудов, облысение, сла­бость и морщинистая кожа. Действительно, Рикки был ста­риком, когда умер, биологическое изменение длиною в жизнь было спрессовано в его одиннадцать коротких лет¹.

Случаи прогерии чрезвычайно редки. И все же в мета­форическом смысле технологически развитые общества все страдают от этой странной болезни. Они не стареют и не дряхлеют. Но они ощущают сверхнормальную скорость пе­ремен.

Многие из нас испытывают смутное «чувство», что все происходит быстрее. Врачи и руководители одинаково жа­луются, что не успевают следить за последними открытия­ми в своих областях. Сегодня практически ни одно совещание или конференция не проходят без ритуального упоминания о «том вызове, который нам бросают переме­ны». Многих беспокоит, что преобразования выходят из-под контроля.

Однако не все разделяют это беспокойство. Миллионы людей, словно лунатики, бредут по жизни, как будто ничего не изменилось с 30-х годов и ничего никогда не изменится. Живя, несомненно, в один из наиболее волнующих периодов

32

в истории человечества, они пытаются отстраниться от него, отгородиться, будто, проигнорировав, его можно заставить уйти. Они стремятся к «сепаратному миру», дипломатической не­прикосновенности для себя от преобразований.

Их встречаешь везде: старые люди, ушедшие на пенсию и доживающие свой век, пытаясь любой ценой избежать вторжения нового. Уже состарившиеся люди тридцати пяти или сорока пяти лет, нервно реагирующие на студенческие волнения, секс, ЛСД или мини-юбки, лихорадочно пытаю­щиеся убедить себя, что в конце концов юности свойствен­но бунтарство и то, что происходит сегодня, не отличается от того, что было в прошлом. Даже среди молодых мы об­наруживаем непонимание перемен: студенты так плохо зна­ют прошлое, что не видят ничего необычного в настоящем. Тревожно, что значительное большинство людей, в том числе образованных и умудренных опытом, считают мысль о переменах такой угрожающей, что пытаются отрицать их существование. Даже те, кто умом понимает, что преобра­зования ускоряются, не прочувствовали это, не принимают этот важный социальный факт во внимание при планиро­вании своей жизни.

Время и перемены

Откуда нам знать, что перемены ускоряются? Ведь нет абсолютного способа измерить перемены. В пугающей слож­ности Вселенной, даже в рамках любого данного общества практически бесконечное число потоков изменений проис­ходит одновременно. Все «вещи» — от крошечного вируса до огромной галактики — в действительности вовсе не вещи, а процессы. Нет статической точки, нет нирваноподобной неизменности, относительно которой можно измерить пре­образование. Изменение, таким образом, относительно.

- Изменение также неравномерно. Если бы все процессы происходили с одной и той же скоростью или ускорялись

33

или замедлялись в унисон, было бы невозможно наблюдать изменение. Однако будущее проникает в настоящее с раз­ной скоростью. Таким образом, можно сравнивать скорость разных процессов по мере их развертывания. Мы знаем, например, что по сравнению с биологической эволюцией видов культурная и социальная эволюции происходят чрезвычайно быстро. Мы знаем, что некоторые общества технологически или экономически трансформируются бы­стрее, чем другие. Мы также знаем, что разные секторы одного и того же общества показывают разную скорость изменения — это несоответствие Уильям Огберн назвал «культурным отставанием». Именно неровный характер пе­ремен позволяет их измерить.

Нам, однако, необходим критерий, позволяющий срав­нить сильно отличающиеся процессы, и этот критерий — время. Без времени изменение не имеет смысла. И без из­менения время бы остановилось. Время можно представить как интервалы, в течение которых происходят события. Как деньги позволяют нам оценить и яблоки, и апельсины, вре­мя позволяет нам сравнить непохожие процессы. Когда мы говорим, что нужно три года, чтобы построить плотину, мы в действительности говорим, что для этого нужно в три раза больше времени, чем Земля оборачивается вокруг Солнца, или в 31 000 000 раз больше времени, чем на заточку каран­даша. Время — это разменная монета, которая позволяет нам сравнивать скорости развертывания очень разных про­цессов.

Учитывая неравномерность перемен и вооружившись этим критерием, мы все же испытываем огромные трудно­сти в их измерении. Когда мы говорим о скорости преобра­зований, мы имеем в виду ряд событий, втиснутых в произвольно фиксированный интервал времени. Таким об­разом, нам необходимо определить «события». Нам необхо­димо точно отобрать наши интервалы. Нам необходимо тщательно взвешивать выводы, которые мы делаем из на­блюдаемых различий. Более того, что касается измерения перемен, мы сегодня больше осведомлены о физических, чем социальных процессах. Мы знаем намного лучше, на-

34

пример, как измерить скорость, с которой кровь течет по сосудам, чем скорость, с которой слух распространяется в обществе.

Однако даже со всеми этими оговорками большинство — от историков и археологов до ученых, социологов, экономис­тов и психологов — считают, что многие социальные процес­сы поразительно, даже захватывающе убыстряются.