§ 4. Опытный факт: манипуляция в законо­дательстве

Манипуляция с законом, то есть такое его из­менение, которое производится незаметно для обще­ства, без диалога и обсуждения, относится к разряду крупных операций. В них сочетаются обычно и со­крытие цели, и подмена понятий, и акции по отвлече­нию внимания и отключению памяти.

Предпосылкой для успешной манипуляции в этой сфере в России было особое отношение к праву, присущее любому традиционному обществу, даже усиленное за годы советской власти. Традиционное право малоподвижно и находится под постоянным контролем общей («тоталитарной») этики. Законы в такой системе права коротки и просты, они долгое время не меняются - они «незыблемы». И у людей возникает уверенность, что никакой крючкотвор не может незаметно внести в закон неблагоприятных изменений. А если кто-то и посмеет это сделать, некая высшая сила, хранительница общей совести, обяза­тельно поправит дело.

В годы перестройки такое отношение к за­кону специально усиливалось постоянным напомина­нием мифа о том, что «законы на Руси не исполня­ются». Поэтому, мол, заботиться о том, что творится в сфере законодательства, нет нужды. Бдительность в отношении правовых актов была отключена не только у массы граждан, но даже и у депутатов Верховных Советов. Уникальным и до сих пор таинственным случаем немыслимой манипуляции сознанием депу­татов останется в истории ратификация Верховным Советом РСФСР документа о роспуске СССР в де­кабре 1991 г. За него проголосовали без всяких пре­ний, перед обедом, как за совершенно ничтожный рядовой документ. Заподозрили неладное и проголо­совали «против» только 5 депутатов.

Многие деятели из окружения Горбачева и Ельцина активно настаивают на том, что резкое ухудшение жизни трудящихся произошло как-то сти­хийно, в результате непредвиденных трудностей «пе­реходного периода». В качестве меньшего зла они принимают упрек в том, что перестройка и реформа велись без продуманной программы («никакого про­екта не было»). Это - наивная уловка.

Свидетельством того, что существовала не только программа со строгой последовательностью шагов, но и целая система мер по прикрытию и мас­кировке важных действий, служат потрясающие слу­чаи полной утраты гражданами чувства социальной опасности. В 1988-1991 гг. целые классы и группы нашего общества и представляющие их организации вдруг потеряли способность замечать действия поли­тиков, которые вели к важнейшим долговременным изменениям в положении этих классов и групп. И дело не только в том, что были блокированы «сиг­нальные системы», которые могли бы привлечь вни­мание людей, предупредить об опасности, потребо­вать диалога и т. д. Представители трудящихся, кото­рых вряд ли можно заподозрить в предательстве и которые имели доступ к информации и даже были обязаны ее изучать (например, депутаты), читали тек­сты - и почему-то не понимали их смысла. Их созна­ние было отвлечено, как отвлекают ребенка погре­мушкой.

Рассмотрим один факт - изменение «Закона СССР о государственном предприятии» 1987 г. и принятие его новой редакции «О предприятиях в СССР» 1990 г. Этот случай подробно изложен в жур­нале СОЦИС 1992 (1).

Это изменение представляло собой не только смену общественного строя в том, что касалось по­вседневных производственных отношений рабочих на предприятии, но и отказ от тех фундаментальных идеальных догм, на которых стоял советский строй и на которых паразитировала перестройка («больше демократии, больше социализма»).

Как известно, перестройка декларировала отказ от «командно-админи­стративной системы» и вовле­чение работников в управление производством [187]. На советском предприятии трудовой коллектив и его органы всегда оказывали большое и реальное воздей­ствие на дела предприятия и на его социальный уклад (зарплата, премии, распределение социальных фондов и материальных благ, отдых, медицинское обслужи­вание, пионерлагерь и т. д.). Каждый, кому довелось работать в профкоме, это знает досконально - со всеми подводными камнями, искривлениями и про­чими деталями. Не о деталях речь.

Закон 1987 г. закреплял это положение и опре­делили, что отношения коллектива и администрацией строятся «в условиях широкой гласности путем уча­стия всего коллектива и его общественных организа­ций в выработке важнейших решений и контроле за их исполнением». Общее собрание трудового коллек­тива по закону имело право рассматривать и утвер­ждать планы экономического и социального развития предприятия, определять пути повышения производи­тельности труда и формирования материально-техни­ческой базы производства.

В Законе 1990 г. изъяты оба главных права - участия в выработке решений и контроля. Об утвер­ждении планов, а тем более определении главных со­циальных факторов (материально-технической базы и производительности труда) и речи нет. Отменены ор­ганы народного контроля на предприятии и выбор­ность руководителей. Отменено и важнейшее поло­жение Закона СССР о трудовых коллективах 1988 г. («решения совета трудового коллектива обязательны для администрации»). Отменены даже общие собра­ния коллектива! Управленческие полномочия адми­нистраторов, назначаемых собственником предпри­ятия, зафиксированы так жестко, что на это никогда не претендовала пресловутая советская администра­тивно-командная система.

Вспомним тот год - ни на каком уровне обще­ства никто на это принципиальное изменение, отстра­няющее рабочих от участия в управлении предпри­ятием не заметил.

Перейдем от сферы производства к распреде­лению и оплате труда. Казалось бы, это прямо каса­ется уже и не гражданских а личных шкурных инте­ресов каждого рабочего. По Закону 1987 г. оплата труда и распределение социальных благ, контроль за правильностью расчетов производится администра­цией предприятия «совместно или по согласованию с профсоюзным комитетом». Совместно или по согла­сованию! Это - огромное право на участие в управле­нии. Закон 1990 г. это право отменяет. Теперь руко­водитель предприятия, назначенный собственником, «решает самостоятельно все вопросы деятельности предприятия». Он не только не должен решать соци­альные вопросы совместно с профсоюзом или собра­нием, или согласовывать с ними свои решения, но и советоваться с ними он не обязан. Теперь именно ру­ководитель предприятия «устанавливает формы и размеры оплаты труда, а также другие виды доходов работников».

По сути, этот закон уже производит ликвида­цию общенародной собственности, за год до привати­зации. Право коллектива участвовать в распоряжении доходами предприятия было одной из форм осущест­вления рабочими права частичного собственника. Те­перь это право изымалось - и никакой реакции со сто­роны компартии, профсоюзов, самих рабочих.

Рабочие не заметили даже, что по новому за­кону они лишились даже права на обжалование дей­ствие администрации в собственный профсоюз. Закон утвердил: «Рассмотрение и решение вопросов по просьбам и обращениям граждан к предприятию яв­ляется исключительной обязанностью предприятия и не может возлагаться на самих граждан». Таким обра­зом, рабочие просто лишаются особого статуса члена трудового коллектива с определенным перечнем прав, они становятся гражданами, продавшими предпри­ятию рабочую силу и никаких прав не имеющими.

Закон 1990 г. отсекает от участия в управлении не только работающих по найму рабочих («граждан»), но и рабочих, имеющих акции предприятия, фор­мально его совладельцев. Делается это невиданными в мировой практике методами - введением статьи о «коммерческой тайне предприятия». Во всем мире к коммерческой тайне относятся только технологиче­ские сведения, а по остальным вопросам производства и экономического положения предприятие обязано давать подробный и публикуемый отчет - государ­ству, банку и акционерам. Вопреки этому Закон 1990 г. установил: «Под коммерческой тайной предприятия понимаются не являющиеся государственными секре­тами сведения, связанные с производством, техноло­гической информацией, управлением, финансами и другой деятельностью предприятия». Лишь директор определяет «состав и объем сведений, составляющих коммерческую тайну, порядок их защиты». Понятно, что, не владея информацией, рабочие и профсоюз полностью отстраняются и от участия в управлении. Под отвлекающие крики о советской «администра­тивно-командной системе» был принят закон, соз­дающий совершенно новый, необычный уклад пред­приятия с тоталитарной властью собственника. Закон явно писался под будущего собственника-мафиози.

После принятия Закона о предприятии 1990 г. утекло много воды, и не о содержании его идет речь. Явление, над которым мы еще как следует не задума­лись, состоит в том, что этот закон, который самым радикальным образом порывал и с длительной тради­цией, и с Конституцией страны, и с конкретным Зако­ном о предприятии, принятом всего два с небольшим года назад, был принят без дебатов и прошел незаме­ченным. За него проголосовали депутаты, большин­ство из которых состояли в группе «Союз» и на каж­дом заседании сотрясали воздух проклятиями в адрес Горбачева и других разрушителей советского строя. Почему вместо этих героических проклятий они про­сто не проголосовали против Закона о предприятии? Почему не собрался Пленум ЦК КПСС и не сообщил партии о полном противоречии законопроекта Про­грамме КПСС и всей идеологии партии?

Невозможно посчитать всех тех, кто имел воз­можность вчитаться в текст законопроекта, изменни­ками или агентами влияния. Просто эти люди в ре­зультате длительного воздействия отупляющих речей Горбачева, интриг Лукьянова, наукообразной галима­тьи Заславской впали в оцепенение, в состояние гип­ноза. Они, вероятно, читали Закон и не понимали, что там написано. В таком же состоянии были и десятки миллионов рядовых граждан, жизнь которых обруши­вал этот Закон.