Костел Наисвятейшей Девы Марии Ружанцовой и Св. Доминика

Костел, посвященный Наисвятейшей Деве Марии Ружанцовойⁱⁱⁱ и Св. Доминику и, как уже было сказано, построенный в 1906 году, определяет силуэтную панораму древнего местечка. В его композиционном и пластическом решении зодчие использовали формы средневековой готики.

Однако выполненный из лицевого кирпича, с тщательной проработкой швов кладки (в чем, безусловно, проявляется веяние господствовавшего тогда стиля модерн) костел сразу же дает понять зрителю, что готика тут как бы не настоящая, что это всего лишь искусная декорация архитектуры давно ушедшей эпохи, сентиментальное и одновременно ностальгическое воспоминание о прошлом, когда подлинная европейская готика была мощнейшим воплощением католической сакральности. Не случайно о готике той поры, «пламенеющей» готике ХV века, говорили как об архитектуре, «перешедшей по ту сторону своего материального существования и подавляющей своей невесомостью».

Арсенал той, средневековой готики широко представлен и в раковском костеле. В плане это  трехнефная двухбашенная базилика с трансептом и полукруглой апсидой. Главный фасад венчают щит с зубчатым обрамлением и две башни, которые фиксируют боковые нефы и завершаются высокими шпилями.

Портал входа решен в виде стрельчатой арки с непременным для готики окном-розой (символом Девы Марии) над ней. Ступенчатые контрфорсы, высокие стрельчатые окна и ниши, зубчатый фриз, остроконечные завершения крыльев трансепта, стрельчатые своды в интерьере  все это скомпоновано и собрано в постройке начала ХХ века, которая предстает перед нами как романтическая реминисценция готики, некогда отождествлявшей эпоху подъема и триумфа католической церкви. И в данном случае это материализованное архитектором с помощью кирпича воспоминание словно призывало к восстановлению религиозно-идейных позиций, утраченных католицизмом на этих землях в ХІХ веке, и служило действенным средством для привлечения прихожан в лоно католической церкви.

Словом, в неоготической архитектуре католицизм нашел впечатляющую художественную выразительность, которая содействовала пробуждению религиозного порыва и эмоционально укрепляла ту веру, что была поколеблена активной русификаторской политикой имперских властей.

Следует подчеркнуть, что если православное культовое строительство в ту пору щедро финансировалось и таким образом стимулировалось государственной казной, то католики строили храмы исключительно на добровольные пожертвования и щедроты местных помещиков-меценатов. Так было и здесь.

Костел был построен при содействии тогдашних владельцев местечка  помещиков Здзеховских. Их усадьба стояла на виду у костела, на берегу Ислочи, рядом с древним городищем (сейчас на ее месте  Дом культуры). Однако подробнее мы поговорим о Здзеховских позже, покидая Раков и направляясь в сторону Воложина.

Дорога Раков – Воложин

Приступая к рассказу о Здеховских, будет уместно упомянуть, что на их винокурне в Поморщине, что в километре от Ракова, в 1880 году работали родители Я. Купалы  Доминик и Бенигна Луцевичи. Да и сами Здеховские оказались причастны к литературе, в особенности заметный след в истории литературы оставил Мариан, который родился тут в 1861 году,  впоследствии известный польский литературный деятель, профессор Краковского, а позднее Виленского университетов. В Ягеллонском университете он защитил диссертацию на звание доктора филологии по теме «Байрон и его век».

В доме своего брата Казимира Здзеховского, тоже известного литератора, Мариан проводил по нескольку весенне-летних месяцев, приезжая из Петербурга или Дерпта (нынешнего Тарту), из далекого Кракова или более близкой Вильни. Этот дом стал таким образом литературными пенатами. В гостях у Здзеховских часто бывали писатели и ученые. В их числе Элиза Ожешко, которая, приехав сюда в 1908 году, назвала Раков — ни много ни мало — «литовскими Афинами».

12 августа 1895 года Мариан Здзеховский послал из Ракова свое первое письмо в Ясную Поляну ко Льву Толстому. Так завязалась переписка, которая с перерывами продолжалась до 1908 года. Здзеховский послал Толстому девять писем, четыре из которых были отправлены с адресом: «Раков Минской губернии». Трижды Толстой отвечал Здзеховскому. И письма эти приходили на почту, здание которой еще недавно стояло рядом с костелом (от него до наших дней уцелели лишь фундаменты).

В августе 1896 года Толстой и Здзеховский встретились в Ясной Поляне. В этой переписке Толстой высказался по ряду проблем, которые волновали широкие круги российской общественности в конце ХІХ  начале ХХ века, и в частности по национальному вопросу. Толстой высоко ценил Здзеховского, его знания и культуру, с уважением относился к его патриотическим чувствам, идейным убеждениям. К книге М. Здзеховского «Религиозно-политические идеалы польского общества», изданной в Лейпциге в 1896 году, Толстой написал предисловие. А когда встал вопрос о том, кто из польских деятелей культуры мог бы высказаться о Толстом в «Международном толстовском альманахе» (М., 1909), то создатель «Войны и мира» сам назвал имя литератора из Ракова Мариана Здзеховского.

С Раковом связана и жизнь популярного в прошлом композитора Михала Грушвицкого, который часто выступал с концертами в Минске. Один из первых белорусских профессиональных композиторов, он родился неподалеку от Ракова. Закончив Дворянский институт в Вильне, М. Грушвицкий учился в Петербургском университете и в 1853 году женился на Станиславе Ельской  сестре белорусского писателя и этнографа Александра Ельского, собирателя и владельца уникальной коллекции рукописей и книг по истории и культуре Беларуси. Памяти рано умершей жены Михал Грушвицкий посвятил лучшие свои произведения  музыку к «Дзядам» А. Мицкевича и «Сельскому лирнику» В. Сырокомли. Умер композитор, в возрасте 75 лет, 5 марта 1904 года в Ракове и похоронен тут же, на кладбище, которое мы с вами уже видели.

От Михала Грушвицкого живая ниточка тянется к молодому драгунскому поручику, другу Пушкина и Рылеева  Александру Бестужеву, впоследствии знаменитому декабристу и писателю Марлинскому. Какая ниточка  об этом мы скажем чуть позже. А сейчас, покидая Раков, развернем письмо 24-летнего драгуна, помеченное датой 22 ноября 1821 года.

«...Судьба была довольно благосклонна, выбрав мне квартиру у одного небогатого, но прекрасного человека. Любезное семейство, книги на всех языках... фортепиано, умные и здравые рассуждения отца, доброе расположение матери, компания дочерей, еще более милых, нежели прекрасных,  все это обещает мне сносную зиму... Сказать правду, в младшую сестру можно было бы закохаться от нечего делать. Но к несчастью, они обе уже невесты в полном смысле слова».

В начале письма стоит адрес: «Литва. Деревня Выгоничи в 40 верстах от Минска». Зимой 1821 г. легкий возок с А. Бестужевым, миновав Раков, направился в Выгоничи. Как же попал сюда будущий декабрист?

После парада войск под Бешенковичами Александр I оставил гвардейский корпус, в котором служил Бестужев, на зимних квартирах в западных губерниях. И волею судьбы Бестужев оказался гостем выгоничского помещика Феликса Францевича Войдзевича. Письма Бестужева из Выгоничей говорят о его действительно дружеских отношениях с семейством Войдзевичей. Феликс Францевич и его жена Мария Ксаверьевна окружили заботой молодого офицера, как родного сына. Особое удовольствие доставляла Бестужеву дружба с их дочерьми Фелицией и Цецилией. В младшую, Цецилию, он, по его собственному признанию, «был влюблен донельзя».

В Выгоничах Бестужев заинтересовался польским языком и литературой и в одном из писем в Петербург сообщал, что у него под подушкой всегда находятся «Исторические песни» Немцевича. Вместе с Войдзевичами Бестужев встречал новый, 1822 год в Минске. Вскоре после этого Феликс Францевич с женой и дочерьми направился в Петербург  у него были дела в сенате. В письме к родным Бестужев просил наилучшим образом принять его белорусских друзей и показать им редкости Питера. В феврале 1823 года он дважды писал из Петербурга в Выгоничи, интересовался видами на урожай, передал дружеские приветствия знакомым и сообщил об успешном решении их дела в сенате, которому сам же и содействовал через отца трех декабристов  сенатора Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола.

В том же году Бестужев прислал в Выгоничи первую книжку альманаха «Полярная звезда», выпущенную вместе с Рылеевым. На обложке он написал по-польски: «Пану Войдзевичу в знак симпатии от Бестужева». Обложка альманаха находится сейчас вместе с письмами Бестужева к Войдзевичам в Государственном архиве литературы и искусства РФ в Москве.

В Выгоничах сохранились следы старой усадьбы, уцелел лишь первый этаж бывшего господского дома, который сгорел в 1943 году. В память о пребывании А. Бестужева в Беларуси, который отразил белорусскую природу и народный быт в своем написанном уже в Дагестане очерке «Вечер на Кавказских водах в 1824 году», к 150-летию со дня смерти писателя, в 1987 году, в Выгоничах на месте бывшей усадьбы Войдзевичей был установлен мемориальный знак.

Казалось бы, на этом рассказ о Бестужеве в Выгоничах можно было бы и закончить. А между тем есть у этого рассказа интересное и совсем неожиданное продолжение. Наступил 1828 год. Бестужев отбывал ссылку в Якутске за участие в Декабристском восстании. А Фелиция Войдзевич, с которой он несколькими годами раньше коротал долгие зимние вечера за беседой или домашним музицированием, вышла замуж за председателя Минского губернского межевого суда Рудольфа Грушвицкого. Отец Фелиции продал зятю Выгоничи, и здесь 29 ноября 1828 года родился будущий композитор Михал Грушвицкий.

Экземпляр же «Полярной звезды», подаренный Бестужевым Войдзевичам, спустя много лет попал через жену М. Грушвицкого, урожденную Ельскую, в знаменитую библиотеку ее брата  Александра Ельского. Вот почему и сегодня на титульном листе «Полярной звезды» рядом с автографом Бестужева можно увидеть оттиск штемпеля «Библиотека и музей древностей в Замостье Александра Ельского».

В этом великолепном собрании Ельского, который сам себя называл «тихим и старательным искателем отечественных памяток», было немало произведений еще одного человека, накрепко связанного с этой землей,  Винцента Дунина-Марцинкевича, классика белорусской литературы, создателя белорусского национального театра. Неудивительно, что Александр Ельский стал первым биографом Дунина-Марцинкевича. Имение Марцинкевича  Люцинка, где писатель прожил 44 года, до конца дней своих, располагалось неподалеку от местечка Першаи, которое мы вскоре будем проезжать.