2.2 Культура как социальная память человечества

Определение "культуры" как субстанции воспроизводства и эволюционного развития человечества в онтологическом, гносеологическом и феноменологическом планах сопрягается с понятием "третьего мира" К. Поппера. Как известно, в своей "Эволюционной эпистемологии" он писал:

"Мир 1 — это мир всех тел, сил, силовых полей, а также организмов, наших собственных тел и их частей, наших мозгов и всех физических, химических и биологических процессов, протекающих в живых телах.

Миром 2 я назвал мир нашего разума, или духа, или сознания (mind): мир осознанных переживаний наших мыслей, наших чувств приподнятости или подавленности, наших целей, наших планов действий.

Миром 3 я назвал мир продуктов человеческого духа, в частности мир человеческого языка: наших рассказов, наших мифов, наших объяснительных теорий, наших технологий, наших медицинских и биологических теорий. Это также мир творений человека в живописи, в архитектуре и музыке — мир всех этих продуктов нашего духа, который, по моему предположению, никогда не возник бы без человеческого языка.

114

Мир 3 можно назвать миром культуры. И центральная роль в нем отводится понятиям истинности и ложности" [623, с.71].

Более образно, чем К. Поппер определили культуру как "археологию знаний" М. Фуко и "память мира" А. Моль. Правомерность последней трактовки не только с обществоведческой, но и естественнонаучной точки зрения доказывает сравнение с позицией структурно-функционального подхода феноменов индивидуальной памяти человека и культуры. Как показывают исследования У. Джеймса, П. Линдсея, Д. Нормана, Р. Соло, Дж. А. Миллера, Ц. Флореса, Л.С. Выготского, А.Р. Лурии, [См.: 152] Р.Ю. Ильючен-ко [См.: 193], СП. Бочарова, Б.Ф. Ломова, А.Н. Лебедева, Н.А. Тушмаловой, Е.Б. Бурлаковой, Б.В. Швыркова [См.: 71], наиболее общим качеством первого из них в структурном аспекте является сигнальный характер процессов кодирования-декодирования, протекающих в субстратах человеческой памяти — генах, спинном и головном мозге. А в функциональном — их разделение согласно специализированным механизмам накопления, сохранения, переработки и передачи информации.

Проведенный нами в монографии "Социокультурный генезис личности..." анализ филогенеза знаково-символических средств культуры как высшей, по отношению к биологической и психологической, ступени развития, позволяет рассматривать "третий мир" человека в едином ряду эволюционирующих в природе форм памяти [См.:294].

Культура имеет материальное "тело" в виде совокупности опредмеченных продуктов человеческой деятельности; разнообразия систем знаково-символических средств, в которых кодируется-декодируется семантика мыслей и поступков практически всех поколений людей; соответствующих органике индивидуума механизмов трансляции знаний и ценностей во временном континууме истории человечества и географическом пространстве многочисленных форм его социальности. Очевидность для большинства специализирующихся на данной проблематике ученых (Каган, Ерахов, Фуко, Моль, Крымский, Парахонский, Мейзерский, Каныгин и др.) структурно-функционального сходства индивидуальной памяти человека и культуры позволяет определить последнюю как структурированную, в соответствии с природной логикой материальной и духовной эволюции человечества, информационную систему накопления, хранения, переработки и передачи опредмеченных знаний, умений и ценностей людей, служащую средством индивидуации их

115

родовых сущностных сил в процессе познания и деятельного овладения трансцендентными тайнами космического творчества.

Однако из данного определения не видно, к какому из видов памяти — генетическому, бессознательному или сознательному — мы относим культуру. Дело в том, что по этому поводу у ряда ученых-обществоведов и социобиологов имеются серьезные методологические разногласия. Так, например, известный российский культуролог М.С. Каган пишет: "Мы видели, что в ходе социо- и -антропогенеза сложилась уникальная бытийная ситуация — выход живого существа за пределы действия законов природы, поскольку его поведение уже не детерминировалось врожденной программой действий. Необходимым оказался поэтому новый, внеприродный способ сохранения накапливаемого человечеством опыта и его передачи каждому входящему в мир индивиду и каждому поколению людей; эту задачу и решило "изобретение" культуры, которую сейчас часто называют "внегенетической памятью человечества", или "механизмом социального наследования", или "наследственной информацией" [207, с.75-76].

Иной точки зрения придерживаются английские социобиоло-ги Ч.Ламсден, Э.Уилсон, российский ученый И.П.Меркулов. По их мнению, хотя культурные "мутации", новые поведенческие стереотипы и мыслительные стратегии возникают в результате активности сознания, сами инновационные формы этой активности находятся под контролем генетических факторов. Более того, генетические механизмы лежат в основе не только общей способности людей решать проблемы — они также обеспечивают их сознание и мышление специфическими правилами, которые необходимы для быстрого овладения социокультурным миром [См.: 656; 366, с.70-83].

Противоречие позиций различных ученых диалектически разрешается, если рассматривать культуру как четвертый уровень эволюционного развития форм человеческой памяти, органически включающий в себя системные качества трех других — генетического, бессознательного и сознательного.

Свойство культуры как генетической памяти рода Homo Sapiens проявляется в действии, во "второй природе", как это доказано исследованиями Выготского, Лурии, Эриксона и ряда других известных психологов, аналогичного биологическому развитию организма человека в онтогенезе закона — эпигенез способностей индивидуума повторяет основные социокультурные этапы становления людей в антропосоциогенезе. Это, как нами было с онтологической

116

и гносеологической точек зрения обосновано в ряде научных статей, становится возможным благодаря возникновению в процессе социокультурной эволюции "третьего мира" — явления социокультурной наследственности человечества [См..-267; 275]. Ее основные структурные компоненты нами определены следующим образом.

Под культургеном мы понимаем находящую свое материальное воплощение в знако-символических средствах конкретного слоя культуры идеальную форму деятельности, кодирующую накопленную на определенном этапе социальной эволюции человечества семиотическую информацию, овладение которой в ходе общения, обучения и воспитания формирует у индивида соответствующие возрасту и уровню когнитивного развития объективные качества психики, мышления и сознания.

Под социокультурным генотипом человечества мы понимаем выработанную в ходе антропосоциогенеза предшествующих поколений людей жестко структурно детерминированную окружающей социокультурной реальностью программу исторического развертывания материальных форм мыслительной деятельности, которыми должен последовательно овладеть в эпигенезе каждый индивид, чтобы сформироваться как полноценный взрослый человек и выйти на высший для своего исторического времени уровень развития общественного сознания.

Под понятием социокультурного фенотипа мы понимаем все обуславливаемое климатическими, территориальными, социальными, профессиональными, национальными и индивидуальными факторами формирования человека многообразие культурных проявлений людей.

Бессознательной памяти человека соответствует уровень эпистемологии архетипов в культуре. Хотя, как известно, автором этого понятия принято считать К. Юнга, сам известный немецкий психолог неоднократно подчеркивал, что при создании своего учения он опирался на идеи других ученых. По этому поводу К. Юнг писал: "Теория подсознательных, изначальных идей никоим образом не является моим собственным изобретением..." [637, с. 165], "...понятие архетипа, неразрывно связанное с идеей коллективного бессознательного, указывает на определенные формы в человеческой психике, присутствующие повсюду и всегда. Исследователи мифов называют их "мотивами". В психологии первобытных народов они соответствуют предложенному Леви-Брюлем понятию "коллективных представлений", а в области сравнительной религии

117

Хубарт и Маусе определили их как "категории воображения". Много лет назад Адольф Бастиан назвал их "элементарными" или "изначальными" идеями. Из этих примеров должно быть ясно, что моя идея архетипа (букв. — предсуществовавшей формы) не является чем-то исключительным: ее уже распознали и выделили в других областях науки" [57, с.293].

Ради научной справедливости нельзя не отметить, что кроме перечисленных К. Юнгом своих коллег, идеи архетипа осмысливали и другие ученые и писатели. Впервые в отчетливой форме она была высказана Платоном, который ссылался на некий первичный мир идей как сферу вечных образов познания. В более рациональной форме концепцию пролепсиса — как некоего предрасположения познания к определенным идеям — развили стоики. Идею "путеводных образов" отстаивал Данте. С различных, но близких по результату, позиций о праформах говорили Кеплер, Гете, Паули. О фундаментальных геометрических структурах бытия писал В. Гей-зенберг. Идею "вневременных" (мифологических) схем жизни отстаивал Т. Манн [См.: 253, с.47].

Однако, несмотря на всю укорененность понятия "архетип" в современной гуманитарной мысли, по мнению С.С. Аверинцева, "сам Юнг недостаточно последовательно раскрывал взаимосвязь мифологических образов как продуктов первобытного сознания и архетипов как элементов психических структур, понимая эту взаимосвязь то как аналогию, то как тождество, то как порождение одних другими" [378, с. 111]. Действительно, нельзя не признать, что по своей форме работы известного немецкого психолога скорее представляют собой аналитические отчеты о конкретных случаях его психоаналитической практики, хотя и сопровождаются расширительными культурологическими экскурсами в трактовке различных символов. "Поэтому закономерно, что в дальнейшем сложилось понимание архетипа как обозначения наиболее общих, фундаментальных и общечеловеческих мифологических мотивов, изначальных схем миропредставлений, т.е. уже без обязательной связи с юн-гианством как таковым" [88, с.349].

Эту несправедливость попытались ликвидировать ряд учеников и последователей немецкого психолога. В своих статьях, опубликованных в виде сборника "Человек и его символы" [См.: 593], они провели большую логическую работу по систематизации архе-типических символов, пытаясь выстраивать их в единый ряд. Большой интерес в этом отношении представляет и книга белорусского

118

ученого И. Морозова "Основы культорологии. Архетипы культуры" [См.: 386].

Архетипы как коллективное бессознательное людей стали также предметом изучения антропологии, этнографии, истории культуры, социологии и ряда других наук. Такие известные их представители как Э. Тейлор, Дж. Фрезер, Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, В. Пропп и М. Элиаде самостоятельно пришли к общему выводу, что архетипические, мифологические и мистические характеристики коллективного мышления не связаны только с онтологией первобытных, примитивных обществ; они неуничтожи-мы и присущи в той или иной степени, в той или иной форме и современным людям, и природе человеческого сознания в целом. Так, Л. Леви-Брюль, обосновывая свою идею о двойственности, гетерогенности мышления человека в любой культуре, подчеркивает: "Не существует двух форм мышления у человечества, одной паралогической, другой — логической, отделенных одна от другой глухой стеной, а есть различные мыслительные структуры, которые существуют в одном и том же обществе и часто, может быть всегда, в одном и том же состоянии" [303, с.8].

Однако, на наш взгляд, ни единомышленники, ни ученики, ни последователи учения К.Юнга не сумели разрешить основного противоречия его творчества, а именно, — ответить на вопрос, в каком соотношении с онтологической и гносеологической точек зрения находятся архетипы как бессознательные феномены индивидуальной психики человека и эпифеномены культуры.

Это с позиций методологии и теории самоорганизации попыталась сделать В.В. Василькова. Осуществленная ею синергетиче-ская интерпретация содержания и структуры коллективного бессознательного, выявившая в них алгоритмы мироупорядочения, позволила российскому ученому не только их синхронизировать с естественнонаучными законами развития и сохранения порядка, но и обнаружить скрытую структурообразующую роль этих алгоритмов в культурной эволюции человечества и организации им современного социального мира. В частности, она сделала важный для нашей проблематики вывод: "...В архетипах на уровне индивидуальной психики отражается некий общечеловеческий алгоритм мироупорядочения, в котором синхронизированы законы саморазвития природы, космоса, социума и человеческой души. Иными словами, архетипы (паттерны, образы коллективного бессознательного) выражают себя в повторяющихся символических структурах (мифологиче-

119

ских), в которых, благодаря их семантической многозначности, зафиксированы единые, сходные модели (способы) существования природы, космоса и родового человека по законам общего самовоспроизводящегося порядка. Архетипические символы несут в себе определенные коды, метафизические смыслы, по которым мир и человеческая душа организуют процесс своего развития в соответствии с идеальным образом миропорядка, по законам гармонии и целостной полноты" [88, с.359].

Обоснование идеи синергетической значимости, заложенных в виде архетипов бессознательных в индивидуальную память человека и культуру (как коллективную память человечества) единых для всех ступеней эволюции природы структур (алгоритмов) миро-упорядочения, позволяет нам глубже осмыслить механизмы процесса — "эпигенез повторяет антропосоциогенез". Так, несмотря на все свои теоретические колебания, сам К. Юнг чаще склонялся к мысли, что архетипы в индивидуальном сознании первичнее архетипов в культуре. В этом плане он писал: "Термин "архетип" зачастую истолковывается неверно, как некоторый вполне определенный мифологический образ или мотив... Архетип же является тенденцией к образованию таких представлений" [593, с.75]. И далее: "Сам по себе архетип пуст и чисто формален — ничего, кроме способности сформировать возможности представления, которая дана a priori" [636, с. 123].

Более конкретно по данному вопросу высказался Т.Манн. "Архетип, — по словам известного немецкого писателя, — предстает как изначальный образец, изначальная форма жизни, вневременная схема, издавна заданная формула, в которую укладывается осознающая себя жизнь, смутно стремящаяся обрести некогда предначертанные ей приметы" [352].

Однако, по нашему мнению, говорить о первичности архетипов бессознательного в индивидуальной психике человека по отношению к архетипам в культуре можно лишь в плане рассмотрения диалектики антропосоциогенеза человечества. В эпигенезе индивидуума же все происходит наоборот. В качестве аргумента можно привести другое высказывание К. Юнга "...Архетипы не определяются в соответствии с их формой...— писал он. — Изначальный образ определяется по отношению к своему содержанию только тогда, когда он становится осознанным и является, следовательно, заполненным материалом осознанного опыта" [636, с. 123]. Причем, по нашему мнению, именно наличие прошедших естественный от-

120

бор феноменов культуры, содержащих в себе наиболее значимые структурные линии (алгоритмы) культурной эволюции (развития) человечества, и эффективных механизмов их инкорпорирования (интериоризации) в становящуюся психику ребенка, позволяет существенно ускорить время ее эволюции и сократить с нескольких тысяч (а, может быть, и десятков тысяч) лет до 20-25. Образно говоря, спринтерски промчаться по антропосоциогенезу человечества, минуя всю его экзистенциальную будничность человеческой жизни, катаклизмы и многовековые зигзаги эволюционного развития.

В наиболее общем, эпистемологическом плане суть этого явления высветили украинские философы СБ. Крымский, Б.А. Пара-хонский и В.М. Мейзерский. Так, в своей совместной монографии они отмечают: "Культура как искусственная действительность человека, реальность второго ряда (в нашем понимании "социальная память человечества" — Л.В.) создает объективное смысловое поле человеческого бытия, те общественно значимые, следовательно, объективные мыслительные формы, о которых писал К. Маркс. В этом объективном смысловом поле и оказывается возможным существование (в потенциальной или даже в актуальной форме) архетипов той или иной деятельности, т.е. опрокинутых в прошлое контуров будущего. Юнг не случайно сравнивал их с осями кристалла, с теми невидимыми геометрическими параметрами, которые определяют в растворе физически зримые кристаллические фигуры" [253, с.49].

Психологические аспекты процесса "эпигенез повторяет ан-тропосоциогенез" вскрыл в своей "теории поля" представитель Берлинской школы "гештальтпсихологии" Курт Левин (1890-1947гг.). Согласно его подходам, память, мышление и поведение человека должны пониматься исходя из всей совокупности наличных в данный момент фактов и событий его психической жизни, которые образуют некое динамическое поле, в котором все его части зависят друг от друга. При этом оно имеет и свою пространственную геометрию и свою временную "глубину" [654, р.65].

Первая из них представляет собой окружающий человека психологический мир в том виде, в каком он существует для индивида. Это, прежде всего, та часть социального пространства, которую он освоил и к которой приспособился, а также граничную зону в виде процессов психологического и социального мира, которая в разное время оказывает влияние на жизненное пространство данного индивидуума. Границы пространства мыслей и действия ребенка

121

постоянно расширяются в результате его взросления, увеличения круга его общения и контактов с другими людьми, в ходе его образования и в процессе обретения им большей свободы социальных действий.

Временная глубина психологического поля любого индивидуума Homo Sapiens определяется тем, что не только прошлое (приобретенный ранее опыт), но и будущее (ожидания, желания, опасения, надежды и мечты) влияют на силы, обуславливающие мышление и поведение индивида сегодня.

Теория поля К.Левина натолкнула английского ученого С.Кауфмана на мысль, что в культуре, как и в мире живой природы, возникают некие коэволюционные ландшафты. Иначе говоря, сложные конфигурации сосуществующих ниш. Трансформация же коэволюционных ландшафтов определяется непрерывным созданием новых ниш и, следовательно, перестройкой наличной структуры взаимодействующих ниш [См.: 652, р.282].

Но, по мнению российского исследователя этой проблематики Е.Н.Князевой, будущие структурные линии психологического развития человека не произвольны, а сгруппированы в наличном спектре преддетерминированных возможностей. "Отнюдь не любой произвольный путь эволюции может быть реализован в данной среде, а только определенный набор... — пишет она. — И этот... спектр структур-аттракторов эволюции определяется исключительно внутренними собственными свойствами нелинейной среды (системы)" [228, с.227]. При этом: "Архитектура объединяемых структур отнюдь не произвольна. Не всякие эволюционирующие структуры могут соединяться. Должна быть определенная топология перекрытия. Должна быть достигнута некая гармония соединения частей в целое" [228, с.229]. Другими словами, ребенок не освоивший простых арифметических действий, никогда не сможет овладеть математикой и геометрией. А человек, не усвоивший грамматику языка, — к примеру, разобраться в учении Канта, Гегеля или какого-либо иного философа и мыслителя.

Сознательному уровню памяти индивидуальной психики человека в культуре соответствует уровень знаний, норм и ценностей. Первые представляют собой опредмеченные в книгах, журналах, газетах, отдельных текстах, схемах, чертежах, компьютерных базах данных и иных электронных носителях эмпирические и логические, структурированные в теориях, концепциях, доказательствах, версиях, прогнозах сведения о природных и неприродных событиях и явлениях.

122

Нормами являются исторически определенные и материализованные в стереотипных традицийных, религиозных и правовых формах, образцах научного, художественного и производственного творчества требования к поведению и деятельности людей, обуславливаемые их возрастным, профессиональным и общественным статусом.

Ценности представляют собой наиболее значимые для воспроизводства, существования и дальнейшей прогрессивной эволюции человечества произведения искусства и архитектуры, материализованные в устном эпосе, текстах, театрализованных действиях и изображениях образцы поведения, овеществленные в знако-символических средствах науки достижения теоретической мысли.

Подобно ассоциативным интуитивным механизмам сознательного уровня памяти индивидуальной психики человека, культура может порождать новые значения и смыслы знаний, норм и ценностей. "Примерами такого смыслопорождения, - пишут украинские философы С.Б.Крымский, Б.А.Парахонский и В.М. Мейзер-ский, - могут служить интерпретация художественных произведений, их сценическое раскрытие и другие демонстрационные формы, связанные с погружением культурных объектов в человеческое общение... В ней (в культуре - Л.В.) преодолевается разрыв между бытием и значением, фактом и смыслом. Реальность предстает как воплощенная рациональность высших идеалов и ценностей многих поколений людей" [253, с.35].

Молекулярной (морфологической) основой самотворчества культуры выступает ее "способность образовывать новые кодовые механизмы, надстраивающиеся над прежними, традиционными. В этом плане появление схем суб-кодирования способствует расширению границ понимания реальности" [253, с.87].

Правда, в отличие от сознательного уровня памяти индивидуальной психики человека, в котором при физическом повреждении коры головного мозга или тяжелой психической травме, как правило, безвозвратно теряются целые блоки заключенной в ней информации, в культуре, в случаях уничтожения предметной части значительных культурных явлений, хотя и возникают большие дыры на теле цивилизации, которые долго не заживают, как "стигматы больших смыслов", но они в силу неразрывности внутренних связей всех культурных феноменов, их, так называемой сверхплотности, продолжают существовать в семиотическом виде. "Вот почему, — по словам украинских ученых, — занесенному над Римом мечу Ал-

123

лариха остались неподвластны символы античной культуры. Предметное бытие их смыслов было возрождено Ренессансом, канонизировано классицизмом и приобщено к основным традициям дальнейшим культурно-историческим прогрессом" [253, с.41].

Это становиться возможным благодаря тому, что все уровни природной памяти человека - генетические, психические (бессознательный, подсознательный и сознательный) - и соответствующие им уровни культурной памяти неразрывно взаимосвязаны между собой. "Предположение, что человек полностью автономен в своем поведении, а работа центральной нервной системы совсем не контролируется генетически, кажется неправдоподобным, — подчеркивают Ф.Фогель и А.Матульский. — Человек с его мозгом — это звено непрерывной эволюционной цепи. Поэтому, полная независимость признаков, опосредованных центральной нервной системой, от каких-либо биологических ограничений представляется маловероятной" [554, с.31]. По мнению этих российских ученых, в силу универсальности механизмов наследственности и естественного отбора, в течение жизни нескольких поколений людей происходит интеграция культурных инноваций с генетическим воздействием.

С ними солидаризируется В.В. Василькова. "Как показывает история культуры, — отмечает она, — каждым новым поколением могут отвергаться конкретные проявления архаического в культуре, но всякие новые достижения человеческого духа только тогда достигают истинного величия, проникая в умы и сердца людей, когда они опираются на архетипические алгоритмы как универсальные образцы мироорганизации и мироописания. Так происходит в искусстве, где независимо от смены художественных стилей, истинными шедеврами признаются работы, в которых художник максимально точно уловил и реализовал архетипические формы. Так происходит в религии, когда при зарождении новых форм религиозного сознания только те догмы, обряды и ритуалы становятся устойчивыми и духовно приемлемыми, которые коррелируют с языческой (архетипической) традицией мироосвоения через универсальные законы космогенеза. Так происходит и в сфере идеологии, заставляющей массы людей откликаться на те политические идеи и настроения, которые соответствуют архетипическим представлениям о принципах установления социального порядка" [88, с.409-410].

В функциональном плане "элементарной частицей" культуры как макросистемы, органически включающей в себя все свойства и качества биогенетического и психических уровней памяти, является

124

человек. Без всякого преувеличения можно утверждать, что он - то единственное и абсолютное "пространство", в рамках которого живет и функционирует культура. Вне человека, отторжено от него, в качестве некоего самостоятельно субстрата культура попросту не существует.

Прежде всего, объективируя себя в формах культуры, своим творчеством человек сразу делает их достоянием своих потомков. Поэтому первая онтологическая характеристика человека как элементарной частицы социальной памяти человечества состоит в том, что не сама по себе культура и ее сокровища обретают бессмертие, а только способности живущих столетия спустя людей воспринимать нечто прекрасное, ценное придают им жизнь в настоящем как вечность и бессмертие. При этом не только творец произведения культуры, но и тот, кто своим восприятием возрождает их к жизни, своей реальной, чувственной жизнью приобщается к масштабам всего исторического времени и всего географического пространства существования человечества. "Но тайна соприкосновения человека и культуры, их взаимопроникновения не только в том, — подчеркивают К.А. Абульханова и Т.Н. Березина, — что удовлетворяется потребность смертного в бессмертии, бессознательная потребность продлить свою жизнь. Главная тайна состоит в удержании настоящего, в его продлении как настоящего, в расширении его пространства и ввысь, и вглубь" [3, с.265].

Вторая онтологическая характеристика человека как "элементарной частицы" культуры состоит в том, что если на начальном этапе антропосоциогенеза человек создал ее как свой "третий мир", то впоследствии она, как социальная память, детерминирующая становление индивидуума в эпигенезе и в целом дальнейшее эволюционное развитие рода Homo Sapiens в истории, фактически творит его в качестве разумного и творческого существа. "Становясь потенциальным достоянием каждого нового поколения, а в нем индивида..., — подчеркивает в этом отношении М.С. Каган, — предметное бытие культуры "призывает" распредмечивать объективированный в ней опыт, делать его достоянием овладевающих им людей и, тем самым, "очеловечивать" человека..." [204, с.102]. Это происходит благодаря тому, что распредмечиваемые культурные объекты обеспечивают построение человеческих способностей, необходимых для их изготовления. Успешность выполнения усваиваемой деятельности "контролируется" самим изготовляемым предметом: степенью его соответствия образцу — конкретному распредмечиваемому культурному объекту.

125

"Естественно, что обретаемое им при этом богатство культурных качеств, — подчеркивает М.С. Каган, — по своему строению подобно тому, какое составляло ансамбль сущностных сил людей, творивших "вторую природу", и что тем самым, те, кто ее рас-предмечивают уподобляются тем, кто в ней себя опредмечивал. Это значит, что наши потребности, способности и умения являются даром культуры, и даже те из них, которые обусловлены нашей биофизиологической природой, оказываются обработанными культурой" [204, с.ЗОО].

"Выступая сферой опредмечивания человеческих сущностных сил, — подчеркивают украинские философы СБ. Крымский, Б.А. Парахонский и В.М. Мейзерский, — она становиться причастной к тому материнскому началу истории, которое порождает человека и человеческую субстанцию культурных процессов" [253, с.31].

Однако, функционирование культуры как социальной памяти человечества отличается от действия других ее эволюционных форм (биогенетической и психических) тем, что "информация, получаемая каждым индивидом, нетождественна той, которой располагали его предки, поэтому поведение и деятельность каждого нового поколения не повторяют буквально поведение и деятельность предшествующих поколений, как это происходит у животных, а оказываются в большей или меньшей степени отличными от культурно-унаследованных и, соответственно, история культуры является именно историей самодвижением, развитием, а не "возвращением на круги своя", как сказано в библии [207, с. 106]. Это становится возможным в силу того, что экзистенциальные особенности индивидуального бытия людей "обуславливают всегда уникальный характер бытия, культуры, предметную и смысловую неповторимость ее исторических миров. И, наоборот, взаимосвязь особенного бытия культурного мира и личностного действия, поступка, деяния, просто жизни, наконец, есть реальная предпосылка генезиса человеческой индивидуальности" [80, с Л 70].

С эпистемологической точки зрения культура как "социальная память" является системой перевода ускользающих в прошлое и будущее ценностей настоящего бытия человека в индивидуальный смысл его жизнедеятельности. Причем это происходит как за счет реализованного опыта минувших поколений, так и нереализованных возможностей исторической деятельности людей, актуализации последних. Но культура не повторяет пройденного, так как реализует

126

исторический опыт в форме свободы и творчества, придающих смысл индивидуальности человека. "Вот почему Сократ, Будда, пророки, Магомет, Данте и Владимир Святой — это не только исторические личности, но и воплощение определенных культур. Культура не заменяет историю, ибо имеет личностную структуру переживания, воспроизведения и трансформации истории в нормы и ценности конкретных людей, позволяет превращать эту историю в биографию индивидуальной жизни" [253, с.32].

Третьей онтологической характеристикой человека как "элементарной частицы" социальной памяти человечества является тайна превращения индивидуума из творения культуры в ее творца. "В этом превращении, — пишет М.С. Каган, — суть функционирования культуры в истории человечества, ибо именно оно обеспечивает ему неизвестное миру животных непрерывное изменение образа жизни и характера деятельности, обуславливающее прогресс, а иногда и регресс как закон природы" [204, с.313].

Ученые установили, что уже в животном мире у некоторых особей высших видов млекопитающих наблюдаются неоднократные примеры нарушения стереотипных форм поведения, действия, вызванные своего рода любопытством, и связанные, порой, даже с риском для их жизни. Этот зачаточный "исследовательский" инстинкт проявляется у отдельных животных очень редко и, соответственно, не может нарушить сложившегося у конкретного вида гомеостати-ческого равновесия с природной средой. У людей же потребность выходить за пределы повторения созданного, за пределы репродуцирования известного, преодолевать стереотипы поведения, совершенствовать старое и творить новое формируется и в антропосо-циогенезе и в эпигенезе как атрибутивное родовое качество. Безусловно, у разных людей, в силу индивидуально наследуемых особенностей психики это свойство проявляется в большей или меньшей степени.