4. Гипомейоны

Античная историография оставила нам мало данных об истории и путях развития спартанского государства. Тем легче, пожалуй, выделить среди немногочисленных фактов узловые ее моменты. Для позднеклассического периода таким узловым моментом можно считать рубеж V-IV вв. К этому времени внутренняя неустойчивость спартанского общества перестала носить скрытый характер и вылилась в глубокий социально-экономический кризис. Одним из главных признаков этого кризиса является изменение социальной структуры гражданского коллектива Спарты. Именно в этот момент, по-видимому, перестали совпадать между собой и разошлись по разным смысловым группам такие два понятия, как "спартиаты" и "гомеи" ("равные"). Пока спартанский гражданский коллектив в своей массе был единым, эти термины скорее всего были синонимами и соответственно эквивалентами спартанскому гражданству in corpore. Однако зафиксированный именно для рубежа V-IV вв. распад гражданского коллектива на несколько неполноправных групп вполне мог привести к смысловому расхождению дотоле адекватных понятий. Именно в этот период из узкой олигархии спартиатов возникла еще более узкая олигархия гомеев. Для IV-III вв. гомеи - это уже не все спартиаты, а только "лучшая", т.е. имущая их часть.

В источниках вполне зафиксирован и правильно объяснен процесс постепенной утраты спартанцами своего корпоративного равенства. По словам Исократа, именно сохранение корпоративного единства было главной целью законодательства Ликурга: "Лишь для себя они установили равноправие и такую демократию, какая необходима для тех, кто намерен навсегда сохранить единодушие граждан" (Исокр., XII, 178. Пер. И.А.Шишовой). С Исократом, говорящим об архаической Спарте, перекликается Аристотель, хорошо знающий конечные результаты законов Ликурга, результаты, оказавшиеся прямо противоположными заложенной в них идее. В своем критическом обзоре спартанского строя Аристотель справедливо отметил, что обязательность равного взноса в сисситии при кажущемся своем демократизме была собственно недемократической мерой, ибо этот взнос был по-настоящему тяжел только для бедных (Арист. Пол., II, 6,21, р.1271а 27-36). Это замечание Аристотеля свидетельствует о глубоком понимании им социальной сущности спартанского государства: там, где правовое равенство зависит от равенства экономического, с нарушением последнего дает трещину и вся социальная система.

Данное наблюдение Аристотеля, конечно, относится уже к достаточно позднему времени. Оно фиксирует ситуацию в Спарте позднеклассического и эллинистического времени. Водоразделом между той идеальной картиной, которую рисует Исократ и той печальной действительностью, которая зафиксирована у Аристотеля, хронологически, по-видимому, является рубеж V-IV вв. - время издания закона Эпитадея. Не случайно сразу после принятия ретры Эпитадея социальная напряженность в Спарте чуть не вылилась в социальную революцию. Ценнейший рассказ Ксенофонта об этом событии рисует нам уже общество, далекое от идеалов первоначального равенства и единодушия.

Ценность рассказа Ксенофонта о заговоре Кинадона заключается, в частности, в том, что здесь первый и единственный раз в греческой историографии появляются такие новые понятия, как "гипомейоны" и "малая экклесия". Так, перечисляя группы неполноправного населения, готового принять участие в заговоре, Ксенофонт среди прочих хорошо известных категорий называет также гипомейонов. Процитируем это место Ксенофонта: "Руководители заговора посвятили в свои планы немногих, и притом лишь самых надежных людей, но они хорошо знают, что их замыслы совпадают со стремлениями всех илотов, неодамодов, гипомейонов и периеков" (Ксен. Гр. ист., III, 3,6. Пер. С.Я. Лурье). Это - единственное бесспорное место, где зафиксирован термин "гипомейоны" ("младшие", "меньшие", "опустившиеся"). Возможно, что именно эту группу населения имели в виду Ксенофонт в "Лакедемонской политии" (Х, 7) и Аристотель в "Политике" (II, 6,21, р.1271а 26-37) там, где они описывали обедневших спартиатов, потерявших свои гражданские права. Вот что говорит по этому поводу Ксенофонт: "Ни с физической слабостью, ни с имущественным недостатком он /Ликург/ не считался; но ели кто-нибудь не станет исполнять закона, того Ликург указал более не считать принадлежащим к числу "равных" (Лак. пол., Х, 7). Из этого отрывка можно заключить, что гипомейоны (а скорее всего именно их имеет в виду Ксенофонт) были первоначально спартанскими гражданами, которые оказались исключенными из общины "равных" или из-за своих физических недостатков, которые делали невозможной для них военную службу, или из-за финансовой несостоятельности, которая лишала их обязательного для граждан участия в сисситиях.

В общих чертах с картиной, нарисованной Ксенофонтом, совпадает и более конкретное замечание Аристотеля: "Не могут считаться правильными и те законоположения, которые были введены при установлении сисситий… Средства на устройство их должно давать скорее государство, как это имеет место на Крите… Ведь участвовать в сисситиях людям очень бедным нелегко, между тем как участие в них, по унаследованным представлениям, служит показателем принадлежности к гражданству, ибо тот, кто не в состоянии делать эти взносы, не пользуется правами гражданства" (Пол., II, 6,21, р.1271а 26-37. Пер. С.А. Жебелева). Из этих слов Аристотеля видно, что граждане, которые не владели больше земельными участками, клерами, не могли принимать участия и в общественных обедах, сисситиях. Однако на основании этого текста сделать вывод, что обедневшие спартиаты вообще лишались всех своих гражданских прав, по-видимому, все-таки нельзя. Гипомейоны скорее всего продолжали оставаться спартанскими гражданами, однако с меньшими, урезанными правами.

Предметом научного спора является вопрос о времени возникновения института гипомейонов в Спарте. То, что Ксенофонт вводит в оборот новое понятие "гипомейоны" именно в рассказе о заговоре Кинадона, который датируется, как правило, 398 г., дает нам таким образом terminus post quem. В момент заговора Кинадона гипомейоны уже были. Сама же эта группа образовалась и консолидировалась именно как сословие не ранее 2-й половины V в. Косвенное подтверждение тому - появление в начале Пелопоннесской войны неодамодов (Фук., V, 34,1; 67,1). Как нам известно, освобождение илотов и превращение их в неодамодов носило исключительно целевой характер: неодамоды служили в армии и заменяли собою тех спартиатов, которые из-за бедности выбыли из гражданского ополчения. Таким образом, без гипомейонов не было бы скорее всего и неодамодов. Появление этих двух новых социальных групп тесно связано между собой. Поэтому если неодамоды уже были в 421 г., то, надо полагать, были и гипомейоны.

Причины, которые привели к образованию этой новой группы внутри спартанского общества, по-видимому, носили исключительно экономический характер и были связаны с системой спартанского землевладения. Без сомнения, политическое равенство спартиатов первоначально имело своей базой их экономическое равенство, т.е. распределение равных клеров среди всех спартанских семей. Но система спартанского землевладения, по-видимому, очень рано разрегулировалась и в результате за полтора века (с начала V до середины IV вв.) количество спартиатов уменьшилось с десяти до одной тысячи (Герод., VII, 234,2; Арист. Пол., II, 6,12, р.1270а 30-33; 38). Аристотель в "Политике" не только отметил факт олигантропии, но и правильно интерпретировал его как результат спартанской системы землевладения и наследования (II, 6,10-12, р.1270а 15-34).

Как шел процесс обезземеливания, мы, конечно, не знаем. По-видимому, уже в течение V в. некоторые семьи в Спарте смогли получить больше земли, чем имели на это право. Таким образом их интересы были поставлены выше интересов полиса, который был заинтересован в том, чтобы поддерживать определенное число "равных". Этот процесс особенно должен был усилиться в конце Пелопоннесской войны, когда приток денежных богатств в Спарту с неизбежностью привел к поляризации общества. Те спартиаты, которые сумели за время войны обогатиться, по-видимому, активно стали вкладывать свои деньги в землю, постепенно увеличивая свою недвижимую собственность. Через полтора века этот процесс привел к тому, что в Спарте осталось не более ста семей, владеющих землей (Плут. Агис, 5,7). Короче говоря, главными виновниками гибели Спарты можно считать тех немногочисленных богатых спартиатов, подобных царю Агесилаю, которыми так восхищались Ксенофонт и Плутарх. Спартанская государственная система оказалась неспособной сдержать их социальный эгоизм, и интересы отдельной корпорации были поставлены выше интересов государства. Таким образом за фасадом декларативного равенства быстро шел процесс размежевания гражданского коллектива на две новых формации: землевладельческую олигархию, члены которой продолжали именовать себя "равными", и лишенную земли и потому потерявшую основную базу своего гражданского равноправия массу рядовых общинников. Последних правящая корпорация вполне логично стала именовать гипомейонами.

Бесспорно, что основную причину появления гипомейонов нужно искать в области экономики. Однако в круг гипомейонов попадали не только "экономические неудачники". Основанием для понижения статуса могли быть, например, неудачи на каком-либо этапе воспитания. А в целом, судя по высказыванию Ксенофонта, любая физическая или моральная несостоятельность могли привести спартанца к исключению из числа "равных" (Ксен. Лак. пол., Х,7). Таким образом, люди, потерпевшие фиаско в период воспитания или не выбранные в сисситии, автоматически не годились для гоплитской службы и уже потому оказывались в рядах гипомейонов. Вариант их дальнейшей судьбы не трудно себе представить. Будучи воинами-профессионалами, они не умели и не хотели заниматься чем-либо иным. Вряд ли даже малая их часть шла в ремесло. Им в любом случае было бы не выдержать конкуренции с теми, для которых ремесло было наследственным делом. С другой стороны, в общественном сознании любая профессиональная деятельность кроме военной не пользовалась особым уважением и считалась монополией периеков и иностранцев. Поэтому для гипомейонов, во всяком случае в первом поколении, занятие ремеслом должно было представляться делом неприемлемым. Скорее можно думать, что большая часть их становилась наемниками. Именно благодаря наличию гипомейонов Спарта уже к началу IV в. становится крупнейшим экспортером наемников для всего греческого мира.

Наиболее способная часть гипомейонов, оставшихся в Спарте, вероятно, использовалась в административно-полицейском аппарате. Так Кинадон, по словам Ксенофонта, неоднократно исполнял поручения эфоров (Гр. ист., III, 3,9). Его тайная полицейская деятельность изображается как регулярная. Кроме Кинадона среди участников заговора были люди, имевшие собственное оружие (Ксен. Гр. ист., III, 3,7), а как известно, таким правом в мирное время обладали только граждане. Это свидетельство Ксенофонта является важным аргументом в пользу того, что гипомейоны, выбыв из числа "равных", продолжали оставаться спартиатами, а наиболее способные из них занимали достаточно ответственные посты. Возможно, Аристотель, советуя аристократам привлекать к управлению государством людей способных, но не относящихся к полноправным гражданам, имел в виду именно Кинадона и его товарищей. Заговор Кинадона прекрасно иллюстрирует опасность отстранения от управления и помещения в более низкий разряд людей энергичных и честолюбивых, особенно в тех государствах, где правящих класс невелик, а исключенные из него имеют в своих руках оружие.

Конечно, руководители заговора Кинадона представляли верхний эшелон гипомейонов. Они при благоприятных обстоятельствах могли вернуть себе полные гражданские права. Основная же масса гипомейонов включена Ксенофонтом в понятие "народ", "демос", который постепенно формировался в Спарте из деградирующих спартиатов. По-видимому, уже в начале IV в. их численность была довольно внушительной - недаром Ксенофонт называет их в одном ряду с илотами и периеками (Гр. ист., III, 3,6). А в дальнейшем чем быстрее в Спарте росла диспропорция между богатством и бедностью (Арист. Пол., II, 6,9, р.1270а 15), тем больше появлялось т.н. опустившихся спартиатов. Плутарх, знавший конечный результат этого процесса, уверяет, что в Спарте к моменту реформ Агиса и Клеомена осталось не более ста собственников земли, все же остальное гражданское население выродилось в жалкую и нищую толпу. По словам Плутарха, эти люди пребывали "в постоянной готовности воспользоваться любым случаем для переворота и изменения существующих порядков" (Агис, 5,7). "Нищая и жалкая толпа" Плутарха, которую он именует "спартиатами", очень напоминает нам гипомейонов Ксенофонта. Плутарх в отличие от Ксенофонта, конечно, мог не знать спартанского технического термина, употребляемого для обозначения подобных деклассированных спартиатов, но описал этот класс он точно.

Круг прав и обязанностей гипомейонов, как мы себе их представляем, был достаточно ограниченным. Они не участвовали в сисситиях, не являлись членами гоплитской фаланги, не могли занимать выборных должностей. Но одно право у них, как кажется, все же было - это право участвовать в народных собраниях. Вопрос об участии или неучастии гипомейонов в спартанской апелле связан с проблемой т.н. малой экклесии. Единственное место, где зафиксирована малая экклесия, - это рассказ Ксенофонта о заговоре Кинадона (Гр. ист., III, 3,8). Хотя больше малая экклесия нигде в источниках не упоминается, однако текст Ксенофонта является достаточной гарантией, что подобный институт действительно существовал. Косвенное подтверждение тому являет собой надпись из Гифия, датируемая 70-ми годами I в. до н.э. В ней речь идет о большой апелле (IG, V, 1, 1144). Подобное название народного собрания в Гифии скорее всего возникло под влиянием Спарты. Дело в том, что Гифий, насколько нам известно, занимал привилегированное положение среди прочих городов периеков как военно-морская база Спарты и потому был более открыт спартанскому влиянию (Ксен. Гр. ист., VI, 5,32).

Установить с большей или меньшей точностью время возникновения малой экклесии представляется весьма затруднительным. Однако малая экклесия могла возникнуть только тогда, когда среди самих спартиатов уже не существовало первоначального равенства. Возможно, появление этого нового института было непосредственно связано с численным ростом в конце V в. гипомейонов и неодамодов, чей статус граждан предполагал их участие в народном собрании. Подтверждением тому может служить одно место у Плутарха в биографии Агиса, где речь идет о количественном и качественном составе спартанского гражданства. Плутарх называет всю массу граждан, не относящихся к спартанской плутократии, толпой и чернью (Агис, 5,7). Тем не менее эта "толпа, лишенная средств к жизни и доступа к общественным должностям", участвовала в народных собраниях, которые созывал царь Агис (Плут. Агис, 9). Кто же такие эти граждане, которые однако не пользуются вполне гражданскими правами? Скорее всего здесь речь идет о гипомейонах.

По-видимому, в Спарте, где граждане были разделены на несколько категорий, народные собрания также делились по крайней мере на два вида - ординарные, или большие экклесии, и малые, элитарные. Если в первых могло участвовать все гражданское население, включая неодамодов и гипомейонов, то в последних - только те, кто принадлежал к общине "равных", да и то, возможно, не все из них, а только граждане старших возрастных групп. Не исключено, что малая экклесия постепенно узурпировала власть "большой" апеллы, сделав последнюю лишь фикцией народовластия (ср. Арист. Пол., III, 1, 7, р.1275b 6-8). Если это так, то сам факт появления малой экклесии является одним из многочисленных симптомов внутреннего разложения спартанского общества, в котором за фасадом равенства скрывалась формация земельной олигархии.

Подводя итоги, важно отметить, что внешнеполитическому кризису Спарты, выразившемуся в потере гегемонии над Грецией и утрате Мессении, предшествовал внутренний кризис общества. Признаки этого кризиса проявились прежде всего в изменении совокупной структуры спартанского общества. В конце V - начале IV в. принцип абсолютного единообразия, исповедуемый спартанцами и требовавший равных взносов в сисситии от уже не равных в имущественном отношении людей, привел к самым пагубным последствиям, подорвав коллективные интересы общества. Резкое расслоение гражданского коллектива привело к тому, что из всей массы ранее полноправных граждан выделилась особая группа, обладавшая пониженным социальным статусом. Это так называемые гипомейоны. Наличие их свидетельствует о каком-то глубинном, до поры до времени скрыто идущем в Спарте процессе социально-экономического перерождения общества.