Глава II. Спартанская держава лисандра

1. Лисандр и пелопоннесская война

Пелопоннесская война, затянувшаяся на многие годы и включившая в сферу своего влияния обширный регион от Сицилии до Малой Азии, по многим причинам явилась поворотным пунктом в истории Греции. Она породила совершенно новые методы и способы ведения войны, а те в свою очередь стали исходным пунктом для изменения военной структуры в целом. В Спарте, где военный момент и так был в достаточной мере развит, эти изменения шли главным образом по линии роста военно-бюрократического аппарата. Пелопоннесская война, которая после 413 г. стала морской войной по преимуществу, способствовала созданию нового морского ведомства со своим собственным, отличным от традиционных полисных институтов, аппаратом управления. Наварх, или адмирал, возглавивший морской арсенал Спарты, самим ходом вещей очень скоро сделался persona grata. Недаром в нашей традиции упоминания о спартанских навархах конца Пелопоннесской войны встречаются столь же часто, как упоминания о царях, возглавлявших всю военную организацию Спарты.

Конкретным выражением возросшей значимости наварха является то, что его назначение перестало быть в какой-то мере делом случая. Спартанская община вынуждена была признать ценность этого института и более дифференцированно относиться к выбору кандидатов на эту должность. Более того, в 405 г., желая вторично сделать Лисандра навархом, спартанское правительство пошло на прямое нарушение конституционных норм, отменив по существу свой собственный закон, запрещающий одному и тому же человеку дважды занимать этот пост (Ксен. Гр. ист., II, 1,7; Диод., XIII, 100,8; Плут. Лис., 7). Мы здесь имеем дело с чрезвычайной акцией - вторичным назначением человека на важный пост. К чему привели подобные акции, хорошо видно на примере Лисандра, который фактически в течение нескольких лет единолично осуществлял руководство обширной державой, создавая совершенно новые принципы и методы управления союзниками, а вместе с тем и новый военно-бюрократический аппарат, всецело ему преданный. Крушение державы Лисандра было не только личной трагедией самого Лисандра, но также и трагедией спартанского государства, чья примитивная полисная структура вовсе не соответствовала тем задачам, которые встали перед Спартой как перед сверхдержавой греческого мира.

Политическая карьера Лисандра началась в 407 г. с назначения его навархом. Первая навархия Лисандра явилась своеобразной прелюдией к его дальнейшей политической деятельности. Здесь истоки не только его личной головокружительной карьеры, но и первые ростки новой, вовне направленной военной организации Спарты. Наварх, руководя союзным флотом, как правило, далеко от Спарты, отвечал не только за техническую сторону дела, но также должен был претворять в жизнь политический курс своего государства. К наварху же 407 года предъявлялись особые требования: он должен был соединить воедино усилия своих малоазийских союзников и Персии, от которой теперь зависела финансовая сторона дела.

Политика, направленная на союз с Персией, была не новой для Спарты. На протяжении 412-411 гг. ею было заключено подряд три договора с Персией. За несколько месяцев до назначения Лисандра навархом в Сузы было отправлено спартанское посольство, которое добилось от царя подтверждения прежних договоров, заключенных с его сатрапом Тиссаферном. Дарий II обещал постоянную финансовую поддержку Спарте вплоть до окончания войны. Таким образом, курс на тесное сотрудничество с Персией не был изобретением Лисандра, и не он первым добился помощи от персов. Однако только при Лисандре персидская сторона стала буквально исполнять свои обещания и не испытывала колебаний в своих политических привязанностях.

Лисандр впервые появляется на политической арене в 407 г. Его предшествующая жизнь нам абсолютно неизвестна. Единственным источником, сообщающим некоторые сведения о юности Лисандра, является Плутарх, у которого сохранились остатки очень ценной античной традиции (Лис., 2). Однако остатки эти не организуются в целостную картину. С уверенностью мы знаем только то, что он был сыном Аристокрита и по отцу принадлежал к Гераклидам (Плут. Лис., 2,1; 24,3). Согласно нашей традиции Лисандр, точно так же, как Гилипп и Брасид, был мофаком (Филарх у Афинея, VI, 102, р.271 e-f; Элиан. Пестр. рас., XII, 43). Хотя в случае с Лисандром позволительно усомниться в ее достоверности, однако, с другой стороны, указание Плутарха на бедность отца Лисандра (Лис., 2,2) наводит на мысль, не был ли Аристокрит гипомейоном. Возможно, что сомнительное происхождение Лисандра и бедность его рода были причинами того, что путь его к политической карьере был столь долог. В 407 г. ему было около 45 лет. Эфор и Плутарх объясняют сам факт его выдвижения исключительными способностями Лисандра как военного и дипломата (Диод., XIII, 70,1; Плут. Лиса., 3,2). Однако оба источника ничего не говорят о действительных заслугах Лисандра, так что может создаться впечатление, будто они спроецировали в прошлое его позднейшие успехи.

По-видимому, и Брасид, и Гилипп, и Лисандр обязаны были своим выдвижением только одному фактору - жесткой необходимости для Спарты в необычных условиях выдвинуть и нетрадиционных политических и военных лидеров. Спартанская армия и ее командиры были хороши в условиях гоплитской войны. Но для авторитарного командования армией и флотом, для принятия самостоятельных решений в сложных и неординарных ситуациях, для активных действий без постоянной оглядки на "домашние" власти спартанские командующие обычного типа не годились. Как мы знаем, робость и осторожность, отсутствие независимого мышления, постоянное ожидание инструкций из дома - вот характерные черты целой галереи спартанских военачальников. С ними Спарта никогда не выиграла бы Пелопоннесской войны. Поэтому и пришлось в самые критические моменты обратиться к тем спартиатам, которые по своему рождению не относились к правящей корпорации. Примеры с Брасидом, Гилиппом и Лисандром наглядно демонстрируют, что в опасных для государства ситуациях интересы общины иногда оказывались выше клановых интересов правящего сословия.

Как бы то ни было, спартанцы в 408 г. должны были гораздо серьезнее отнестись к выбору наварха, чем раньше. Отправкой посольства в Персию и энергичными действиями по восстановлению флота Спарта явно демонстрировала свое намерение продолжать морскую войну в Ионии. Существует несомненная связь между посылкой спартанского посольства в Персию и выдвижением Лисандра как ставленника военной "партии". Возможно, Лисандр был одним из авторов новой программы, направленной на дальнейшее усиление военно-морского потенциала Спарты, которое невозможно было без создания твердой материальной базы. И нет сомнения, что Лисандр был среди тех спартанцев, кто побудил правительство установить непосредственный контакт с персидским царем через голову малоазийских сатрапов. Только в таком контексте понятно избрание Лисандра навархом и отправка его весной 407 г. в Ионию.

Первым шагом Лисандра в Ионии было перенесение штаб-квартиры спартанского флота из Милета в Эфес. Мотивы этого поступка Лисандра не совсем ясны. Возможно, им руководили соображения стратегического порядка, но самым важным моментом было, конечно, то, что этот город считался опорным пунктом греческой олигархии на Востоке. Если иметь в виду дальнейшую деятельность Лисандра, направленную на консолидацию всех олигархов Ионии, то выбор Эфеса в качестве политического центра этого движения представляется вполне логичным.

В то время, как Лисандр еще устраивался в Эфесе, к нему прибыли спартанские послы, возвращавшиеся из Суз. Они стали посредниками при первой встрече двух политических деятелей - Лисандра и Кира, и даже сопровождали Лисандра в Сарды (Ксен. Гр. ист., I, 5,1).

Кир Младший, сын Дария II и возможный претендент на трон Ахеменидов, был послан в Малую Азию со специальным заданием - установить непосредственные контакты со спартанским правительством и немедленно начать переговоры со спартанской миссией в Азии, возглавляемой Лисандром. Тиссаферн и Фарнабаз, малоазийские сатрапы, фактически отстранялись от всякого участия в спартано-персидских переговорах. Их постоянное соперничество и нестабильная политическая линия в отношении Греции, по-видимому, в тот момент не вызывала уже сочувствия в Сузах. Кир Младший в качестве поверенного своего отца, конечно, был идеальной фигурой для такого рода переговоров. По многим причинам, как объективного, так и чисто личного характера, Кир был заинтересован в установлении самых тесных контактов со Спартой. В Малой Азии он собирался действовать, с одной стороны, как агент Дария II, а с другой стороны, имея в виду свои собственные далеко идущие планы. Идея насильственного захвата трона и необходимость в этой связи заранее скомплектовать себе армию наемников, по-видимому, уже в этот период не была чужда Киру.

Не удивительно поэтому, что начавшиеся в Сардах переговоры между Киром и Лисандром сразу же приобрели конструктивный характер. В Сардах Лисандр впервые выказал свои исключительные дипломатические способности и сумел завязать с Киром долговременную дружбу, которая прекратилась только со смертью последнего.

Подробности о переговорах в Сардах сообщает Ксенофонт (Гр. ист., I, 5, 2-7). Кир на официальном приеме в обычной для персидских вельмож манере, изобилующей общими местами и преувеличениями, подтвердил все обещания своего отца, однако, когда разговор принял конкретный характер, он твердо и решительно отказался увеличить плату корабельным экипажам, ссылаясь на директивы Дария и на ограниченность собственных средств. Только в более непринужденной обстановке на пиру, устроенном в честь гостей, Лисандру удалось добиться уступки от Кира. Тот обещал, во-первых, увеличить плату экипажам с 3 до 4 оболов в день, а во-вторых, заплатить задолженное за прежнее время и выдать плату на месяц вперед. Таким образом, Лисандру удалось намного лучше, чем всем его предшественникам, решить столь трудную для Спарты финансовую проблему. И Ксенофонт, и Плутарх этот успех Лисандра во многом объясняют установлением неформальных контактов между ним и Киром, т.е. тем казалось бы невесомым фактором личных симпатий и антипатий, который так часто в истории ложился на чашу весов большой политики. По словам Плутарха, "Кира расположили к Лисандру и это обвинение против Тиссаферна и вообще его манера обращения; своим угодливым тоном Лисандр окончательно пленил юношу и возбудил его к войне" (Лис., 4).

Сразу же после переговоров в Сардах Кир продемонстрировал свое намерение оказывать последовательную помощь Спарте. Несмотря на влиятельное посредничество он отказался принять афинское посольство и отклонил план Тиссаферна, убеждавшего его по-прежнему не оказывать решительной поддержки ни одному из греческих государств (Ксен. Гр. ист., I, 5,8-9). Такое поведение юного принца во многом обусловлено влиянием Лисандра. Для Афин не могло быть ничего более губительного, чем удачная встреча в Сардах этих двух деятелей.

Вторым крупным политическим актом Лисандра был созыв в Эфесе представителей олигархических кругов ионийских городов. Ксенофонт вполне сознательно опускает эту сторону деятельности Лисандра, связанную с созданием олигархических гетерий, ставших прообразом будущих печально знаменитых декархий. Сведения об этой политической акции мы находим только у поздних писателей, Диодора и Плутарха. Сообщение Диодора лаконично и, как всегда, когда речь идет о Спарте, не несет в себе ярко выраженного оценочного момента. По словам Диодора, Лисандр, "вернувшись в Эфес, призвал к себе самых могущественных людей от городов; он предложил им организовать гетерии и объявил им, что если дела пойдут хорошо, то он сделает их владыками в их городах" (XIII, 70,4. Пер. С.Я. Лурье). Это конспективное изложение Диодора дополняет Плутарх: "Лисандр, созвав в Эфес, в качестве представителей от городов, людей, которые по его мнению возвышались над толпой умом и отвагой, впервые внушил им мысль о переворотах и создании власти десяти, которая впоследствии при нем и установилась. Он уговаривал и подстрекал этих людей к созданию тайных обществ и внимательному наблюдению за состоянием государственных дел, обещая им одновременно с крушением Афин уничтожение демократии и неограниченную власть в родном городе" (Лис., 5,5).

Какие цели мог преследовать Лисандр, решившийся на столь необычный для спартанского военачальника шаг? Ведь акция в Эфесе - явление неординарное, оно не имеет себе аналогий в спартанской истории. Бесспорно, организация съезда олигархов в Эфесе - одна из самых удачных и оригинальных идей Лисандра. Анализ текста Плутарха позволяет наметить те цели, которые мог преследовать Лисандр, приступая к объединению вокруг себя малоазийских олигархов. Конечно, в условиях войны с Афинами этот шаг прежде всего диктовался стремлением Лисандра изолировать Афины как идейный центр демократического движения. Сама же идея объединения олигархов в тайные общества с фиксированным числом членов, по-видимому, явилась симбиозом опыта, с одной стороны, афинских олигархических гетерий, с другой стороны, чисто спартанских тайных обществ, т.н. криптий.

По-видимому, личный момент при определении состава тайных политических клубов имел для Лисандра решающее значение. Уже на учредительском съезде в Эфесе в 407 г. среди участников было немало личных друзей и гостеприимцев Лисандра (ср. Плут. Лис., 5,6). Именно там состоялся между ними сговор, целью которого было повсеместное уничтожение демократий афинского образца. Ориентация при этом на декархии свидетельствует о том, что Лисандр с самого начала думал об установлении корпоративной тирании, а вовсе не о реставрации "законных" олигархий умеренного толка. Своим сторонникам он обещал, что в случае успеха "сделает их владыками в их городах" (Диод., XIII, 70,4) и дарует "неограниченную власть" (Плут. Лис., 5,6). Таким образом, под лозунгом восстановления "отеческих политий" Лисандр пытался создать в малоазийских полисах абсолютно беспринципные и циничные правительства, состоящие из людей, подобранных по принципу личной преданности. То, что последний принцип и был основным критерием для Лисандра, хорошо видно из одного замечания Плутарха: "Он назначал правителями не по признаку знатности или богатства: члены тайных обществ, связанные с ним союзами гостеприимства, были ему ближе всего" (Лис., 13,7). Однако истинные цели Лисандра проявились несколько позже. В начале же своей политической карьеры Лисандр собирал под знамена "олигархической реставрации" всех, недовольных господством демократических Афин.

То, что спартанцы опирались на олигархические круги союзных городов, было в порядке вещей. Однако до Лисандра не было попыток объединить все эти силы воедино и использовать их в качестве составного элемента единого стратегического плана. Здесь уже проявляется более позднее стремление Лисандра придать олигархическому господству по возможности однородную структуру. Как и в случае с Киром, действия Лисандра по консолидации сил общегреческой олигархии при казалось бы полном соответствии их генеральному курсу Спарты, в методах своих ему противоречили. Ориентируясь на круг своих друзей и гостеприимцев, Лисандр удачно завязывал связи со всеми честолюбивыми и недовольными элементами в малоазийских греческих городах. Он обещал им полную поддержку и от своего имени, и от имени спартанских властей при том условии, что и они в свою очередь будут ему всецело преданы (Диод., XIII, 70,4; Плут. Лис., 5,6). Эта работа Лисандра полностью себя оправдала. При обсуждении в 405 г. кандидатуры на пост наварха две политические силы вне Спарты оказали давление на решение спартанского правительства - это, во-первых, Кир, который вложил немало средств в дело Лисандра, а во-вторых, руководители малоазийских городов, обязанные ему своим возвышением (Ксен. Гр. ист., II, 1,6-7; ср. Плут. Лис., 5,6).

Таким образом союз с Киром и объединение олигархического движения в Ионии можно считать главными политическими достижениями Лисандра в его первую навархию, которые имели далеко идущие последствия как для Спарты, так и для него лично.

В течение лета 407 г. никаких военных действий в Ионии по существу не велось. Лисандр был занят большой подготовительной работой; полным ходом шло строительство кораблей. Однако в целом спартанский флот ни по выучке, ни даже по количеству еще не был равен афинскому. Когда в октябре-ноябре 407 г. в Ионию прибыл Алкивиад во главе эскадры из 100 кораблей (Ксен. Гр. ист., I, 4,21) и сделал попытку вызвать Лисандра на решающее сражение, то столкнулся с полным нежеланием последнего идти на какой-либо риск и ставить на карту судьбу только что созданного флота (I, 5,10).

Однако Лисандру и здесь сопутствовала удача. В отсутствие Алкивиада ему удалось одержать верх над афинским флотом в сравнительно небольшой стычке у Нотия (Ксен. Гр. ист., I, 5,12-14; Диод., XIII, 71, 2-4; Плут. Лис., 5, 1-4; Алк., 5, 5-8; Павс., IX, 32,6). Потери афинян, по-видимому, не превышали двух десятков судов. Сама по себе эта победа не может считаться значительной, однако резонанс ее оказался неожиданно большим. Она послужила причиной отставки единственного человека, который мог успешно соперничать с Лисандром. Отставку Алкивиада можно считать важнейшим результатом битвы при Нотии, которая при других обстоятельствах была бы для Афин лишь незначительным ударом.

Весной 406 г. в Ионию на смену Лисандру прибыл новый наварх Калликратид. Лисандр передал ему флот и возвратился в Спарту. К сожалению, у нас нет никаких данных относительно причин, которые побудили спартанское правительство поставить во главе флота именно Калликратида. В этом назначении явно сказывается непоследовательность спартанской политики, которая в свою очередь могла определяться борьбой двух политических группировок - сторонников и противников союза с Персией. По-видимому, в отсутствие Лисандра усилилась позиция "персофобов" - принципиальных противников союза с Персией, к которым относился и новый наварх Калликратид. Идейным главой спартиатов "старого образца" был, вероятно, царь Павсаний. В дальнейшем он всегда отличался крайней враждебностью по отношению к Лисандру и выступал лидером тех официальных кругов, которые с большим недоверием относились к внешнеполитическому курсу Лисандра, особенно к учреждению им декархий (Ксен. Гр. ист., III, 4,2; 4,7; Плут. Агес., 6,2).

Лисандр по окончании служебного года согласно обычаю должен был уступить свое место Калликратиду. Однако он сделал все от него зависящее, чтобы максимально затруднить положение нового командующего. Интриги Лисандра, направленные лично против Калликратида, были первыми его нелояльными шагами от отношению к своему государству. Во-первых, он оставил спартанский флот без денег, вернув остаток полученных от персов субсидий Киру (Ксен. Гр. ист., I, 6,10; Плут. Лис., 6,1). Во-вторых, он настроил Кира против Калликратида. Когда последний вынужден был просить денег у перса, тот продержал его два дня в передней и отпустил ни с чем (Ксен. Гр. ист., I, 6,6-8; Плут. Лис., 6, 5-8). И в -третьих, Лисандр, который за время пребывания в Малой Азии сумел заручиться поддержкой местных олигархов, с их помощью создал отрицательное общественное мнение вокруг Калликратида. Надо заметить, что одним из пропагандистских лозунгов, распространяемых друзьями Лисандра, было требование к спартанским властям отменить "закон" о сменяемости навархов. Конечно, эта кампания против Калликратида была инспирирована самим Лисандром, которому вовсе не хотелось, чтобы плодами его трудов воспользовался другой. Однако несмотря на все интриги Лисандр подчинился приказу и по истечении срока службы вернулся в Спарту. В этом проявились "родовые" черты спартанского характера - лояльность и законопослушание.

В целом вся деятельность Лисандра во время его первой навархии формально вполне соответствовала официальному имперскому курсу Спарты. Кроме чисто военных задач Лисандр большое внимание уделял политическим аспектам своей миссии. За сравнительно короткий срок он сумел укрепить спартанский флот, организовать единый антиафинский и антидемократический блок в малоазийских городах, наконец, установить прекрасные отношения с Киром Младшим, который взял на себя роль его банкира. Кроме того, Лисандру удалось одержать важную победу при Нотии, которая несмотря на свою незначительность в военном плане, имела большой политический резонанс.

Что касается тех норм, которые установила Спарта для своих военачальников, то формально Лисандр их ни в чем не преступил. Законность его распоряжений никогда не оспаривалась. Свою лояльность по отношению к спартанской общине он доказал тем, что не сделал никаких попыток продлить свои полномочия. Однако все свои способности администратора и дипломата Лисандр направил на усиление политических аспектов навархии, т.е. тех функций, которые первоначально вовсе не были присущи этой магистратуре. Сосредоточение в руках наварха одновременно военной и политической власти, их тесный синтез и вызвали к жизни тот кратковременный феномен, который Аристотель охарактеризовал как максимальное приближение навархии к царской власти (Арист. Пол., II, 6,22, р.1271а 26-30).

Усилия, направленные на торжество дела Спарты, Лисандр умело сочетал со стремлением обеспечить свое собственное лидерство. Плоды его трудов по консолидации сил олигархии и установлению гарантированных отношений с Персией сказались через год, когда по настоятельной просьбе малоазийских союзников и Кира он снова встал во главе спартанского флота (Ксен. Гр. ист., II, 1, 6-7; Диод., XIII, 100,7; Плут. Лис., 7).