Работа с «промежуточным пространством»

Большой интерес представляет трактовка Курокавой идеи промежуточно­го пространства. Работу с незанятым пространством между введенными в структуру разноосновными элементами он считает наиболее действенным способом генерирования самим зрителем новых символических значений. Человек находится в особом состоянии поиска и порождения символов, ког­да пытается связать значения отдельных элементов, занимающих перифе-рию незанятого пространства, друг с другом. В этой ситуации смысл колон­ны, например, который всегда состоял в обозначении опоры, может быть выведен из привычной системы значений и получить независимый статус символа границы, свободно стоящего монумента и т. п.

Курокава приводит пример из истории синтоизма: «Четыре бамбуковых шеста, которые служили основой церемонии разбивки участка земли в тра-

сооружения по назначению как опоры, со временем потеряли свою физиче­скую функцию. Остался лишь сопутствующий смысл: символическое под­держание атмосферы духа места, на которое снисходит бог»²⁷. Что здесь имел в виду Курокава? Очевидно рождение в современном представлении особого священного смысла символически огороженного (или как-то иначе обозначенного в пространстве) «незанятого места», традиционно обособляе­мого в древнем ритуале, таящего в себе возможность стать впоследствии чем-то значимым.

Философия «пустоты» (иначе, доктрина «ку») выдвинута буддизмом. Это особый взгляд на мир, допускающий неантагонистичное сосуществование противоречий. Само незанятое пространство между вещами, способное вызвать самые различные ассоциации, в Японии имеет специальный иеро­глиф «ма». Чтобы пояснить свое отношение к пространству «ма», прообразу своего «промежуточного пространства», Курокава прибегает к толкованию незанятого пространства, предложенному Жаном Бодрийаром, который дал описание пространства, огороженного различными элементами — веща­ми: «Пространство тоже имеет вымышленные сопутствующие смыслы. Лю­бые формы можно оценивать в отношении какого-то определенного про­странства, если эти формы с ним как-то связаны. Так, например, о большом просторном помещении можно сказать, что оно обладает неким природным эффектом. Оно "дышит". Но когда мы наблюдаем острый дефицит простран­ства, эффект свободного дыхания нарушается. И тут дело в том, что наше собственное дыхание как бы стеснено вещами, вламывающимися в помеще­ние. При скученном пространственном распределении вещей может возникнуть эффект тесноты, а он затрагивает уже наши моральные принципы, иначе говоря, теснота принуждает либо прибегнуть к разобщению, либо свык­нуться с разногласиями. Таким образом, эффект тесноты может полностью поменять традиционные сопутствующие смыслы пространства как просто загруженной вещами экзистенциальной субстанции»²⁸. Как можно заметить, здесь происходит и количественное приращение коннотативных смыслов.

Курокава уверен, что теоретические соображения Бодрийара, высказан­ные по поводу архитектурного пространства, дают основания для отхода от эпистемологической тенденции, связанной с модернистской архитектурой. Они дают архитектору блестящую возможность сместить фокус внимания к онтологической тенденции, за которой просматривается семантическое расширение пространства в архитектуре. Он так поясняет смысл пустого пространства, обозначаемого иероглифом «ма». Пространство «ма» — это незанятое пространство между объектами (вещами), которое, как считается, обладает особым свойством кажущегося расширения собственных значений.

Но расширение смыслов «ма» находится вне сферы экзистенции, как и вне нравственности или дыхания, что, в известном смысле, замечательно. По­нятно, что пространство «ма» не обладает никаким сходством, например, с таким объектом, как колонна и, разумеется, не имеет ее коннотаций — мас­сивности и реальности. Пространство «ма» несет лишь свои особые зна­чения — пустоты, ничто, небытия. Однако необычная атмосфера все же порождается. Она возникаетиз паутины символических отношений, сопря­гающей объекты, находящиеся на его границах.