Тема любви в лирике Лермонтова.

Тема любви – одна из ведущих в творчестве Лермонтова – раскрывается поэтом-лириком своеобразно. В отличие от Пушкина, видевшего в любви источник вдохновения, силу, дающую ощущение полноты бытия, герой Лермонтова в любви ищет прежде всего освобождение от мучительного чувства одиночества: «Ты для меня была как счастье рая / Для демона, изгнанника небес» («Измученный тоскою и недугом…»,1832), но в конце концов приходит к осознанию несостоятельности любви в качестве средства исцеления от мук одиночества. И поэтому любовь в его произведениях неразделенная или завершается изменой. Об этом свидетельствую стих -я, посвященные Е. Сушковой, Н.Ивановой.

«К н. И. («я не достоин, может быть, твой любви…»)

Признавая любовь «страстью сильнейшей» («1831-го ИЮНЯ 11 ДНЯ»), поэт утверждает, что сам он «любил всем напряжением душевных сил», и поэтому женское непостоянство тяжело ранит его сердце, иссушает душу. О бессердечности возлюбленной говорится в ст. «Нищий»,

В ст. «Я не унижусь пред тобой» лирический герой обнаруживает желание мстить за разбитые надежды «юных дней», приходит к решению «обманывать безбожно» всех, с кем в дальнейшем сведет его судьба. «Коварная измена» любимой заставляет героя неуважительно относиться к женщинам и к их чувствам («Иль женщин уважать возможно, когда мне ангел изменил?»).

Но не только обиду носит в своем сердце герой любовной лирики Лермонтова, ему не чуждо и чувство благодарности за то, что «хоть на единое мгновенье» она сумела «снять венец мученья» («А.Г. Хомутовой»). Убедиться в этом помогает и ст. «Молитва», в котором

3. Непостоянство чувств у Л. представлено как закономерные явления в светской среде того времени: «В наш век все чувства лишь на срок» («Валерик»,1840). /Общественная обусловленность неразделенности любви и неизбежности измен позднее ярко были показаны Маяковским/. Если «вечно любить невозможно», то «на время - не стоит труда» («И скучно и грустно»)

Таким образом, любовь в ст. Л. различна в своих проявлениях: от идеального, небесного чувства до всепоглощающей страсти.

Тема одиночества у Лермонтова.

Размышляя о поэтическом мире Л., мы постоянно соотносим его с пушкинским. Пушкин, как и Байрон, стоит у истока лермонтовского тв-ва. Л. не только продолжает и развивает традиции Пушкина, но и полемизирует с великим предшественником (особенно в зрелом тв-ве). Их голосами спорят две России – александровская, додекабристская, и николаевская. Кроме того, их голосами спорят два типа мировосприятия, составляющие особенность русской культуры и русской души: “литература Дома” и “литература бездомья”. Пушкин устремлен весь к Дому – его теплу, уюту, его бесконечной ценности в человеческом бытии. Для него обретение Дома – непременное условие “самостоянья человека, залог величия его”.

Это мировосприятие принципиально чуждо Л. Восстание декабристов резко разделило историю страны “до” и “после”. Николаевские репрессии против мятежников стали знамением новой государств. политики. Поскольку объединения будущих декабристов вырастали из простых дружеских кружков, где приятели обсуждали государственную политику, например, за чашкой чая, то Николай решил не допускать никаких дружеских кружков. Все делалось для развенчания культа бескорыстной дружбы, братской преданности, на к-рых воспитывалось поколение декабристов. Всесилие Бенкендорфа и его отделения заставляло в каждом знакомом подозревать секретного агента. Какой уж это Дом!

И личная судьба Л. с младенчества складывалась так, что Дома у него не было. Ранняя смерть матери, противоестественная разлука с отцом – все заставляло его чувствовать себя бездомным: этого духовного бездомья не могла преодолеть даже преданная любовь бабушки Е.А.Арсеньевой. Эти события внешней жизни усилили, довели до высшего накала то, что было заложено в душе поэта. Ощущение бездомья, трагедия разрушенного, поруганного и более на земле невозможного Дома, оборачивается космичностью Л.:

Мой дом везде, где есть небесный свод (“Мой дом”)

Эта философская элегия – формула мировосприятия, верная для всего лерм. тв-ва.

Вспомним ст.“Когда волнуется желтеющая нива” (1837). Здесь тоже создается образ космического, вселенского Дома, ибо состояние лирического героя – минутный покой путника, одинокого бездомного скитальца, для которого невозможен Дом на Земле и счастье в Доме. //Тема разрушения Дома – одна из главных философских проблем р-на “ГНВ”. Печорин разрушает и дом “честных контрабандистов”, и дом Бэлы, и дом кн. Мери, и возможный дом Грушницкого – чтобы самому погибнут в скитании, “где-то на пути в Персию”. //

Л в своем тв-ве создает уникальную концепцию одиночества. Одиночество лирического героя Л особое, не навязанное ему миром, выбранное им добровольно как единственно возможное состояние души. Свое одиночество герой воспринимает как расплату за непохожесть на земных людей, свою исключительность. Непонимание окружающим миром становится не клеймом проклятия, но знаком высокого избранничества В ст. “К***” (“О, полно извинять разврат!”) автор к поэту обращает удивительный призыв:

Изгнаньем из страны родной

Хвались повсюду, как свободой…

Мир отвергает героя, изгоняет – но и герой отвергает этот мир, уходит от него. Лирический герой Л - скиталец, вечный странник во времени и пространстве, ибо Дом его “везде, где ест небесный свод”.

Преодолевая земное тяготение, он сбрасывает путы земного Дома, оскверненного людьми, во имя Вселенной. Нет для него трагедии в изгнании из Дома, ставшего тюрьмой. Вспомним одно из лучших ст. Л – “Прощай, немытая Россия!” Из страны-тюрьмы герой бежит “за стену Кавказа”.

Самая жизнь на Земле воспринимается поэтом не как высшее благо, но как наказание, плен души. Преодолев муки страдания на земле, душа продолжает свой путь во Вселенной. Этот момент обретения гармонии с миром прозвучит в одном из итоговых ст. Л “Выхожу один я на дорогу”. Лирический героя ст-ния тонко чувствует, что в мире царит красота, согласие, “и звезда с звездою говорит”, а в душе героя - боль, сознание невозможности счастья на земле.

Мышление лирического героя Л отличается пытается рефлексивностью. Пытаясь понять причины своего неудовлетворенности, лирический герой приходит к выводу, что он несчастен потому, что лишен возможности действовать, быть активным. В своем программном ст. “1831 июня 11 дня” он отмечает:

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Великого героя, и понять

Я не могу, что значит отдыхать.

Но у героя нет целенаправленного действия, он предчувствует смерть. В ст. “И скучно и грустно” звучит мотив безысходности. По жанру - это элегия. Размышления поэта полны противоречий и сомнений. Произведение имеет трехчастную композицию: вступление, основная часть, заключение. Вступление (первые две строки) определяет внутреннее состояние героя. Основная часть делится на двустишия, каждое из которых представляет собой завершенное по смыслу и интонации суждение: “желанье…что пользы…желать?”; “любить – но кого же?”; “что страсти?.. их сладкий недуг исчезнет”. Вывод заключен в последнем двустишии: “И жизнь… такая пустая и глупая шутка!” Прерывистость речи (многоточие, тире), насыщенность вопросительными и восклицательными предложениями, словесные повторы создают впечатление взволнованности лирического героя. Драматизм усиливается контрастами: “на время – вечно”, “и радость, и муки”, “рано иль поздно”. Белинский назвал это ст. “реквием всех надежд, всех чувств человеческих”.

Одиночество – наказание поэта за избранность, и даже ЛЮБОВЬ (“сильнейшая страсть”) его не спасает, а лишь усугубляет ощущение трагичности пребывания в мире. Одиночество воплощено у Л. в образах паруса, дубового листка, одинокого старого утеса, сосны, пальмы. Ст-ния этой тематики почти все строятся на антитезе. Н-р, мятежному парусу противостоит покой; утесу, жаждущему верной любви, – легкомысленная тучка, не знающая привязанности; сосне, пальме – север дикий или палящий зной востока. Вечными странниками названы тучки, с ними прямо сравнивает поэт и себя (“Тучи”).

Одиночество – это участь не одного поэта, это состояние души многих людей лерм. поколения, поэтому эта тема тесно соприкасается с темой потерянного поколения (“1 января 1840 года”, “Монолог”, “Дума”).

“Герой нашего времени” М.Ю. Лермонтова – первый социально-психологический роман в русской литературе, в нем достаточно широко и полно представлена “история души человеческой”, которая, по мнению автора, не менее интересна, чем “история целого народа”. Для этого Лермонтов использует ряд приемов.

1) События в романе расположены не в хронологическом порядке. Такая ломаная, сложная композиция соответствует психологической сложности характера главного героя, противоречивости и неоднозначности его натуры. Логика повествования определяется прежде всего логикой раскрытия характера героя, поэтому, показывая Печорина сначала глазами Максима Максимыча, затем глазами странствующего офицера, писатель заставляет читателя как бы постепенно приблизиться к разгадке души “странного” героя.

2) Введение нескольких рассказчиков. Максим Максимыч неслучайно выбран первым рассказчиком. Штабс-капитан и Печорин абсолютно чужды друг другу. Они люди разных поколения, разных социальных кругов и типов сознания. Максим Максимыч необычайно человечен, ему присуще неподдельное участие в судьбах окружающих людей, в нем нет и тени эгоизма. Белинский считал, что у него “чудесная душа”, “золотое сердце”, но тот же Белинский, высоко ценивший Максим Максимыч как художественный образ, отмечал ограниченность его умственного кругозора, патриархальность его воззрений. В отличие от Печорина, Максим Максимыч лишен критического отношения к действительности, не рассуждая выполняет свой “долг”. Скучающий в свои двадцать пять лет Печорин для него странен, непонятен. Его задела холодность Печорина, к которому он был по-отечески привязан, при последней их встрече, но внимательный читатель может догадаться, что заставило Печорина односложно отвечать на вопросы Максима Максимыча:

“- А помните наше житье-бытие в крепости? …А Бэла?..

Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся…

Да, помню! – сказал он, почти тотчас принужденно зевнув.” (курсив –Н. Ш.)

Максим Максимыч, вспомнив по простоте души о Бэле, напомнил ему прошлое, которое Печорин, видимо, пытался забыть, но, по его собственным словам, он ничего не забывал.

Повествователь – странствующий офицер - человек того же поколения и близкого, вероятно, круга. Если М.М. ужаснулся, услышав от Печорина о томящей его скуке, то для повествователя П. ближе и понятнее, он многое может объяснить в герое: и “разврат столичной жизни”, и “бури душевные”, и “неподражаемую скрытность” и “нервическую слабость”. Непонятный для Максима Максимыча Печорин становится в глазах странствующего офицера типичным человеком, героем своего времени. (Герой времени – это личность, сформировавшаяся данным веком, в нем сконцентрированы достоинства и недостатки его времени, эпохи.)

3) Именно странствующий офицер дает не просто описание внешности героя, а его психологический портрет, в котором указывается на противоречивость облика героя: тонкий стан и широкие плечи, светлые волосы и черные усы и брови, маленькая аристократическая рука, но крепкое рукопожатие. Особо повествователь говорит о проницательном взгляде Печорина, о блеске глаз героя, причем (что было особенно удивительно) глаза его “не смеялись, когда он смеялся!” Сам герой о себе: “Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его…”

4) Но чтобы можно было полнее представить характер героя, Лермонтов использует форму исповеди, вводит дневник Печорина, в котором сквозит самоанализ, переходящий в рефлексию.

Вот один из примеров самоанализа в дневнике главного героя: “Я часто спрашиваю себя, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой я никогда не женюсь? К чему это женское кокетство? (…)

Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка! Он вовсе ее не заслуживает. (…)

А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся душой! Она, как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы…”