14.4. Национальная идея испаноязычных стран

Идеология христианской империи

Утверждение светского государства в Европе являлось исторически прямым результатом реформационных процессов. Религиозный раскол актуализировал перед государственной властью дилемму – либо идентифицировать свою политику с интересами одной из конфессий, либо дистанцироваться от каждой из них на основе принципов секуляризма. Первоначально через достигнутый Аугсбургским миром (1555 г.) компромисс – «чья страна, того вера» выбор был сделан в пользу моноконфессиональной модели государственности. Однако затем по мере ослабления статуса монархической власти, все более утверждалась секулярная лаическая парадигма государства.

История Испании (как и история России) рефлексии Реформации не знала. Реконкиста, сыгравшая особую роль в формировании испанской идентичности, имела прямо противоположную направленность. Данная специфика определила особую роль католической церкви в национальной ценностной иерархии испанцев. Католицизм выступал как идентификационный признак принадлежности к испанской нации.

«Национал-католицизм» рассматривался до середины 1970-х гг. как идеологический эквивалент «испанизма». Именно им определялась парадигма испанской национальной идеи. Испания исторически реализовывала эксперимент осуществления модернизации на базисе христианской религиозности. Она самим фактом своего существования в качестве сравнительного развитого европейского государства доказывала – религия и современность совместимы.

«Превыше всего Испания, превыше Испании – Бог» - формулировался национальный девиз испанскими фалангистами. Целевым ориентиром франксистского режима провозглашалось преодоление социального хаоса и возрождение христианских ценностей. Мобилизующим потенциалом обладала идея «крусаде» духовного крестового похода против материализма.

В историческом преломлении создавалась идеомифологизированная канва «великого национального прошлого». Выдвигалась идеологема существования особой иберо-американской цивилизации, интегрирующей весь испаноязычный мир. Речь шла о восстановлении испаноцентричной трансатлантической империи. Результатом работы фалангистской пропагандистской машины являлся тот факт, что даже в постфранкистксий времена понятия «патриотизм», «народ», «родина», «испанизм» прочно связывались в общественном сознании с франксизмом. Тем не менее, от дезавуирования фундаментальной основы испанской национальной идеи – католицизма новые демократические власти воздержались. Предложения о внесении в Основной закон страны тезисов об отделении церкви от государственной власти и светском характере государства конституционной комиссией и парламентом были отвергнуты.

«Золотым веком» испанской истории определялась эпоха правления Филиппа II. Основу апелляций составляло представление о наличие мирового имперского проекта. Речь шла о попытке создания планетарной католической империи. Планы Филиппа II, как известно, провалились. Наиболее крупным, пришедшимся на его правления поражением, явился разгром «непобедимой армады» флотом англичан. Однако для национального самосознания был более важен сам образ короля - имперостроителя.

Создатель «Национальной Фаланги» Х. А. Примо де Ривера определял главную задачу своей организации, равно как и любого другого движения, ориентированного на усиление жизнеспособности собственного государства в «ревитализации» - возрождении витальной энергии народа. Универсальный путь реализации этого замысла виделся в поддержании мессианского устремления вести за собой весь мир и учредить всемирную империю.

Испания рассматривалась исторически как наследница имперской миссии древнего Рима. Ее собственная национальная история определялась в качестве центральной оси мирового исторического процесса. Испанская колонизация оценивалась как продолжение апостолической миссии распространения света христианского учения. Именно Испания, утверждали идеологи паниспанизма, вывели христианств за рамки европейского континента.

Один из крупнейших официальных идеологов паниспанизма Гарсия Моренте приписывал испанцам изобретение трех базовых компонента цивилизационной организации, которыми они одарили мир «за два века мировой гегемонии католических королей (с 1492 по 1700г.)»: национальное государство (понимаемое через единство воли, религии, территории, языка, цели и субъекта высшей власти), национальная армия и имперская политика. Исторической заслугой испанской нации перед Европой рассматривалось отражение исламской экспансии. Анти-исламизм в Испании имел столь длительную пропагандистскую традицию, что впоследсвии потребовалось специальное вмешательство короля Хуана Карла, осудившего распространеннее на уровне общественных стереотипов «испанизма» и «арабизма».

Ценностный потенциал идеологии каталитического национализма в значительной мере определялся емкостью используемых образов. Заступницы за всех христиан, Богородица была превращена в Испании в национального покровителя. Другим операционным символом испанской нации стал Дон Кихот. Дева Мария (идеал женственности), рыцарь (идеал христианского война) и монах- отшельник (идеал мистика- созерцателя) составил триаду национальных архетипов, явившей ценностной матрицей конструирования испанской идентичности. Этими символами зачастую манипулировали в идеологических целях. Так, после 1945 г., дабы избежать участи других фашистских государств, франксистские идеологи переориентировались от пропаганды рыцарская империализма к интенции духовной монашеской аскетичности..

Идеология национального согласия

Переход к постфранкистскому периоду истории ознаменовался для Испании выдвижением нового идеологического концепта. В таком качестве позиционируется сегодня идеологема «национального согласия». Ее основной пафос заключался в преодолении рефлексии Гражданской войны, достижении социального примирения. Отсюда – уход с политической авансцены Испании всех радикалов, как ультралевого (коммунисты), так и ультраправого (националисты) толка.

Восстановление монархической власти также рассматривалось в качестве механизма национального согласия. Во главе государства становился король, стоящий над политической схваткой, а не какая-либо антагонизменная к другим политическая партия. Испанская монархия была восстановлена через 44 года существования республиканского режима. Испания доказывала всему миру, что реставрационные идеи ни есть утопия, а монархизм не обязательно противоречит современным демократическим ценностным ориентирам.

Когда-то испанская монархия сравнивалась по фундаментальным и историческим основаниям с российской. Сегодня в России монархическая идея имеет полумаргинальное звучание, не будучи представлена, сколько бы то ни было влиятельными политическими силами. Ценность монархизма если и признается- то исключительно в качестве исторической ретроспекции, но не реальной перспективы. Между тем, примеров реставрации монархии в истории предостаточно, о чем свидетельствует представленный ниже их хронологический перечень. Речь в данном случае не идет о призыве к восстановлению в России монархической формы правления. Однако само рассмотрение данной перспективы через призму анализа факторов жизнеустойчивости российской государственности представляется крайне востребованным. Эта задача, тем более актуальна, что монархизм имеет и латентные формы проявления, многие из которых обнаруживаются исследователями в советском и постсоветском периодах истории национальной государственности в России.

Выдвижение идеи национального согласия сыграло свое позитивное значение в решении актуализировавшейся для Испании проблемы модернизации. Однако ее эффект мог иметь исключительно среднесрочную перспективу. Национальное согласие достигается во имя какой то более высокой ценностной цели, а потому имеет подчиненное значение. Однако высшего делового ориентира государственной властью предложено не было. Сегодня испанское национальное согласие обнаруживает симптомы кризиса. Прежде всего, они выражаются в росте этнического сепаратизма. Новая национальная идея Испании формируется в дискурсе решения проблемы синтеза испанизма и новой европейской идентичности.

Парадоксальным образом, интеграция Европы преподношения в Испании ни как проявление глобализационных процессов, а напротив, в качестве формирования барьеров для глобализма. Европейская цивилизационная консолидация понимается как ответ на вызов американизации мира. Газета «Эль Полис» дает на этот счет следующее разъяснения: «Единая Европа смягчает удары глобализации и полагает выиграть на пространствах, на которых проигрывают национальные правительства».

Национальная идея в странах Лвтинской Америки: латиноамериканская идентичность

Идентичности формируются по принципу «матрешечного» структурирования. Отождествление себя с собственной нацией – не единственный тип идентификации. Более широкой по отношению к национальной является цивилизационная идентичность, более узкой – региональная и этническая. Для России, где границы государства на значительном историческом интервале по существу совпадали с границами цивилизации, разграничение идентичностей не всегда достаточно четко осознавалось. Однако теперь, в виду свертывания российских государственных масштабов, потребность осмысления «матрешечного» принципа идентификационной структуры становится особо актуальной.

Дифференциация ценностных уровней идентичностей выглядит особо иллюстративно на примере Латинской Америки. Она представляет собой самую молодую из мировых цивилизаций, генезис которой еще не завершен. В достижении политического единства латиноамериканских стран видел основную цель реализуемого им освободительного проекта Симон Боливар.

Этой установкой определялось утверждение принципов федералистского устройства новообразованных государств. Федерация, полагал С. Боливар, более открыта к ассоативному расширению, нежели унитарная система. Изначально закладывался принцип сочетания ценностей государства – нации и цивилизационной латиноамериканской интегративности. Отсюда специфические названия – Соединенные провинции Ла Платы, Соединенные провинции Венесуэлы, Соединенные провинции Центральной Америки, Соединенные штаты Колумбии. На конфедеративной основе не единожды происходило объединение имеющих суверенный статус государств. Был период (1823 – 1839 гг.), когда все пять республик Центральной Америки – Гватемала, Гондурас, Никарагуа, Панама и Сальвадор оказались в составе единой конфедерации.

Само понятие Латинская Америка являлось французским изобретением середины XIX в., соотносящимся с проектом Наполеона III по созданию мировой католической империи. Замысел, как известно, провалился, не в последнюю очередь ввиду непринятия его американскими народами.

Сами латиноамериканцы обратились к идее Латинской Америки лишь в дальнейшем, реагируя на актуализировавшийся в конце XIX – начале XX вв. вызов колонизационной экспансии со стороны США. Латиноамериканизм в данном случае был эквивалентен «антиянкизму».

Идея цивилизационной общности латиноамериканцев нашла отражение даже в конституционном законодательстве стран региона. Значительная часть конституций предоставляла особые льготы для латиноамериканцев – уроженцев других государств при предоставлении национального гражданства. В соответствии с Основным законом 1950 г., население Сальвадора провозглашалось «частью Центральноамериканской нации». Сальвадорскому государству вменялось в обязанность «содействовать полностью или частично восстановлению Республики Центральной Америки». Та же задача – «восстановление союза Центральной Америки» номинировалась и в конституции Гватемалы 1956 г.

Когда-то представлявшая собой полуколониальный придаток США, сегодня Латинская Америка берет на себя миссию форпоста антиглобализма. Фидель Кастро и Че Гевара воспринимаются общепризнанными культовыми силами новой латиноамериканской идентичности. Инерционный недоучет роли Латинской Америки в глобальной геополитической архитектуре будущего – очевиден.

Осознание латиноамериканского цивилизационного единства сочетается с развитием национальных идентичностей. Особое мобилизующее значение апелляция к национальному единству приобрела в период индустриализации 1930 х – 1950 х гг. Положение о примордиализме нации было внесено в эти годы в конституции едва ли не всех латиноамериканских государств (Аргентины, Венесуэлы, Гватемалы, Доминиканской республики, Колумбии, Коста-Рики, Панамы, Парагвая, Сальвадора, Уругвая, Чили, Эквадора). Формула о высшем ценностном приоритете национальной жизни («нация превыше всего») составила основу идеологического самоопределения.

Страновая специфика идеологии в значительной степени определялась этнической структурой общества. Так, в странах с существенной долей индейского населения получила распространение доктрина «индеанидад». Традиции жизни индейцев определяются в ней как ценностные основы национальной государственности. Природная адаптивность индейской культуры противопоставляется экологически разрушительной ургийности «белого человека». В Боливии, где индейцы составляют более 70 % населения страны, доктрине «индеанидад» придан статус государственной идеологии. Призыва восстановления древнеиндейской государственности формулируются также в Мексике, Гватемале, Перу, Эквадор, Чили. Образ последнего инкского правителя Тупаку Амару явился своеобразным знаменем индейского патриотизма. По имени вождя за национально-патриотическим движением в ряде стран региона было закреплено название «тупамарос».

Сегодня в качестве национальных идеологем в Латинской Америке генерируются концепты «национального социализма», «постдемократической модели», «диктатуры с народной поддержкой». Все они указывают на специфичность организации власти в латиноамериканских государствах, связанную с особым статусом национального вождя – народного президента. О том же в другом терминологическом дискурсе высказывался в свое время С. Боливар. Боливаровский «президентализм» представлял собой особый характерный для Латинской Америки тип «авторитарной республики». Применительно к российскому политическому контексту теория об особом пути формирования латиноамериканской государственной власти может представлять особый интерес.

В Латинской Америке, в отличие, к примеру, от ряда европейских государств этническая и национальная идентичности нетождественны. Будучи историческим продуктом трансокеанских миграций, латиноамериканцы представляют собой пестрый этнический конгломерат. Отсюда амбивалентность решаемых латиноамериканскими государствами задач - обеспечение, с одной стороны, национального единения, с другой, прав народов на этноидентификацию. Эта двойственность также нашла отражение на уровне конституционного законодательства. Так, в конституции Эквадора содержится положение о плюрокультурности и мультиэтничности эквадорского народа. При этом от предложения по использованию понятия «многонационального государства» эквадорцы отказались. Конституция Бразилии гарантирует поддержку со стороны государства «проявлениям народной, индейской, афро-бразильской культуры и других культур, которые участвуют 1 национальном культурном процессе». Индейскому населению страны предоставляется право не только на обучение родному языку, но и использование собственных традиционных образовательных методик. Управленчески реализуется, таким образом, принцип латиноамериканизма - «единство в многообразии».