Литература

Андерсон Б., Бауэр О., Хрох М. и др. Нации и национализм. М., 2002.

Вдовин А. Русские в ХХ веке. М., 2004.

Геллнер Г. Нации и национализм. М., 1991.

Голиков А.Н. Этнос и глобализация. М., 2007.

Коротеева В.В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М., 1999.

Куропятник А.И. Мультикультурализм: Проблема социальной стабильности полиэтнических обществ. СПб., 2000.

Лейтон Д. Теория политической идентичности. Этническая мобилизация и межэтническая интеграция. М., 1999

Михайлов В.К. Англоязычие как фактор глобализации. М., 2002.

Мнацаканян М.О. Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни. М., 2004.

Нарочницкая Е.А. Национализм: история и современность. М., 1997.

Национализм и формирование наций: теории – модели – концепции. М., 1994.

Ноженко М. Национальные государства в Европе. СПб., 2007.

Патриотизм: общероссийский и национальный. М., 1996.

Рыбаков С.Е. Нации и национализм. М., 2001.

Смит Э. Национализм и модернизм. М., 2004.

Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. - М.: Русский мир, 1997.

Троицкий Е.С. Русская этнополитология. М., 2003. В 3 т.

Хелд Д., Гольтблатт Д., Перратон Дж. Глобальные трансформации: политика, экономика, культура. М., 2004.

Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб., 1998.

Глава 8. Национально-территориальный федерализм: вызовы и проблемы

Еще задолго до 1991 г. западные советологи предрекали распад СССР по линиям этнических надломов. Предсказания, как известно, сбылись, но вывод из случившегося не был сделан. Российская Федерация устроена по той же модели, что и Советский Союз.

Национально-территориальные образования и этническая карта России

Статья 5 Конституции определяет национальные республики в составе РФ термином государства. Получается, что внутри России уже существует 20 государств. Признание же политического образования в качестве государства предполагает наделение его государственным суверенитетом. Существующее положение федерального устройства РФ не имеет аналогов в современной мировой практике. Ни в одной из существующих ныне стран кроме России, национальные автономии не наделены статусом государств.

Положение 5-й статьи Конституции ни есть лишь досадная неточность формулировки. «Парад суверенитетов» начала 1990-х гг. привел к утверждению во многих национальных республик РФ приоритет регионального законодательства над федеральным. Так, Конституция Республики Коми провозглашала, что источником республиканской государственности является коми-народ. Специальный закон объявил проведенный в Сыктывкаре съезд национального движения - высшим представительным собранием коми-этноса и предписал обязательность его решений для республиканского правительства.

Как рецидив советских времен, в 5-й статье Конституции РФ (п. 3) говорится о суверенитете населяющих Российскую Федерацию народов. За исключением РФ, из современных государств только Эфиопия имеет в своем законодательстве положение о суверенитете наций, народностей и национальностей. Результат известен – эфиопский сценарий национальной дезинтеграции может служить лишь предупреждением от делегирования этносам права суверенизации.

Только в 9 из существующих в РФ 26 национальных субъектов Федерации титульные народы превышают половину населения. В то же время в 14 из них процентное представительство титульных этносов не превышает и трети.

Процентная соотношение русских с представителями титульных народов в национально-территориальных образованиях отражает приводимая ниже таблица. (См. табл. 8.1).

Табл. 8.1. Этническое представительство в национально-территориальных образованиях Российской Федерации, в %

Название национально-территориального образования	Титульный народ	Русские	Наибольший по численности нетитульный народ (кроме русских)
Ненецкий автономный округ	18,7 % ненцы	62,4%	10,9 % коми
Республика Карелия	9,2 % карелы	76,6%	5,3% белорусы
Республика Коми	25,2 % коми	59,6 %	6,1% украинцы
Республика Марий Эл	42,9 % марийцы	47,5 %	6,0 % татары
Республика Мордва	31,9% мордва	60,8%	5,2% татары
Чувашская республика	67,7 % чуваши	26,5%	2,8% татары
Республика Калмыкия	53,3 % калмыки	33,6%	7,3% даргинцы
Республика Татарстан	52,9% татары	39,5%	3,3% чуваши
Республика Адыгея	24,2% адыги	64,5%	3,4% армяне
Карачаево-Черкесская Республика	38,5% карачаевцы 11,3% черкесы	33,6%	7,4% абазины
Республика Дагестан	29,4% аварцы 16,5% даргинцы 14,2% кумыки 13,1% лезгины 5,4% лакцы 4,3% табасаранцы 1,4% ногайцы 0,9% рутульцы 0,9 % агулы	4,7 %	4,3% азербайджанцы
Кабардино-Балкарская Республика	55,3 % кабардинцы 11,6 % балкарцы	25,1 %	1,1% осетины
Республика Северная Осетия	60,0% осетины	23,0%	5,0% ингуши
Чеченская республика	93,5 % чеченцы	3,7 %	0,7 % кумыки
Республика Ингушетия	77,3 % ингуши	1,2 %	20,4 чеченцы
Республика Башкортостан	29,7 % башкиры	36,3%	24,1% татары
Республика Удмуртия	29,3 % удмурты	60,1 %	6,9% татары
Республика Алтай	30,6 % алтайцы	57,4 %	6,0 % казахи
Ханты-мансийский автономный округ - Югра	1,2 ханты (седьмые по численности) 0,7 % манси (десятые по численности)	66,1%	8,6% украинцы
Ямало-Ненецкий автономный округ	5,2% ненцы	58,9%	13,0 % украинцы
Республика Хакасия	12,0 % хакасы	80,3 %	1,7 немцы
Республика Бурятия	27,8% буряты	67,8%	1 % украинцы
Республика Тыва	77,0% тувинцы	20,1 %	0,4 % хакасы
Еврейская автономная область	1,2 % евреи	89,9 %	4,4% украинцы
Чукотский автономный округ	23,4 % чукчи	41,1 %	9,2 % украинцы
Республика Саха (Якутия)	45,5 % якуты	41,1%	3,7 % украинцы

Закрепление за национально-территориальными образованиями определенных титульных этносов привел в условиях ослабления центральной власти 1990-х гг. к латентному, а в определенных случаях открытому конфликту, с нетитульными народами. Наглядным проявлением этих тенденций явился массовый отток из национальных республик русского населения. Доля русских за межпереписной период 1989 – 2002 гг. сократилась в большинстве национально-территориальных субъектов Федерации. Исключение составили главным образом образования с православной идентичностью титульного народа. Так, вместо 23,1 % русского населения, проживавшего на территории Чечено-Ингушской АССР в 1989 г. , к 2002 г в Чечне и Ингушетии насчитывалось только 4,7 % русских. Почти на 12 % снизилась доля русских в Тыве, на 9,2 % в Якутии, на 8,8 % в Карачаево-Черкесии. (См. табл. 8.2.).

Табл. 8.2. Доля русского населения в этнической структуре населения национальноых субъектов Российской Федерации, в %

Название национально-территориального образования	1989	2002
Ненецкий автономный округ	65,8 %	62,4%
Республика Карелия	73,6%	76,6%
Республика Коми	57,7%	59,6 %
Республика Марий Эл	47,5 %	47,5 %
Республика Мордва	60,8%	60,8%
Чувашская республика	26,7%	26,5%
Республика Калмыкия	37,7%	33,6%
Республика Татарстан	43,3%	39,5%
Республика Адыгея	68%	64,5%
Карачаево-Черкесская Республика	42,4%	33,6%
Республика Дагестан	9,2%	4,7 %
Кабардино-Балкарская Республика	31,9%	25,1 %
Республика Северная Осетия	29,9%	23,0%
Чеченская республика и Республика Ингушетия (в 1989 г. – единая автономная республика)	23,1%	4,7
Республика Башкортостан	39,3%	36,3%
Республика Удмуртия	58,9%	60,1 %
Республика Алтай	60,4%	57,4 %
Ханты-мансийский автономный округ - Югра	66,3%	66,1%
Ямало-Ненецкий автономный округ	59,2%	58,9%
Республика Хакасия	79,5%	80,3 %
Республика Бурятия	69,9%	67,8%
Республика Тыва	32%	20,1 %
Еврейская автономная область	83,2%	89,9 %
Чукотский автономный округ	66,1%	41,1 %
Республика Саха (Якутия)	50,3%	41,1%

Национально-территориальные образования не только недемократичны по отношению к преобладающему русскому населению, но в должной мере не защищают и прав нацменьшинств. Значительное число представителей титульных народов проживают вне территории соответствующей административной единицы, что отражает приводимая ниже статистика. (См. табл. 8.3.).

Табл. 8.3. Доля российских представителей титульных этносов, проживающих вне территории национальных субъектов России, в %

Название народа	Доля проживающих вне национально-территориальных образований, %
аварцы	8,8 %
адыги	22,4%
алтайцы	14,8%
балкарцы	9,6%
башкиры	35,8 %
буряты	18,3 %
даргинцы	20,6%
евреи	98,3%
ингуши	23,9%
кабардинцы	5,8%
калмыки	11,8%
карачаевцы	14,0%
карелы	36,8%
коми	13,3%
кумыки	16,4%
лезгины	20,6%
манси	20,7%
марийцы	49,6%
мордва	70,8%
ненцы	12,9%
осетины	16,8%
татары	68,0%
тувинцы	3,7%
удмурты	30,5%
хакасы	19,9%
ханты	46,6%
черкесы	20,7%
чеченцы	18,3%
чуваши	48,9%
чукчи	21,1%
якуты	4,0 %

Исторический генезис российского федерализма

Генезис российского федерализма имеет принципиальные отличия от мировой практики создания федеративных систем. Как правило, исторически федерации формировались из бывших суверенных государств или государственных образований. Федеральный статус отражал воспоминание о прежнем независимом существовании. Границы германских земель, входящих в состав Федеративной республики, в целом очерчивают территории бывших независимых княжеств. Показательно, что в период борьбы за независимость североамериканских штатов, под термином федералы (по-видимому, впервые введенным в политологический оборот) понимали сторонников союза и сильной центральной власти. Напротив, советско-российская федерализация подразумевала не объединение, а искусственное расщепление прежде единого политического пространства. Она была инспирирована сверху и носила надуманный характер. Не субъекты объединялись в федерацию, а федерация порождала субъектов.

В целом, федерализм представляет собой компромиссную историческую модель, как балансировка между векторами центробежных и центростремительных сил. В мегаисторической перспективе можно даже говорить о переходном характере федеральных систем. Большевики, учреждая советскую федерацию, по-видимому прекрасно осознавали ее значение в качестве соединяющего моста. В период работы над проектом конституции 1918 г. И.В. Сталин выступил с разъяснением в «Правде» о федерации, как переходной ступени развития государственности. По его оценке, буржуазные федерации являлись промежуточной стадией от независимости к империалистическому унитаризму, в то время как советская мыслилась переходом от царистской унитарности к социалистическому унитраризму. Распад СССР свидетельствует в пользу правильности рассмотрения федерализма как переходной ступени.

Контекстом создания советской федерации являлась атмосфера ожидания близкого свершения мировой революции. Поэтому советский федерализм, проводящий расщепление на бывшем пространстве Российской империи, в мировом масштабе предполагал объединение. Именно мировая перспектива федеративного синтеза суверенных государств капиталистической эпохи позволяет обнаруживать аналоги советского проекта с опытом создания иных федераций, как путь от независимости к единству. Когда перспектива мировой революции утратила актуальность, лишается своего смыслового предназначения и советский федерализм.

Кроме того, следует иметь в виду, что русская общественная мысль восприняла идею федерации из политического арсенала анархистов. Борьбу за учреждение федеративного устройства символизировала, прежде всего, фигура Прудона. Выступавшие под знаменем федерации парижские коммунары являлись в большей степени прудонистами, нежели марксистами. В то же время, классики марксизма относились к идее федерации крайне неодобрительно. Ф. Энгельс в критике Эрфуртской программы призывал к построению «единой и неделимой республики». Правда, применительно к специфическим английским условиям, он считал временное введение федерации необходимым тактическим приемом, а потому «шагом вперед». В.И. Ленин оттачивал аргументацию против федерализма в полемике с Бундом. В 1903 г. он выступил с осуждением армянских социал-демократов за отстаивание теми идеи создания Российской федеративной республики. Наконец, в 1913-14 гг. в ряде работ он четко сформулировал позицию большевиков, заявив, что марксисты принципиально против федерализации и децентрализации (показательно, что им отождествлялись оба процесса). Но, ссылаясь на Энгельса, Ленин допускал оговорку, о приемлемости федерации при известных особых условиях. В марте 1917 г. И.В. Сталин выступил в «Правде» с весьма интересной статьей с символичным названием «Против федерализма». Он писал, что федерализм в России не решит национальный вопрос, а только усложняет его донкихотскими потугами повернуть назад колесо истории. И Энгельс, и Ленин, и Сталин допускали реализацию федеративного устройства лишь по тактическим, конъюнктурным соображениям, которые и сыграли определяющую роль в истории советского строительства. Таким образом, по своим истокам российский федерализм был не стратегическим выбором оптимальной модели, а тактическим следованием конъюнктуре.

Из всех возможных вариантов федерального администрирования был избран наихудший принцип национально-территориального строительства. Исторический опыт распада СССР и Югославии позволяет характеризовать его многими экспертами в качестве мины замедленного действия. При реализации модели национально-территориальной федерации этнические группы искусственно противопоставляются друг другу. Не будь в свое время провозглашен национальный суверенитет, являвшийся тогда не более чем декларацией, по-видимому, определенные регионы по сей день пребывали бы в рамках российского политического поля.

Вслед за СССР могла распасться и Россия. Импульс распада перешел от союзных республик к автономным. Проблема регионального сепаратизма 1990х гг. не исчерпывалась Чечней. Суверенизация российских автономий простиралась вплоть до выдвижения перспективы выхода из состава единого государства. Четко выраженный сепаратистский крен имели принятые конституции автономных республик. Проведенный М.В. Золотаревой контент - анализ наглядно иллюстрирует заложенные в конституционном законодательстве российских автономий угрозу для государственной целостности России. Только ревизия последних лет по достижению соответствия с федеральным правом частично исправила сложившееся критическое положение. (См. табл. 8.4.).

Вставить из высших ценностей

Следствием принятия модели национально-территориального федерализма является актуализация проблема этнических меньшинств. Если в губерниях Российской империи национальная принадлежность человека не имела значения, то в субъектах современной федерации это оценивается в качестве определяющего политическое положение признака. Национальный федерализм привносит иерархическое неравенство народов, одни из которых получают статус субъекта, тогда как другим в нем отказывается.

Любое государство соотносится определенной системой сакральных ценностей. В современном гимне РФ есть слова о священной державе. А имеет ли свой священный ореол применительно к российским ценностным ориентирам Федерация?

Мировой опыт национально-территориального автономизма

Против системы федерализма свидетельствует выраженный в статистике мировой опыт. Из 189 существующих в современном мире государств на федеративных принципах основываются правовые структуры 58, но только 15 из них избрали политическую систему федерализма. При этом 27 существовавших прежде федераций погибли.

Прецеденты частичного пересмотра национально-территориального принципа администрирования известны и по советскому историческому опыту. Первоначально, структурными единицами советского национально-территориального федерализма, наряду с союзными и автономными республиками, автономными областями и округами, выступали также национальные районы и национальные сельсоветы. По данным, относящимся к середине 1930-х гг., статус национальных имел каждый восьмой-девятый сельсовет в СССР. Их демонтаж был осуществлен на основании постановления ЦК ВКП(б) от 17 декабря 1937 года «О ликвидации национальных районов и сельсоветов». Никакого существенного противодействия эта мера со стороны «ущемляемых» таким образом национальностей не вызвала. Эта одна из крупнейших за всю советскую историю административная реформа оказалась, очевидно, в виду ее заурядной рабочей оперативности, попросту не замечена большинством историков.

Справедливости ради, надо сказать, что национально-территориальные автономии создавались не только в результате советских экспериментов (СССР и СФРЮ). Однако почти везде их учреждение сопрягалось с эскалацией этноконфликта.

Совпадение административных границ провинции Квебек с зоной этнического расселения франкоязычного населения едва не стоил государственной целостности Канаде. На проведенном 30 октября 1995г. референдуме квебекским сторонником государственной независимости не хватило до победы лишь 1% голосов.

Конституция Испании 1978г. наделяет широкими правами автономные этнические территории – Каталонию, Страны Басков и Галисии. Но баскский сепаратизм при этом лишь усиливается, кооптируя наиболее радикальных своих представителей в ряды террористической организации ЕТА. Изначальный замысел создания автономий, как способа удовлетворения этнополитических амбиций национальных меньшинств, оказался дезавуирован.

Великобритания исторически формировалась как унитарное королевство. Однако и в ней существуют приобретшие в новейшее время статус автономий национально-территориальные образования, титульными этносами в которых выступают, соответственно, шотландцы, валлийцы и ирландцы. Результат – тот же, что и в Испании. Британским аналогом Басконии выступает Северная Ирландия, и эквивалентом ЕТА – Ирландская Республиканская Армия.

Правда, следует признать, что в Датском королевстве учреждение в 1979г. гренландской автономии «домашнего правления» не привело к росту этнической конфронтации. Напротив, Гренландия рассматривается эталонной моделью удовлетворения этнополитических прав малых народов. Но в данном случае исключение скорее подтверждает правило. Датско-гренландские противоречия вполне могут усилиться при первом же серьезном экономическом кризисе в королевстве. Гренландия является дотационным регионом, расходы которого на 50% покрываются за счет датского правительства. Готовы ли будут датчане финансировать и дальше гренландскую автономию при ухудшении собственного положения? Вряд ли.

Примечательно, что и Испания, и Великобритания, и Дания – монархические государства. Династический принцип передачи власти является в них своеобразной общегосударственной скрепой, противовесом автономизму. Монарх напрямую связан с определенной этнокультурной традицией. Он выступает своеобразным персонифицированным олицетворением государствообразующего этноса (англичан, испанцев, датчан, русских – в досоветский период), но не гражданской нации в целом. Государствообразующий статус народа при монархическом режиме легитимизирует факт самой династии. Через фигуру английского короля (королевы) закрепляется роль англичан в качестве государствообразующего народа Великобритании. Вместе с тем, междинастические, а соответственно, межэтнические браки монархических родов, не позволяют встать на позицию расового этнизма. Монаршая власть, хотя и является формально светской, но имеет в каждой из монархий религиозную смысловую нагрузку. Монарх выступает хранителем и защитником вполне определенной конфессиональной традиции. Его связь с религией государствообразующего народа закреплена в европейских королевствах на законодательном уровне. Российская Федерация не имеет монархической скрепы, а потому национально-территориальный автономизм ей особо противопоказан.

Осознание угрозы национально-территориального автономизма выразилось даже в ряде унитарных государств в превентивном запрете создания автономных этнических территорий. Такой запрет существует, в частности, в Болгарии, где он направлен, прежде всего, против возможных этнополитических претензий цыган и турок.

Имелись и прецеденты отказа от декларированного первоначально на законодательном уровне национально-территориального автономизма. Невозможность его реализации обнаружилась, к примеру, в практике государственного строительства Бирманского Союза.

Доводом против национально-территориального автономизма может также являться констатация того положения, что созданные на его основе автономии не отражают в должной мере интересы титульных народов. Это происходит, в частности, когда его представители проживают вне очерченных территориальных рамок. Национально-территориальный автонизм исходит из абстрагированного представления о четкой соотносимости наций с определенной территорией. Однако, в современной Европе из 21 млн. человек, являющихся представителями титульных народов, наделенных правом организации национально-территориальных автономий, вне их проживают более половины – 11 млн.

Феномен национально-культурных автономий

Более приемлемой этнополитической организацией в этой связи представляется экстерриториальная автономия, реализуемая, в частности, в ряде стран в формате корпоративного автономизма. Ее практическое воплощение осуществляется в виде институционализации на государственном уровне органа, представляющего общие интересы данного этноса. Не имея, как правило, полномочий на принятие законов и политических решений, он доводит до высшей государственной власти от имени соответствующего этноса его коллективное мнение. Примером действия корпоративных автономий являются Советы национальных меньшинств в Австрии. В Финляндии к такого рода учреждениям относится Шведская народная ассамблея.

Особый интерес в этой связи представляет компенсаторская практика реализации этнополитической идентичности в отношении саамского населения скандинавских стран. В виду невозможности создания национальной государственности саамов в 1970е гг. стали складываться предпосылки возможного этноконфликта. Наиболее угрожающий характер они приняли в Норвегии. В Финляндии, к примеру, саамы составляли 0,02% населения, что не позволяло им всерьез рассчитывать быть представленными на высшем политическом уровне. Выходом из создавшейся ситуации явилась институционализация особых этнических ассамблей – «саамских парламентов» (в 1973г. – в Финляндии, в 1987г. – в Норвегии и Швеции). Их функция во всех скандинавских странах сводится к аккумуляции коллективного мнения саамов по спектру проблем, непосредственно затрагивающих их национальные интересы. В Норвегии формат выдвижения такого мнения является подаваемый раз в год норвежскому королю сводный доклад о положении саамов в королевстве. К выборам в Саамскую ассамблею Норвегии допускаются лица, подавшие специальную декларацию с самоидентификацией себя в качестве саамов, говорящие на саамском языке, или являющиеся потомками (на уровне двух поколений) носителей языка.

ВА ряде стран мира действует также система национального квотирования. К примеру, в Польше на партии, сформированные по этническому принципу, для представительства в законодательном собрании не распространяется общая норма преодоления семипроцентного барьера. Парламент Дании резервирует по два места для депутатов от Гренландии и Фарерских островов. Народная палата Индии бронирует 38 мест для представителей племен и 37 – индейских каст. Законодательство Хорватии предоставляет возможность национальным меньшинствам, в соответствии со своим численным представительством в структуре хорватского населения, занять определенное количество мест не только в Соборе, но и правительстве. Однако, нигде национальное квотирование не распространяется настолько, чтобы подрывать интересы этнического большинства.

Наиболее распространенной базовой формой этнической самоорганизации может стать, в соответствии с мировым опытом, культурная автономия (федерального, губернского и местного уровня). Через культурный автономизм реализуется право этносов на сохранение собственной культурной, религиозной, языковой традиции. Его осуществление позволяет реализовывать также право индивидуума на национальную идентичность вне зависимости от территории его проживания. Переход от национально-территориальных к национально-культурным автономиям решает также проблему этнической выверенности административных границ в зонах смешанного расселения. Она отменяет установившееся фактически неравенство народов в праве выступать в качестве субъектообразующего этноса по отношению к какой-либо административно-территориальной единице.

Национально-культурные автономии в России – уже реальность. Право на их образование представлялось на основании федерального закона 1996 г. Им к 2002 г. воспользовалось более 30 национальностей. Наибольшее количество национально-культурных автономий создали к этому времени немцы – 68, татары – 63, евреи – 29, армяне – 18. Однако, данная форма национальной организации при сохранении принципа национально-территориального администрирования, остается вторичной и даже отчасти декоративной. «Со временем система культурно-национальной автономии, – пишет один из последовательных сторонников перехода к ней А.И. Вдовин, – могла бы стать всеобъемлющей формой самоорганизации всех больших и малых российских народов, явиться важнейшим механизмом выявления и реализации их национальных интересов, функционировать на всех уровнях (федеральном, региональном и местном) и стать реальной альтернативой иерархической системе национально-территориальных образований. Решение чисто национальных, культурных, образовательных, религиозно-этнических задач российских граждан определенной национальности, в каких бы регионах они ни жили, могли бы взять на себя соответствующие самоуправляющиеся, демократически избираемые национальные советы. Каждый человек, в соответствии со своей национальной принадлежностью, выплачивал бы в совет определенный налог и мог рассчитывать на образование своих детей, на театр, кинозал, издательство, книжный магазин, клуб, газету, телепрограмму на родном языке. Иные потребности могут вполне быть урегулированы единым законодательством, в том числе и в рамках единой системы самоуправления. Значительную часть расходов национально-культурных автономий покрывало бы государство, выделяя необходимые средства пропорционально численности соответствующих народов и национальных групп».

Все угрозы, заложенные в национально-территориальной модели федерализма, достаточно хорошо известны. Однако упразднение ее посредством силового решения еще более опасно. Оно может вмиг взорвать всю страну, явится детонатором гражданской войны. Современное российское государство является в этом отношении заложником принятой почти сто лет назад системы. Остается только путь реформационной нивелировки. Свидетельством его осуществления является и создание федеральных округов, и ликвидация через референдумы ряда национально-территориальных субъектов, и отмена выборов глав республик, и отказ от номинации президент для руководителей регионов.

Вопросы для обсуждения

1. Какая политическо-коммуникативная модель с вашей точки зрения наиболее адекватна к специфическим условиям России – унитарного, федеративного и конфедеративного устройства? Укажите преимущества и недостатки каждой из моделей.

2. Сравните существующие в мире модели федерализма с точки зрения максимизации жизненных потенциалов соответствующих государств. Раскройте специфику национально-территориальной модели федеративного устройства.

3. Рассмотрите позитивный и негативный мировой опыт управления национальными автономиями.

4. Какие могут быть механизмы, предотвращающие распад государства по границам национальных республик? Как избежать повторения сценария распада СССР?

5. Как, с вашей точки зрения, должны соотноситься государственный и родной языки?

Рекомендуемые темы докладов и рефератов.

1. Историко-идеологический контекст генезиса советского федерализма.

2. Опыт национально-территориальной модели федерализма в Югославской Советской Федеративной Социалистической Республике.

3. Национальный сепаратизм в странах Западной Европы и Северной Америки.

4. Феномен национально-культурных автономий: российский и мировой опыт.

5. Законодательство о статусе государственного языка: мировой опыт.

6. «Парад суверенитетов»: процесс государственной дезинтеграции 1990х гг. и пути выхода из кризиса.

7. Эволюция теории национального автономизма в России.

Литература

Абдулатипов Р.Г. Национальный вопрос и государственное устройство России. М., 2000.

Абдулатипов Р.Г., Болтенкова Л.Ф. Опыты федерализма. М., 1994.

Аверьянов А. А. Федерализм в российском и зарубежном законодательстве // Жизнь национальностей. 2000. № 3-4.

Асимметричность федерации / Под ред. А.А. Захарова. М., 1997.

Бусыгина И.М. Регионы Германии. М., 2000.

Валентей С.Д. Федерализм: российская история и российская реальность. М., 1998.

Володин А.В. Региональный сепаратизм: проблемы теории и практики. М., 1999.

Дзапсиба Ф.З. Федерализм: современная теория и политическая практика / Под ред. В.М.Долгова. 1999.

Европейский федерализм: современные тенденции / РАН. ИНИОН. М., 2000.

Захаров А. Е Pluribus Unum. Очерки современного федерализма. М, 2003.

Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1998.

Зорин В.Ю. Национальная политика в России. М., 2003.

Индия — союз штатов. М., 1981.

Калина В. Ф. Национальные модели федерализма и особенности их становления // Социально-гуманитарные знания. 1999. № 2.

Каменская Г.В. Федерализм: мифология и политическая практика. М., 1998.

Кинг П. Классифицирование федераций // Политические исследования. 2000. № 5.

Козлов А. Е. Федерализм в Бельгии и в России // Государство и право. 1998. №7.

Международный опыт разрешения этнических конфликтов / Под ред. Б. Коппитерса, Э. Ремакля, А. Зверева. М., 1997.

Мелкумов А.А. Канадский федерализм: теория и практика. М., 1998.

Мириханов Н.М. Федерация, этничность, государственность: новый курс российской власти. М., 2002.

Миронюк М.Г. Современный федерализм. Сравнительный анализ. М., 2008.

Мурин В.Б. Становление системы категорий национальных и региональных отношений. М., 2001.

Остром В. Смысл американского федерализма. М.: Юрист. 2003.

Панарин Э.Д., Мухаметшина Н.С. Национальные проблемы на постсоветской территории. СПб., 2001.

Парламентская демократия и федерализм в России и Германии / Под ред. А.А. Мацнева, М. Моммзена. М., 1999.

Петров В. Россия. Кризис Федерации: прошлое, настоящее, будущее. М., 1999.

Рыкин B.C. Австрийский федерализм: прошлое и настоящее. М., 1998.

Саликов М.С. Сравнительный федерализм США и России. Екатеринбург, 1998.

Сравнительный регионализм: Россия, СНГ, Запад / Под ред. О.А. Колобова, А.С. Макарычева. Н. Новгород, 1997.

Тихонов А.А. Федерализм в странах Латинской Америки. М., 1979.

Транин А.А. Административно-территориальная организация капиталистического государства. М., 1984.

Умнова И. А. Конституционные основы современного российского федерализма: Учебно-практическое пособие. М, 1998.

Фарукшин М.Х. Современный федерализм: российский и зарубежный опыт. Казань, 1998.

Федерализм: теория, институты, отношения (сравнительно-правовое исследование) / Под ред. Б.Н. Топорнина. М., 2001.

Федерализм: теория и практика развития. М., 2006

Федерализм: энциклопедия. М., 2000.

Федералист. Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. М., 2000.

Федерация в зарубежных странах / Под ред. Д.А. Ковачева. М., 1993.

Чиркин В.Е. Современный федерализм: сравнительный анализ. М., 1995.

Чиркин В.Е. Современное федеративное государство. М., 1997.