130 Восприятие лекция 17

мира, предметного мира в его объективности. Наряду с осязательными ощущения­ми, кожными, выступают и кожно-болевые.

Но есть вторая сторона. Это внутренне-болевые ощущения, интероцептивная боль. А она раскрывает свою природу, представьте себе, в первом варианте, и эта природа раскрыта очень хорошо. По крайней мере, так описаны явления, сюда отно­сящиеся. Понадобилось даже ввести специальный термин «протопатическая» болевая чувствительность. Это термин, принадлежащий английскому неврологу Г.Хэду, обо­значает следующее: если наблюдать восстановление чувствительности, то оно прохо­дит как бы две стадии. В одной стадии первоначального восстановления (это своеоб­разный генетический эксперимент, функциональное развитие ведь происходит) она не имеет прямой гностической функции. Эта чувствительность, которую я бы назвал аварийной чувствительностью. И вот эта протопатическая чувствительность у челове­ка носит характер аварийной, экстренной чувствительности, сохраняющей свое обо­ронительное значение, но выступающей в очень своеобразном выражении. Вот эта оборонительность. Я сказал «экстренная, чрезвычайная». Надо присмотреться, вду­маться в то, что это за функция. Почему чрезвычайная? И тогда надо посмотреть на древнюю форму, которая сохраняется у человека в исключительных, экстренных слу­чаях. Это протопатическая интероцептивная чувствительность. Это то, что клиницист записывает таким выразительным словом — «кинжальные боли». Это экстренная си­стема сигнализации, экстренная в том чрезвычайном отношении, что она перекры­вает адаптации, их ранги. Она по своей функции (разрешите мне применить это ме­тафорическое, чисто образное выражение) сигнализирует: «Спасайся, кто может». Все ранги нарушены, нет больше важного и неважного. Само сознание как высшая человеческая форма отражения, понимающая мир, имеющая перед собой эту карти­ну, устанавливающая иерархию, шкалу ценностей тому, что открывается перед со­знанием, смазывается. Это ведь субъективное, субъективно отмечаемое, хотя не в порядке изощренного самонаблюдения, это, скорее, то, что вопиет, что не надо рас­сматривать внутренним взором, оно само проступает, и может быть, конечно, осоз­нано человеком как субъектом этих состояний.

И вот те, кто имел несчастье пережить протопатические интероцептивные бо­левые ощущения, хорошо знают, что разрушается вся иерархия и, прежде всего, нарушается иерархическое место, главенствующее место сознания. Получить такую протопатическую боль, вызвать ее непросто. Организм должен быть действительно поставлен (я сознательно говорю теперь «организм» применительно к человеку) в чрезвычайные условия, вот почему я говорю об экстренном значении. Это сигнал особого порядка. Это нарушение иерархии, соподчинения отношения человека к миру в катастрофических ситуациях, в которые попадает организм. Я не анализирую далее, потому что, несмотря на обилие работ по болевой чувствительности, подав­ляющее большинство из них относится к гностической болевой чувствительности, и лишь очень немногие (и опять, по преимуществу, старые авторы и не всегда даже психологи) углубляются в эту тяжелую проблему внутренней и протопатической, то есть сильнейшей и особого качества болевой чувствительности. Она, конечно, тоже древнейшая.

Предстоит огромная работа по ранжированию, прослеживанию связей. И это дело сравнительно-физиологических, сравнительно-психологических исследований, чтобы внести порядок в уровень, который я условно обозначил термином палео-чувствительность. Далее следует ее переделка и участие в ансамбле чувствительнос­ти гностического, то есть совсем другого уровня. И вот появляется уровень связи с пространственно-предметным миром. Не <нрзб> действиями, которые оказывает

РАЗВИТИЕ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СЕНСОРНЫХ СИСТЕМ 131

предметный мир на живое существо, на организм, не ориентировка посредством этих сигналов в этом предметном мире, именно предметном, вещественно-предмет­ном мире. Это теперь немножко больше, немножко выше. Это ориентирование не через сигнальные признаки в предметном мире, а в целой системе, в самом мире через посредство предметных отображений, образов действительности. Вот здесь и выступают (и генетически это проверено, об этом можно говорить, не фантазируя сейчас), приобретают приоритет, доминирующее положение, познавательные кон­тактные и дистантные, если пользоваться рубрикацией старой классической клас­сификации, чувствительные аппараты.

Я имею в виду развитие тактильной чувствительности осязания в качестве по­знавательной (заметьте, познавательной — в смысле формирующей образ). Заметь­те, уже не прикосновения, не просто кожно-тактильных явлений, а осязания. Вы не чувствуете различия в звучании терминов? Кожная, механическая рецепция, тол­чок, встреча с механической поверхностью, с твердым телом, с каким-то упругим телом — ну, словом, с некоторым вещественным миром, миром газообразным или водной средой — и осязание. Там прикосновение, а здесь что? Действие снятия кон­тура вещи или действие оценки свойств поверхности предметов. И когда в XIX сто­летии пробовали очень тщательно исследовать (и с великим успехом это было сде­лано) осязательные ощущения (так их называли, не вдаваясь в анализ того, о чем я сейчас говорил), то исследователи натолкнулись на очень большое препятствие. Надо было определить степень чувствительности (это называется порогом, мы по­том об этом будем говорить) к прикосновению. Какая сила прикосновения до­статочна для того, чтобы вызвать ощущение прикосновения? На какое расстояние нужно раздвинуть две соприкасающиеся точки, чтобы они не слились в ощущении в одну точку? Ну, представьте себе расстояние между точками 0,1 мм, мы, навер­ное, можем сказать без всякого опыта, что они, конечно, сольются. А 5 см? Ну, конечно же, они будут раздельны. Так вот где эта граница? Это вопрос так называ­емых дифференциальных порогов, различительных пространственных порогов, в данном случае кожных и осязательных. Возникли трудности. Трудности эти породи­ли несколько парадоксальных идей. Чтобы освободиться от осязания, в том значе­нии термина, о котором я говорил, и чтобы получить настоящие пороги, оказы­вается, надо было обездвижить осязающий орган, например руку. Потому что как только эта обездвиженность не получалась, так сейчас же менялись цифры. И осно­воположник, можно сказать, исследования тактильных чувствительных приборов М.Фрей (кстати, его именем называется и приборчик для исследования) предло­жил такую методику. Взять руку испытуемого и погрузить ее в гипс. Дать гипсу вы­сохнуть. Тогда у вас рука какая делается? Абсолютно недвижимая, она зажата в гип­се, а потом рассверлить дырочку и через дырочку испытывать чувствительность. Вот тогда все оказалось на месте. Тогда удалось изолировать, разделить эти вещи. Но это не осязание — через дырочку. А вот когда этой дырочки нет, раз — и все изме­нилось. Причем там микродвижения, их трудно уследить, даже изменения тонуса достаточно для того, чтобы образовалось движение рецепирующей точки, чувстви­тельного аппарата.

Я рассказал вам этот случай с Фреем, во-первых потому, что он почти нигде не описывается. А во-вторых, из него очень ясно видно, о чем идет речь. Вот оно появляется — новое, настоящее познавательное осязание. И не надо выдумывать других слов. Осязание в русском языке очень выразительный термин, мы всегда по­нимаем, что значит осязать. Это вовсе не испытывать, так сказать, толчок, правда? Это — что-то делать, осязать, познавать, иначе говоря, вот это познавание — ти-