Фигуры мысли

Фигуры речи дополняются фигурами мысли. Словосочетание «фигуры мысли» не должно нас вводить в заблуждение, оно обозначает не мысль, как инструмент познания мира, а мысль, как средство коммуникации аргументатора и аудитории. Риторическая аргументация – контакт умов и для его обеспечения еще в классической риторике предлагалось использовать следующие фигуры мысли: предупреждение (praeparatio, proparasceue) (например, «С самого начала хотелось бы предупредить Вас о том, что …), предвосхищение (anticipatio, prolepsis) («Предвидя Ваши возражения, хочу заявить, что …), а также уступка (concessio, sygchoresis), дозволение (permissio, epitrope). Коммуникативный смысл данных фигур заключался в том, что они были средствами усиления этоса аргументатора в целом или его отдельных составных частей.

Другие фигуры мысли, во – первых, позволяют уточнять понимание аргументатором предмета речи. Эта задача решается с помощью следующих фигур: «риторическое определение» (definitio), «уточнение» (correctio), а также «присвоение», «антитеза» (и ее разновидности – сравнение, различение, выворачивание (commutatio)), а также других фигур – «восклицания», «олицетворения» (этопеи). Известным примером восклицания является следующее выражение:

«О, времена! О нравы! (exclamatio)».

Проиллюстрируем смысл этопеи, просопопеи (олицетворения) с помощью следующей поэтической строки:

«В лесу еще знобит деревья,

А даль полей уже ясна,

И снимки неба на сугробе,

Полощет в лужице весна» (Николай Рыленков).

Фигурой мысли является также гипотинозис, образуемый за счет такого описания деталей повествования, которое способствует их превращению в суть дела. Примером аргументационого использования гипотинозиса является следующий отрывок из речи прокурора на суде: «Можно только представить себе, как этот, с позволения сказать, человек, пробирается ночью вдоль забора, нащупывает дверь, дрожащими руками достает ключ, пугливо озирается по сторонам …».

Особый класс образуют фигуры мысли, задачей которых, во-вторых, является установление коммуникативного контакта аргументатора и аудитории. К ним относится обращение, вопрос (в т.ч. риторический вопрос), а также фигура умолчания. Примером риторического вопроса является следующее рассуждение Цицерона: «Могли ли Вы подумать, что я стану молчать о таком важном обстоятельстве?» Каким же аргументационным потенциалом обладают фигуры мысли? Для глубокого ответа на данный вопрос, полезно рассмотреть какую – либо одну из них более подробно.

В силу того, что наиболее простой из фигур мысли считается риторический вопрос, выберем именно его в качестве объекта изучения.

Даже на первый взгляд, приведенный выше цицероновский риторический вопрос, очевидно, знаменитым оратором не предназначался для расширения его знаний об окружающем мире или о себе самом. Нельзя также не заметить, что по своему грамматическому виду риторический вопрос – вопросительное предположение. И первая, и вторая особенности риторического вопроса, однако, не должны нас вводить в заблуждение, т.к. мы уже знаем с вами о том, что риторические фигуры обычно является имитациями грамматических или логических структур. Не составляет исключения и риторический вопрос, который используется не для решения аргументатором каких – либо познавательных задач, а, как для установления им контакта с конкретной аудиторией, так и для более четкого и убедительного представления некоторой мысли.

Обычно считается, что риторические вопросы не требуют ответа, т.к. являются констатациями общеизвестных фактов. Это, строго говоря, не совсем точно. Риторический вопрос, на самом деле, является констатацией общеизвестных фактов, однако, не сам по себе, а лишь в устах каких-либо аргументатора и аудитории. Например, риторический вопрос: «Какой он директор?», в котором вроде бы содержится простая констатация, что человек, о котором идет речь, является плохим директором, является осмысленным утверждением лишь в устах эксперта, способного оценить деятельность некоторого менеджера.

В риторическом вопросе вполне определенным является его искомое, или, по терминологии лингвистики рема(Р). В нем по- этому не содержится требование перехода от искомого (Р) к теме (Т), или, согласно лингвистике текста, к уже известному, потому, что в нем Т и Р в значительной степени совпадают друг с другом, т.е. Т=Р. Грамматический вопрос превращается в риторический тогда, как правильно писал современный философ Поль де Манн, когда мы знаем, по меньшей мере, два значения некоторого языкового выражения – буквальное и фигуральное, и когда мы осознанно из них должны выбрать лишь одно. В отличие от, так сказать, логически корректных обычных вопросов, которые сами по себе нельзя оценивать, как истинные или ложные, т.к. они являются по существу лишь правильно или неправильно сформу- лированными, риторические вопросы обладают свойствами быть истинными или ложными. Вместе с тем главным свойством рито- рического вопроса является не его способность быть истинным (ложным), а свойство быть убедительным (неубедительным). По- эт Н. Глазков эту особенность риторического вопроса неплохо проиллюстрировал следующим образом:

«Что такое стихи хорошие? (риторический вопрос – В.Ч.)

Те, которые неплохие (убедительный ответ, который, вряд ли, является истинным).

Что такое стихи плохие?

Те, которые никакие».

Вместе с тем, риторический вопрос, как и любой другой вопрос, всегда опирается на некоторые предпосылки – предшествующее знание. Предпосылками риторического вопроса обычно являются наиболее общие знания (риторические топы), зафиксированные в исторической традиции или мнениях экспертов. Эти наиболее общие знания являются как бы наиболее общими ответами на наиболее общие вопросы. Общие вопросы обладают таким интересным свойством, что они определяют смысл вопросов частных. В риторике давно уже была подмечена следующая особенность взаимосвязи частных и общих вопросов: решение частного вопроса зависит от предварительного решения более общего по отношению к нему вопроса. Данная особенность иногда формулируется в виде правила: «Нельзя решить частный вопрос без предварительного решения общего вопроса!» С этой точки зрения, отвечая на интересовавший нас ранее вопрос: «Какой он директор?», мы должны свой ответ предварительно соотнести с ответом (для себя или аудитории) на другой более общий вопрос: «Что такое хороший (плохой) директор?».

Очевидно, что ответ на этот более общий по сравнению с интересующим нас вопросом связан с всесторонним изучением сущности успешной управленческой деятельности.

Для более глубокого понимания аргументационной природы риторических вопросов следует также учитывать психологичес- кое различие между понятиями «задача» и «проблема». Как Вы уже знаете, вопросы, которые рассматриваются в курсе логики, обычно называются задачами. Успешное решение задач – залог положительной оценки на экзамене по логике. Решая задачу, мы, как правило, из общих знаний выводим частные следствия. Вопрос – задача после ее разрешения нами, строго говоря, перестает быть вопросом. Риторика чаще всего имеет дело не с вопросами – задачами, а с вопросами – проблемами. Важным отличием первых от вторых является их умозрительный, теоретический характер, отсутствие непосредственной связи с интересами и потребностями человека. Вопрос – проблема (например: «Что такое хороший директор?»), после его разрешения в каком – то частном случае, не снимается, а по – прежнему будет интересовать и, заметим, не только студента, изучающего менеджмент, а и самого управленца, и его подчиненных. Риторические вопросы в силу их тесной связи с проблемами можно назвать проблематическими вопросами.

Формами реализации риторического вопроса могут быть следующие фигуры мысли: подхваченная мысль, повторное обращение к обсуждаемому вопросу, уточнение. В фигуре подхваченной мысли обычно используются следующие языковые конструкции: «Да, совсем забыл», «Я невольно поймал себя на мысли». Например, «Глядя на все эти безобразия, я невольно поймал себя на мысли, что где – то я уже все это видел».

Повторное возвращение к обсуждаемому вопросу обычно оформляется следующими словами: «Давайте обсудим это еще раз». Например, «Я хотел бы еще раз вернуться к этому вопросу. Без него мы еще не решим ничего».

Что касается уточнения, то оно нередко имеют следующий вербальный вид: «Давайте уточним, о чем идет речь». «Мы еще не продали душу дьяволу» и, собственно, уточнение: «По крайней мере, не продали окончательно».

Важным свойством риторического вопроса является также не только отсутствие в нем противопоставления ремы и темы, известного и неизвестного, а и неявное наличие в нем ссылки на обязанность (бремя) аргументатора отвечать на него. Оставленный без ответа риторический вопрос перестает быть риторическим вопросом и может трансформироваться в риторическое умолчание.

Риторическое умолчание, или пауза – очень мощное аргументационное средство. Оно обычно образуется за счет резкого обрывания фразы для того, чтобы лучше выразить какие-либо эмоции или точку зрения(аргументы) аргументатора: Примером аргументационного использования фигуры умолчания может быть даже следующий стихотворный отрывок:

«Очень – очень вкусный пирог

Я захотел устроить бал

И я гостей к себе …..

Купил муку, купил творог,

Испек рассыпчатый …..

Потом подвинул стул и сел

И весь пирог в минуту…..

Когда же гости подошли,

То даже крошек…..» (Д. Хармс).

Искусство риторического умолчания, паузы в управленческой деятельности использовалось уже в Древнем мире, о чем, в частности, свидетельствует известный из древнекитайской философии принцип у-вэй, или недеяния управленца, сформулированный в даосизме и развитый в философии легизма (законников). Этот принцип рекомендовал управленцу не суетиться, избавиться от административного зуда и больше прислушиваться к ритму естественного течения жизни.

Коммуникативно – аргументационной имитацией логической операции дефиниции является риторическое определение. По отношению к логическому определению оно, на первый взгляд, является квазиопределением и, чаще всего, даже по внешнему виду не слишком напоминает дефиницию в строгом смысле этого слова. По сравнению с дефиницией, риторическое определение, фактически, является описанием, характеристикой некоторого предмета. С этой точки зрения неудивительно, что в нем могут не указываться или ближайший род определяемого, или какие-либо его специфические признаки. Например, в соответствии с риторическим определением М.В. Ломоносовым науки, она есть «ясное познание истины, просвещение разума, радость жизни, опора старости, зодчий городов, утешение в несчастье и т.п.».

Несмотря на то, что данное определение науки не соответствует правилам дефиниции, оно для конкретной аудитории – молодых людей, выбиравших путь в жизни, могло быть достаточно убедительным. Для того чтобы установить, какие именно логические правила были нарушены в приведенной риторической дефиниции науки, сравните ее с определением науки из какого – либо современного философского словаря.

Для понимания аргументационного потенциала риторического определения важно иметь в виду, что его назначение состоит не столько в выделении существенных признаков определяемого в соответствии с правилами соразмерности дефиниендума и дефиниенса, компетентности и т.п., а в том, чтобы позволить аудитории воспринять и представить себе богатство и многообразие свойств определяемого предмета, или же сформировать у себя представление о его функциях (практическом применении) и т.п. Если операция логического определения, или дефиниция, является воплощением логоса, или теоретической мудрости, то риторическое определение олицетворяет собой фронесис, или практическую мудрость человека. Роль практической мудрости в жизни человека и общества недооценивать нельзя, т.к. те вопросы и проблемы, которые мы часто не можем решить теоретически, мы как-то разрешаем, а, подчас, и даже весьма успешно – практически.

Фигуры мысли, в-третьих, являются вспомогательными средствами для повышения убедительности композиции аргументации. Аргументация как процесс предполагает и фиксирование разногласий между аргументатором и аудиторией, и формулировку аргументатором своей точки зрения, и ее развертывание и т.п.

Если аргументатор по каким-либо причинам не желает ввязываться в дискуссию, он может использовать следующие фигуры мысли. Во-первых, фигуру, указывающую на отсутствие предмета спора. Для этого в обычной жизни чаще всего используются следующие выражения: «С этим никто не спорит!», «Это всем ясно!», «Факт настолько очевиден, что не требует доказательств!». Также может использоваться фигура, указывающая на неуместность обсуждения какой-либо точки зрения или на ее сложный и трудный характер, преодолеть который вряд ли удастся в ходе аргументации точки зрения. Эту фигуру мысли можно было бы назвать фигурой скепсиса, т.е. сомнения в целесообразности начинать аргументацию.

Для того чтобы лучше раскрыть формулировку аргументатором своей точки зрения, обычно используются следующие фигуры мысли.

Фигуры, уточняющие смысл точки зрения аргументатора. К ним относятся: фигуры выделения (риторический вопрос, риторическое умолчание, риторическое определение в единстве с повторами, как фигурами речи, например, эпиномой (повторением одного и того же слова (словосочетания)), ампификацией, перифразой (описательным выражением), уточнением, эвфемизмом.

Среди фигур мысли важную роль играют фигуры, раскрывающие эмоции и уточняющие этос аргументатора. Эмоции играют очень важную роль в риторической коммуникации. Аргументатору для установления более тесного контакта с аудиторией иногда весьма полезно свою аргументацию начать с описания собственного эмоционального состояния. В этом случае им обычно используется выражения следующего типа: «Я не скрываю своего удовлетворения по поводу того, что наш претендент надежно огражден законом от посягательств на его честь», «Прежде всего я хочу поделиться с вами тревогой о будущем этого человека …».

Согласно риторике, радость, тревога, боль, удовлетворение, страх, и, особенно, любовь – все эти и другие эмоции должны оптимально «работать» на аргументатора. Если аргументатор не уверен в том, что сможет установить оптимальный эмоциональный контакт с аудиторией, ему в начале аргументации полезно бывает призвать аудиторию подавить и(или) на время забыть о своих и(или) ее эмоциях: осуществляется это обычно с помощью следующих выражений: «Не будем поддаваться эмоциям (панике, страху и т.д.). Будем решать хладнокровно» и т.п. Переоценить аргументационный потенциал указанных фигур мысли, согласитесь, очень трудно, как и также непросто указать их исчерпывающий перечень. В реальной жизни у опытного аргументатора чаще всего имеется свой сформированный и, так сказать, излюбленный арсенал фигур мысли, позволяющих ему оптимально подчеркивать значение некоторого элемента аргументации и в качестве результата, и в качестве процесса. Начинающему аргументатору, однако, полезно уяснить для себя, какой же именно арсенал фигур мысли он уже использует на практике, имеются ли в нем какие-либо пробелы, которые в свете теории риторики следовало бы устранить в будущем. Риторические фигуры речи и мысли тесно связаны, как их иногда не вполне точно называют с фигурами переосмысления, или, что точнее, риторическими тропами. Что же такое риторический троп, мы подробно рассмотрим ниже, а сейчас перечислим основные понятия риторического учения о фигурах мысли: предупреждение (praeparatio), предвосхищение (anticipatio), уступка (concessio), дозволение (permissio), риторическое определение (definitio), уточнение (correctio),присвоение, антитеза, разновидности антитезы: сравнение, различение, выворачивание (commutatio); восклицание, просопопея (олицетворение), обращение, вопрос (в т.ч. риторический вопрос), умолчание, фигуры подхваченной мысли, повторного обращения к обсуждаемому вопросу, уточнения, фигуры скепсиса, фигуры, указывающие на отсутствие предмета спора; неуместность обсуждения какой-либо точки зрения, фигуры, уточняющие точку зрения аргументатора.

Тропы

Согласно М.В. Ломоносову в риторике следует использовать лишь одиннадцать тропов – шесть тропов слов – метафору ( от греч. μετά – через и φερστ – переношу) («Зимой снега не выпросишь» вместо «скупой»), синекдоху (с греч. догадка) («цветок» вместо «роза»), метонимию (μέτά – через ονομα – имя, т.е. переименование) («читать Вергилия» вместо «Читать стихи Вергилия»), антономазию («Геркулес» вместо «сильный человек»), катахресис (с греч. злоупотребление) («Я боюсь!» вместо «Я ожидаю»), металепсис (с греч. – через понятие) («Следует знать Бога» вместо «Следует почитать Бога!), а также пять тропов предложений. А именно – аллегорию (с греч. – иносказание) («Либо полон двор, либо корень вон» , т.е. нельзя увлекаться чем-либо бездумно), парафразис («Обагрить кровью» вместо «окровавить», энфазис («Волы несут домой повешенные плуги» вместо «не пахать землю»), гиперболу («Шатается как тень» вместо «очень худой») и иронию («Святы те народы, у которых полны Богами огороды!»).

Приведенные Ломоносовым примеры тропов, несмотря на то, что некоторые из них выглядят сегодня немного архаичными, удобны в том отношении, что их сравнение между собой позволяет нам лучше понять грамматические и логические особенности их образования.

Даже поверхностное сравнение разных тропов между собой, показывает, что с грамматической точки зрения они являются операциями со значением слов или предложений, а именно операциями сужения значения, расширения значения, переноса значения.

С логической точки зрения, тропы являются разновидностями рассуждения по аналогии, о чем, собственно, и «говорит» нам техника пояснения их содержания с помощью примеров, когда мы, поясняя смысл метафоры, отметили, что предложения «Он – скупой!» и: «У него зимой снега не выпросишь» являются взаимозаменяемыми.

Лежащая в основе тропов аналогия – сама по себе важный и эффективный инструмент аргументации. Риторические тропы отличаются, однако, от грамматических конструкций и логических структур мысли, поскольку являются аргументационной имитацией грамматики переосмысления и логики аналогии, иначе говоря, существенным и иногда ничем другим оптимально не заменимым средством аргументации.

Как свидетельствует опыт, у каждого аргументатора, и Ломоносов не являлся исключением из данного правила, обычно имеется свой излюбленный набор тропов, как инструментов убедительной экспрессии.

Приоритетное место, например, в аргументационном арсенале Аристотеля занимала метафора, которая, по его мнению, «обладала ясностью, приятностью и прелестью новизны» (Аристотель. Риторика 1405 а5), эпитет и литота. По мнению последователя М.В. Ломоносова русского ученого Х1Х века, учителя А.С. Пушкина Н.Ф. Кошанского, приоритетное значение имеют девять тропов, четыре из которых являются базовыми. К ним относятся – метафора (аналогия по сходству), метонимия (аналогия по качеству), синекдоха(аналогия по количеству) и ирония (аналогия по противоположности). Что же касается аллегории, катахресиса и других тропов, то они, по мысли русского ученого, являются производными от базовых тропов.

После того, как с конца Х1Х и вплоть до середины ХХ века риторика перестала быть учебным предметом, наибольшим признанием среди части ученых пользовались всего два тропа – метафора и метонимия. Вместе с тем уважение к данным тропам со стороны части ученых в конце прошлого века стало столь значительным, что некоторые из них стали даже использовать понятия метафоры и метонимии за пределами их оправданного применения. В качестве курьеза сошлемся хотя бы на пример французского философа Лефевра, который призывал рассматривать в качестве тропов даже архитектурные сооружения. Для него, например, метафорой являлась загородная вилла с лужайкой, которая олицетворяла природу и радость жизни, а метонимией – многоэтажный дом в спальном районе, в котором целое отражалось в части, а части были равны целому. С этой точки зрения даже приключения главного героя из фильма Э. Рязанова «С легким паром!» можно было бы оценить, как следствие метонимии архитектуры советских городов – Москвы и Ленинграда. Вместе с тем, серьезных оснований для того, чтобы считать архитектурные сооружения или кинофильмы сами по себе метафорами или метонимиями у нас, как правильно отмечают французские ученые Ж. Дюбуа, Ф. Эделин, объединенные в группу «ми» (названную так по первой букве в слове «метафора») у нас, конечно, нет. И, наоборот, у нас имеются самые серьезные основания полагать, что сознательный выбор аргументатором метафоры, метонимии, синекдохи и т.п. в качестве вербального средства аргументации может оказывать существенное влияние на ее эффективность. Рассмотрим под этим углом зрения уже упоминавшиеся выше разнообразные тропы.

Метафора, аллегория, антономазия – тропы, в которых осуществляется не только имитация переноса значения некоторого слова, но и аналогии между какими – либо предметами в широком смысле этого слова. Используя метафору (по лат. – translatio) как средство аргументации, не следует их заимствовать из иностранного языка, а также злоупотреблять ими, следует придерживаться правил рассуждения по аналогии и принципа оптимальности экспрессии. В свете данного принципа, например, метафора «небо плюет» как имитация выражения «идет дождь» не является оптимальной, как, впрочем, и метафора – «орущий комар». Дело здесь заключается, однако, не только в несоответствии данных метафор идеалам эстетики классицизма. В эстетике сюрреализма, к примеру у С. Дали, данная метафора могла бы быть эстетически оправданной. Однако ни в первой, ни во второй эстетике эти метафоры не могут быть аргументационно оптимальными, т.к. представленная в них максимальная физически возможная для того же комара смысловая выразительность не сопровождается эмоционально – рациональной убедительностью, а, наоборот, понижает ее, порождая лишь недоумение у аудитории. С риторической точки зрения метафора – язык воображения аргументатора и средство соединения различных идей. Это соединение может быть явным и неявным (скрытым), парадоксальным, расширяющим смысл соединяемых идей или сужающим его. Такими же свойствами обладает и аллегория – иносказание, развернутая метафора; тропы, образуемые в результате переноса по смежности; по количеству. Примером переноса по количеству является антопомас(з)ия – замена имени собственного другим, более общим именем; а переноса по противоположности – ирония.

Тропом, который образуется в результате сужения значения слова, является энфазис, а тропом, образуемым в результате расширения значения некоторого слова, является гипербола, или преувеличение.

Метонимия – троп, состоящий в обозначении предмета словом, указывающим на другое понятие в соответствии с какими-либо отношениями между ними. Метонимия выражена, например, в известной русской загадке:

«По горам, по долам ходит шуба да кафтан» (Овца).

В этой загадке шуба и кафтан – части, выражающие целое. Метонимия также представлена и в следующем стихотворении:

«Тонет муха в сладости,

В банке на окне.

И нету в этом радости

Ни мухе и ни мне» (Олег Григорьев).

Примерами метонимии являются также выражения: «читать Вергилия» вместо «читать стихи Вергилия», «собирать хлеб с полей» вместо «собирать пшеницу с полей», «седину следует уважать» вместо «следует уважать старших».

Многообразие связей между различными идеями позволяет различать виды метонимии – антономазию, синекдоху и др. В синекдохе обычно часть берется вместо целого, а единственное число какого-либо слова вместо его множественного числа:

«Будто всем, что видит глаз,

До крапивы подзаборной,

Перед тем за миг пилась

Сладость радуги нагорной» (Б. Пастернак).

В синекдохе «цветок», очевидно, приведенное существительное используется вместо слова «роза», т.е. род слова спользуется вместо его вида, тогда, как в синекдохе «сокол» (вид) используется вместо птицы (род). Примером замены множественного числа на единственное является выражение «Во Второй мировой войне погибли миллионы» вместо «Во Второй мировой войне погибло множество человек».

Антономаз(с)ия (или, как ее иногда обозначают онтономазия) – еще один вид метонимии. Смысл данного тропа состоит в употреблении имени собственного (а также литературного героя или исторического лица и т.п.) вместо обозначения черты характера, которые это лицо воплощает.

Используя антономазию, А. Пушкин так писал, например, о Чаадаеве:

«Он вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской;

Он в Риме был бы Брут, в Афинах – Периклес,

А здесь он – офицер гусарский».

Другие примеры антономазиии: «он – Крез» вместо «богатый», «Цицерон» вместо «красноречивый».

Важное аргументационное значение имеет также «катахреза». Ею называется троп, образуемый за счет замены одних выражений другими с целью усиления (ослабления) какого – либо выражения (например, слова «бояться» вместо «ждать(ослабление)» или, наоборот, глагола «ждать» вместо «бояться» (усиление).

Металепсис – троп, образуемый за счет перенесения смысла слова через понятие. М.В. Ломоносов приводил такой его пример: «Троя была взята через десять жатв». В данном тропе слово «жатва» непосредственно обозначая лето, используется вместо него, а слово «лето», в свою очередь, обозначает год. Следовательно, приведенное выше предложение означает, что Троя была взята через десять лет. Нельзя не согласиться с тем, что, не используя метолепсис, короче и убедительнее передать многообразие проблем, которые пришлось решить, тем, кто взял Трою через десять лет после начала ее осады очень трудно.

Тропом, имеющем серьезное аргументационное значение, является литота. Она используется, например, в следующем анекдоте:

«Жена говорит мужу:

Я заскочу на минутку к соседке,

а ты помешивай борщ каждые полчаса».

Литота, как не сложно заметить, возникает в результате преуменьшения изображаемого явления, а ее аргументационный смысл состоит в побуждении аудитории к некоторому действию с помощью использования парадоксальных по своему содержанию и смыслу вербальных средств. Противоположностью литоты является гипербола. Попробуйте сейчас самостоятельно определить, не содержится ли гипербола в следующей русской частушке:

«Мы с миленочком сидели

Обнимались горячо.

Я ему сломала руку,

Он мне вывихнул плечо» (Русская частушка).

Еще одним примером гиперболы является, например, выражение – «шатается как тень», которое эквивалентно по смыслу выражению – «сильно похудевший человек». В процессе аргументации гиперболы следует применять с осторожностью, а начинающему аргументатору всегда следует стремиться, по крайней мере, смягчать их смысл.

Роль ирония, т.е. тонкой насмешки, выраженной в скрытой форме в аргументации также, как и гиперболы, трудно преуменьшить. Ирония – аргументационная имитация противоположного, например, именование нищего человека – легендарным Крезом и т.п. С иронией мы встречаемся также, например, в следующем предложении: «Слухи о том, что эта организация иногда запускала руку в государственный карман, несколько преуменьшены». Разновидностью иронии является сарказм – язвительная насмешка в таком контексте, который, по определению, не располагает к смеху. Примером сарказма является отрывок из следующего публицистического текста: «К массовому сбору дикорастущей конопли приступили наркоманы солнечной республики. Урожай выдался на славу – местным энтузиастами убрать «травку» просто не под силу. Впрочем, нам, как и наркоманам, не до шуток». Как и гиперболу, иронию и, уж тем, более сарказм, в аргументации следует применять не только с осторожностью, но и со многими оговорками.

Метафора, метонимия и т.п., как тропы слова, можно отличать от аллегории, парафразы, эмфазы, гиперболы и иронии, как тропов предложения.

Это различение вполне отчетливо применительно к аллегории, которая и является ни чем иным, как совокупностью нескольких метафор. Разновидностями аллегории являются загадки и пословицы. В аргументационных целях аллегория чаще всего используется для возбуждения экстремальных чувств аудитории, например, ее страха. Оптимально подобранная и предложенная аудитории аллегория может быть неплохим подспорьем для аргументации, хотя, особенно, начинающему аргументатору всегда необходимо помнить о том, что применять аллегорию с аргументационными целями следует очень осторожно. Определенное аргументационное значение имеют такие тропы, как парафраза, эмфаза.

Парафраза (перифраза) – развернутая риторическая характеристика мысли, описательное выражение, которое во многом напоминает риторическое определение. Парафраза образуется обычно за счет соединения с каким-либо существительным нескольких прилагательных или глаголов.

Эмфазой (эмфазисом) называется непрямое изображение действия или состояния предмета, например, когда Вергилий писал, используя эмфазу: «Цербер распростерся по необъятной пещере « он, используя минимум вербальных средств, согласитесь, достаточно убедительно показал огромные размеры Цербера.

Таким образом, основными понятиями риторического учения о тропах являются: тропы слова и тропы предложения, метафора (от греч. μετά – через и φερστ – переношу), синекдоха (с греч. догадка) метонимия (μέτά – через ονομα – имя, т.е. переименование), антономазия, катахресис (с греч. злоупотребление), металепсис (с греч. – через понятие), литота, аллегория (с греч. – иносказание) парафразис, энфазис, гипербола, ирония, сарказм, парафраза, эмфаза.