Переход слов из одного разряда в другой

Обратимся теперь к таким случаям, где адъективный и суб­стантивный элементы одной и той же группы могут более или менее свободно меняться местами. Кутюра (Couturat), который в целом склонен умалять различие между прилагательными и суще­ствительными, возможно, из-за небольших формальных различий между этими разрядами слов в его родном языке, приводит такие при­меры: un sage sceptique est un sceptique sage „cкeптичecкий мудрец — это мудрый скептик“; un philosophe grec est un grec philosophe „гре­ческий философ — это философ грек“ и делает вывод, что отличие здесь лишь в оттенке; одно из качеств выделяется как более су­щественное или более важное и интересное в данной ситуации: ведь очевидно, что человек — прежде всего грек, а потом уже философ, „но тем не менее мы скорее говорим о греческих фило­софах, чем о философских греках“ („Revue de mйtaphysique et de Morale“, 1912, 9).

Трудно сказать, которое из этих двух понятий важнее или интереснее. Но если применить упомянутый выше критерий, станет ясно, почему, выбирая между двумя способами обозначения (греки, которые являются философами, или философы, которые являются греками), мы, естественно, делаем философов (более специальное понятие) существительным, а греков (более общее понятие) при­лагательным и говорим греческие философы (les philosophes grecs), а не наоборот — les Grecs philosophes. Известная немецкая книга носит название „Griechische Denker“ „Греческие мыслители“. „Denkende Griechen“ „мыслящие греки“ звучало бы гораздо слабее, поскольку прилагательное denkend имеет более широкое и неясное значение, чем существительное Denker. Послед­нее сразу же выделяет тех, кто мыслит глубже и профессиональнее, чем обычные „мыслящие“ люди.

Еще один пример. Голсуорси где-то пишет: Having been а Conservative Liberal in politics till well past sixty, it was not until Disraeli’s time that he became a Liberal Conservative „Он был консервативным либералом в политике, пока не достиг седьмого десятка, и только во времена Дизраэли стал либеральным консер­ватором“. Слова conservative и liberal становятся существительными (и принимают -s во множественном числе), когда они обозначают членов двух политических партий; очевидно, это более специальное понятие, чем то, которое передается данными словами, когда они являются прилагательными¹.

Если мы сравним два выражения: a poor Russian „бедный рус­ский“ и a Russian pauper „русский нищий“, мы увидим, что суще­ствительное Russian более специально, чем существующее прила­гательное, поскольку оно означает „мужчину или женщину“. С другой стороны, pauper более специально, чем poor, которое можно применить к целому ряду предметов, кроме людей; pauper имеет значение еще более специальное, чем a poor person, поскольку первое обозначает человека, который имеет право на милостыню или получает ее².

Другие сочетания

Правило большей сложности и большей специализации суще­ствительных, таким образом, остается в силе во всех тех случаях, когда есть возможность сравнить существительное и прилагатель­ное с одинаковым значением; но можно ли применить это правило к другим случаям? Можно ли, например, сказать, что в любом со­четании прилагательного и существительного первое всегда менее специально, чем последнее? В подавляющем большинстве случаев, без сомнения, этот критерий остается верным, хотя бы на основании простого арифметического подсчета. Наполеон Третий: Наполеонов немного, но существует огромное количество лиц и предметов, которые являются третьими по порядку.Новая книга: количество новых вещей превосходит количество существующих книг.Ис­ландский крестьянин: справедливо, что крестьян в мире гораздо больше, чем исландцев, но прилагательноеисландскийприложимо к значительно большему количеству предметов и лиц:исландские горы, исландские водопады, исландские овцы, исландские лошади, исландские свитерыи т. д. Некоторые из моих критиков возражали против приведенного мною примера a poor widow „бедная вдова“; по их мнению, если заменить слово poor „бедный“­ словом rich „богатый“, то станет неясным, кого существует в мире больше — богатых людей или вдов? Однако они упускают из виду, что слово rich „богатый“ может сочетаться со словами town „го­род“, village „деревня“, country „страна“, mine „шахта“, spoil „добыча“, store „запас“, reward „награда“, attire „одежда“, expe­rience „опыт“, sculpture „скульптура“, repast „угощение“, cake „пи­рожное“, cream „сливки“, rime „рифма“ и т. д.Атлантический океан: прилагательное встречается, например, в стихотворениях Шелли в сочетании с существительными cloud „облако“, wave „волна“ и islet „островок“. Даже прилагательноередкий,хотя оно и означает „не часто встречающийся“, может быть приложимо к бесчисленным предметам, людям, камням, деревьям, умственным способностям и, таким образом, не выпадает из приведенного оп­ределения. Но, конечно, нужно признать, что числовой критерий применим не всегда, так как прилагательные и существительные, которые могут сочетаться, очень часто оказываются несоизмери­мыми: мы говорим осером камне,но кто скажет, какое из слов применимо к большему количеству предметов — слово лисерый или словокамень? Однако применимость к большему или мень­шему количеству предметов составляет лишь одну сторону поня­тия „общий“ и „специальный“. И я склонен придавать большее значение комплексу качеств, заключенных в существительном, в отличие от выделения одного качества у прилагательного. Со­четание ряда признаков у существительного настолько значительно, что в очень редких случаях можно получить полное представление о существительном даже путем нагромождения одного прилагатель­ного на другое: всегда останется, по выражению Бертельсена, неопределимый х — ядро, которое может считаться „носителем“ выделенных качеств. Это лежит в основе старого определения существительного как слова, обозначающего субстанцию; таким образом, в этом определении есть доля истины, но не вся истина. Если приводить сравнения, то существительные можно уподобить кристаллизации качеств, которые в прилагательных представлены в жидком состоянии.

Необходимо также упомянуть, что в современных языках есть целый ряд существительных, имеющих в высшей степени обобщен­ное значение: вещь, тело, существо.Но это „обобщенное“ зна­чение имеет совершенно иной характер, чем значение прилагатель­ных: подобные существительные очень часто употребляются для суммарного обозначения целого ряда бесспорно вещественных поня­тий (все эти предметы — вместо перечисления книг, бумаг, одеж­ды и т. п.). Такое употребление весьма обычно для философского и абстрактного научного мышления. В повседневной речи они могут неточно употребляться вместо специальных существительных, ко­торые либо отсутствуют в языке, либо забыты (ср. англ. thingummybob, нем. Dingsda). В других случаях они встречаются редко,­ за исключением сочетании с прилагательными, где они скорее являются своего рода грамматическим средством для субстантивации прилагательных, как, например, англ. one. (Ones в сочетании the new ones является заменой существительного, упомянутого не­сколько выше; в сочетании же her young ones, если речь идет о птице, оно восполняет отсутствие существительного, соответству­ющего слову children „дети“). Это обусловливает их употребление в сложных местоимениях: англ. something „что-то“, nothing „ни­чего“, франц. quelquechose „что-то“, датск. ingenting, англ. somebody „кто-то“ и т. п. С другой стороны, если язык обладает способом образования прилагательных, в нем могут появиться весьма специализированные прилагательные, например: a pink-eyed cat „кошка с конъюнктивитом глаз“, a ten-roomed house „дом в десять комнат“. Эти примеры выдвигались против моей теории: кошек гораздо больше, чем живых существ с конъюнктивитом и т. п. Однако такое возражение, как мне кажется, не опровер­гает теорию в целом в том виде, в каком она была изложена здесь: нужно помнить, что подлинное прилагательное в приведенных примерах — это pink и ten соответственно.

Из сказанного становится ясным, кроме того, что и так назы­ваемые степени сравнения (greater „больше“, greatest „самый боль­шой“), как правило, присущи только прилагательным: они могут иметь дело только с одним качеством. Чем более специально понятие, тем меньше необходимости в степенях сравнения. И там, где мы встречаем употребление форм сравнительной и превосходной степени существительных, мы обнаруживаем, что и они выделяют лишь одно качество и, таким образом, передают то же понятие, как если бы они были образованы от настоящих прилагательных. Ср. гр. basileuteros, basileutatos „царственнее“, „самый царственный“ (другие примеры см. у Дельбрюка, Vergleichende Syntax der indogermanischen Sprachen, StraЯburg, 1893, 1. 415), венг. szarnбr „осел“, szamбrabb „глупее“, rуka „лиса“, rуkabb „хитрее“. Ср. также финск. ranta „берег“, rannempi „ближе к берегу“, syksy „осень“, syksymдnд „более поздней осенью“. См. также Paul, Prinzipien der Sprachgeschichte, изд. 7, Halle, 1909, § 250.

Последнее замечание. Мы не можем, основываясь на сложности качеств или на специализации обозначения, в каждом конкретном случае решать, что перед нами — существительное или прилага­тельное: это можно установить на основе формальных критериев, притом различных в различных языках. В этой главе была лишь сделана попытка установить, существует ли что-нибудь в природе вещей и в нашем мышлении, что оправдывало бы разделение на существительные и прилагательные, характерное для такого боль­шого количества языков. Разумеется, между этими двумя разрядами слов нельзя провести четкой демаркационной линии, как хотели бы сделать логики: творящие язык, а именно — обычные говорящие,­ не такие уж точные мыслители. Но они и не лишены определен­ной логики; и как бы ни были иногда расплывчаты контуры, ос­новная линия классификации на существительные и прилагательные, выраженная в грамматических формах, всегда будет иметь логи­ческое обоснование. Так обстоит дело и в данном случае: существи­тельные в целом характеризуются тем, что они имеют более спе­циальное значение, а прилагательные — тем, что они имеют более общее значение, поскольку первые коннотируют определенный комплекс качеств, а последние указывают на обладание лишь од­ним качеством¹.­