3 Балла (По е. Никифорову)

№29

В середине лета по Десне закипали сенокосы. Перед тем стояла ясная недокучливая теплынь, небо высокое, и тянули по нему вразброд белые округлые облака. Раза два-три от тесовых деревень неспешно наплывала на луга туча в серебряных окоемах. Вставала она высокая, величавая, разгульно и благодатно рокотала и вдруг оглушительно, весело шарахала, и стеклянным перезвоном отзывалась Десна под теплыми струями ливня. Полоскались в веселом дожде притихшие лозняки, пили травы, пила земля, набирала влагу про запас в кротовые норы, и, опустив голову, покорно и охотно мокла среди лугов стреноженная лошадь. А в заречье, куда свалилась туча, висела над синими лесами оранжевая радуга. Оттуда тянуло грибной прелью, мхами и умытой хвоей.

Лесные запахи, перемешанные с медовыми запахами лугов, превращались в крепкий настой, от которого становилось необъяснимо радостно на душе.

После таких дождей луговая овсяница укрывала собой клевера, и луга одевались фиолетовой дымкой. И как только накатывал этот чуткий дымок на луга – быть сенокосу.

Первыми съезжались в пойму местные и дальние, с суходолов. Начинали двигаться в луга тракторы, сенокосилки, колесные грабли. Суходольские косари спускались со знойных бугров будто на великое переселение: бочки с горючим, связанные по ногам бараны, кули с мукой и картошкой, пуки граблей, белых, только что наструганных. Ехали целыми семьями, ветхие старички и те тряслись в новых рубахах, ухватясь черными пальцами за грядки, будто ехали к причастию. Иные бодро крутили вожжой над лошадьми, покрикивая с незлобной хрипотцой. А сами все поглядывали из-под картузов на буйную травяную вольницу, и в просветленных лицах была заметна хозяйственная озабоченность и много-много раз пережитая радость предстоящей сенокосной страды – крестьянского праздника.

6 Баллов (По е. Носову)

№30

Окаянный край.

Название это вполне приложимо к Якутии. Печальная тощая растительность: в местах, защищенных от ветра, - хилые кедры, тополь да корявые березки, дальше к северу – как будто скрюченный болезнью кустарник, ползучая береза, стелющийся по земле ольшаник. Когда глядишь на эти хилые, пришибленные деревья и кустарники, бессильно льнущие к земле, кажется, будто несчастные растения хотят уйти в глубину, скрыться от ледяных ветров. И если бы их воля, они вытащили бы из мерзлой земли корявые корни и поползли бы на юг, где благодетельное солнце, тепло и ласковый ветер… Но деревья принуждены умирать там, где родились; все, что они могут сделать, - пригнуться ниже под ударами ветра-судьбы.

Не таков человек: он сам выбирает свою участь, оставляет солнце, тепло и уют и идет, влекомый стремлением к борьбе, в неведомые, негостеприимные страны, чтобы победить природу или сложить свои кости на холодной земле…

Эти мрачные мысли невольно приходили в голову, когда я пробирался со своим проводником якутом Николой вдоль берега реки.

Мы оставили реку позади и начали взбираться на горный склон, поросший лиственницей. Несмотря на теплую погоду, нам время от времени случалось переходить наледи – целые островки пока не растаявшего снега. Сейчас ночью, - хотя солнце уже не заходило за горизонты, но ночи были еще не светлые, - мы рисковали переломать руки и ноги, переходя от одного такого островка к другому.

Мы благополучно перебрались через ручей, и я начал осматриваться, выбирая стоянку для ночевки. А Никола, закурив трубку, смотрел на окаянный край, впрочем для него этот край не был окаянным: Якутия была лучшим местом на земле, и Никола не променял бы свои мхи на роскошные пальмы юга.