О.Д. Павлова Языковая политика: территориальный и личностный принципы

Язык выполняет несколько функций в жизни людей. Современные философы – политики, с одной стороны, осознают важность положения языка и культуры, которое они занимают в жизни общества. С другой стороны, они дают однобокую оценку языковым интересам граждан. Странно, но они же пренебрегают очевидной фундаментальной особенностью языка, например, его инструментальной природой, в том числе его способностью осуществлять коммуникацию. Вместе с тем, особое внимание уделяется индивидуальной идентификации и построению нации.

Территориальный принцип предполагает принятие языка территории гражданами, проживающими в данном регионе. Согласно личностному принципу, языковое регулирование осуществляется с учетом предпочтений граждан. Денис Роуми, профессор университета Торонто, останавливается на концептуальных характеристиках территориального и личностного измерения языковой политики, а так же рассматривает альтернативные подходы к изучению данного вопроса[Kymlicka, Patten, 2003, с. 271].

В соответствии с территориальным принципом может быть обозначено стремление к установлению политики использования одного языка или, по крайней мере, более благоприятного положения одного из языков определенной территории. Личностный подход предполагает реализацию политики защиты носителей разных языков.

Связь между личностным принципом и политикой двуязычия, строго говоря, лишена логического основания, но использование двух или более языков можно рассматривать как естественный результат осуществления языковой политики, реализуемой в соответствии с личностным принципом на любых территориях, имеющих две или более языковых группы. Сосуществование двух противоположных подходов можно объяснить различным пониманием роли языка для его носителя. Согласно одной точке зрения, язык понимается как некое внешнее, чуждое природе человека, средство, с точки зрения человека − некий общий знаменатель (целевые установки: экономическая эффективность, административная функциональность, национальная идентичность, по крайней мере, социальное спокойствие). По мнению Роуми, большинство авторов в области изучения языковой политики придерживаются данной точки зрения[Kymlicka, Patten, 2003, с. 274].

Аргументы в пользу территориального одноязычия лежат в основе предположения об отсутствии каких-либо правовых требований в данной политике, поскольку прежде всего должны быть удовлетворены все требования граждан. Таким образом, можно сделать вывод о том, что политика территориального одноязычия жизнеспособна лишь в случае не предъявления гражданами языковых прав. Массовая поддержка территориальной модели искажает понимание интереса к использованию родного языка.

Социальное измерение языковой политики указывает на то, что защита языка не должна иметь полностью индивидуализированную основу. Напротив, защита может быть обеспечена только тогда, когда достаточное количество носителей языка находятся близко, что позволяет говорить о географическом измерении языковой политики. Могут ли эти права быть максимально унифицированными и распространенными на всех носителей языка данной территории? Отрицательный ответ объясняет рациональное зерно территориальной модели. Языковые права имеют отношение не к территории или личности, что предполагается в территориальной модели и личностном подходе, но к жизнеспособности общества. Так, в создании языковой политики в многоязычном государстве необходимо учитывать особенности территории и личности, концептуального и нормативного багажа знаний, которые традиционно характеризуют территориальную и личностную модели.

Кеннет Макрэй обращает внимание на то, что территориальная основа суверенитета государства принята с XVI века [Kymlicka, Patten, 2003, с. 275]. Любое государство руководствуется ограничениями в условиях своей юрисдикции, следовательно, обладают суверенитетом на собственной территории. Но данная ситуация не всегда разъясняет, принимается на территории один язык или разрешается использование второго. Поскольку законодательная власть может осуществлять регулирование языковой политики, может возникнуть путаница в государствах с федеральной системой. Предложение о передаче полномочий в области языковой политики провинциям или региональным органам власти иногда расценивается как подтверждение территориального принципа. Так как юрисдикция любого характера определена географически, любая языковая политика содержит территориальный след. Вопрос об уровне принятия той или иной языковой политики существенно отличается от вопроса ее установления. Территория как основа языковой политики лучше понимается как ограничение использования определенного языка его носителями на определенном географическом пространстве. Согласно точке зрения Мэя, с учетом личностного подхода каждый человек наделяется правом выбора языка, независимо от географического положения[Kymlicka, Patten, 2003, с. 275].

Личностный подход предполагает доступность предоставляемых государством услуг на определенном языке, без учета количественного состава носителей этого языка на определенной территории; территориальный принцип, напротив, основывается на географически обоснованном количестве нуждающихся в данных услугах. По сути, личностный подход отрицает географическую зависимость, отстаиваемую территориальной моделью. Личностный принцип предполагает существование более двух языковых групп на определенной территории и предоставление услуг на родном языке, т. е. допускает использование двух языков. Несмотря на связь между личностным подходом и двуязычием, связь между территориальным принципом и одноязычием слабее, но все же признается естественной. Достижение определенного уровня географической концентрации носителей одного языка, позволяющего осуществлять обеспечение услугами на данном языке, совершенно не означает предоставление услуг только на одном языке. В зависимости от количества языковых групп на определенной территории (например, более одной языковой группы) идея территориальности будет совместима с политикой двуязычия, которая, как правило, предполагает признание единственного языка на определенной территории. Приводимые аргументы являются решающими по отношению к определению территориальных границ. Политика одноязычия, поддерживающая политику использования одного языка в условиях определенной территории, подразумевает необходимость существования так называемого «своего» языка на каждой территории.

Любой желающий построить собственный дом на определенной территории должен принять язык данной территории. Лапонс утверждает, что языки должны быть максимально разделены с помощью установленных границ. Даже сторонники менее сильной формы территориальности в условиях юрисдикции признают, что принцип территориальности и политика использования одного языка практически неразрывны. Данный подход основан на идее территориальности: носители одного языка стремятся к географическому объединению. Отсюда следует, что в идеальной модели государства государственные границы будут совпадать или следовать лингвистическим, поэтому каждый на данной территории является носителем одного языка. К вновь прибывшим гражданам предъявляется требование к изучению данного языка.

Несмотря на возможную географическую концентрацию носителей одного языка, не всегда происходит их четкое объединение. В условиях реального мира в случае установления границ вокруг носителей определенного языка могут появиться странные территориальные объединения. Таким образом, практически невозможно применить лингвистические границы с целью определения государственных границ, но данная модель, вместе с тем, менее утопична по сравнению с идеей создания всесторонней границы, позволяющей создать государства в соответствии с концентрацией населения.

Модель использования одного языка на определенной территории позволяет принять решение о дальнейшем развитии языковой политики государств, на территории которых существуют различные языковые группы. Роуми предлагает два возможных сценария: разделение государств на различные лингвистические регионы (где это возможно); определение языка для жителей всей территории.

Первая стратегия стремится к максимальному совпадению лингвистических и политических границ. В качестве примера могут выступать такие государства как Канада, Швейцария, Бельгия; федеральная структура применяется для разделения большой территории на лингвистические субрегионы, устанавливаются границы провинций, границы законодательной власти совпадают с лингвистическими линиями разделения. Однако разграничение территории на лингвистические общества несовершенно в любых контекстах, в том числе в федеральном государстве, так как способствует возникновению угрозы появления причудливых объединений, разделяющих людей с одинаковым кругом интересов, но говорящих на разных языках. Данная ситуация приводит к реализации второй стратегии: поглощение одним языком всех других, что способствует появлению предпочитаемого языка на определенной территории. Если невозможно установить государственные границы на существующих лингвистических обществах, возможно осуществлять манипуляции над использованием языка на определенной территории, что позволяет достичь языковой однородности. Естественный выбор предпочитаемого языка предполагает выбор языка большинства на заданной территории.

Увеличение интереса к территориальной модели снизило интерес к языку и к его заменяемости; личностная модель, трактуемая позитивно и индивидуалистски, способствует возникновению интереса к языку с точки зрения индивидуального выбора, что усиливает важность данного аспекта и способствует распространению конфликтов на почве правового контекста, включая взаимодействие разных языковых групп. Языковой интерес не стоит подчинять интересам большинства.

По мнению Денис Роуми, наиболее важным является основание правовой стороны языковой политики, поскольку языковые права базируются на интересах лингвистической безопасности жизнеспособных сообществ. Необходимость в жизнеспособности языкового сообщества с целью формирования концептуальной основы для защиты языка предоставляет права для лингвистической безопасности. Поскольку многие носители языка склонны к географическому объединению, территориальный аспект в некоторой степени решает вопрос о распространении языковой защиты. Сообщества существуют в географическом аспекте, но нет оснований считать, что определенная территория принимает только одно языковое общество. Более того, не стоит забывать о роли языка как средства коммуникации[Kymlicka, 2003, с. 293].