4. Генезис российского месторазвития

4.1.Территориальные, природно-географические особенности.

«Когда Бог делил землю между народами, он забыл о России, и она досталась сатане».

Протопоп Аввакум.

«Раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, мы бы должны были сочетать в себе две великие основы духовной природы - воображение и разум и объединить в своем просвещении исторические судьбы всего земного шара. Не эту роль предоставило нам Провидение! Напротив, оно как будто совсем не занималось нашей судьбой. Отказывая нам в своем обычном благодетельном влиянии на человеческий разум, оно предоставило нас всецело самим себе, не захотело ни в чем вмешиваться в наши дела, не захотело ничему нас научить». Два великих бунтаря - Протопоп Аввакум и П.Я.Чаадаев — ревнитель старой веры и философ XIX в., дали сходные определения месторазвитию страны, во многом определившему ее дальнейший исторический путь. Один из основателей современной геополитики Ф.Ратцель, формулируя законы роста государства, утверждал, что новое пространство, в которое врастает народ, является как бы источником, из которого государственное чувство черпает свои силы. В этом смысле почти вся история России представляет собой непрерывный процесс врастания в новые территории, определения своего «месторазвития», как важнейшего условия этногенеза (зарождения и развития народа). Ибо взаимосвязь природы и общества является важнейшим, а, по мнению других ученых, даже главным двигателем всемирно- исторического процесса. Месторазвитие народа формирует исторические особенности его общественных институтов. Нельзя рассуждать о любой цивилизации, любой стране, не обозначив, хотя бы в общих чертах, их место в глобальном пространстве Земли. Месторазвитием русской цивилизации являются два огромных материковых массива: Восточно - Европейский и Сибирский. Они стали центром Евразийского континента, наиболее устойчивого из материков. Поэтому не случайно, согласно своей знаменитой концепции, английский географ Х.Маккиндер назвал Россию «геополитической осью истории». Евразийский континент это единственное место на планете, где происходили великие переселения народов. Выделение русского центра континента Евразии имеет не только географическое, но историческое и политическое значение. Оно преодолевает евроцентристские взгляды на цивилизационное развитие мира, когда весь мир рассматривается с точки зрения человека, живущего в западной части ойкумены, которую, тем не менее, считали центром Земли, начиная с Геродота, введшего в употребление термин «Европа».

Древние греческие географы проводили раздельную черту между Европой и Азией по реке Танаис (Дону), так что значительная часть нынешней Европейской России оказалась бы за пределами Европы. То есть, читатель должен знать, что с глубокой древности описываемая территория не воспринималась европейской ни Азией, ни Европой. Данное обстоятельство довольно метко поэтически озвучил известный евразиец П.Н.Савицкий, написавший следующие строки:

Мы - не Восток, но и не Запад,

Особый наш уклад и род,

Мы - целостный Востоко - Запад,

Мы - путники его высот.

Это, впоследствии, евроазиатский материк будет разделен Уральским горным хребтом, или как его называли на Руси - «Каменным поясом». Подобное обстоятельство тысячелетиями формировало «географический и геополитический менталитет» европейцев к данным пространственным образованиям. В.О.Ключевский, настаивая на «общих основах жизни» России с Западной Европой, тем не менее, указывал на особенности, определяюще влиявшие на способ укрепления русского государства и его последующее развитие.

Наши предки в результате неолитического раскола единого индоевропейского потока народов - праславяне вместе с балтами, заселили окраины европейской ойкумены. Их восточноевропейская ветвь разместилась в районе Приднестровья, междуречья Оки и Волги по соседству с иранскими, угрофинскими, тюркскими и другими племенами. Это та часть Восточно - Европейской равнины, где застывают на зиму реки, трещат морозы, куда не доходит благодатное влияние Гольфстрима. Зато чувствуется дыхание Ледовитого океана и ужасных, пронизывающих зимой и все иссушающих летом ветров Востока. Ограниченное с севера тундрой, а с юга горной грядой, это уникальное образование мало соприкасалось с Мировым океаном, что исключало активное участие в океаническом колониальном хозяйстве, характерном для остальной Европы. Умеренная, во всем последовательная Западная Европа не знала таких изнурительных летних засух и таких страшных метелей, какие бывают на этой степной равнине, природа которой всегда влекла ее к Азии или в нее влекли Азию.

По сути дела, сама природа обрекла население этих мест на первоначальное логичное историческое отставание в условиях, когда ее влияние на слабый еще человеческий род было, пожалуй, решающим. Следовательно, становление и развитие российского государства происходило в экстремальных природно-климатических условиях. Русский землепашец имел в своем распоряжении не более 120- 130 рабочих дней в году. Находясь в жестком цейтноте, он должен был в течение этих дней вложить в землю такой объем труда, который европейскому крестьянину трудно представить. Практически, это означало труд всех членов семьи - детей, женщин, стариков от зари до зари, без сна и отдыха. При этом необходимо было создать запас продуктов питания, семян, ибо каждый третий год по статистике был неурожайный, а это грозило голодом и гибелью.

Все это сформировало особый национальный психологический тип наших предков, для которых характерны были коллективизм и взаимопомощь, неприхотливость, непритязательность в быту, что нашло свое отражение в общине, ставшей одной из высших человеческих ценностей для россиян. Только подчинение индивида интересам общины позволяло выжить наибольшему числу людей. В общине формировались такие черты характера, как готовность придти на помощь другому, гостеприимство, справедливость, милосердие, уважение к старшим в роде, семье и т.д. Одновременно с этим мы получили от своих предков генетическое наследие штурмовщины, надежду на «русский авось», частого незавершения начатого дела, которые стали частью нашего менталитета, во многом определяющего «судорожность» российского развития.