25 Апреля/8 мая - Марк, владеющий, согласно поверью, ключами от дождей.

Определенную роль в возникновении поверья могло сыграть звучание имени: те

же согласные - М...Р...К/М...К...Р - присутствуют в слове мокрый и в

именах ряда Мара-Марена-Макрина-Маркита, о которых мы уже говорили выше:

именуемый ими женский персонаж связан в модели мира с влагой; он,

возможно, был одной из фигур "основного мифа" о происхождении дождя.

Окончательно утверждалось тепло с вешнего Николы (9/22 мая). С этого

времени сев яровых начинался и на севере. Следующий день - Симона Зилота -

породил еще одну магическую пословицу: "Сей пшеницу на Симона Зилота -

родится, аки злого". Впрочем, в некоторых местностях в этот день землю

считали именинницей: пахать запрещалось. Тогда же копали кренья для

лечебных знахарских зелий и искали клады.

Созвучие было положено и в основу примет на Мокия Мокрого (11/24 мая):

"Мокро на Мокея - жди лета еще мокрее", "туман на Мокия - к мокрому лету".

"По церковному календарю в этот день справлялось обновление Царьграда. Это

событие крестьянину было малопонятным, зато само слово "Царьград" наводило

его на мысль о граде, который не однажды приносил гибель его посевам.

Поэтому земледельцы считали за грех на обновление Царьграда сеять, иначе

градом побьет хлеб". Благодаря другому созвучию на Константина и Елену

(Олену, Алену) сеяли лен: "посеешь лен на Олену - будут длинные льны". В

другом регионе зафиксировано поверье, что лен, напротив, в этот день сеять

нельзя, но с мифологической точки зрения важен не знак (+ или -), а сама

сущность оппозиции, соотнесение растения лен с определенным моментом

годичного круга, обозначенным именем Елены. Этот день (21 мая/3 июня) к

тому же связан в рамках общей симметрии сезонов с тем же числом декабря:

если 3 июня дождь с градом, то 3 декабря снег с крупой.

Из праздников подвижного цикла на 40-й день по Пасхе приходилось

Вознесение с приуроченными к нему весьма характерными обрядами. Все они

связаны с вертикальной осью мира, направлением вверх, и определяют как

судьбу человека в будущей жизни, так и рост культурных растений. В этот

день всюду пекли из теста "лесенки" иногда - с 7-ю ступенями, по числу

небес христианского вероучения. При их помощи гадали о посмертной участи.

Но чаще их, а также вареные яйца и даже ложки при еде подбрасывали вверх с

приговором, заклинающим рожь вырасти так же высоко.

В этот же день совершался девичий (запретный для прочих) обряд "крещения и

похорон кукушки". "Кукушка" эта изготовлялась из пучка травы и иногда

имела человекообразный вид и наряжалась в девичий наряд. Ее сажали на (или

под) березу, накрывали платком и трижды перекрещивали; девушки при этом

кумились, что состояло в поцелуях и обмене мелкими вещами: крестами,

бусами, платками; потом ели яйца, чьи скорлупки развешивали в Тульской

губ. на деревьях и кустах. Все это сопровождалось песнями с упоминанием

кукушки: свою роль здесь, вероятно, сыграло созвучие ее крикаи слова

"кума". Куклупотом тайно хоронили.

Сакрально отмеченным периодом была седьмая неделя по Пасхе - "семиковая",

"зеленая", "зеленые святки", а особенно три ее дня: Семик, приходящийся на

четверг, родительская суббота и собственно Троица - воскресенье, 50-й день

по Пасхе и центральный праздник периода. Связанный с этим временем цикл

обрядов символизировал смену весны летом. "Центральным персонажем" его

было на Руси березовое деревце. Его ветвями украшались дома и улицы,

вокруг срезанной березки водили с песнями хороводы. Завивали с особыми

песнями ветви березок. Последнему обряду придавалось очень большое

значение, о чем свидетельствует следующая запугивающая песня:

Кто не идет Венков завивать,

Положь того

Колодою дубовою,

Детей его

Курчижкою сосновою!

Кто венков не вьет,

Того матка умрет!

А кто вить будет,

Того жить будет!

(Смоленская губ.)

Иногда верхушки березок пригибали к земле и переплетали с травой

(нейтрализация противопоставления верх/низ ради обеспечения плодородия), в

березники приносили ритуальную яичницу. Смысл завязывания несло и

кумовление, когда завязывались, устанавливались близкодружественные связи;

ср. в другой системе воспроизводящий тот же смысл обычай переплетать руки,

выпивая на брудершафт. В конце обряда деревце развивали и выбрасывали с

причитаниями в реку. Развязанная жизненная сила должна была магически

перейти в будущий урожай, о чем существовали специальные песни. Бросая

венки в воду, опять же с соответствующими песнями, девушки гадали на

Троицу о судьбе.

Этот обряд подробно описан в челобитной нижегородских священников 1636 г.:

"Да в седмыи ж... четверток по Пасце собираются жены и девицы под древа,

под березы и приносят, яко жертвы, пироги и каши и яичницы, и поклоняс

березам, и учнут походя песни сатанин-ския, приплетывая, пети и дланми

плескати, и всяко бесяся. Седчи, поядят те приносы, и, восстав от яда,

кояждо их поимутся две-две, и пришед к той березе, и зовъют тоя березы

ветви в колца и скозе те колца творят целование, и от того целования

беззаконного зовутся кумами и розходятся, а на праздник Сошествия Святаго

Духа паки сходятся тем же обычаем, тако же песни сатанинския с плескою

поют и тако, поедчи приносы, паки целование творят в тех же колцех, и

поломав тоя березы ветви вершее, промеж кои целовались, и свив ветки,

полагают их на главах своих и сносят на воду".

Известен древний обычай посещения на Троицу могил. "Стоглав" (сборник

решений церковного собора 1551 г., состоящий из 100 глав), "осуждая этот

языческий праздник, отмечал:"В троицкую субботу по селам и по городам

сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом с великим

причитаньем. И егода начнут играти скоморохи, и гудцы и перегудники, они

же, от плача преставше, начнут скакати и плясати и в долони бита и песни

сатанинские пети..."

Потопление березок и развивание венков зачастую происходило в понедельник

после Троицы - Духов день. Неделя, им завершаемая, называлась также

"русальной": это было, по поверьям, время, когда особо активизируются

русалки - выходят на берег, качаются на ветвях, заманивают встреченных,

чтобы защекотать их: мужчин соблазняют своей красотой, а девушкам задают

особые вопросы, о которых мы уже говорили в гл. 2. Особо часто это

случается в Духов день и на Троицу (или в четверг и пятницу перед

Троицей); в эту неделю остерегались купаться, ездить в одиночку через

засеянное поле. Впрочем, были и средства уберечься от русалок: кроме

Польши, которой они боятся, можно было прибегнуть к магическому кругу,

которым следует обвести начерченный на земле крест и стать внутри - эта

черта для русалок неприступна. Боятся они и ладана. В этот период русалки

способны легко превращаться во что угодно - птиц, животных и даже

неодушевленный предмет: колесо, стог сена, клубок ниток или листьев и т.п.

Известно множество рассказов о встречах с русалками и даже о поимке этих

речных и лесных простоволосых красавиц.

Русалки - души заложных покойниц - существа по природе враждебные живому

человеку; в их облике много от духов природы, в частности - рек, что

позволило еще Е.Г. Кагарову назвать этот образ контаминационным,

смешанным. Их название, связанное с названием всей недели русальной,

напоминает о давно предложенном наукой сближении славянских русалий (они

известны и балканским славянам, и румынам) с античными "розалиями" -

праздником, совершавшимся на могилах умерших безвременно и приуроченным ко

времени расцветания роз. На Руси праздник поминовения заложных покойников

приходился на Семик, причем во многих местах был сопряжен с продажей

детских игрушек (преимущественно дудок, пищалей, свистков, а также

глиняных шаров) и громким криком, шумом, свистом, откуда вятское название

этого праздника "свистунья" старинное "свистопляска". Шум здесь, вероятно,

форма магической защиты от враждебных духов; с той же целью поднимали шум

и стрельбу у свадебного поезда.

Таким образом, строго различались поминальные дни по умершим "своей"

смертью (старики, предки, "родители", "деды") и заложным. Дело в том, что

"души умерших детей и молодых людей, не вступивших в брак, могли

возвращаться на землю в весенне-летний период, а "родители", "деды" - в

осенне-зимний. При этом признаком появления на земле душ первой категории

было расцветание цветов". Эти души при помощи различных ритуальных средств

старались "спровадить" обратно. Для этого в Семик совершались обряды,

известные в разных регионах как "похороны русалки", "проводы русалки" или

ее "изгнание". Скажем, в Рязанской губернии в прошлом веке хоронили

русалку таким образом: "В заковенье перед Петровым постом делают из тряпок

куколку величиной с шестинедельного ребенка, намалевывают ей нос, глаза,

рот, наряжают ее в платье. Сделавши из досок гроб, кладут туда куклу,

покрывают ее кисеею и убирают цветами. Парни, девушки и молодые бабы несут

гроб на берег реки; девушки наряжаются - кто священником, кто дьяконом,

кто дьячком, делают кадило из яичной скорлупы и поют "Господа, помилуй!".

Все идут со свечами из стеблей конопли. У реки русалке расчесывают волосы

и прощаются с нею, целуя ее, причем одни плачут, другие смеются.

Заколотивши гроб, привязывают к нему камень или два и бросают в воду.

После этого обряда поют песни и водят хороводы". На Рязанщине же "всю

троицкую неделю русалок изображали девушки, гулявшие по деревне с

распущенными волосами, в одних рубашках. Во вторник русальской недели

молодые бабы и девицы рядились в мужские костюмы или оставались в

рубашках, изготавливали плети и уходили в поле, где пели плясовые песни,

устраивали хороводы, а на обратном пути нападали на мужчин, стегая их

плетьми. В ночь на заговенье Петрова поста жители изгоняли их,

вооружившись палками, косами, кнутами. С криком "гони русалок!" они

выпроваживали их из пределов своей деревни и возвращались домой с

убеждением, что и настоящие русалки не будут больше никого беспокоить. Во

многих местах в воскресенье перед Петровым постом или в воскресенье после

Троицы сжигали женское чучело русалки, устраивая костер за селом в

сумерки, прыгали через огонь с целью очищения от того зла, которое

причинили злые духи".

Наконец, в обряде "проводов русалки" она иногда бывает представлена в виде

чучела, точно так же как мы видели в обряде "похорон русалки". Но чаще

всего русалку изображает девушка с распущенными волосами, в одной рубашке

или даже без нее, часто украшенная цветами, иногда верхом на кочерге и с

помелом через плечо. Такую русалку весело провожают обыкновенно до лесу

или до ржаного поля, где она скрывается от провожающих. "Мы русалку

проводили, - кричат тогда, - можно будет везде смело ходить" (Московская

губ.).

Известны и другие обряды аналогичного назначения: ряженье в коня, шествие

с лошадиным черепом на окрученной веревкой палке (этот череп - древнейший,

еще индоевропейский культовый символ); голову эту бросали до будущего года

в яму, что и означало проводы русалки до следующего лета и прощание с

весной. В итоге большинства обрядов "русалку" бросали вниз - в яму, лог

либо оставляли в промежуточной области пространства, где вероятнее всего

прорыв сил Хаоса, - на меже поля, обнаруживая этим мифологический смысл

обряда.

Заметим также, что можно усмотреть определенное сходство между обрядами

"зеленой недели" и зимними святками, календарно ей "симметричными", что

отражает симметричную противопоставленность сезонов - летнего и зимнего

солнцеворота. Не забудем, что времена года, как и время суток, были

связаны с мужским или женским началом: осень и зима (вечер и ночь) -

преимущественно "женское" время, весна и лето (утро и день) - "мужское".

Потому зимой колядуют преимущественно парни - "агенты" представители

наступающего, близящегося мужского периода, а летом безобразничают и

обходят с "русалкой дома" девушки и женщины: всякий раз ритуал исполняют

представители пола, противоположного "господствующему" в это время, но в

тот момент, когда это господство только-только начинает склоняться к

закату.

К началу Петровского поста (9-я неделя по Пасхе) был приурочен праздник

Ярилы, о котором говорилось в гл. 2. Петров день (Петр - поворот,

солноворот - 25 июня нового стиля, летнее солнцестояние, после чего

"солнце идет на зиму") продолжал цикл весенне-летних календарных

праздников, завершавшихся купальской обрядностью, хранящей следы древних

ритуалов летнего "критического периода" мира. Она была связана с днями

Аграфены Купальницы (23 июня/6 июля), Ивана Купала (24 июня/7 июля) и

Петра - Павла (Петровки - 29 июня/12 июля). Впрочем, этот цикл,

центральный на Украине, во многих русских регионах сохранился плохо -

важнейшим по размаху обрядовых действий периодом была масленицы (на

Украине, в свою очередь, куда менее значительная). Одним из ключевых

ритуальных моментов этого периода, связанного, вероятно, с персонажем

языческого пантеона Купалой, были общие купания с песнями. С Аграфены

начинали купаться под открытым небом, непременно мылись и парились в

банях, предварительно заготовив в лесу веников на год вперед

(заготавливали тоже под специальные песни). Умывались утренней росой для

здоровья, а затем купались спозаранку на Ивана. На Аграфену собирали травы

и коренья для лечения и знахарства. Ночи в этот период жутковатые,

поскольку, как это обычно бывает во время критического состояния мира,

активизируются все силы, питаемые Хаосом, - не только целительные и

способствующие плодородию, но и инфернальные (т.е. адские), темные,

демонические. По украинским данным, "в ночь на Ивана Купала деревья

переходят с места на место и разговаривают между собой посредством шелеста

листьев; беседуют друг с другом животные и даже травы, которые этой ночью

наполняются особой, чудодейственной силой". Ради такой силы и собирали в

это время травы, которые использовались не только в лечебно-магических

целях, но и для поиска кладов (мифический цветок папоротника), как

приворотное зелье и оберег от бед и напастей. Важно понять, что

традиционный человек не отделял "физического" и магического воздействия

целебных трав, а потому важнейшим условием их лечебной силы был правильный

(т.е. определенный соответствующими правилами) выбор времени и места

сбора, а также выполнение необходимых ритуалов, в том числе пение особых

песен. Вот одна из них:

Марья Ивана

Марья Ивана

В жито звала!

Марья Ивана:

"И пойдем-ка, Иван,

Пойдем-ка, Иван,

Сам Бог ходит,

Сам Бог ходит,

Жито родит!

Сам Бог ходит,

Жито родит:

Жито родит,

В наше жито!

Пойдем-ка, Иван!

В нашем жите

В нашем жите

Сам Бог ходит!

В нашем жите

Ядро с ведро!

Жито родит!

Ядро с ведро,

Ядро с ведро,

Колос с бревно!

Ядро с ведро".

(Смоленщина)

В этом тексте можно усмотреть древний мифологический мотив близнецов,

вступивших в кровосмесительную связь, выделяемый исследователями в

качестве ключевого для купальского цикла. Как пишут Вяч. Вс. Иванов и В.Н.

Топоров, "в основе мифа, реконструируемого по многочисленным купальским

песням и другим фольклорным текстам, лежит мотив кровосмесительного брака

брата с сестрой, воплощаемых двуцветным цветком иван-да-марья - важнейшим

символом купальских обрядов; желтый цвет воплощает одного из них, синий -

другого". Эротический смысл песни - от первой строфы до финальных мотивов

"ядер" и "бревна" - достаточно прозрачен. С близнечной парой Иван - Марья

была связана магия любви и плодородия (Бог в жите приносит урожай), а

также целебной силы. Интересна формальная сложность текста, выдающая

значительную его древность: ритмические повторы стихов, сцепляющие между

собой куплеты, словно звенья цепи: аава ввсв cсdс и т.д., внутренние

рифмы, анаграммы (т.е. звуковые повторения - РОДит, яДРО, веДРО, -

кодирующие определенные ключевые слова: здесь -РОД- - в связи с

поРОЖДением уРОЖая). Все это говорит об архаичности и хорошей сохранности

текста, донесшего до нас незапамятную языческую древность.

Эротическая символика была весьма характерна для купальских праздников

(Купалу не зря сопоставляют с римским Купидоном). Речь, в частности, идет

о ритуальном обливании водой и грязью всех, а особенно молодежи

противоположного пола, завершавшегося совместным купанием. Очевидно, перед

нами следы языческой сексуальной свободы в купальскую ночь, бывшей

неизбежной составной частью магии плодородия. Любовные мотивы весьма часты

в купальских песнях.

Но те же тексты донесли до нас еще один существенный мотив: изгнание

ведьмы с поля. В юго-западных регионах были распространены варианты

приведенной выше песни, говорящие об этом вполне определенно:

Марья Ивана на улицу звала,

Марья Ивана на улицу звала,

Марья Ивана:

Пойдем, Иван,

Пойдем, Иван,

На улицу,

Пойдем, Иван,

Будем глядеть -

Ведьма идеть

В наше жито.

Ня иди, ведьма,

В наше жито -

У нашем жите

Сам Бог сидит,

Сам Бог сидит

С боженятами:

Бог Илюшка,

Сын Петрушка.

(Смоленская обл.)

Эта песня, кстати, записана фольклорной экспедицией Российской академии

музыки им. Гнесиных в 1992 г. Тогда же записаны варианты текста "ведьма

сидит в нашем жите" "выйди, ведьма, с наша жита" и т.п. Ведьма, как

известно, могла сделать на поле так называемый "залом" - вещь чрезвычайно

неприятную и опасную. Как пишет ТА Новичкова, "кто сожнет залом - иссохнет

и умрет, кто съест хлеб, в котором будет содержаться мука из зерен

колосьев залома, - умрет, пустит солому на подстилку - скот околеет.

Заломы делали только ведьмы, мужчины-колдуны не могли. Ведьма выходила на

залом в одной рубахе без пояса около полуночи, приступая к залому,

сбрасывала и рубаху. Если кто-нибудь увидит ведьму идущей на золом,

колдовство не выйдет, возвращающейся с поля - умрет тот, кого она

встретит. Избавиться от смерти можно было только убив ведьму. <...> Залом

выгладел следующим образом: хлебные колосья, растущие в круге диаметром 30

- 35 см, спутаны, их стебли надломлены и согнуты к центру круга, в

середине которого оставлено десятка два несломанных колосьев". Ясно, что

от такой напасти нужно было оберегаться, что и отразилось в заклинательных

текстах песен.

Велико значение в купальских празднествах не только воды, но и огня. На

Украине в ночь на Купала с песнями жгли костры, вокруг которых плясали и

через которые прыгали: удачный прыжок предвещал счастье. Как писал в конце