Schelling1 / Том 1

ходят в состояние гниения, чем негальванизированные. Если подобное изменение, вызванное гальванизмом, не находит иного объяснения, то можно себе представить, что при этом происходит притяжение в противоположном на­ правлении, и, если требуется привести очевидные примеры подобного притяжения, достаточно обратиться к химии, где можно найти множество случаев, когда два тела разлагают друг друга только под воздействием третьего тела.

Примером может служить следующее наблюдение г-на Гумбольдта (с. 473), которое не непосредственно, но кос­ венно интересно с точки зрения гальванизма. «Если поло­ жить друг на друга две однородные пластинки цинка, смоченные водой, они не оказывают действия на воду. Но если таким же способом положить друг на друга цинк и серебро, то вода разлагается цинком». Тем, чем между противоположными металлами является вода (разнород­ ная по своим элементам), является между ними (разно­ родный в самом себе) животный орган; как одно, так и другое разлагается или гальванизируется — ибо это рав­ нозначно — между обеими пластинками.

Если мне будет дозволено выразить мои дальнейшие соображения об этих феноменах, то я желал бы, чтобы сначала опирались на решающие и наиболее очевидные опыты и о менее очевидных судили бы, исходя из более очевидных, а не наоборот. Самым очевидным в этих опытах является то, что разнородные металлы, помещенные между мышцей и нервом, вызывают сильные вздрагивания. Как действуют эти металлы? Это важный вопрос, ответ на кото­ рый, без сомнения, дал бы самую общую формулу для всех случаев. Металлы могут действовать на органы

a)не посредством сообщения, при котором они проводи­ ли бы в органы противоположные электрические заряды. Ибо помимо того, что наличие подобного особого электриче­ ства в металлах не доказано, трудно было бы в самом деле понять, как посредством наложения влажных проводящих субстанций могло бы быть остановлено движение электри­ чества.

b)Не могут металлы оказывать действие и тем, что они

связывают уже существующие противоположные начала в М и N (подобно тому как утверждается в теории болонской школы), ибо в противном случае разнородные ме­ таллы не оказывали бы более сильное действие, чем однородные. Это последнее обстоятельство в первую оче­ редь требует объяснения. Теория, которая не выполняет этого требования, ничего не объясняет; теория Вольты

171

выполнила это требование, однако после последних откры­ тий Гумбольдта ее следует считать сомнительной, а соб­ ственная теория Гумбольдта основана только на вероятно­

сти и	ряд феноменов совершенно не объясняет.
с)	Остается только предположить, что металлы оказы­
вают воздействие тем,		что
аа)	они вызывают	нечто в самих органах;

bb) тем, что они возбуждают в М и N противоположные начала; при этом нет никакой необходимости представлять себе вытекающую гальваническую жидкость.

Отрицать подобную возможность (правда, согласно атомистической теории, одно тело может действовать на другое вообще только посредством сообщения) после опы­ тов Уэльса и Гумбольдта 40, в ходе которых даже сами металлы гальванизировались, т. е. сообщили друг другу силу возбуждения, невозможно (ср. работу Гумбольдта, с. 242); или предполагается, что в данном случае один металл передал другому некое неведомое вещество? Разве не возникает уверенность в том, что цинк и серебро, соеди­ ненные металлической дугой, вызывают друг в друге такое же изменение, как то, которое они вызывают в заключен­ ном между ними органе (языке или мышце), хотя это изменение в металлах не проявляется в движениях? Какие изменения вызывают тела друг в друге посредством просто­ го прикосновения, мы в большинстве случаев не видим, так как не располагаем ни инструментами, ни органами, кото­ рые могли бы нам на это указать: в данном случае нам это показывает самый раздражимый из всех органов. Следова­ тельно, гальванизм — нечто значительно более всеобщее, чем обычно себе представляют. Здесь напрашиваются ана­ логии. Если потереть одну (тонкую) сторону идиоэлектрической пластинки шерстью и одновременно положить на другую палец, то одна сторона пластинки станет положи¬ тельноэлектрической, а другая — отрицательноэлектрпче¬ ской. Таким образом, если гальваническая цепь замыка­ ется, элементы гальванизма (да простят нам это выраже­ ние, мы пользуемся им лишь для того, чтобы пояснить свою мысль) расходятся и распределяются между N и М в каче­ стве противоположных полюсов раздражимости.

Положение: разнородные металлы вызывают противо­ положные свойства в N и М (дуализм начал) или вновь разделяют то, что непрерывно разделяется в жизни («Идеи к философии природы», с. 64) — должно быть в качестве принципа положено в основу всякого дальнейшего иссле­ дования. Поскольку последнее основание гальванических

172

явлений следует искать в изначальной разнородности орга­ нов (которая не может быть исключена никаким сред­ ством), вследствие чего они обретают способность к вза­ имному возбуждению, то становится понятным, что если даже однородные металлы или влажные субстанции замы­ кают цепь между N и М (причем они служат лишь про­ должением цепи между N и М), или если нерв отбрасыва­ ется на обнаженную мышцу посредством изолирующей субстанции (опыт, который почти всегда достаточно быстро удается и часто долго длится), или даже если нерв и мышца не соединены цепью, например, если коснуться простого изолированного нерва в одной точке цинком или серебром (опыт, который удается очень часто; его модификацией являются опыты Гумбольдта без ц е п и ) , — становится понятным, говорю я, что во всех этих случаях могут воз­ никнуть вздрагивания, потому что это легчайшее измене­ ние нерва может вновь вызвать дуализм начал в N и М, а тем самым и вновь вызвать процесс; этот процесс часто возникает даже без какого-либо вмешательства, когда предоставленный себе орган сам без внешнего стимула начинает вздрагивать, как бы разряжаясь.

Только тогда, когда эти всеобщие начала гальванизма будут достаточно ясно поняты, настанет время старательно исследовать материальный аспект этих явлений; тогда можно будет в первую очередь принять во внимание и про­ тивоположные химические свойства возбудителей (кото­ рые следует строго отличать от простых проводников), например их противоположное отношение к кислороду и к электричеству; теперь, после сказанного об этом г-м фон Гумбольдтом (с. 124 его многократно цитируемой работы), можно и перекись марганца не считать исключением из правила (согласно которому тело, не проявляющее срод­ ства с кислородом и проводящее электричество, не служит возбудителем гальванизма). Ближе всего к цели мы оказа­ лись бы, открывая возбудители по аналогии; прекрасное начало этому положил Гумбольдт открытием (правда, еще не вполне подтвердившимся в моих собственных опытах) противоположного действия, оказываемого щелочами и кислотами на N и М, при котором дуализм начал совершен­ но очевиден — в атмосфере это principe oxygene et alca¬ ligene 41; гальванизм вызывает на языке кислый и щелочной вкус в зависимости от того, находится ли сверху цинк или серебро; то, что некоторые считают щелочной вкус серебра лишь более слабым кислым вкусом, вызвано заблуждением, так как при прекращении контакта этот вкус действительно

173

переходит в противоположный, без сомнения, по той же причине, по которой при прекращении контакта серебра с нервом и цинка с мышцей подергивания происходят так же, как при их соприкосновении.

В подобных мелких легкообозримых наблюдениях для людей, свободных от предрассудков и приступающих к ис­ следованию, если можно так сказать, непредвзято, заклю­ чена простая неопровержимая истина; она, появившись, привнесет во всю физиологию новый свет, который мы те­ перь едва предвидим.

5

Раздражимость — как бы центр, вокруг которого кон­ центрируются все органические силы; обнаружить ее причины означало бы открыть тайну жизни и снять с при­ роды ее покров.

а) Если природа противопоставила животному про­ цессу раздражимость, то раздражимости она в свою очередь противопоставила чувствительность. Чувствительность не есть абсолютное свойство животной природы, ее можно представить себе только как противоположность раздражи­ мости. Поэтому, так же как раздражимости не может быть без чувствительности, и чувствительности не может быть без раздражимости.

О наличии чувствительности мы вообще заключаем только из своеобразных и произвольных движений, кото­ рые внешнее раздражение вызывает в живом существе. На живое существо внешняя среда действует иначе, чем на мертвое, свет только для глаза есть свет; но об этом своеоб­ разии воздействия, которое внешнее раздражение оказы­ вает на живое, можно умозаключить только из своеобразия движений, которые за ним следуют. Таким образом, для животного сферой возможных движений определена и сфе­ ра возможных ощущений. Сколько произвольных движений способно совершать животное, столько же оно способно воспринимать и чувственных впечатлений, и наоборот. Следовательно, сферой его раздражимости животному оп­ ределена и сфера его чувствительности и, наоборот, сферой его чувствительности — сфера его раздражимости.

Живое отличается от мертвого, определяя кратко, имен­ но тем, что одно способно испытывать любое воздействие, другому же его собственной природой заранее определена сфера доступных ему впечатлений.

В животном существует стремление к движению, но

направленность этого стремления изначально неопределен­

174

на. Лишь постольку, поскольку в животном изначально существует влечение к движению, оно способно к чувстви­ тельности, ибо чувствительность есть лишь отрицательное этого движения.

Поэтому вместе с исчезновением стремления к движе­ нию угасает и чувствительность (во сне) и, наоборот, вместе с возвращением чувствительности пробуждается

истремление к движению. Грезы — предвестники про­ буждения. Грезы здоровых существ — это утренние грезы. Следовательно, чувствительность существует в животном, пока в нем есть стремление к движению. Однако изначаль­ но это стремление (как и всякое другое) направлено на нечто неопределенное. Определенной его направленность становится только посредством внешнего раздражения. Следовательно, раздражимость — изначально отрицатель­ ное животного процесса — есть положительное чувстви­ тельности.

Инаконец, если мы объединим раздражимость и чув­ ствительность в одном понятии, то возникнет понятие инстинкта (ибо стремление к движению, определенное чувствительностью, есть инстинкт). Таким образом, посте­ пенно разделяя и вновь соединяя противоположные свой­ ства в животном, мы достигли высшего синтеза, в котором произвольное и непроизвольное, случайное и необходимое в животных функциях полностью соединены.

Пр и м е ч а н и е . Поскольку мы в нашем исследовании заняли чисто физиологическую точку зрения, здесь не­ возможно обстоятельнее выявить, насколько более широкое

иглубокое философское значение, чем многим представля­ ется, имеет положение: чувствительность есть лишь обрат­ ное раздражимости. Животное видит и слышит лишь

благодаря своему инстинкту (Лейбниц где-то говорит, что и у животных бывают представления высокого уровня, поскольку они способны воспринимать свет; однако для животного и свет — лишь сфера его инстинкта; свет в каче­ стве такового являет себя лишь более высокому чувству). Так же человек видит и слышит то, что он видит и слышит, только посредством более высокого инстинкта, который там, где он преимущественно направлен на великое и пре­ красное, называется гениальностью. Вообще всякое позна­ ние есть отрицательное (предпосланного) положительного; человек познает лишь то, к познанию чего его влечет; пы­ таться объяснить людям то, к познанию чего у них нет стремления, — напрасный труд. Так, в конечном счете в каждом природном существе все многообразие сочетается

175

в инстинкте в качестве все оживляющей души, без импуль­ сов которой никогда не состоялось бы замкнутое целое.

b) Помимо того что чувствительность вообще невоз­ можно представить себе как абсолютное свойство животной природы, опыт также показывает, что чувствительность не только наносит ущерб животному процессу, но и утрачива­ ется или разрушается в отдельном индивидууме при не­ естественно усиливающейся раздражимости (при болез­ нях, вызывающих сильный жар) и что в ряде живых существ чувствительность возрастает и падает в обратном отношении к раздражимости.

Если в соответствии с выведенным выше законом произвольность движений органа растет вместе с числом и величиной его нервов, то ясно, что открытый Зёммерингом закон, по которому с относительной толщиной и вели­ чиной нервов снижаются интеллектуальные способности (Зёммеринг. «De basi encephali», p. 17. «О различии в строе­ нии тела негра и европейца», с. 59), означает не что иное, как утверждение, что чувствительность возрастает и пони­ жается в обратном отношении к раздражимости 42.

Таким образом природа, как будто отдав движение целиком под власть произвола, посредством возвышения чувствительности вновь изъяла его из этой власти; ибо движения самых чувствительных животных наименее про­ извольны и, наоборот, наибольшая произвольность движе­ ний свойственна инертным животным. Так, в пределах всего ряда организаций и даже среди индивидуумов одного вида (в зависимости от пола, климата, темперамента и т.д.) с ростом чувствительности нервной системы произволь­ ность (размеренность) движений регулярно уменьшается.

c) Поскольку возрастание и понижение раздражимости идет параллельно понижению и возрастанию чувствитель­ ности и последняя, таким образом, есть лишь обратное первой, то, найдя материальные начала раздражимости, мы тем самым нашли бы и материальные начала чувствитель­ ности; это подтверждается и непосредственным опытом, так как та причина, которая вызывает движения животного (например, гальваническое раздражение), служит причи­ ной его ощущений.

[...] Естествоиспытатели, по-видимому, не решались досаждать природе экспериментами в глубинах ее святили­ ща; и еще очень невелико наше знание о благороднейшем органе, который возвышаясь над животным процессом и будучи своей природой и составом, безусловно, нейтрали­ зован (гарантирован) от какого бы то ни было участия

176

в нем, испокон веку как будто определен для подлинного местонахождения мышления. Структура и организация этого на первый взгляд сходного с неорганической массой органа настолько постоянны и единообразны вплоть до мельчайших своих частиц, что уже заранее можно с доста­ точным основанием ожидать большого многообразия функ­ ций, к которым он предназначен.

Однако главная причина того, что эта область столь мало изучена экспериментальным путем, заключается, не­ сомненно, в предубеждении, что исследование подобного предмета вообще недоступно человеческому духу.

Упомянем лишь следующее.

Согласно принципам трансцендентальной философии, ясное понятие того, как представления действуют на мате­ риальные органы, например на мозг, столь же невозможно, как обратное — понятие того, как материальные причины воздействуют на интеллигенцию. Те, кто полагает, что взаимодействие духа и тела можно сделать понятным, помещая между ними эфирные материи в качестве среды, безусловно, не более глубокомысленны, чем тот, кто пола­ гал, что, лишь совершив достаточно большой обход, можно в конце концов по суше достигнуть Англии. Философия, устав от такого рода вспомогательных средств, применяе­ мых для оправдания инертности, именно поэтому оторва­ лась от эмпиризма и начала рассматривать функции интел­ лигенции чисто трансцендентально. Физикам не остается ничего другого, как в свою очередь рассматривать чисто физиологически функции животной жизни. Как в конеч­ ном счете эти противоположные воззрения на вещи объеди­ нятся в общее, не их забота.

Этим чисто физиологическим воззрением я пытаюсь ограничиться в исследовании животной чувствительности, определяя ее как противоположное раздражимости, ибо, только если она такова, можно надеяться на то, что в конце концов и ее функции мы сумеем свести к движениям, к че­ му, правда, с давних пор, но всегда тщетно стремились.

6 Так как в соответствии со сказанным выше не подлежит

сомнению, что в живом существе имеет место последова­ тельность ступеней в функциях, так как природа противо­ поставила животному процессу раздражимость, а раздра­ жимости — чувствительность и тем самым установила антагонизм сил, которые держат друг друга в равнове­ сии — если одна возрастает, то другая падает, и наобо-

177

р о т , — то напрашивается мысль, что все эти функции суть лишь ответвления одной и той же силы и что в них как в своих отдельных явлениях выступает единое начало природы, в котором мы должны видеть причину жизни, так же как несомненно, что одно и то же повсюду распростра­ ненное начало открывается в свете, электричестве и т. д. как в своих различных явлениях.

П р и м е ч а н и е . Поскольку крупные естествоиспыта­ тели пришли на другом пути к тому же результату, эту идею можно принять с тем большим доверием. Особенно подтверждается она рассмотрением прогрессивного разви­ тия органических сил в ряду организаций — по этому вопросу я отсылаю читателя к опубликованной в 1793 г. ре­ чи профессора Килъмайера об этом предмете, речи, кото­ рую в будущем, несомненно, сочтут началом совершенно новой эпохи в истории естествознания 43.

7

На самой низкой ступени это начало открывает себя во всеобщем стремлении к формированию, которое мы до­ лжны предпослать в качестве начала всякой организации; ибо одна только формирующая сила, которая присуща и мертвой материи, могла производить лишь мертвые продукты. Самая изначальная способность материи к орга­ низации заключается, правда, в формирующих силах, которые присущи материи как таковой, ибо без них вообще немыслимо происхождение различимой по фигуре и сцеп­ лению материи. Однако именно потому, что формирующая сила господствует и в неорганической природе, в органиче­ ской природе к ней должно присоединиться начало, которое вознесет ее над первой. Возникает вопрос, как

всеобщая формирующая сила материи переходит в стрем­ ление к формированию?

В понятии стремления к формированию заключается, что формирование происходит не слепо, т. е. посредством сил, которые свойственны материи как таковой, но что к необходимому, содержащемуся в этих силах, присоединя­ ется случайное чужого влияния, которое, модифицируя формирующие силы материи, одновременно заставляет их производить определенный образ. В этом особом образе, которого материя, предоставленная самой себе, не прини­ мает, и заключено случайное каждой организации, и это

случайное в формировании, собственно, и находит свое выражение в понятии стремления к формированию.

Сила формирования превращается, следовательно, в

178

стремление к формированию, как только к мертвому дей­ ствию первой присоединяется нечто случайное, т. е. ме­ шающее влияние чуждого начала.

Это чуждое начало не может быть в свою очередь силой, так как сила вообще есть нечто мертвое; но это мертвое, которое заключено в одних только силах, и должно быть здесь исключено. Таким образом, понятие жизненная си­ ла — совершенно пустое понятие. Некий сторонник этого начала возымел даже умную мысль рассматривать ее как аналог силы тяжести, которая, как он говорит, ведь тоже не может быть объяснена! Сущность жизни вообще состоит не в силе, но в свободной игре сил, непрерывно поддерживае­ мой каким-либо внешним влиянием.

Необходимое в жизни — это всеобщие силы природы, участвующие в этом процессе; случайное, поддерживающее эту игру своим влиянием, должно быть особенным, други­ ми словами, материальным началом.

Организация и жизнь вообще выражают не нечто само по себе пребывающее, а только определенную форму бытия, нечто общее, обусловленное рядом совместно действующих причин. Следовательно, начало жизни есть только причина определенной формы бытия, а не причина самого бытия (ибо она вообще не может мыслиться).

Следовательно, силы, которые действуют в ж и з н и , — не особенные силы, присущие органической природе; то, что вводит эти силы в игру, результат которой есть жизнь, должно быть особенным началом, которое как бы изымает органическую природу из сферы всеобщих сил природы и перемещает то, что было бы мертвым продуктом форми­ рующих сил, в высшую сферу, сферу жизни.

Только так происхождение всякой организации являет себя в качестве случайного, каким оно и должно быть в со­ ответствии с понятием организации; ибо природа не до­ лжна производить ее необходимым образом; там, где она возникает, природа действовала свободно; лишь постольку, поскольку организация есть продукт природы в ее свободе (свободной игры природы), она может вызывать идеи целесообразности, и лишь в той мере, в какой она вызыва­ ет эти идеи, она есть организация.

Упомянутое начало, будучи причиной жизни, не может быть ее продуктом. Следовательно, оно должно находиться в непосредственной связи с первыми органами жизни. Оно должно быть распространено повсюду, хотя действует он лишь там, где находит определенную рецептивность. Так, причина магнетизма существует повсюду, но действует

179

только на некоторые тела. Поток магнетизма обнаруживает незаметную иглу и в открытом, вольном море, и в закрытом помещении, и там, где он ее находит, он придает ей на­ правленность к полюсу. Так и поток жизни, откуда бы он ни пришел, находит восприимчивые к нему органы и при­ дает им там, где он их находит, жизненную деятельность.

Это начало ограничено в своих действиях только рецептивностью вещества, с которым оно себя отождествило, и в зависимости от различия этой рецептивности должны были возникать различные организации. Именно поэтому названное начало, хотя и воспринимаемо всеми формами, само изначально бесформенно, и нигде не может

быть изображено в качестве определенной материи. Таким образом, это всеобщее начало жизни могло индивидуализи­ роваться в отдельных существах, а также посредством сообщения его через все поколения постоянно оста­ ваться в связи со всеми живыми существами. Начало жизни пришло в органическую материю не извне (напри­ мер, посредством инфузии — бессмысленное, но распро­ страненное представление), наоборот, это начало сформи­ ровало для себя органическую материю. Так, индивидуали­ зируясь в отдельных существах и придавая им индивиду­ альность, оно стало началом непостижимым, если исходить из самой организации, началом, воздействие которого от­ крывается индивидуальному чувству только как вечно живое стремление.

Это начало, будучи причиной жизни, не может входить в процесс жизни как его составная часть; не подчиненное никакому химическому сродству, оно — неизменное, в каждом организованном существе. О том, чтобы это начало уничтожало мертвые силы материи в жи­

вом теле, конечно, не может быть и речи, но несомненно 1) что оно дает этим мертвым силам направление, которое они, будучи предоставлены сами себе в свободном беспре­ пятственном формировании, не приняли бы; 2) что оно все время возбуждает и непрерывно сохраняет борьбу этих сил; предоставленные сами себе, они вскоре оказались бы в со­ стоянии покоя и равновесия.

Поскольку это начало в качестве причины жизни ускользает от любого взора и скрывается в своем собствен­ ном творении, оно может быть познано лишь в отдельных явлениях, в которых оно выступает, и перед этим неизве­ стным, в котором уже древнейшая философия предполага­ ла первую силу жизни, останавливается рассмотрение как неорганической, так и органической природы.

180